Глава 13
Алчность. Мне всегда нравилось, как это звучит. Будто слизываешь мёд с липких пальцев. Сладкое-сладкое слово. Лишь одному существу на планете известно, что оно означает. Это существо ненасытно. Это существо убивает больше, чем способно съесть. Это существо забывает о любой опасности, как только перед носом замаячит весомый куш. Оно едва не уничтожило себя из-за алчности. Но алчность же подняла его на самый верх пищевой пирамиды. Одно неотделимо от другого, как жизнь и смерть.
Я хорошо знаю, на что способна алчность. Поэтому позволил Ткачу уйти. Ему нелегко далось решение встать из-за стола. Уверен, всю дорогу до своей грязной берлоги он ждал – когда же, когда за спиной раздастся приглушённый выстрел и пуля, войдя в затылок, сделает из мозгов кисель. Он запомнил каждый шаг, потому что каждый шаг мог стать последним. Но не стал. И я точно знаю – утром Ткач будет блевать, пока выхолощенный желудок сам не попросится наружу. Но не от похмелья, а вспоминая момент, когда повернулся ко мне спиной. Но я знаю и другое – проблевавшись, он снова и снова будет прокручивать в голове наш разговор, вспоминать каждую деталь, каждое слово. Потому что в этом его шанс, последний шанс. И Ткач скорее сдохнет, чем упустит его.
После нашей дружеской попойки я не стал далеко ходить, снял на сутки комнатушку в «Серебряной лихорадке», отвалив аж пять монет одноимённого металла, и провалялся на тахте до шести вечера, заказав жратву в номер. А после, с комфортом устроившись в баре, два с половиной часа знакомился с его меню, к слову, довольно скудным, так что это занятие вскоре наскучило, и я уже стал посматривать на часы, когда – сюрприз-сюрприз! – порог моего благословенного приюта переступила нога Алексея Ткачёва. Он – бледный как полотно – проковылял к моему изобильному столу и сел напротив.
– По беленькой? – снял я пробку с запотевшего графина.
– Нет, – мотнул Ткач головой и поморщился.
– Хорошо. – Я налил себе. – Люблю пить один. Отрежь себе курочки.
– Я согласен, – проигнорировал он моё щедрое предложение.
– Согласен на что?
– Передать тебе коды доступа.
– Так, продолжай. – Я глотнул холодной водки и закусил бужениной.
– Мне нужно сто золотых.
Кусок чудесно приготовленного мяса едва не перекрыл мне доступ воздуха к лёгким.
– А почему не тысячу? Почему не миллион? – поинтересовался я, откашлявшись.
– Я пришёл говорить о деле, а не всякую хуйню молоть.
– Тогда почему ты именно этим и занимаешься? Несёшь всякую хуйню. Откуда, думаешь, у меня возьмутся сто золотых? Это ж… две с половиной твоих головы. А я вижу только одну. Может, пойдёшь к Фоме и набьёшь себе цену?
– Ладно. – Ткач снял шапку и бросил на стул, расставшись с мечтами о быстрой и выгодной сделке. – Твоё слово.
– Десять.
– Что?! Ты в своём уме?
– Как никогда. Ну посуди сам, – я отломил жареную цыплячью ножку, – я плачу за какие-то цифры из твоей не самой светлой головы. Откуда мне знать, что они верные? Ты не смог запомнить карту, а коды запомнил – верится с трудом. Не говоря уж о злонамеренной лжи, чего, как понимаешь, я совершенно не могу исключать. Пожалуй, я погорячился с десятью золотыми. За такую сомнительную информацию довольно будет и пяти.
– Да пошёл ты нахуй!
– Ну и зря возмущаешься, Алексей. Этих денег тебе месяца на два красивой жизни хватит. А уйду я, и с чем останешься? С цифрами в голове? Так ведь ими за бухло не расплатиться. Ты своими побасенками московскими репутацию себе обеспечил на годы вперёд. Я – твой единственный покупатель.
На каменном когда-то лице Ткача промелькнула тень смятения. Да, потрепала его жизнь в последний год, поломала хребет. Что ж, тем лучше. На самом деле платить за содержимое ткачёвской головы я не собирался. Зачем? Чтобы обнаружить в ста пятидесяти километрах от неё, что циферки не те. Нет. Голова должна быть при мне, рядом, чтобы в случае чего можно было потыкать в неё ножиком, освежая память.
– Слушай, – продолжил я, обращаясь к закручинившемуся собеседнику, – это честная сделка. По крайней мере, с моей стороны. Но если тебе этого мало… ты всегда можешь повысить стоимость своих кодов.
– Пойдя с тобой? – невесело усмехнулся Ткач.
– Да. Нужно только сперва отыскать твои яйца и вернуть их на место. Если, конечно, ты их не с концами проебал.
– Этого не будет.
– Что, без яиц уже привычнее?
– Ты не понимаешь, о чём просишь.
– Отлично понимаю. Пойдёшь со мной к Камню, мы вскроем его и вернёмся богатыми, счастливыми героями. В старости будешь, сидя у камина в роскошном зале своего особняка, травить внукам охуенные байки про то, как обчистил в паре с величайшим охотником за головами неприступное хранилище, чем обеспечил безбедную жизнь им, их детям, внукам и правнукам. Хотя с другой стороны, ты можешь отказаться и встретить старость здесь, годам к сорока, один, нищий, больной, всеми забытый. Решать тебе, Алексей. Ведь ты и без меня осознаёшь собственные перспективы. Верно?
– Верно. Идя с тобой, я поимею одну перспективу – замёрзнуть нахуй, кружа по тайге. Я летом не смог, а ты в холода предлагаешь?! Это же самоубийство! Нет, – Ткач откинулся на спинку стула и налил себе водки, – уж лучше сдохнуть здесь.
Компания из четверых бородачей в кожанках за соседним столом, выхватывая обрывки фраз из нашего не слишком приятного их ушам разговора, начала подозрительно коситься.
– Скажи, Алексей, ты когда-нибудь травил тут истории о своём неудачном походе в горы? – поинтересовался я, наблюдая, как четвёрка медленно встаёт из-за стола, не сводя с меня глаз.
– Шутишь? Здесь это непопулярная тема.
– Вот и я так подумал.
– А ну-ка подняли жопы и пошли вон, – поделился советом рослый бородач с болтающимся на плече собольим хвостом.
– Мы чем-то нарушили ваш отдых? – осведомился я, соображая, в каком порядке резать обступивших меня советчиков, если беседа зайдёт в тупик.
– В чём дело, Джо? – обернулся Ткач к хвостатому.
– Кто это? – кивнул тот в мою сторону.
– Мой друг. Давно не виделись, решили выпить. А что не так?
О, лестно.
– Капюшон скинь, – потребовал от меня хвостатый. – Чего за столом в капюшоне сидишь?
Я медленно обнажил голову и посмотрел любопытствующему аборигену в глаза.
Должно быть, ему что-то не понравилось в увиденном, потому как лицо хвостатого ксенофоба исказилось гримасой отвращения.
– Бери своего друга и уёбывай отсюда подобру-поздорову, – процедил он, обращаясь к Ткачу.
– Мы уйдём после того, как доедим, – отрезал я ломоть буженины, чувствуя, как первые всполохи ража подогревают кровь. – Что оплочено, должно быть проглочено. Не слыхал?
Большой палец хвостатого скользнул по застёжке набедренной кобуры. Стоявший справа от меня мордоворот запустил руку под куртку. Левый прилаживал пальцы в кастет, пряча пятерню в кармане. Четвёртый встал Ткачу за спину, намереваясь вывести того из игры первым делом.
Пока остро отточенный столовый нож резал кусок запечённой телятины, раж стремительно набирал силу. Я отчётливо слышал, как всё чаще и чаще стучат пять сердец вокруг меня, как хлюпает сглатываемая слюна в горле громилы с собольим хвостом, как шуршит вытягиваемая Ткачом из рукава заточка. Я уже парил над столом, видя каждое своё действие, что произойдёт в ближайшие секунды, каждое движение стоявших вокруг ублюдков, блеск ножа, сменившего холодную буженину на живое тёплое мясо, рассекаемое так быстро, что кровь не успевала замарать клинок…
Всё испортил сука бармен, с лязгом передёрнув цевьё.
– А ну прекратили! – нацелил он в нашу славную компанию вытащенный из-под стойки дробовик. – Никаких разборок здесь.
– Ты чего, старый? – усмехнулся виновник ссоры, чуть повернув голову – Убери пушку. Мы просто разговариваем.
– Знаю я ваши разговоры. – Бармен тряхнул стволом в сторону выхода. – Катитесь на улицу и там решайте свои проблемы.
– Да не кипятись…
– Больше повторять не буду, Джо. – На дробовике щёлкнул снятый предохранитель. – Выметайтесь из моего бара. Босс уже достаточно выслушал из-за тебя. И думаю, не сильно расстроится, когда узнает, что на сей раз тебе не повезло.
Бузотёр убрал с рожи усмешку и повернулся ко мне:
– Мы ещё не закончили.
После чего гордо проследовал на выход в сопровождении свиты.
– А вам что, особое приглашение требуется?! – рявкнул воодушевлённый триумфом бармен.
– Ещё раз повторяю, – возобновил я нарезание буженины, – мы уйдём после того, как доедим. Или хочешь вернуть мне деньги?
– Жри и убирайся, – опустил он дробовик.
– Джо? – обратился я с мучающим меня последние десять секунд вопросом к хлопнувшему рюмашку Ткачу.
– Не совсем, – усмехнулся тот. – Говорят, пизданутая мать в детстве заставляла этого выродка играть на скрипке. Разучивать сольфеджио. И когда пацанва звала его во двор, тот отвечал: «Не могу, у меня сольфеджо». Так к нему эта кликуха и приклеилась. Пришлось много-много усилий приложить, чтобы сократить её до Джо.
– Забавно.
Снаружи затарахтели четыре движка – точь-в-точь как те, что встретились мне на соликамском тракте.
– Если напомнишь ему эту историю, он тебя убьёт. Ну, по крайней мере, попытается.
– Буду иметь в виду. А куда эти забавные ребята умчались? Я думал, они нас дождутся.
– Наверняка к начальству почесали с докладом. Так что проблемы только начинаются. Бля, умеешь же ты их создать на ровном месте. – Ткач погрустнел и снова наполнил рюмку.
– Вообще-то не я истерил на весь бар: «Мы все умрём в треклятых горах! Прямо как в прошлый раз!» Кончай ныть, как баба. – Я поднялся из-за стола. – Ты за себя-то в случае чего ещё в силах постоять?
– Отобьюсь.
– Тогда жди тут, а я пойду шмотки заберу. Только не напивайся.
Едва я успел вернуться и подсесть за стол к беззастенчиво жрущему и, что особо возмутительно, пьющему Ткачу, как в кабак завалилась странная компания из трёх обмудков. Ничуть не удивился бы, окажись они бродячими циркачами, но разговор пошёл не о фокусах.
– Нам нужно поговорить с вами, джентльмены, – произнёс тот, что постарше. Его можно было бы принять за главного, кабы не клетчатое одеяло, накинутое на плечи, словно у нищеброда, ищущего, куда бы приткнуться.
– Валяй. – Я тихонько расстегнул кобуру, видя, что подходить ближе они не собираются, а значит, и планов на рукопашную не имеют.
– О’кей. Боссу не понравилось, что в его городе так много чужаков. – «Одеяло» посмотрел на Ткача. – Тебя, Лёха-Москва, здесь ещё терпели как местного дурачка, но этого мутанта нам тут не нужно.
В иные времена посмевший сказать такое капитану наёмников как минимум уже разглядывал бы свои зубы на полу, а этот клоун всё ещё лыбился во все тридцать два целёхоньких и постоянно ими что-то жевал. Второй придурок в колпаке с козырьком на затылке жевал тоже. Я вообще заметил, что многие из местных постоянно двигали челюстями, но не глотали. Болезнь у них, что ли, какая-то?
– Кто такой Босс? – позволил я себе, недостойному, поинтересоваться.
– Шит! Находиться в городе второй день и не знать, кто такой Босс, – это очень опрометчиво с твоей стороны, бой! – воскликнул тот, что в колпаке.
– Босс – это Босс, – пояснил «одеяло». – Это человек, благодаря которому всё ещё существует этот город и который в этом городе решает всё. Например, сколько будет стоить овёс в следующем году, в какие дни можно колотить своих жён и когда вам выметаться отсюда: сегодня или чуть погодя.
– Понятно. – Я посмотрел на Ткача, задумчиво ковыряющего вилкой в зубах.
– Велл. Босс любезно даёт вам сутки на сборы, и гуд бай. – Словоохотливая парочка и промолчавший всё это время верзила в куртке с выцветшей надписью «NBA» развернулись и вышли из кабака.
– Ты это специально, – нацелил в меня вилку Ткач, разговаривая будто сам с собой. – Специально всё это замутил, да. В людном месте, бухло… развести на пьяный базар про горы, чтобы все слышали… чтобы спровоцировать. А я только-только работу постоянную нашёл…
– Господь с тобой, Алексей. Не вали с больной головы на здоровую. Кстати, а что за работа?
– Какая теперь, нахуй, разница?
– Да просто интересно, чем занимается отставной капитан наёмников – посуду моет или сортиры чистит. А может, ты это… того… своим суровым тренированным телом приторговываешь?
– Сейчас допиздишься.
– Ладно, не кипятись. Помогу я твоему горю.
– Пополам.
– М-м?
– Барыш с хранилища. Я хочу половину от найденного. И все расходы на тебе.
– Не вопрос.
– Тогда нам пора приступать к сборам.
– Вот это я понимаю – боевой настрой! Молодчина. Только, боюсь, в это время немного найдётся торгашей, способных удовлетворить наши насущные потребности.
– И то верно, – сверился Ткач с часами.
– Бармен! – щёлкнул я пальцами. – Уверен, что не хочешь продлить мне аренду на ночь?
– Катитесь нахуй! – донеслось из-за стойки.
– Вот такой сервис, – развёл я руками, апеллируя к Ткачу. – Придётся у тебя клопов кормить. Не возражаешь?
– Надеюсь, ты без зверюги.
– Его зовут Красавчик. И сегодня он нам компанию не составит.
– Тогда лады.
Ткачёвская конура оказалась скромной даже по меркам нищих окраин Соликамска. Перешагнув порог комнатушки на цокольном этаже полуразрушенного монстра из красно-чёрного кирпича, бывшего некогда котельной, я подумал: «Не лучше ли будет поискать ночлег в заброшенных многоэтажках?» Но Ткач растопил «буржуйку», и это, с учётом ночных заморозков, убедило меня остаться.
Отсветы огня, пляшущие по выщербленным кирпичным стенам, создавали зловещую атмосферу, а крохотное оконце с решёткой под закопченным потолком вызывало воспоминания о тюремных казематах. Да и мебели здесь было не больше, чем в апартаментах казённого дома: сколоченный из едва отёсанных досок топчан с жиденьким матрасом, стол, табурет и две полки, заставленные кухонным скарбом. Ну хотя бы чисто и не воняет крысиной мочой.
– Держи, – бросил мне Ткач драное пальто.
– А разве по правилам гостеприимства ты не должен уступить мне кровать?
– Перебьёшься.
– Эх, не командный ты игрок, Алексей. – Я расстелил в свободном углу пальтишко, скрутил в качестве подушки плащ и улёгся, но сон не шёл. – Прости.
– А? – обернулся Ткач, слегка ошарашенный.
– Прости меня, Алексей, за то, что испоганил тебе жизнь.
– Стебись-стебись, – вернулся он к взбиванию пролёжанного матраса.
– Нет, серьёзно. Ведь у тебя наверняка были планы на будущее. А тут появился я как снег на голову и всё разрушил. Н-да… Здесь чувствуется отсутствие женской руки. Ты не думал остепениться? Сколотить вторую кровать, может быть, даже пару-тройку вешалок. А там и о детишках подумать можно.
– Ага. Я – завидный жених, между прочим. У меня есть «буржуйка». Тут многие очагом обходятся с дырой в потолке.
– Дьявол. Прекрати. Меня снедает стыд.
– Охота поболтать за жизнь? – Ткач улёгся, поставив автомат к изголовью, «ПМ» под подушкой тоже не ускользнул от моего внимания. – Расскажи тогда, что с Сиплым? Давно хотел узнать.
– Сиплый? А что с ним сделается? В последний раз, как я его видел, был жив-здоров. Ну относительно здоров, для наркомана.
– Почему ты его не убил? Ведь Фома наверняка заказал всех. К тому же, насколько я заметил, вы не слишком ладили.
– Знаешь, как говорят: «От любви до ненависти один шаг». В обратную сторону столько же. Сиплый мне… нравится.
– Ого какие откровения.
– Ну а что ты хотел? После твоей выходки мы остались в том бомбоубежище. Только мы двое. Тишина, лишь мерный плеск воды нарушает покой подземелья. А когда погас фонарь, мы погрузились в полнейшую непроглядную темноту. И… пятнадцать часов кряду разбирали устроенный тобой завал. А это, знаешь ли, сближает.
– Понимаю.
– Кстати, Сиплый обещал при первом же удобном случае вырезать твои коленные чашечки и бросить тебя в лесу на радость зверушкам. А я предложил запустить рыжих муравьёв на твою оголённую печень.
– Как мило. Вы обменялись кольцами?
– Спокойной ночи.
– Ага, и тебе сладких снов.