Послесловие: Док Снейкойл
В 2000 году меня наняли написать книгу. Задание заключалось в том, чтобы написать биографическую историю о флоте кораблей-госпиталей, которые назывались «Корабли милосердия», и о тех замечательных людях, которые жили и работали на них. Я работал в паре с просоленным новозеландцем немного за шестьдесят по имени Джон Дайсон. Он много поездил по миру как писатель для «Ридер’з Дайджест». За свою карьеру он написал около двухсот историй. Я должен был написать книгу. Он должен был меня контролировать. Следить, чтобы я не сбивался с пути. Он был наставником, я – учеником.
Поэтому я полетел в Лондон, мы встретились, великолепно провели время. Как это говорят британцы? Приятно. Просто приятно. Я узнал, что он пишет уже несколько десятилетий и, вероятно, больше забыл о мастерстве и процессе писательства, чем я смог бы выучить за две жизни. Два дня подряд мы встречались, и он помог мне набросать план книги, которую мне предстояло написать. Никакого руководства. Просто разговор двух писателей. Мне Джон понравился. Очень понравился. Мы оба были «на одной странице». С этим я улетел домой и принялся за работу.
Следующие четыре месяца я много времени провел в самолетах. Африка. Центральная Америка. Великобритания. Несколько государств. Когда мое исследование было завершено, я сел и написал то, что мне самому казалось достаточно хорошей историей. Восемьдесят тысяч слов или около того. Закончив, я откинулся на спинку стула и кивнул. Хорошо. Даже очень хорошо. Гордый собой, я позволил себе помечтать. И в наивном восхищении уже представил, как эта история вскоре поднимется в списке документальной прозы в «Нью-Йорк таймс», обеспечивая трамплин для моей художественной прозы, с которой читателям еще только предстояло познакомиться. Это был мой пропуск. Это был мой путь. Поэтому я кликнул на иконку «отправить» и стал ждать положительной оценки Джона.
Думаю, сейчас лучше всего позволить вам просто прочитать отрывки из этого ответа. Настоящий взгляд. Для этого я порылся в своей почте в разделе «входящие» и поднял несколько его редакторских замечаний. Они говорят сами за себя, поэтому никаких комментариев с моей стороны.
Примечание: это его слова. Точно. Я не изменил ни буквы. Ни одной точки. Да, они до сих пор причиняют мне боль, и именно поэтому многие писатели так много пьют.
Это катастрофа.
Еще одна скучная смена приоритетов в конце следующей страницы. Боже, какой скучный писатель!
Почему, черт побери, нет?
Суть проблемы в качестве писательства строчка за строчкой. Ты совершаешь цепочку ошибок, которых нет в твоих записках, на что я уже неоднократно указывал. Это не вопрос голоса, а вопрос аккуратности и недостатка хватки. Эти проблемы особенно часты в исторической части. Думаю, тебе было трудно отстраниться от материала и написать уверенно и независимо, потому что ты им испорчен. Это вполне понятно, но это тревожит.
В этой истории так много скучного…
Когда дело доходит до повседневной работы, боюсь, это не твое.
В настоящий момент, как мне кажется, многие места запутаны, в некоторых местах ты перестарался, а в некоторых местах старался мало.
Я не горжусь своей первой внутренней реакцией. Думаю, это звучало примерно так: «За кого себя принимает этот клоун? Кто он такой, чтобы говорить мне подобное о том, что я написал?» Я почесал в затылке. Уверен, что при нашей встрече в Лондоне я ясно дал понять – возможно, даже не один раз, – что я бакалавр гуманитарных наук по английскому языку, имею степень магистра по журналистике и степень доктора философии по средствам связи. Этого должно было хватить.
Последовали новые электронные письма:
Это выбрасывай. Очень слабо.
Многовато неловких фраз и повторений, намного больше, чем я отметил.
Плохое начало, как мы уже обсуждали.
Этот список слишком длинный. У меня глаза остекленели.
Перестарался, слишком много интроспекции. Убери.
Если ты не можешь выбросить сам, то тебе нужно найти хорошего друга, который пройдется по тексту с безжалостной синей ручкой.
Расскажи мне историю просто и элегантно, не гонись за эффектом. Есть только одно правило, в нем всего три слова: история, история, история.
Боюсь, это не сработает. Преувеличение. Трех/четырех строчек достаточно.
У тебя 27 предложений в этой главе начинаются со слова «как», и десять – со слова «следовательно». Это пассивное представление истории. Почти в каждом случае эти слова просто лишние.
Я прочитал первые страниц десять или около того в состоянии нарастающей ярости и разочарования, потому что, честно говоря, это скучная, запутанная и плохо написанная «рыба».
Что ж, с этой главой настоящая проблема. Она слишком длинная. Она затрагивает все, как при ковровом бомбометании. Многие абзацы не слишком хорошо написаны, особенно ближе к концу.
Во всех смыслах плохая фраза.
Мне не хватает эмоции…
Позволь мне выразиться сильно. Не пиши претенциозно. Претенциозность – это последнее убежище писателя, которому нечего сказать. Пусть истории говорят сами за себя.
Сотри это со своего диска.
Я сполз в своем кресле. Кто этот парень?! Я почувствовал себя раздетым. Раненым. Нагим. Просто-напросто злым. Где-то в своем кабинете, закатывая одну из истерик, я наверняка не один раз показал ему средний палец – несколько десятков раз. И возможно, сказал несколько неласковых слов о всей его проклятой родне.
Возможно, вы спросите, как и почему я продолжал. Поверьте, я тоже спрашивал себя об этом. Во-первых, я подписал контракт. Но давайте будем действительно честными. Учитывая словесную атаку, которой я подвергался, они могут просто разорвать контракт. Во-вторых, и это честнее, мне отчаянно были нужны деньги. Чем еще я смогу заняться? У меня нет никакой поддержки. Никакого плана Б. Но самая важная – это третья причина. Несмотря на мою отличную подготовку, у меня было неприятное чувство, что все, сказанное им, правда. Нет, мне не понравилось то, как он это сказал. Совсем не понравилось. Но как только я отделил «как» от «что», я начал задаваться вопросом: «Прав ли он?»
Что-то во мне сказало «да». И хотя я не один раз приказывал этому голосу заткнуться, он не замолчал. К тому же порка продолжалась. Поэтому каждое утро я поднимался и начинал переписывать. И снова переписывал. И снова переписывал. Доказательство: я восемнадцать раз переписал первую главу. Да. Восемнадцать. Крещение огнем.
Примерно два месяца спустя я сделал по телефону язвительное замечание. Нижняя губа у меня дрожала, я просто купался в жалости к самому себе. Я сказал:
– Привет, Джон… Это всего лишь я и мои бородавки.
Он ответил шуткой:
– Ты знаешь старое средство от бородавок?
Я не ответил. Я слишком устал для словесного пинг-понга.
– Снейкойл!
С этого момента он пописывал свои письма док Снейкойл.
Я был готов пристрелить его.
Через три месяца я дошел до ручки. Ниже падать было уже некуда. Я позвонил ему. Моя гордость исчезла. Ощущение самоценности практически уничтожено. Наплевательское отношение поколеблено. Я чувствовал, что у него есть ключ к полному разрушению меня. Причин подбирать слова не было, и я не стал этого делать. Я спросил:
– Джон, в том, что я написал за последние три месяца, было что-то хорошее? Хоть что-то путное? – Я повысил голос.
Пауза подсказала мне, что мой вопрос удивил его. Ошарашил. Спустя мгновение он ответил:
– Черт подери, Чарльз! Хорошее – это не наша цель.
И тут до меня дошло.
«Хорошо» – это не цель. «Хорошо» никогда не было целью.
Где в следующие одну-две недели он мне написал: «Наконец-то!» Думаю, я заорал.
Спустя недели в письме ко мне он написал: «Мне понравилось!» И потом: «Великолепно. Я смеялся в голос». На этот раз я отъехал от стола, открыл банку холодного пива и положил ноги на стол.
А потом это…
Ты – великолепный писатель. Ты заслуживаешь того, чтобы зарабатывать этим на жизнь, и ты прав, что продолжаешь писать. Мне невероятно понравились многие части книги, я был просто поглощен ими… Большие части книги написаны рукой мастера…
На это ушло девять месяцев, но мы закончили эту книгу, оба довольные хорошо рассказанной историей. Несмотря на пот, боль, наши усилия, ее так и не опубликовали. Горькая пилюля, но это папка для другой памяти. Для другого дня.
Суть не в том, была книга напечатана или нет. Суть в нем и в том, что он со мной сделал. До этого времени я писал, но, работая с Джоном, я стал писателем.
Большая разница.
В последующие годы наша переписка переросла отношения учитель – ученик и превратилась в теплые разговоры между двумя одаренными друзьями. И где-то по дороге, возможно, когда мои романы начали продаваться, пересекли океан и приземлились в лондонской газете у него под носом, Джон совсем забросил критику и стал одним из моих самых горячих поклонников. (Отзыв Джона о моей книге «Где кончается река» можно прочитать на британском сайте amazon.com). По причинам, которых я не понимаю и не могу понять до сегодняшнего дня, Джон Дайсон помог мне перейти от Хорошего к Замечательному. Прекрасное превращение.
Просто приятно.
Мы делились историями о наших детях, женах, собаках, приключениях и фотографиями всего перечисленного выше. Большинство его писем были подписаны словом Док. Даже теперь, когда я читаю это Док, я не помню горького вкуса его снадобья. Я помню моего друга Джона.
Джон Дайсон умер в мае 2012 года. Рак. Я плакал тогда. Я плачу сейчас. В последние дни его жизни, когда он умирал в хосписе, его дочь сказала мне, что она распечатала историю, которую я написал, и Джон прочел ее, хотя и был под морфием. Мне нравилось думать об этом. Жаль, что я не был рядом, чтобы обнять его, сказать все это.
Идет тринадцатый год моей писательской карьеры, и вы держите в руках мою девятую книгу. Если и есть в моем мастерстве чья-то заслуга, то это заслуга Джона Дайсона. Вполне вероятно, что он был самым лучшим писателем, которых я когда-либо знал. Джон однажды сказал, что мои книги «наложили на него отпечаток». И даже большой. Возможно, это так, но, если вы заглянете в меня, в то место, до которого дотрагиваются люди, вы увидите там его отпечатки. Святой Бернард был прав. Мы все только карлики, стоящие на плечах гигантов. И моего гиганта мне очень не хватает.
В одном из его последних электронных писем ко мне он написал эти слова. Они были к месту тогда. Они к месту и сейчас. Мы говорили о процессе писательства. Мы говорили о жизни.
Белые страницы – это неплохо. Они всего лишь часть процесса. Что это за морское путешествие без долгих утомительных дней, потраченных на то, чтобы пересечь белые пятна на карте? Только так вы перебираетесь на другую сторону.
notes
