Кейти сказала, что хочет, чтобы я называл ее Кейти, и я испытал некоторое облегчение. У нее было столько имен, что я обрадовался, когда она остановилась на одном. Что же до ее костюмов и грима, она ими пользовалась только на сцене, на съемочной площадке или при случайных поездках в Париж. Отсутствие такого количества персонажей означало, что Кейти стала Кейти, которой комфортно в своей коже.

Она называла меня П. У. на публике и иногда, когда никто не слышал, «mon chéri». Мне нравилось звучание и того, и другого, но второе обращение совершало у меня внутри что-то такое, чего первое не могло. Я, со своей стороны, начал называть ее Белла, и она как будто не возражала. Думаю, что ее отец тоже не был бы против.

После нашего возвращения в публичную жизнь издательский мир как будто сошел с ума, пытаясь добиться от нас рассказа нашей истории. Кейти играла с нажимом, и очень скоро издатели закусили удила. Кейти сказала, что расскажет историю, только если ее автором стану я. Своего рода сделка два в одном. Я согласился. Организовали аукцион – соревновались пять издателей, – потом подписали контракт. Короче, нас ожидала несколько бо́льшая аудитория, чем в больнице.

Чтобы перенести историю на бумагу, Кейти отложила все, и мы втроем провели месяц на «Прочитанном романе». Стеди взял отпуск в церкви и, честно говоря, оказался бесценным свидетелем тех деталей, о которых мы с Кейти забыли в наших историях. Он же рассказал нам о том, как и когда наши истории пересеклись с его собственной. Разумеется, мы ни разу не позволили писательству помешать нам ловить тарпона. Это был процесс ремонта для всех нас.

Учитывая тот факт, что это был мой первый опыт в документальной прозе, я много думал и каждую ночь переписывал уже написанное. Надо сказать правду: то, что получилось, больше было похоже на роман, чем на обычные мемуары. Зачастую солнце заставало меня на том же месте, где меня покинула луна. Я хотел бережно обойтись с тем, что мне было доверено, потому что Кейти, надо отдать ей должное, раскрылась и рассказала о таких деталях, о которых я не знал, да и не мог знать.

Когда книга была написана, издатель сказал, что хотел бы отправить нас в рекламную поездку. Кейти ухватилась за такую возможность, ответила «да». Она никогда не ездила в такие поездки и не могла дождаться ее. Потом она повернулась ко мне, думая, что я тоже буду рад этому. Я сказал:

– Нет. Я бы этого не хотел. Рекламные туры – это не для меня.

Кейти не нравилось, когда ей говорили «нет».

Я сказал ей, чтобы она привыкала к этому.

Кейти надула губки, потом попросила:

– Пожалуйста.

Итак, я собираю вещи. Стеди тоже. Он сказал, что ни за что на свете такое не пропустит. А я – эгоист, поэтому скучаю по своему гамаку. Мне не хватает спокойного ритма приливов. Не хватает звука якоря, который я вытаскиваю. Не хватает детей из больницы, где я теперь бываю регулярно. Кейти сжалилась надо мной и пообещала отвозить меня к ним один-два раза в неделю. У нее свой самолет, так что…

Тур начинается с чтения детям в больнице. Мы думали, что это как примерка. И потом все они хотели сфотографироваться с Кейти. Им нравятся мои истории, но ее они любят.

В это утро Кейти и я были гостями шоу в прямом эфире. Они прислали команду, чтобы снять нас на «Прочитанном романе». Нас усадили на палубе. Всходило солнце. Прямо за кормой в течении резвилась форель. В нашу сторону плыл дым из трубки Стеди. Ведущий повернулся к Кейти:

– Книга называется «Перестать быть собой». Вы можете рассказать нам об этом?

Кейти даже не моргнула.

– Причина такова. Когда я была маленькой, из-за моей внешности мне говорили, что я выгляжу неподобающе. С тех пор я пыталась перестать быть собой. Но это было все равно что каждый день умирать. – Она повернулась ко мне. – Я ложилась спать мертвой. Просыпалась мертвой. Я никогда не знала, кого я увижу в зеркале. Я все время боялась воскресить того, кем я быть не смогу. – Кейти покачала головой и схватила меня за руку. – Питер… изменил это.

– Каким образом?

Кейти уверенно улыбнулась:

– Он научил меня, как жить без сценария, такой жизнью, где я сама пишу слова, которые станут мной.

Ведущий с улыбкой повернулся ко мне:

– Судя по всему, Пит Хейн не извлек все лучшее из пирата Пита.

Это было хорошее начало, и я улыбнулся.

– Конец истории все еще не написан.

Он кивнул.

– Многие читатели будут рады это услышать. И больше всех будут рады мои дети. – Ведущий выпрямился, меняя тему: – Документальная проза для вас в новинку.

– Да.

– Книга выходит завтра. Этим утром предварительные заказы поставили ее на первое место. Многие смотрят эту передачу прямо сейчас, им интересны вы и эта история. Гадают, есть ли еще в вас это. Так как, это есть?

Кейти взяла меня за руку, улыбнулась. Я сказал:

– Я не знаю, есть ли у меня еще «это», имея в виду дар писательства. Об этом придется судить вам.

– Что вы можете рассказать нам о романе?

Я скрестил ноги и начал:

– Позвольте аналогию. Представьте, что я всюду хожу с мешком. Например, с большим мешком для грязного белья, который прикрывает всю мою спину. Возможно, это напомнит вам Санта-Клауса, которого вы видели в детстве, только в моем мешке не подарки, которые я был бы рад всем раздать. На самом деле я бы предпочел спрятать этот мешок, потому что в нем кучка сломанных вещей – миллион вещей, – которые когда-то составляли меня. Понимаете, когда-то я был целым, но потом кое-что произошло, и я сломался или разбился, и теперь я весь из осколков. Потом я встречаю вас и понимаю, что у вас тоже течет кровь, потому что вы сломались, как и я, и никто не сможет снова собрать в вас в одно целое. А потом я понимаю, что вы угасаете и вас нужно починить. Иначе вы не продержитесь до утра. Поэтому я даю вам то, что есть у меня. Я протягиваю вам свой мешок и говорю, что вы можете взять что-то или все, чтобы залатать вашу рану. Более того, это не будет вам стоить ни гроша. Вы можете взять даром. Я заплатил за них, когда сломался. И так как вы в отчаянии и успели перепробовать почти все, вы вываливаете содержимое моего мешка на пол, ворошите, словно щепки, просматриваете каждый осколок. И где-то среди этого беспорядка вы находите ту часть, которой вам не хватало. Одну на миллион. Или на десять миллиардов. И потом вы вставляете эту часть в головоломку, которой вы стали. Кровотечение останавливается, и, возможно, в первый раз за всю жизнь ваша рана начинает затягиваться. И когда это происходит, вы протягиваете мне ваш мешок, потому что моя рана еще кровоточит. Книга будет об этом.

– Вы можете прочесть нам какой-то отрывок?

Кейти кивнула, поэтому я открыл книгу и прочел первые несколько строчек:

– «Женщина в исповедальне преклонила колени. Священник сел бок о бок с коленопреклоненной. Она отдернула занавеску и вдохнула запах «Виталиса» и «Олд Спайса». Ей нравилось находиться так близко к мужчине, у которого не было желания прикоснуться к ней, завоевать ее. Она смотрела мимо него. Куда-то за пределы настоящего.

– Простите меня, отец, ибо я согрешила…»