ШАБАШ ВЕДЬМ В РАЗГАРЕ
Второго февраля 1950 года на свет появился Робертино — сын Роберто Росселини и Ингрид Бергман. Больница, в которой рожала Ингрид, подверглась настоящему штурму журналистов и папарацци. Они проникали повсюду — давали огромные взятки нянечкам, влезали по водосточным трубам в окна палаты, где лежали Ингрид с новорожденным Робертино, один из них даже привел свою беременную жену, хотя та была лишь в самом начале беременности.
Репортеры проводили дни и ночи, осаждая больницу, карабкались, подобно обезьянам, на деревья, некоторые из них падали, получая увечья, но все равно это не остужало их пыл.
Ранее тихий и спокойный роддом превратился в настоящий бедлам. Журналисты и фоторепортеры всех газет и журналов считали своим долгом проникнуть внутрь. Возле палаты где находилась Ингрид с новорожденным Робертино круглосуточно дежурил наряд полиции. Впоследствии эти снимки попадали в таблоиды, желтую прессу всего мира с подписями типа: «Она бросила в Америке дочь, чтобы в Италии родить сына».
Как только не клеймили ее, бывшую любимицу зрителей всего мира, какими грязными эпитетами не награждали! Некая шведская газета назвала бывшую гордость нации «грязным пятном на флаге страны», в Америке ее имя предавалось забвению, прокатчики отказывались показывать фильмы с ее участием.
Но Ингрид не задумывалась об этих проблемах. У нее были значительно более серьезные поводы для отчаяния. Росселини без особых проблем развелся со своей женой, а Ингрид все еще официально была замужем за Петером. По итальянским законам ее ребенок мог быть записан только как сын Линдстрома. В итоге Росселини пришлось оформить мальчика на себя, а в графе «мать» было написано: «Временно не установлена», хотя в тот год Ингрид Бергман была, бесспорно, самой известной матерью в мире. Печально известной…
Но самым большим ударом для Ингрид было письмо, которое Пиа, поддавшись уговорам отца, ей написала. «Я больше не люблю тебя, я даже не хочу смотреть на карту, на которой находится эта страна — Италия, которая забрала тебя у меня», — читала Ингрид сквозь слезы. Буквы расплывались в одно большое пятно, она не могла поверить, что ее дочь может быть такой жестокой.
Ингрид писала ей, отсылала подарки— все было тщетно. Петер не шел ни на какие компромиссы, он отказывался от встреч, переговоров. Когда Ингрид собралась поехать в Америку, Роберто устроил страшный скандал, сказав, что ни за что не пустит ее, что он расценивает это как предательство с ее стороны. Он не желал чтобы она виделась с Пиа, с Петером, он не желал, чтобы она снималась в фильмах у других режиссеров. «Если ты оставишь меня, я врежусь на страшной скорости в первый попавшийся столб», — грозил он, и Ингрид ему верила…
Он поселил Ингрид с малышом на вилле Санта — Маринелла, неподалеку от старой римской крепости. Им было нелегко там жить, в полном забвении и изгнании из цивилизованного мира.
Росселини оставался самим собой — неистовым Роберто, носился на любимых спортивных автомобилях, затевал съемки новых фильмов, а Ингрид вела жизнь домохозяйки, воспитывая сына и пытаясь свести концы с концами, потому что деньги закончились. Однако поток проклятий не иссякал, почта исправно доставляла ей журналы и газеты, в которых писались небылицы о ней и ее жизни с Роберто. Как часто актрисы повторяют судьбы своих героинь, которых они изображают на сцене или киноэкране. Так было у Марии Каллас, то же самое произошло и у Ингрид Бергман. Трагическая судьба легендарной Жанны д’Арк, которую сожгли на костре, возведя сначала в сан святой, а потом объявили великой грешницей, была близка и понятна Ингрид.
В ноябре 1946-го года она блестяще сыграла роль Орлеанской девы в пьесе Максвелла Андерсена. В Нью-Йорке состоялась премьера спектакля. Это был большой успех, Ингрид вдохнула новую жизнь в эту пьесу. Спустя три года, в 1949 году, вдохновленный ее игрой, голливудский режиссер Виктор Флеминг снял фильм «Жанна д’Арк» с Ингрид Бергман в главной роли.
«Моя героиня Жанна д’Арк была объявлена грешницей и ее сожгли на костре, — устало думала Ингрид. — Но этот костер пылал всего час, от силы — полтора. Меня жгут уже несколько лет, и одному Богу известно, сколько это еще продлится. Права ли я была? Да, права. Но, Господи, как же жалко Пиа!»
После длительных баталий, переговоров адвокатов обеих сторон, первого ноября 1950 года в Лос-Анджелесе состоялся суд, в результате которого супруги были разведены. На вопрос судьи — не возражает ли он против встреч Пиа с ее матерью, Петер ответил: «Ни в коем случае, мы с Пиа приедем в Европу — встретимся с Ингрид в любой третьей стране, кроме Италии. Хочу также заметить, что самолеты исправно курсируют в обоих направлениях, и Ингрид вполне может прилететь из Италии в Америку».
Прошло два года прежде чем состоялась встреча Ингрид и Пиа, нужно было преодолеть множество формальностей, к тому же Ингрид не могла незамеченной покинуть Италию — за ней повсюду следовали папарацци.
Было бы натяжкой сказать, что столь долго ожидаемая Ингрид встреча прошла трогательно и нежно. Пиа была уже большой девочкой, которая умела все анализировать, к тому же Петер старался не оставлять их надолго вдвоем, он все время находился рядом. Они встретились в Лондоне, в доме общих друзей. Время, которое Петер сократил до нескольких дней, пролетело быстро. Эта встреча не принесла желаемых результатов.
Росселини снял еще один фильм с Ингрид Бергман — «Европа», но он также как и предыдущий «Стромболи, земля божья», не оправдал возложенных надежд. Ингрид устала от вечной борьбы, от штурмующих ее слухов, от постоянного нервного напряжения. К тому же она знала, что опять беременна.
