Глава восьмая
Повлиять на Петра Грифич так и не смог. Не смог Миних, Воронцов… Пётр Фёдорович был твёрдо убеждён, что поскольку он законный государь, то идти против него никто не посмеет. Вот вроде умный же человек, но откуда в нём этакая прекраснодушность? Сколько переворотов совершилось уже в России и всё равно — "не посмеют"…
Однако и сделать ничего Владимир толком не мог — влияния не хватало. Ну и помимо всего прочего, сейчас как раз был своеобразный период междувластия, когда не ушли ещё прежние сановники и не уселись достаточно уверенно нынешние. И естественно — были игроки, игравшие только за себя.
Не только Екатерина — хватало и других ловцов удачи помельче. Были партии английские и французские, австрийские, прусские… даже шведская! Были желающие посадить на трон так называемого императора Ивана — сына Анны Леопольдовны, который почти всю жизнь провёл в заточении, свергнутый Елизаветой.
Всё, что князь мог реально сделать — так это способствовать собственной популярности и популярности Петра. Семёновский полк он мог считать "своим", хорошие шансы при заварухе он имел и у Измайловцев. Поднимутся за него и армейские полки, расквартированные под Петербургом. Не все, разумеется, да и гвардия просто-напросто ближе… Но хоть что-то надо делать!?
Пьянки-гулянки попаданец отмёл, зато идея с песнями показалась разумной. В итоге, он буквально "изнасиловал" свою память, но написал каждому гвардейскому полку собственную песню и собственный марш. Понятное дело, что написал (точнее будет — вспомнил и записал)) он не только для гвардии, но и песни вообще, запустив "в народ" такие нетленки, как "Враги сожгли родную хату" и "Чёрный ворон". Популярность поднялась, но…
Против Петра уже практически в открытую играли французы и англичане, снабжая сторонников деньгами. К великому сожалению Грифича, на такое в эти времена практически не обращали внимания — норма, ети… Кошели с серебром раздавались практически в открытую. А Пётр? Пребывал в благодушном настроении и наслаждался жизнью, в открытую поселив фаворитку и в своих покоях и выселив супругу в другое крыло дворца.
Князь здорово подружился с Павлом, воспринимая его скорее как младшего брата. Мальчишка чувствовал такое отношение и тоже относился очень тепло. Если Панин был скорее некий надзиратель, пусть и достаточно либеральный, то Владимиру просто не приходилось прибегать к розгам или угрозам таковых. Достаточно было сказать — "Я обиделся на тебя" и мальчик старался исправиться. Возможно, такое влияние попаданец приобрёл благодаря привычке честно и открыто отвечать на все вопросы. Ну… почти на все — на некоторые он честно признавался, что просто не знает ответа или говорил, что — "Для твоего возраста такие знания не нужны".
Павел крайне тяжело воспринял смерть Елизаветы и окончательную размолвку отца с матерью. Отца он любил и нужно сказать, что Пётр старался уделять мальчику внимание, играя с ним в солдатики, чехарду или прятки. А вот мать… К матери он и раньше относился не слишком тепло — Екатерина была откровенной "кукушкой", забегая пару раз в неделю и обычно — в самое неподходящее время. Для неё было нормой зайти к сыну после бала и потискать его как игрушку, обдавая винными парами. Несколько минут нежностей — и она убегала с очередным кавалером.
Однако мать есть мать — возраст у Павла пока такой, что без неё не обойтись. Ну и видя её ссоры с отцом, кавалеров, запах вина… Чувства к Екатерине у цесаревича были двоякие…
В общем, психика ребёнка получила тяжёлый удар и Грифич старался смягчить его состояние. Обычно — новыми играми или нехитрыми изобретениями. Вот и сейчас…
— Владимир (они давно называли друг-друга по имени), а это что? — С удивлённым видом спросил мальчишка, глядя на чудную конструкцию. Не менее удивлённо выглядели его сверстники — князь всё-таки "пробил" идею класса.
Современники попаданца опознали бы в конструкции прообраз велосипеда — без педалей и на колёсах типа тележных, разве что повыше уровнем.
— Самокат, — отозвался Наставник, — попробуй.
Показав, как тут можно пробовать, он отдал конструкцию детворе. Попробовали… Впечатлились — и во дворце уверенно прописались скрипучие двухколёсные механизмы, а ребятня принялась осваивать их, играя в догонялки и гоняя на скорость. Всё бы ничего, но были и аварии — в основном страдали лакеи, в которых врезались малолетние гонщики. Впрочем, лакеи быстро научились реагировать на детские крики и поскрипывание колёс.
Были изобретения и для придворных…
— Вот… думки, — бросил он на столик, за которым скучали сановные старички, кроссворды и сканворды, адаптированные под нынешние реалии. Старички маразмом не страдали и быстро разобрались в сути — так у Двора появилось новое развлечение, причём что интересно, люди пожилые больше полюбили составлять кроссворды/сканворды, чем их отгадывать. Ну а князь, пользуясь привилегиями директора Шляхетского Корпуса (а точнее — имеющейся там типографии), начал выпускать небольшими тиражами самые интересные произведения — с указанием авторства. Вскоре тиражи "Думок" стали тысячными, принося Корпусу довольно заметную прибыль.
Посмотрев на успех "Думок", он озадаченно почесал затылок (мысленно) и обругал себя — идея-то витает в воздухе…
— Государь, прошу дозволения выпускать газету, — обратился он к Петру. Князь ожидал хоть каких-то вопросов — пусть формальных, но нет — Пётр Фёдорович аж вскочил от возбуждения:
— Дозволяю!
Правда, потом уже начались вопросы, но видно было, что Владимиру Пётр доверяет и интересуется скорее из любопытства. Газета в городе уже была — официальные "Ведомости", но была она нерегулярной, неструктурированной и достаточно скучной.
Понятно, что асом журналистики попаданец не был, но какое-то представление о работе газетчиков всё-таки имел. Так что к началу июня вышел первый номер "Известий Петербурга", в которых была страничка новостей, страничка сплетен и слухов, сканворды/кроссворды, поздравления и другие вещи, привычные его современникам. Первый тираж напечатали всего в пятьсот экземпляров, но в итоге его пришлось допечатывать несколько раз и общая численность проданных газет перевалила за десять тысяч.
Следующий тираж напечатали сразу десятитысячным — и снова желающих оказалось больше, чем экземпляров газет. Но князь предвидел (надеялся) такую ситуацию и потому на последней странице была информация о подписке на "Известия". Горожане подсчитали и… Оказалось, что годовая подписка обойдётся дешевле, чем еженедельная покупка "Известий" — и не факт ещё, что можно будет её приобрести…
— Экий ты хват! — С долей восторга отреагировал Миних, — самому-то большая доля досталась?
— Десятая часть.
— Скромно, — неопределённо сказал фельдмаршал.
— Ну а что, — пожал плечами Владимир, — всё равно типография Корпусу принадлежит, да и я сейчас налажу дело, да отойду в сторонку, а деньги-то будут идти.
— Умно, — медленно протянул Бурхард, — я в твои годы так просчитывать не мог.
— Не прибедняйся! — хохотнул собеседник.
— Не мог, — качнул головой немец, — я как строитель и военный соображал хорошо, а вот в таких вопросах, бытовых… Тут я часто промашку давал.
С Минихом Грифич накрепко подружился. Казалось бы — разница в возрасте (почти шестьдесят лет!) и жизненном опыте колоссальна, но насколько одинаково они смотрели на многие вещи! Оба совершенно нетерпимые к безделью, великолепно образованные… Да, попаданец тоже великолепно — программа школы двадцать первого века плюс увлечения, сделали из него личность весьма и весьма грамотную — по местным меркам. Впрочем — и по меркам двадцать первого века.
Да и после начала военной карьеры в попытках утолить информационный голод, улан учился — поначалу былины и русскую историю, затем языки, труды древних и современных полководцев. Ну и разумеется — пытался применять свои математические познания для баллистических расчётов, строительства и т. д. Получалось. Вот с физикой было заметно хуже, а про химию и говорить нечего — совсем беда… Какие-то обрывки в памяти ещё плавали, но он сомневался, что удельный вес водорода может иметь здесь какое-то значение. Особенно если из всех доказательств и расчётов — только "Мамой клянусь, да!"
— Здорово, Емеля, — приветствовал он казака, возглавляющего небольшую компанию урядника.
— Здравствуй, твоя Светлость, — засмущался казак.
— Хорош, Емельян, — засмеялся князь, — не на службе. Мы с тобой столько раз в одних битвах бились, да бок о бок в них сходились, что не чинись.
— Хорошо, княже, — хмыкнул казак и потеребил короткую бородку, — только Володимером тебя звать не буду, лучше уж княже.
— Да как хочешь, — махнул рукой Грифич и повёл донцов устраиваться во дворце.
Предыстория же такова:
"— Хорошо бы подобрать Павлу не учителей, а…, — Владимир неопределённо повертел кистью и поудобней устроился в мягком кресле. Пётр терпеливо ждал — наставник сына попусту к нему не лез, так что в заминке он не видел ничего страшного.
— Не наставников, а людей бывалых в окружение. Таких, знаешь — чтоб солдаты были, казаки, монахов парочку, ещё кого-то можно… Ну и чтоб все они были путешественниками, да людьми бывалыми.
— Идею уловил, — кивнул Государь, — и в принципе одобряю. Только как людей подбирать будешь?
— Ну солдаты проблемой не будут — по одному человеку из гвардейских полков, да из обычных, но отличившихся. Мои уланы, Апшеронцы, ещё кого. Казаков тоже подберу, сталкивался, знаю людей надёжных.
— Инородцев на себя возьмёшь? — После вопроса Пётр раскурил трубку и кликнул слугу открыть окно — отношение Грифича к табачному дыму знал весь Петербург.
— Калмыков могу, — задумался князь, — есть там парочка хороших парней, а вот с остальными как-то не сталкивался. Да! С вопросами по поводу духовенства лезть не буду, но знаешь, лучше взять не тех, кто с детства в монастырях, а таких… Чтоб после горя туда ушёл и желательно — чтоб немцы или турки насолили крепко. А до этого чтобы купцами были дворянами или крестьянами — тут не важно. Важно, чтобы они успели жизнь повидать за пределами стен монастырских.
— Много думаешь набрать?
— Нет, — замахал руками попаданец, — человек тридцать, не больше. Скорее даже меньше. Тут главное не количество, а качество — пусть привыкает общаться с людьми из разных сословий, да разных краёв империи. Полезно будет.
— Займись, — кивнул ему Пётр Фёдорович"
Что Государю, что наследнику, выбранные Владимиром люди понравились.
— Интересные, — задумчиво сказал мальчик, после примерно двухчасового общения с ними, — особенно этот… Пугачёв.
— Да, колоритный казачина, — согласился с ним отец, — и боец славный, если верить князю… Да верим-верим, — успокоил он попаданца.
— Мне ещё Аюка понравился и Матвей Прохоров из Апшеронского, — сказал Павел, а потом добавил тактично, — и Никифор из твоего уланского.
— Эх, — взъерошил Рюген волосы мальчишке, — не надо. Знаю, что дядька он суровый, а точнее — кажется так. Сейчас присмотрится малость и ты удивишься — как интересно он может рассказывать об обычных вещах.
— Обычных? — Непонимающе посмотрел на князя Пётр. Тот поскрёб подбородок (бриться каждый день он считал излишним) и протянул:
— Из чего крестьянские поверья рождались, приметы лесные, да многое! Но главное — он отличный мастер конного боя — один из лучших, что я встречал.
Государь выпятил губы в трубочку и с иронией посмотрел на собеседника:
— Своего расхваливаешь?
— Не без того, — согласился Грифич, — вот только конному бою учил меня именно он.