Глава пятая
Поединок сломил ледок — гвардия окончательно приняла его за своего. Дело даже не в показанных бойцовских качествах — хватало здесь кулачников, способных выстоять против дюжины. Не самых лучших, конечно, да и сами победители на ногах не всегда твёрдо стояли после боя… Но были. Своим его сделало именно "молодчество" — то есть подначки и прочие жесты. Логика? Да хрен её знает — заблудилась где-то…
Окончательно своим стал князь после грандиозной попойки — причём гвардейцы сами пригласили его и взяли все расходы на себя — хватало в этой среде людей богатых. Владимир и так был стоек к алкоголю, так ещё и подготовился заранее — знакомые всем хитрости вроде угля и масла. Во время же попойки он не сколько пил, сколько показывал, что пьёт. Ну и в итоге все были убеждены, что выпил он на уровне "самых-самых" выпивох — и ушёл при этом на своих ногах. Ещё одно доказательство "молодчества" и кстати — попаданец так и не понял до конца алгоритм этого понятия.
Итогом же стала твёрдая убеждённость гвардейцев, что — "Грифич — свой человек" и… гордость семёновцев за формального сослуживца. Настолько, что они убедили себя (а заодно и командование полка), что надо бы князя припахать для общего блага…
— Ты пойми, княже, — убеждал его один из членов делегации, — мы для тебя всё!
Что он имел в виду под этим "Всё", можно было только догадываться — сакральное, мать ети… Остальные же, судя по всему, прекрасно понимали — о чём идёт речь и дружно кивали головами.
— Вы хотите научиться так же драться, "И вообще"? — Спортсмен задумчиво посмотрел на гвардейцев, — могу сразу успокоить — "так же" у вас просто не получится.
Видя вскинувшихся было дворян, пояснил свою мысль:
— Это как с фехтованием — с раннего детства надо.
Мысль была понятна, так что парни остыли и закивали болванчиками.
— Затем — сразу предупреждаю, что выпившему или с похмелья на мои занятия можно даже не приходить. Курящему тоже.
— Это как? — Озадаченно спросил Ефрем Смолин, — совсем?
— Совсем. Сами знаете, что после выпивки на грудь порой давит нехорошо так.
Кое-кто из присутствующих явно понял, о чём идёт речь.
— После табака, — продолжил спортсмен, — тоже одышка. А нагрузку я такую давать буду, что вы и трезвыми меня проклянёте. И ещё…
Владимир задумчиво посмотрел на формальных сослуживцев, как бы размышляя — можно ли им доверится. Затем, приняв решение, он слегка наклонился и понизив голос спросил:
— Вы хоть задумывались, почему казаки в походах не пьют?
— Чтоб не буянили, да чтоб враг пьяных не вырезал, — дружно ответили гвардейцы.
— Это для молодых, — с иронией хмыкнул попаданец, — на самом же деле — скорость теряется — сильно!
Откинувшись назад, он осмотрел компанию и продолжил:
— Если едину чарку выпить — всё! Клинком махать хуже получается, на кулаках тоже самое, устаёшь быстрее.
— Байки! — Недоверчиво пробасил Андрей Улин.
— Проверяли… Не могу сказать — где и кто, — развёл руками князь, — но намекну лишь, что проверяли на сильных бойцах. То есть солдатикам, стоящим в строю под пушечными ядрами, чарка и в самом деле не лишняя — страх притупляет. Ну а скорость ему особо и не нужна. А вот бойцам серьёзным…
Тут экстремал слегка развёл руками, как бы охватывая присутствующих…
— Нам-то зачем? Храбрости чарка не добавит…
Все согласно закивали — дворяне не без оснований считали себя весьма храбрыми и высоко оценивали свои бойцовские навыки.
— Вот после боя — тут да, не возбраняется.
Лица присутствующих разгладились — пить-то оказывается всё-таки можно, просто реже.
Понятие "полосы препятствий" уже было, пусть и называлось по другому. Однако понять, что учиться преодолевать крепостные стены или обычные заграждения лучше заранее, известно было хорошо. Собственного говоря — в Шляхетском корпусе и прочих учебных заведений для дворян этому специально учили, ну а большинство постигали основы паркура, таская яблоки у соседей… Позже это искусство несколько забывалось, но всё равно — средний гвардеец, дяденька весьма габаритный, скакал по полосе препятствий как бы не лучше молодых современников попаданца.
— Неплохо, неплохо, — почти искренне сказал Владимир, проверив сноровку семёновцев в сортзале, а затем показал класс… Гвардейцы восхитились и прониклись — видно было хорошо.
— Ну а теперь преставьте, что перед вами — не гимнастический зал, а обычное пехотное укрепление. Вы ж после этакой подготовки его белками перелетите — враги и моргнуть не успеют!
Ну и всё — через неделю в Семёновской слободе начали строить полосу препятствий и вскоре спортсмен дважды в неделю начал гонять формальных… Да нет, уже полноценных сослуживцев. Сперва дела шли туго, но поскольку на тренировки по рукопашному бою, фехтованию и фланкированию экстремал допускал только после "разминки"…
Не сразу, но постепенно появились и результаты — Семёновцы стали заметно подвижней и улучшили свои показатели в мордобойном искусстве. Хотелось бы сказать, что пить стали меньше, но увы… Реже — это да, князь сдержал своё обещание и не пускал с перегаром на занятия. Однако после занятий многие компенсировали вынужденное воздержание. Улан надеялся, что со временем дозы алкоголя уменшатся, но ясно было, что произойдёт такое событие не скоро. Впрочем, были и приятные моменты — больше половины курильщиков выбросили свои "соски".
Продолжалось и общение с Павлом Петровичем — тот оказался совершенно обычным мальчишкой, который с упоением слушал рассказы попаданца о разных странах. В октябре тяжело болеющая Елизавета завела разговор об этом:
— Мальчик привязался к тебе, — сказала императрица с одышкой, полулёжа в кресле. От неё ощутимо и весьма неприятно попахивало — многие лекарства были… специфическими, да и больное тело пахнет отнюдь не розами.
— Знаю, — флегматично отозвался парень, — я к нему тоже. Не буду врать, что "умру за него" и прочий бред, но так — если смогу чем помочь без вреда для себя, помогу.
Государыня слабо улыбнулась:
— Вот за это тебя и люблю — страешься не врать.
Помолчали, затем женщина продолжила:
— Хочу назначить тебя воспитателем Павла наравне с Паниным.
— А сам Панин как настроен? Если против, то сразу отказываюсь — он мне приятель, да и учит вполне хорошо.
— Никита Иванович не против — сказал, что — "Кого бы другого предложили, он бы с себя полномочия воспитателя снял, а князь Грифич на Павла хорошо влияет".
Панин и в самом деле был не против, так что попаданец скоро принялся за свои обязанности и первое, что он сделал, так это потребовал план занятий. Его не было…
Было нечто, очень приблизительное — одни учителя приходило до обеда, другие — после. И нет — сам Панин и Владимир уроков почти не вели. Скорее — время от времени они должны были вести "познавательные и нравственные" беседы, контролируя обычных учителей.
— Какой план занятий? — Искренне удивился придворный. Не менее искренне удивился попаданец — его отсутствию. С классно-урочной системой (а точнее — её зачатками) уже были знакомы, но понятие "план занятий" полностью отсутствовало.
В итоге, Грифичу пришлось вспоминать то немногое, что он знал об учебном процессе и писать, затем править и снова писать… Править приходилось много — некоторые понятия были просто незнакомы в восемнадцатом веке. К примеру — у Павла пока отсутствовали уроки физкультуры.
В дальнейшем планировалось начать обучать его верховой езде пару-тройку раз в неделю, да столько же — фехтованию. И надо сказать, что отводилось на это прискорбно мало времени. Пока же мальчишке приходилось довольствоваться уроками танцев — причём танцев придворных, когда учили не сколько движениям, сколько расшифровке поз и ужимок.
Выглядело это примерно так:
" — Ваше высочество, извольте поставить ножку вот так, — и чопорный педагог показывает — как надо ставить ножку. Затем следует разъяснение, что таким образом повёрнутый носок показывает, что кавалер заинтересован в даме. Мальчик выслушивает это со скучающим видом и стоит в "изысканной" позе. Затем, повторяет несколько движений под руководством танцмейстера — и история повторяется".
Бегать, прыгать, играть в лапту и другие подвижные игры Павлу было "невместно"… Бороться с этим? Так сама Государыня занимается подбором учителей…
— Елизавета Петровна, — не выдержал попаданец при очередном споре с императрицей, — либо вы меня увольте и я больше не занимаюсь воспитанием мальчика, либо увольтесь сами!
От такой фразы глаза императрицы выпучились…
— Да как ты сме…, — и женщина закашлялась.
— Погоди, Лиза, — остановил её Разумовский, — кажется мне, что князя нужно сначала выслушать.
Владимир стоял, скрестив руки на груди и выглядел весьма мрачно.
— Спасибо, Алексей Григорьевич, — поблагодарил он фаворита, — но я говорю серьёзно. Либо я, либо вы. Точка. Поясняю — не знаю, кто вам вбил в голову подобную ерунду, но ребёнок воспитывается неправильно!
От волнения Грифич начал расхаживать по комнате.
— Во первых — ему совершенно необходимо общение со сверстниками! В идеале — сформировать группу в десяток-полтора детишек, затем отсеять тех, с кем Павел не поладит. Ему будет интересней учиться — соревнования, понимаете? Они друг перед другом будут тянуться!
— Во вторых — ребёнку необходимо активно двигаться хотя бы два часа в день и лучше сделать так, чтобы он проводил это время с пользой. То есть фехтование и верховая езда. Но не забывать и о плавании, лапте…
Затем были в третьих, в четвёртых… Императрица молчала, затем жестом отослала офицера из комнаты. Молчание длилось больше недели и всё это время улан не виделся ни с воспитанником, ни с императрицей. Он уже готовился к неприятностям, но последовал вызов к Елизавете.
— Прав ты был, князюшко, — слабым голосом сказала лежащая на постели женщина, — увлеклась я. Позабыла, что он ребёнок и захотела вырастить разумника. А если ему детство поломать, то либо тиран вырастет, либо никчемушник… Прими.
Это был патент на чин кавалерийского полковника, но без принадлежности к какому-либо полку. Императрица извинилась.
Свежеиспечённый наставник взялся за дело всерьёз — перетряхнул всё как следует и сделал учёбу более разумной — со своей точки зрения. К примеру — уволил на хрен нескольких учителей и сам взялся обучать мальчика математике и танцам. Дело пошло, поскольку знал он их ничуть не хуже (танцы — однозначно лучше) учителей, да и объяснить мог куда грамотней — была здесь привычка к велеречивости.
Сами занятия выстроил так, чтобы ребёнок мог расслабиться, так что серьёзные уроки перемежались танцами, фехтованием и лепкой. Фехтовать учил не сам:
— Нет, Павел, некогда просто, да и неохота, — честно ответил он мальчику. Как ни странно прозвучит, но тот понял и принял. Тем более, что фехтмейстер фон Буков оказался дядькой интересным и не только обучал, но и рассказывал подробно — почему обучение фехтования ведётся именно таким образом, объясняя все тонкости.
Подопечный быстро вошёл во вкус новой учёбы, демонстрируя отменные успехи и рвение, так что изумлённый Панин только и мог констатировать:
— Ну, князь, теперь я верю — ты знал, что делаешь.
Постепенно формировался будущий класс, менялись некоторые предметы и… Пётр Фёдорович стал заходить на уроки. Он сидел смирно, время от времени подбадривая сына и проясняя непонятные для себя моменты. Взгляд Наследника всё чаще стал останавливаться на Владимире и однажды, после окончания урока математики, цесаревич спросил его:
— Мне в Шляхетский корпус требуется директор. Возьмёшься?