Книга: Паноптикум. Книга первая. Крах
Назад: Глава 6. Притаившийся во тьме
Дальше: Глава 8. Предательство Тиберия
Глава 7. Анна и Кати
Рамина, сопровождаемая доктором Грэмом, ехала в шикарном лимузине, с интересом разглядывая улицы и здания Акрита. Уже прошло полтора месяца с тех пор, как она начала процедуру разморозки инфицированных тел. Это был довольно длительный процесс, так как мгновенный переход тела в другое состояние привел бы к потере жизненных функций.
Все это время она проживала в апартаментах, расположенных на верхнем этаже здания, многоуровневые подвалы которого занимала лаборатория доктора Грэма. На вопрос о том, не является ли это нарушением норм безопасности, Зигфрид пояснил, что оборудование, способное вывести тела из ультранизких температур, имеется только здесь. Ввиду того, что страна ведет кровопролитные бои на всём земном шаре, и денег на медицину выделяется немного, лучшие образцы медицинского оборудования есть только в частном секторе услуг, которые, собственно говоря, Зигфрид Грэм и предоставлял.
— Частно — государственное партнерство, — пояснил тогда Грэм. — Мне платят из бюджета, а я провожу исследования… У меня был, так сказать, опыт работы на удаленной местности с органическими материалами, но я не смог этого вынести. Понимаете, Рамина, когда на вас падают мины, а сквозняки от пуль в стенах сдувают опытные образцы с чашки Петри, я начинаю думать, а не покроюсь ли я этим тропическим геморроем на следующий день. Это, знаете ли, очень мешает сосредоточиться на работе. Так что лучше работать здесь в безопасности, тем более нет времени на все эти нормативы…
— То есть, вы ставите свою жизнь выше жизней миллионов своих сограждан? — с удивлением спросила Рамина.
— Ни в коем случае, коллега! О согражданах я позаботился, оплатив крупный счет за систему безопасности, которая может отследить бактерию на всех уровнях подвала. Да, мельчайшей бактерии мы можем присвоить номер и отследить её происхождение. Наши ИТ ресурсы позволяют контролировать миллиардные колонии бактерий, — с восклицанием произнес Грэм.
Сказанное доктором нисколько не удивило Рамину. Подобные системы у неё на родине были обязательным элементом каждой лаборатории… Каждой… «Видимо, медицина метрополии отставала от медицины Кайпианского союза».
Когда лимузин остановился, Рамина обратила внимание на большое конусное здание, удачно сочетающееся со сложной композицией каких — то разноцветных кубов, полупрозрачные стены которых отражали блики солнечного света. Сидевший на соседнем сиденье доктор Грэм пытался пальцами выловить вишенку из бокала, не обращая никакого внимания на толпу зевак, собравшихся у красной дорожки, которая вела к развлекательному комплексу. Зигфрид был уже изрядно пьян, поэтому его пухлые пальцы застряли в фужере. Заметив, что Рамина смотрит, как он пытается выйти из этой неловкой ситуации, доктор Грэм произнес:
— Вам нравится?
— Что, простите? — не поняла вопроса Рамина.
— Город. Вам нравится город, коллега? — Грэм продолжал с невозмутимым видом решать шараду с фужером.
— А, город, — ответила Рамина, закивав головой, — город просто замечательный. Только почему-то очень мало людей на улицах… И очень много политических транспарантов, которые портят городской пейзаж.
— Коллега, мы с вами приехали на светское мероприятие. Вы недавно мне жаловались на то, что вам не хватает общения, а лаборанты игнорируют все ваши вопросы. Ваши пожелания были услышаны генералом Вайсом, и он любезно пригласил вас на день рожденья своих дочерей. Поэтому не задавайте в «Кубе» лишних вопросов, а просто улыбайтесь для репортеров и гостей вечеринки, хорошо? Вы ещё не понимаете многих вещей — особенностей, так сказать, национального колорита. Это может привести к тому, что вы окажетесь в неловкой ситуации. Так что лучше больше слушайте и меньше говорите, коллега…
Водитель лимузина внезапно объявил о том, что их выход на красную дорожку следующий. Грэм начал судорожно вытаскивать пальцы из фужера, и стекло треснуло, порезав пальцы доктора. Подпрыгнув от боли, он ударился головой о потолок и инстинктивно схватил окровавленной рукою падающие очки. Дверь открылась, приглашая пассажиров лимузина на выход. Грэм напялил очки и, по-быстрому замотав платком рану, сунул порезанную руку в карман. Вылезая в суматохе из машины, он понял, что на одной из линз имеется неосторожно оставленный кровавый отпечаток. Доктор даже подумал о том, не скажется ли на его карьере этот конфуз на красной дорожке? Но толпа за ограждением, видимо, подумав, что это какой-то трэшевый режиссер, стала бойко махать руками и скандировать слова, выражающие любовь и признательность. Доктор взял под ручку Рамину, одетую в шикарное вечернее платье с глубоким вырезом на спине. Проследовав по красной дорожке мимо восторженной толпы, они оказались в большом фиолетовом кубе.
Изнутри куб представлял собой роскошное помещение с богатой отделкой в фиолетовых тонах. Кругом стояли стеклянные столики, на которых горели неоновые свечи, а между столиками были расставлены кожаные диваны. Празднично одетые посетители непринуждённо общались между собой, одаривая друг друга улыбками и восхищенными взглядами.
Усадив Рамину за свободный столик, Грэм, откланявшись, пошел в уборную, чтобы привести себя в порядок. Спустя пару минут, свет в зале погас, и на небольшой сцене, находившейся в углу кубического помещения, появился конферансье, освещенный ярким лучом прожектора.
— Добрый день, дамы и господа! Рад приветствовать вас в фиолетовом кубе! Меня зовут Бобом, и сегодня я — ваш ведущий! Сейчас мы начнем подыматься на высоту одного километра, чтобы присоединится к общей вечеринке по случаю пятилетия многоуважаемых внучек многоуважаемого Императора. А пока наслаждайтесь нашей программой. И я представляю вам первый номер, труппу «Два арлекина» — встречайте!
После бурных оваций свет в зале погас. Рамина еле уловила, как куб начал движение наверх. Прожектор осветил сцену, на которой появились два человека. В костюмах, стилизованных под каких — то грызунов, актеры ползали по сцене и что-то вынюхивали. Обнаружив провод на сцене, один из них, который был довольно толстым, начал его грызть. Внезапно его тело начало биться в конвульсиях — судя по всему, актер изображал удар от разряда тока. Зал засмеялся так, что Рамина даже вздрогнула от такой неожиданной для неё реакции публики. Далее вторая мышь огляделась по сторонам и достала из кармана резиновые перчатки. Надев их, она вставила толстому грызуну провод в зубы и со словами: «Не прав ты был, Джо, перчатки всё — таки пригодились», — нажала на голову толстого комика, играющего роль мертвого грызуна.
Свет прожектора погас, а в темноте раздался смех и бурные овации достопочтенной публики.
Рамина, мягко говоря, была удивлена таким номером. «Какой примитивный юмор у этих людей… — подумала она. — Хотя, возможно, я что-то не понимаю? Может, в этой постановке есть намек на какую — то фишку, которую комики использовали в предыдущих номерах?» Рамину эта мысль успокоила, но на минуту её пробрало ощущение того, что она сидит в темноте с какими-то упырями.
Возле соседнего столика послышался голос доктора Грэма, который, возвращаясь, заблудился в темноте зала и потерял свою спутницу.
— Коллега, вот вы где, наконец — то я вас нашел…
Послышался звон опрокинутых бокалов и звук упавшего человеческого тела.
— Свет! — закричал кто — то. — Дайте свет!
Свет постепенно появился, и Рамина узнала костюм доктора Грэма, который был надет на полноватое тело, лежащее между столиков. Рядом с телом стояли какие — то военные и их дамы. Один из них пощупал у Зигфрида пульс.
— Что здесь происходит? — произнес подошедший к военным мужчина, на вид которому было за пятьдесят.
Военные вытянулись в струнку, и один из них, отдав рукою честь, отчеканил:
— Полковник Орокин, этот гражданин начал лапать мою даму, которая проводит со мной эти прекрасные выходные. Я встал и объяснил ему, что так делать не нужно. Он откланялся, но, случайно споткнувшись, упал на пол. Он жив, ему нужно лишь минут десять побыть в уборной…
Молодые военные еле сдерживали смех.
— Вот и помогите ему туда попасть, — сказал полковник, оглядывая сидящих за столиками людей.
Военные поставили туловище Грэма вертикально, держа под руки. Его разбитые очки болтались на сломанной дужке, а лоб украшала приличных размеров шишка. Увидев лицо пострадавшего, полковник воскликнул:
— Да это же доктор Грэм — повелитель бактерий и большой знаток человеческого мозга. Я знаю его по долгу службы. У него действительно бывают проблемы с координацией, — сказал полковник, поддержав тем самым высказанную версию падения доктора Грэма, которую изложил коренастый военный. — Он один?
— Я с ним, — промолвила Рамина, наблюдая эту сцену.
Когда военные увели доктора в уборную, и концерт продолжился, Орокин подсел за столик к Рамине.
— Простите, это вас сопровождал доктор Грэм? — произнес он, проявляя интерес.
— Совершенно верно, — ответила Рамина, комкая салфетку. — Доктор Грэм, которого вы сейчас деликатно избили, был моим сопровождающим.
— Рамина Джоши, — улыбнулся полковник, — если бы вы знали то, что знаю я о докторе Грэме, вы бы непременно встали из— за столика и пнули бы его в бок остриём своей маленькой туфельки…
— Откуда вы знаете, как меня зовут? — поинтересовалась Рамина, выражая удивление.
— Кайпианский акцент, южное наречие. У нас здесь не так много носителей языка, их можно пересчитать по пальцам. Кроме того, я присутствовал на заседании Сената, где доктор Грэм рассказывал о тех телах, случайно захваченных в Антарктике. Там фигурировало ваше имя… Да, — полковник словно вспомнил что-то, — забыл представиться, полковник Уэйн Орокин, глава Корпуса внешней разведки. Скажите, как вам этот вечер?
Рамина на мгновенье задумалась и, вспомнив первый номер концертной программы, задала встречный вопрос:
— Скажите, полковник, а как вам тот номер про мышей? Мне, например, он показался чудовищным, хотя некоторые в это время аплодировали и гоготали, словно обезумевшие гуси…
— Вы хотите знать, принадлежу ли я к этим «обезумевшим гусям»? — Уэйн усмехнулся и посмотрел на Рамину. — Поймите, в этой стране культуру делает Император. Ему как — то понравилось выступление труппы «Два арлекина», и те мгновенно стали популярными. Стало модно заказывать их на различные богатые вечеринки. Некоторые их постановки — это какой-то стеб над самим зрителем. Вы ещё не видели их знаменитый комедийный номер под названьем «Невидимка». Это вообще номер, построенный на эмоциях самой толпы…
— А можете рассказать поподробнее? — Рамина проявила интерес к особенностям национального колорита, о которых так любил говорить доктор Грэм.
— Разрешите, я как-нибудь вас приглашу, и мы сходим на комедию «Невидимка» вместе?
Рамина расценила это как ухаживание. Ей было необходимо с кем-нибудь общаться, а полковник был пока единственным из всех, кто стал разговаривать с ней совершенно открыто. «Впрочем, Уэйн Орокин был хоть и в возрасте, но ещё хорош собой…» — подумала Рамина, но откинула эти неожиданные для себя мысли.
— Я под охраной, полковник, и не могу так просто выйти из апартаментов и пойти гулять по Акриту, — произнесла она.
— Не беспокойтесь, Рамина, я всё устрою…
— Разрешите присесть, — полковник, услышав за спиной голос доктора Грэма, обернулся.
Доктор стоял в испачканном костюме, рукава которого были мокрые по локоть. Забинтованной рукой он держал на лбу влажный платок и немного пошатывался. Его разбитые очки торчали из нагрудного кармана пиджака.
— Грэм, с вами всё в порядке? — спросил полковник, пододвигая стул доктору.
— Да, всё отлично, полковник… Не могли бы вы нас оставить с коллегой. У нас должен состояться профессиональный разговор…
— Так внезапно? — удивился Орокин. — Может, вам стоит ещё раз сходить в уборную?
— Нет, спасибо, я уже был там, причём два раза. Третий раз моё здоровье, я думаю, не выдержит, полковник… Позвольте… — настаивал Грэм.
Орокин встал и, откланявшись, удалился. Рамина и Грэм, молча, продолжили смотреть концерт — выступала какая — то певица, сценический костюм которой переливался отблесками софитов, установленных вокруг сцены. Военные стали посвистывать, когда та элегантно оголила свои красивые ножки. Потом на сцену вышел фокусник и принялся показывать ловкость своих рук.
— Рамина, я вам не только как коллега, но и как друг рекомендую держаться подальше от этого солдафона, — поглядывая на сцену, внезапно пробормотал Грэм. — Я уверен, что сейчас с его стороны была попытка завербовать вас… Это так?
— Нет, он мне рассказывал о культурных различиях наших государств… — произнесла Рамина, но концовка сказанного утонула в шуме колонок.
— Господа! — объявил голос ведущего Боба. — Мы почти на вершине Вавилонской башни!
Послышались радостные возгласы и выкрики. Теперь Рамина обратила внимание на полупрозрачные фиолетовые стены и очень удивилась, когда увидела, что куб поднялся на очень большую высоту. Как на ладони Рамина увидела часть Акрита, которая раскинулась на берегу большущего озера. «Как красиво», — подумала она и заметила, что их фиолетовый куб стыкуется с другими кубами, которые находились в плоскости, параллельной земной поверхности. Когда кубы соединились, стены, смежные с другими кубами, уехали куда-то вниз, а помещение, где находилась Рамина, стало частью одного большого зала. Народ начал разбредаться, а Рамина, сидевшая за столиком с Грэмом, стала с интересом наблюдать за последующими трансформациями. Сквозь прозрачные стенки она отчетливо различила, что приехал ещё куб, который также превратился в часть общего помещения. Но даже отсюда она видела зеленый куб, стенки которого продолжали оставаться закрытыми.
— Доктор Грэм, а почему зеленый куб закрыт? — полюбопытствовала Рамина.
— Это детская. Помещение для детей, где они только учатся делить песочницу… — доктор ехидно улыбнулся. — Его откроют, когда на торжество приедет сам Император, а пока детишки играют в свои, пока ещё детские игры. Именно там сейчас находятся виновницы этого торжества — Анна и Кати… Кстати, я думаю, стоит выразить почтение особам императорской фамилии, которые любезно пригласили нас сюда.
Зигфрид поднялся и протянул Рамине руку. Взяв доктора Грэма под локоть, она последовала за ним.
— Николас со своей женой Луизой должен быть где — то поблизости от зеленого куба… Мсье Делакруа, мсье Делакруа, — затараторил доктор, увидев, судя по всему, знакомого ему человека, который стоял и беседовал с какой-то миловидной женщиной.
Толстенький человек со смешным, как показалось Рамине, синим беретом на голове, оглянулся. Его лицо сразу выразило восторг и он, что-то шепнув на ухо женщине, которая почему-то покраснела, в одно мгновенье оказался рядом с Грэмом, который держал Рамину под руку.
— Доктор Грэм, какая встреча! — произнес Делакруа. — Позвольте…
С этими словами он достал из кармана пенсне и, подставив его к правому глазу, внимательно посмотрел на Рамину.
— Какая грация, какая форма! — бурно воскликнул Делакруа. — Доктор, представьте меня вашей очаровательной спутнице!
— Это моя коллега, доктор Рамина Джоши, — представил Рамину Грэм. — Она иностранка, которая помогает нам в одном научном исследовании…
— Скажите, доктор, — понизив голос, Делакруа обратился к Грэму, — а ваша коллега не желает мне уделить немного внимания? Так хотелось бы побеседовать о тенденциях в мировой культуре…
— Мсье Делакруа, — лицо Грэма приняло серьёзный вид, — я думаю, что о тенденциях в мировой культуре вам наиболее доходчиво расскажут в Спектрате. Доктор Рамина Джоши является гостьей императорской семьи. Семьи, любезный Делакруа, которой я и коллега хотели бы высказать своё почтение за столь любезный приём. Вы не видели Николаса Вайса?
— Он был в чёрном кубе, — ответил Делакруа, сделав обиженный вид и гордо задрав подбородок.
Поклонившись Грэму, он улыбнулся Рамине и, поцеловав её ручку, молниеносно растворился в толпе. «Какой смешной человек», — подумала она, улыбнувшись ему вслед.
— Доктор Грэм, кто это?
— Один известный акритский художник. Он у меня в клинике делал… — доктор на секунду задумался… — делал пластическую операцию… Впрочем, нам нужно успеть к черному кубу, пока не началась суета с приездом Императора. Так, сейчас мы в оранжевом кубе, а, значит, нам нужно идти туда…
Показав куда-то рукой, Грэм повел свою спутницу мимо столиков и праздничной суеты. Вокруг бегали официанты, обслуживая многочисленных гостей. Гости смеялись и общались друг с другом, а музыка создавала им приятную праздничную атмосферу. Как заметила Рамина, на этом празднике было много военных. Кители разного цвета, расшитые эполетами и украшенные медалями, постоянно мелькали перед её глазами.
Когда Рамина увидела черный куб, в её мыслях сразу возникло воспоминание о той старой бумажной книге, которая лежала у её отца на столе, будучи бережно упакованной в специальную стеклянную коробочку, обитую с двух сторон деревом. Книга называлась «Дракула», за авторством Брэма Стокера…
* * *
Дом семейства Джоши располагался в секторе 3–5–8 подземного города Хуанди. Это был уникальный город, и у него была своя собственная история, которую изучали в школе…
Хуанди — город, лежащий под землёй, был полностью построен машинами, которые напоминали паукообразные механизмы. Первый раз Рамина увидела эту машину ещё будучи ребёнком, когда гуляла с отцом по ботаническому саду, огороженному сверху прозрачным стеклом. Разглядывая образцы растений, маленькая Рамина подняла голову и сквозь стекло увидела огромную машину, которая проворно пробиралась между труб и связок кабелей. Её больше всего удивило то, как лапа этой машины внезапно развернулась, и из неё показался отбойный молоток. Просканировав красными лучами грунт, машина принялась вгрызаться в землю, раскалывая куски скальной породы. Рамина вдруг испугалась, что куски упадут на стеклянную оранжерею, в которой она вместе с отцом смотрела на происходящее.
— Папочка, — испуганно произнесла маленькая Рамина и схватила отца за рукав. — Я боюсь, папочка… Эти глыбы…
Отец присел на корточки, обнял дочь и промолвил:
— Рами, доченька, не бойся… Ни глыбы, ни даже маленькие камушки не упадут на этот стеклянный тоннель. Вот, смотри, что происходит дальше… — отец показал рукой на паукообразный механизм. — Смотри, геотриммер создаёт поле, которое удерживает породы и… вот, милая, смотри, видишь? Видишь, у него раскрылся грунтосборник на верху башни?
— Да, — произнесла Рамина, наблюдая за работой геотриммера.
Она увидела, как куски породы, словно заколдованные, поднялись вверх, а потом, по очереди стали пропадать внутри паукообразного механизма. Крышка грунтосборника закрылась, а молоток геотриммера трансформировался обратно в захват. Механизм пошел по вертикальной стене, словно паук, ловко минуя препятствия в виде кабелей, труб и различных опор. Что ещё тогда впечатлило Рамину, так это то, как этот механизм ловко избегал встреч с проезжающими мимо него лифтами.
Позже, пойдя в первый класс общеобразовательной школы, Рамина узнает о том, что все механизмы в городе подчиняются единому центру — Университету Хуанди, вернее, суперкомпьютеру «Улей». Именно поэтому они так согласованно вели свою деятельность.
На одном из уроков учитель начальных классов рассказывал им историю возникновения города Хуанди…
— Теперь перейдём к изучению структуры нашего подземного мегаполиса. Возьмите в руки учебные планшеты, а я выведу на ваши экраны различные ракурсы города, — произнес андроид — учитель и замер в ожидании.
Пятилетняя Рамина нажала на сенсор, расположенный прямо на поверхности парты. Тонкий, гнущийся планшет выдвинулся из хитроумного устройства, расположенного сбоку школьного стола. Взяв планшет, Рамина включила его и увидела на экране три проекции города Хуанди:
— Университет — это центр города Хуанди, — начал свой рассказ андроид — учитель, когда заложенная в нём программа синхронизировала все включенные планшеты с сервером обучающего терминала. — Университет еще называют Малым кругом. Там расположены все высшие учебные заведения, лаборатории, центральные узлы всех коммуникаций, а также «Улей» — сверхмощный, созданный на базе искусственного интеллекта компьютер, который контролирует систему жизнеобеспечения города. Социум, он же Большой круг, постоянно расширяется вследствие роста человеческой популяции. Он представляет собой три сектора: промышленный, деловой и жилой сектора. Весь город состоит из двадцати семи уровней, хотя есть и двадцать восьмой уровень, самый нижний, но он отдан Университету и не имеет регистрационного знака.
Под городом расположен термоядерный реактор, который представляет собой рукотворное солнце. Происходящие в реакторе процессы дают энергию для нужд всего города. Технические отсеки представляют собой ангары и станции техобслуживания летательных аппаратов и различных автоматизированных механизмов. У города есть четыре выхода на поверхность: главный выход из Университета, два дополнительных из Социума, и ещё один, технический — выход для различной техники на поверхность. Между Университетом и Социумом есть огромное пустое пространство, называемое Горизонт. Это место является самым дальним расстоянием, доступным для человеческого глаза под поверхностью земли. Возможно, вы уже его видели…
Нет, тогда Рамина ещё не видела Горизонт. Но после уроков, когда мать забрала её домой, у них дома случился забавный инцидент. Открыв дверь, мать Рамины обнаружила на середине квартиры грязь и какие — то следы. Это её очень насторожило. Оставив Рамину в коридоре, она вошла внутрь и увидела сидящих на диване лохматых зверушек с маленькими красными глазками. Своими слюнявыми ртами они с наслаждением рвали подлокотник дивана. Увидев мать Рамины, зверушки зубами похватали куски ваты и молниеносно взобрались по занавескам, которые обрамляли виртуальные панорамные окна. Прыгнув в вентиляцию, незваные гости скрылись, прихватив кусочки маминого дивана.
Стелла, мать Рамины, заорала… Она заорала так, что сбежались все соседи.
— Стелла, голубушка, что случилось? — возбужденно проговорила пожилая дама.
— Я… Эти твари… Они… Диван, — судорожно дышала Стелла, пытаясь успокоиться.
— Как они выглядели? — с умным видом спросил дедушка в полосатой пижаме.
— Глазки красненькие и шерсть… такая… — мать Рамины попыталась подобрать слова и, увидев тапки дедушки, обшитые рыжеватым мехом, показала пальцем на них. — Как у вас…
— Полосатые мохнатики, — заключил эксперт в тапках. — А я, между прочим, писал о них управляющему…
— Да они безобидные, — вынесла вердикт пожилая дама. — Я их, вон, иногда с рук кормлю.
— Вот, — дедушка ткнул в сторону дивана пальцем, — вы их прикармливаете, а у людей потом проблемы…
Развернувшись, он ушел к себе домой. Пожилая женщина, повернувшись к Стелле, шепотом произнесла:
— Этот субъект буквально вчера предлагал мне приобрести шкурки полосатых мохнатиков. Я не взяла, но мне кажется, что этот тип их разводит. Скорее всего, Стелла, дыра в подлокотнике — это результат его незаконного бизнеса…
Стелла вышла из квартиры и, взяв Рамину за руку, повела её по тоннелю, ведущему к остановке метро. В широком, хорошо освещенном тоннеле гуляли какие — то весёлые люди, а яркие графеновые экраны, расположенные вдоль стен, поднимали настроение проходящим мимо них.
Рамина увидела, что графеновый экран как будто превратился в зеркало, отображая её и мать в натуральную величину. Только на экране, помимо идущей Стеллы и маленькой Рамины, держащей маму за руку, добавлялся мультяшный кот по кличке Мингли и его друг — мышонок Юки. Одной лапой кот держал за руку маленькую Рамину, а другой — мышонка, который, в свою очередь, тянул на веревочке игрушечную машинку. На голове мультяшного кота была большая желтая шляпа с пером, которую он всегда снимал и делал реверанс, когда Рамина поворачивала голову в сторону экрана на стене и улыбалась. Стелла не обращала никакого внимания на детскую визуализацию — все её мысли занимало наглое вторжение в квартиру, которое организовали полосатые мохнатики.
Помахав мультяшному коту на прощанье, Рамина, вслед за матерью, проследовала в вагон подземного поезда. Усадив дочь на мягкое сиденье, Стелла, воспользовавшись персональным интегратором, произвела оплату. Так как окон в вагоне не было, Рамина уставилась в потолок, а её мать, положив интегратор в сумочку, произнесла:
— Рамина, сейчас мы поедем на работу к твоему отцу и расскажем ему о том, как ты испугалась этих тварей…
— Но, мама, — перебила её Рамина, — я никого не видела…
Стелла нахмурилась, давая понять ребенку, что такой ответ ей совсем не нравится.
— А диван? Ты разве не видела, что они сделали с диваном?
— Ну, — задумалась Рамина, — наверно, им была нужна вата для домика…
Мать на неё внимательно посмотрела, с укором покачав головой.
— Рамина, ты вся в отца и всегда всему найдешь оправдание!
Над дверьми высветилась надпись — остановка «Горизонт», и Рамина вспомнила о сегодняшнем уроке в школе. Когда двери отворились и Рамина, держа мать за руку, оказалась на перроне, она… начала задыхаться… Ей показалось, что видимое пространство вокруг неё стало сжиматься, а потом вдруг запульсировало. Голова закружилась, и маленькая Рамина еле удержала равновесие. Мать, подхватив её за руку, довела дочь до скамейки и аккуратно усадила.
— Дыши, доченька, дыши… Такое иногда бывает с людьми, особенно с маленькими девочками, которые впервые увидели Горизонт… — заботливым тоном произнесла мать.
— Но почему, мама? — спросила Рамина, начав понемногу приходить в себя.
— Видишь ли… — попыталась объяснить Стелла. — С момента рождения ты ещё не выходила на поверхность, и твоё зрение формировалось в условиях ограниченной видимости. Твой фокус зрения всегда ограничивался стенами помещений и тоннелей. Но сейчас твоё зрение не нашло опору, что вызвало временный дискомфорт сознания… Это пройдет, любимая, и твоё зрение адаптируется… Всё будет хорошо…
Мать чмокнула дочурку в лоб и крепко прижала к себе. «Ух ты!» — Рамина потихоньку огляделась. Аккуратно встав, она подошла к пластиковым прозрачным перилам и посмотрела вдаль. Там, вдалеке, сквозь дымку, она увидела какие — то слабые светящиеся точки. Расстояние настолько впечатлило маленькую Рамину, что она, позабыв об осторожности, залезла на перила. Но когда она глянула вниз с перил, её охватил страх перед раскинувшейся бездной. Спрыгнув обратно, Рамина схватила мать за руку.
— А вот и наш подъёмник, пошли скорее, — произнесла мать, потянув ребенка за собой.
Подъёмник представлял собой прозрачный тоннель, вдоль которого был установлен эскалатор. Этот подвижный тоннель соединял Социум и Университет между собой. «Малый круг соединялся с Большим кругом, благодаря этим тоннелям, проложенным через Горизонт», — Рамина вспомнила слова андроида — учителя.
Двери тоннеля закрылись, и он начал медленно подниматься куда-то вверх. Эскалатор тоже пришел в движение, причем Рамина ощутила, что скорость эскалатора постоянно нарастала, отчего она крепче вцепилась в перила. Вдруг девочка увидела, что, буквально оседлав тоннель, навстречу к ним движется геотриммер. Огромная махина промчалась сверху, а Стелла, как ни в чём не бывало, продолжала рассматривать свои ногти, давно привыкнув к подобному зрелищу.
Добравшись до Университета, Стелла с дочерью пересели на лифт и, поднявшись на один этаж, оказались в хорошо освещенном коридоре. Коридор устилал дорогой ковер, а на потолке висели хрустальные люстры, которые загадочно переливались всеми цветами радуги. Найдя кабинет мужа, Стелла приоткрыла дверь и, запустив дочь, вошла за ней следом.
Кабинет представлял собой большое помещение, где, мягко сказать, был творческий беспорядок. Повсюду были разбросаны различные вещи: какие — то приборы, рюкзаки, кости животных, части скульптур, а также череп чудовища, который уставился на Рамину своими большими глазницами, посреди которых торчал огромный рог. Стены были увешаны фотографиями, а недалеко от массивного стола, заваленного разным хламом, с потолка проецировалась голография какой— то местности. Чуть дальше от стола стояли выдвижные железные шкафы. В одном из них копался сутулый худощавый человек с большими залысинами. Этого человека, одетого в синий комбинезон, звали Арун Джоши. Он был одним из ведущих археологов Университета Хуанди.
— Папочка! — воскликнула Рамина и, пробежав мимо стола, прыгнула к присевшему отцу на шею. — А я видела Горизонт и почти не испугалась…
Улыбаясь, отец взял Рамину на руки, после чего подошел к стене с фотографиями, которые воспроизводились на электронной бумаге.
— Доченька, когда ты чуть подрастешь, то выйдешь на поверхность и увидишь настоящий горизонт собственными глазами! Вот, — отец показал рукой на одну из фотографий, — этот снимок я сделал на третьем уровне Пекина.
Фотография изображала заходящее на горизонте солнце. Сам снимок был сделан очень высоко над землёй и представлял собой отличную панораму поверхности Земли.
— А что такое Пекин? — спросила с любопытством Рамина.
Отец передвинулся к двум соседним, одинаковым по размерам фотографиям.
— Пекин, Рами, это огромный древний город, который существовал на территории Кайпианского союза до падения астероида на Землю. Вот, посмотри — это Пекин до падения «Анубиса», а это, — отец показал на соседний снимок, — уже моя фотография, которую я сделал с того же ракурса, будучи членом археологической экспедиции, направленной в развалины Пекина.
Точка съёмки была где — то на равнине, далеко за пределами города. На первом снимке были видны сотни высоких небоскрёбов, которые упирались в какую — то замысловатую конструкцию, которая, в свою очередь, служила фундаментом для второго уровня высоток. Третий уровень небоскрёбов ощетинился шпилями, уходившими в небо. Пекин был наполнен разноцветными огнями, а в воздухе парили рекламные конструкции, напоминающие дирижабли.
Второй снимок показывал то, что осталось от былого величия Пекина. На серо — зеленом фоне развалин можно было различить первый уровень, окольцованный сверху остатками гигантской конструкции. Второй уровень был практически разрушен и был лишь представлен одной высоткой, которая, видимо от времени, потихоньку заваливалась на бок, находясь на краю второго уровня.
— Видишь заваливающееся здание на втором уровне? Вот с крыши этого небоскрёба я и сделал снимок горизонта. Честно сказать, я чуть не погиб, наткнувшись там на гнездо плосколобого стервятника. Но не будем об этом, — Арун посмотрел на жену и улыбнулся. — Здесь же мама, которая не любит страшные истории и к тому же очень сердита…
— Ты издеваешься надо мной, Арун? — мать Рамины сурово посмотрела на отца. — Я уже минут десять здесь стою, а ты даже не обратил на меня внимание!
— Любопытство ребенка — прежде всего, — ответил Арун, улыбаясь, после чего поставил дочь на ноги. — Рассказывай, Стелла, что заставило тебя приехать ко мне на работу? Ты не могла мне позвонить?
Стелла скрестила руки на груди, всем своим видом показывая, что она крайне недовольна.
— А мы всё равно проездом. Я решила пожить с дочерью у родителей…
— Что значит «я решила»? — изумленно произнес Арун.
— А то и значит! Я тебе уже давно говорила про то, что нам нужно сменить жилплощадь, а тебе всё некогда. Теперь у нас завелись какие — то твари, которые испортили мебель и испугали Рамину…
— Мамочка, — произнесла Рамина. — Я…
— Всё, — перебила её мать, — в эту ужасную квартиру мы больше не вернёмся! Арун, ты ведь ведущий учёный, почему жилищный комитет не предоставит тебе улучшенную жилплощадь? Уже шесть лет как мы поженились, а всё продолжаем ютиться в твоей студенческой квартире. Ты облазил всю поверхность, постоянно рискуя жизнью ради науки, а что взамен? Вас что, никак не поощряют за заслуги перед городом?
Арун улыбнулся и, погладив Рамину по голове, промолвил:
— Ещё как поощряют, дорогая! В последней экспедиции мне удалось отыскать большую библиотеку бумажных книг из Старого мира, которые, к тому же, прекрасно сохранились. Это просто удивительно! В знак уважения научный совет предложил мне в качестве награды выбрать либо шикарные апартаменты на пятом уровне, либо взять на память об экспедиции одну из найденных книг. Как ты думаешь, что выбрал я? — при этих словах он подмигнул дочке, будто та знала ответ.
— Нет, вы посмотрите, — возмутилась Стелла, — он ещё надо мной насмехается…
Рамина так и не узнала, шутил ли тогда отец, но через неделю на столе его домашнего кабинета появилась книга, бережно уложенная в специальную стеклянную коробочку, обитую с двух сторон деревом. На подставке была подпись: «Пекин. Экспедиция 2675 г.». Как рассказывал отец, в коробке поддерживался необходимый микроклимат, чтобы сохранить этот раритет, чудом переживший падение астероида.
— Это не просто книга, — любил повторять Рамине отец, склонившись над артефактом. — Это символ… Символ хрупкости человеческой цивилизации, которая, тем не менее, выжила благодаря человеческому интеллекту… Задумайся, Рамина, ведь когда — то, давно, такие же люди, как и мы, жившие на поверхности Земли, читали эту книгу…
Он не разрешал Рамине открывать коробку, поэтому она довольствовалась тем, что подолгу разглядывала обложку книги. На ней красными буквами было написано название «Дракула» и имя автора. Обложка была иллюстрирована изображением человека с длинными клыками, который сидел в центре комнаты на черном диване перед столиком, на котором горела свеча. В одном углу комнаты на потолке висели летучие мыши, а в другом углу сидел паук в сплетенной паутине. Причем, как заметила тогда Рамина, у паука были изображены два глаза, по строению напоминающие человеческие, и он почему-то жалостливо смотрел на летучих мышей…
* * *
Именно обложка той книги из кабинета отца всплыла в памяти Рамины, когда она увидела черный куб…
Черные тона куба перемешивались с багровыми штандартами Империи, дающими стороннему наблюдателю понимание того, что данное пространство имеет особый статус. В центре стоял невысокий квадратный обсидиановый стол, заставленный различными блюдами и графинами. Над столом возвышался причудливый кальян, обложенный со всех сторон фруктами и источающий из своего чрева ароматный дым. Между подушками, на трёх диванах, стоящих возле стола, расположились мужчины и женщины, внимательно слушающие Николаса Вайса, который в свойственной ему манере подкреплял сказанное артистичной жестикуляцией рук. Кроме этих людей в кубе присутствовали два официанта, обходительно обслуживающие гостей торжественного мероприятия.
Зигфрида Грэма, который попытался пройти к столу вместе с Раминой, остановил человек, одетый в штатское.
— Стойте, представьтесь… — верзила исподлобья посмотрел на Грэма, вернее на его шишку, расположенную на лбу.
Грэм, вытянувшись и смахнув с плеча невидимые пылинки, гордо произнес:
— Я — доктор Зигфрид Грэм, а это, — он указал на спутницу, — моя коллега, Рамина Джоши.
Верзила недоверчиво осмотрел Грэма с ног до головы и приказал никуда не двигаться. Пройдя к столику, он наклонился к Николасу Вайсу и что-то шепнул ему на ухо. Тот, покрутив головой, наконец увидел посетителей. Улыбнувшись, Николас обратился к сидящим на диване и произнес прощальную речь, после которой практически все люди встали и разбрелись по остальным кубам. Рамина увидела, что за столом остались сам генерал, какой-то низенький мужчина в круглых очках и дородная дама, сидевшая подле Вайса, которая жадно уплетала большой кусок пирога.
Вайс подал пригласительный жест, после которого Грэм и Рамина подошли к столу и присели на один из трёх кожаных диванов.
— А вот и наши доблестные учёные, — проговорил нараспев Вайс, обнажая ровные искусственные зубы. — Ну, давайте знакомиться… Это глава Спектрата Алан Филипс, а эта чудесная женщина — моя любимая супруга Луиза… Луиза, Алан, это доктор Зигфрид Грэм и его коллега Рамина Джоши.
Пришедшие сделали милые лица и стали дарить улыбки представленным людям. Луиза без интереса обвела взглядом посетителей и принялась за второй кусок пирога, в то время как Алан щедро улыбнулся Рамине и пристально посмотрел на перевязанную кисть доктора, у которого когда — то был пациентом.
— Рабочие моменты? — Алан указал на повязку Грэма, на которой проступили капельки крови.
— Ах, ерунда, просто несчастный случай… — ответил Грэм, гримаса на лице которого говорила о том, что не нужно этому уделять много внимания.
— Несчастный случай с пациентом? — не унимался Филипс, с ухмылкой поглядывая в глаза Грэма.
Грэм перевёл взгляд на Луизу и плавно ушёл от ответа на вопрос, подарив комплимент этой полной женщине.
— Луиза, вы как всегда великолепны! — торжественно воскликнул он, протягивая руку к очередной порции алкоголя.
Луиза посмотрела на Грэма и, продолжая жевать, хотела сказать «спасибо», но вдруг подавилась и громко раскашлялась. Николас немедленно подскочил и, ухватив жену под руку, начал слегка поколачивать её по спине. Доктор при виде подавившейся Луизы остолбенел, а Рамина и вовсе почувствовала себя весьма неловко. Только один Филипс невозмутимо наблюдал эту картину, спокойно поедая вишнёвый десерт.
Вайсу вдруг показалось, что Луиза начала бледнеть и он, пребывая в отчаянии, начал её так колотить по спине, что та, пытаясь вздохнуть, захрипела. Мышление доктора Грэма, сдобренное изрядной порцией алкоголя, внезапно представило Луизу в образе раздувающейся жабы, которая выпученными глазами смотрит на него. Зигфрид, обладавший внутренней самоцензурой, быстро выбросил этот крамольный образ из головы, но, услышав, как хрипящая Луиза произносит: «Ква… Ква… Ква…», невольно улыбнулся.
— Ква… Ква… Кватит меня бить по спине, Николас! — задыхаясь, вскричала вскочившая с дивана Луиза, уронив при этом на пол столовые приборы.
Николас встал, расслабился и глубоко выдохнул. Он ощутил прилив адреналина, отчего его сердце бешено заколотилось. В один момент Вайсу показалось, что подавилась не его жена, а он — сам Вайс подавился «имперским пирогом», на который претендовал, обручившись с Луизой. Кровь прильнула к лицу Николаса и его начало немного лихорадить.
Дочь Императора взяла полотенце и стала вытирать испачканное лицо и платье. Когда она увидела на лице остолбеневшего Грэма идиотскую улыбку, она разозлилась ещё больше и кинула в него грязное полотенце.
— А ты чего улыбаешься, козёл? — грубо произнесла она.
— Миледи, я, я… — судорожно забормотал Грэм, — мне поистине очень неловко…
Луиза с презрением посмотрела на Грэма. Этот человек ей всегда не нравился, хотя её отец о нем всегда неплохо отзывался. Посмотрев на мужа, Луиза уже спокойным тоном промолвила:
— Пойду, проведаю детей. Скажу им, что дедушка скоро приедет.
Николас, молча, кивнул и, дождавшись, когда она уйдёт, медленно присел на диван. Филипс тем временем, доев десерт, нарушил неловкую паузу.
— Я думаю, стоит побеседовать с нашей прекрасной гостьей, — Филипс поднял бокал и, улыбнувшись, сделал глоток. — Доктор Джоши, извините нас за столь неловкую ситуацию. Скажите, вам здесь нравится?
— Да, конечно, у вас здесь очень красиво, — произнесла немного оторопевшая Рамина, оглядывая интерьер.
— Нет, под словом «здесь» я имею в виду нашу страну. Вам нравится в нашей стране? — доброжелательно переспросил Филипс.
Рамина на секунду задумалась. В Университете Хуанди, где она училась, рассказывали об Акритской метрополии немало интересного. Несмотря на отсутствие официальных отношений между метрополией и Кайпианским союзом, культурные косвенные контакты были далеко не редкостью. Рамина вспомнила, что однажды по телекому видела выступление акритского учёного — перебежчика. Элиот Грифин — Рамина вспомнила имя того учёного — рассказывал довольно страшные вещи про Акритскую метрополию. Больше всего её поразило то, что в основе государственной идеологии этого военизированного государства лежала фальсифицированная история, искажающая факты и события прошлого.
— К сожалению, — произнесла Рамина, — ваша страна ограничена для меня лабораторией и местом проживания. Поэтому я не могу объективно ответить на ваш вопрос.
Филипс снова улыбнулся и, посмотрев на Грэма, промолвил:
— Доктор Грэм, я думаю, вам просто необходимо расширить культурную программу для нашей гостьи, дабы она после прекращения нашего сотрудничества имела бы полное представление о нашем государстве.
Зигфрид посмотрел на Филипса, но ничего не ответил.
— Доктор Джоши, — Филипс переключился на Рамину, — хочу быть с вами откровенен. Я думаю, что ваше появление на Акрите является шансом для наших государств найти пути к мирному диалогу и перейти на взаимовыгодное сотрудничество. Давайте будем рассуждать логично. На Земле осталось не так много ресурсов. Было бы лучше для нас всех не сражаться, неся обоюдные потери, а пойти на экономическое сотрудничество в промышленной сфере.
В нашем министерстве финансов лежит проект создания всемирной промышленной корпорации. Акриту и Хуанди нужно лишь ратифицировать соглашение «о разделе продукции». Пятьдесят на пятьдесят. Поровну. Мы вкладываем равные доли в виде активов, а на выходе получаем равные доли в виде сырья. И нет никакой войны — нет крови, нет битв, нет плачущих жен и матерей. Реализация этого проекта послужит началом мирного диалога между нашими странами.
Знаете, когда — то я служил в акритской армии. Однажды на наш отряд напала многочисленная стая краснобоких зубаток. Выжил один лишь я. Именно тогда я понял, что человечеству нужно переходить от внутренних конфликтов к совместному противостоянию агрессии из внешней среды. Вы, доктор Джоши, будете послом доброй воли. У вас есть шанс стать личностью, которая сможет повлиять на весь ход мировой истории. Когда наше совместное сотрудничество закончится, мы торжественно вручим вам этот проект и отправим вас в Хуанди. Как вы на это смотрите?
Рамина внимательно слушала Филипса и даже немного прониклась его монологом. Она ничего не понимала в экономике, но речь, густо сдобренная такими словами как «мирный диалог», «справедливость» и «пятьдесят на пятьдесят» соответствовала её ценностям, основанным на гуманизме.
Вайс, услышав то, что сказал Филипс, не повёл бровью. Однако в мыслях он сам себе задавал вопрос: «Что он вообще несёт, этот Филипс?». Прозвище «Мясник» никак не согласовывалось с тем пацифизмом, который Алан ненавязчиво, но обильно использовал в своём монологе. Зная, насколько Филипс умён, Вайс решил поддержать этот спектакль. Только доктор Грэм, открыв рот, с большим удивлением смотрел на Филипса. Однако рот сразу же закрылся, когда Алан, немного прищурившись, пристально посмотрел на Зигфрида сквозь круглые линзы стильных очков.
— Я, знаете ли, очень польщена. Но… — Рамина на секунду задумалась, — я ничего не понимаю в этом…
— А вам и не надо ничего понимать, доктор Джоши. Вы — символ… Символ наших добрых намерений, — Филипс с серьёзным видом снова посмотрел на Грэма. — Кроме того, вас будут сопровождать доктор Грэм, как представитель правительства, и некоторые члены Сената. Вы согласны?
— Простите, но почему это нельзя сделать без меня? — спросила Рамина. — Почему нельзя завтра же взять проект, сесть на корабль и отправиться на встречу с представителями Кайпианского союза?
— Вот, — воскликнул Филипс, — мы перешли к самой сути. Кайпианская пропагандистская машина рисует нас диким народом. Этакими варварами, обладающими технологиями плазмы, но отстающими в развитии социума. Как сказал ваш лидер — глава научного совета Лао Дэмин, «социум акритской метрополии не соответствует тому технологическому укладу, которым он обладает». Аллегорически это можно представить выражением «обезьянам дали гранату». Рамина, разве вы не считаете это проявлением шовинизма? Я и мои сограждане не понимаем, почему нас считают варварами. Мы такие же люди, как и вы. Обычные люди, которые тоже ищут место под солнцем нового мира… И вы, Рамина, прилетев домой, расскажете своим согражданам об этом. Расскажете им всю правду о том, что вы видели здесь. Мы не варвары и в целом очень схожи с вами. У нас, конечно, есть идеологические разногласия, но это вполне нормально и допустимо. Мы не предлагаем основывать мир на общих ценностях, мы предлагаем равный раздел добываемого сырья в Антарктике. Только в Антарктике. Наша общая корпорация будет инвестировать в разработку новых месторождений. Доктор Джоши, я лишь хочу побудить разумные круги вашей элиты на конструктивный диалог с нами…
Рамина обдумала сказанное Филипсом. Слова показались ей не лишенными смысла, тем более что она была бы не против закончить кругосветный вояж возвращением домой. Дав утвердительный ответ, она улыбнулась Алану, который сделал довольный вид и откинулся на спинку дивана.
— Доктор Грэм, — внезапно нарушил молчание Николас, — я только что обратил внимание на то, что у вас на лбу шишка. Вы записались в секцию рукопашного боя?
Грэм потрогал ушибленный лоб и покачал головой.
— Нет, уважаемый Николас, это результат работы подчиненных полковника Орокина… Кстати, сам он разговаривал с Раминой, когда я вышел из уборной…
— Орокин? — Вайс хлопнул в ладоши и улыбнулся. — Рамина, как вам наш полковник Орокин?
Рамина вопросительно посмотрела на Вайса, дав ему понять, что не знает ответа на этот вопрос.
— Держу пари, что этот супершпион специально устроил встречу с вами, технично устранив доктора Грэма руками своих солдат, — Вайс рассмеялся. — Рамина, в каком амплуа сегодня выступил полковник? Наверно, разыграл козырную карту обаятельного и умного любовника — сердцееда?
Рамина чуть покраснела, но это покраснение не было заметно на её смуглой коже. К её удивлению, сказанное Вайсом точно соответствовало её собственным впечатлениям. Это навело её на мысль что, возможно, полковник действительно преследовал какие — то свои цели… «Ну, к примеру, решил добиться внимания красивой дамы…» Улыбнувшись от этой мысли, она произнесла:
— А вы считаете, что мужчина не должен быть галантен?
— Доктор Джоши, — вмешался в разговор Филипс, — уверяю вас, галантность Орокина можно поставить под большое сомнение. Я служил вместе с ним в одном гарнизоне под началом Императора и знаю, что армия вытворяла там с местным населением. Поверьте, он очень опасный человек. У него нет собственной личности — она давно растворилась за чередой тех масок, которые он на себя надевает.
— А чем он вообще занимается? — насторожившись, спросила Рамина.
— Так никто ничего не знает! — продолжал рассказывать Филипс. — Его, я бы сказал особые отношения с Императором, позволяют ему быть таким, знаете ли, неприкосновенным лицом для контролирующих органов. И он этим пользуется… К примеру, он без всяких объяснений заявил, что для его тайной операции требуется младенец… Да, именно младенец. Вдобавок он сообщил о том, что на его корабле «Черная звезда» необходимо создать отсек для новорождённого с соответствующим медицинским обслуживанием. Не знаю, как вы, Рамина, но я полагаю, что человек, который хочет сделать младенца членом своего экипажа и собирается рассекать с ним в разные уголки земного шара, заслуживает пристального внимания психиатров. Зигфрид, а что вы думаете по поводу диагноза?
— Шизофрения… Явные признаки… — утвердительно закивал Грэм, обрадовавшись тому, что, наконец, нашел общую тему со всемогущим Филипсом.
— Знаете, что полковник Орокин заявил в Сенате, выступив в качестве моего политического оппонента? — Филипс вновь обратился к Рамине. — Чтобы вам было понятнее, я немного расскажу преамбулу того выступления полковника. Дело в том, что я, по роду своей деятельности, постоянно подвергаюсь опасности со стороны всяких радикалов. Мне не раз приходилось раскрывать заговоры против себя и моей семьи. Однажды, когда власть государства была ещё слаба и не держала ситуацию под контролем, я потерял своего отца… Через некоторое время мы всё — таки поймали тех террористов, которые были причастны к этому. Террорист, который пустил пулю моему отцу в самое сердце, признался во всём и искренне раскаялся. По крайней мере, я так думаю. Ему дали двадцать пять лет трудовых лагерей. Лично я его простил, когда увидел слёзы на его глазах. Это действительно были слёзы раскаяния.
Через какое — то время террористы взорвали бомбу в моём особняке. Моя мать серьёзно пострадала от взрыва и стала прикованной к инвалидной коляске. Так вот, полковник Орокин, пламенно дебатируя против меня в Сенате, не найдя, видимо, доводов для аргументации своей точки зрения, заявил, что я, ради принятия поправок к закону о безопасности высших государственных служащих, взорвал мою мать в собственном особняке!
Филипс возмущенно покачал головой и, отпив из бокала, уставился на Рамину. Та, внимательно выслушав Филипса, неожиданно обратилась к нему с вопросом:
— А почему они вас так ненавидят, эти радикалы?
Филипс улыбнулся и посмотрел на Рамину сквозь очки, словно на несмышлёное дитя.
— Доктор Джоши, а мы с чего начали разговор? Проект Всемирной Антарктической корпорации положит конец боевым действиям и уменьшит прибыль оружейников, которые расплодились вокруг бюджета, словно грибы — паразиты. Но не забывайте, что за ними стоят капиталы, которые превращают недалёких людей в террористов — смертников, начинённых шрапнелью. Инвестиции в террористические группировки оборачиваются увеличением оборонного бюджета метрополии, которая и так ведёт постоянные боевые действия по всему земному шару. Мирное соглашение с Кайпианским союзом — истинная причина покушений на меня и членов моей семьи.
Рамина вдруг почувствовала, что даже зауважала этого небольшого человека в круглых очках, ведущего неравный бой с экстремистами. «Сколько страданий он перенес за свои гуманистические идеи. В этом обществе мундиров Алан выглядел как одинокий рыцарь в шерстяном жакете…»
— Доктор Джоши, расскажите нам о вашей работе. Как она продвигается, и есть ли уже какие-нибудь результаты? — прервал размышления Рамины Николас Вайс.
— Сейчас мы, совместно с доктором Грэмом, проводим работу по выводу тел из криогенного состояния. Эта работа займет немало времени, так как нам необходимо избежать разрушения клеточной структуры тел. Конкретных результатов пока нет, но уже можно с уверенностью говорить о том, что этот процесс завершится через пару месяцев.
— Любопытно, — подытожил Вайс. — Есть ли у вас предположения относительно ответа на вопрос, что же произошло с этими людьми?
— Предположения, конечно, есть, но давайте всё — таки дождёмся результатов диагностики, — ответила Рамина и посмотрела на доктора Грэма.
Грэм одобрительно кивнул и хотел, было, что-то добавить, но воздержался, увидев, что к Вайсу подошел здоровяк в штатском и сказал ему что-то на ухо. Вайс, выслушав охранника, поднял брови и произнёс:
— Император уже выехал, господа! Дорогие гости, приятно было видеть вас на этом торжестве! Продолжайте веселиться и общаться с гостями, а мы пока с Аланом прервёмся — государственные дела обязывают…
Вайс и Филипс, поднявшись с дивана, церемониально попрощались с Раминой и Зигфридом. Когда те ушли, Вайс повернулся к Алану и с улыбкой промолвил:
— Алан, я принял вашу игру, но не понял смысл. Вы просто пацифист — идеалист, случайно затесавшийся среди варваров, или же…
— Николас, — перебил Филипс. — Если я что-то делаю, то, значит, так нужно делать… Интуиция, понимаете? Я не могу достоверно говорить о грядущем, ведь оно ещё даже не произошло, но с большой долей уверенности могу сказать одно — нам нужно быть друзьями с этой иноземкой. И, кстати, держите её в строгой изоляции. Это даст нам шанс запудрить союзникам мозги этим проектом по созданию Антарктической корпорации. Нам нужно сделать так, чтобы кайпианцы, заметив ослабление нашего наступательного вооружения, подумали об этом как о доброй воле метрополии, а не как об удачном моменте для решающего удара по Акриту. Это позволит сконцентрировать все ресурсы на проекте «Зевс». Кроме того, перед нами загадка двух захваченных в Уитморе тел. Что там? Может, вирус или бактерия… Или, может, мутировавший паразит? Ответа нет, но если одно из этих предположений станет достоверным, то оно тайно полетит вместе с доктором Джоши в подземный город Хуанди…
— Да, — уловил его мысль Вайс и улыбнулся, — было бы неплохо, если бы к ним присоединились главный судья Брэндон Льюис и викарий Сайбурга Джон Кук…
— Чем же вам не угодил последний? — изумлённо поинтересовался Филипс, поправляя очки.
— Хронический стукач… Нет, стучат все, но этот вообще никаких рамок не соблюдает. Кстати, он, часом ли, не стучал вам на самого Императора? — Вайс негромко рассмеялся.
— Не смейтесь, Николас, — деловым тоном произнёс Филипс, — на таких людях держится гражданское общество Империи. Они, как внутренние регуляторы социума, бдительно стоят на страже наших интересов. Так что билет викарию мы, пожалуй, аннулируем. Есть масса претендентов на роль миротворцев, так что вначале нужно посоветоваться со мной, прежде чем кого — то куда-то отправлять, хорошо?
Вайс внимательно посмотрел на Филипса и, сделав серьёзное выражение лица, промолвил:
— Конечно, Алан. Но я надеюсь, что мы равноправные партнёры в этом предприятии, не так ли?
— Совершенно верно. И именно поэтому вы должны со мной советоваться, — Алан протянул руку Николасу.
Вайс, одобрительно улыбнувшись, пожал протянутую ладонь, после чего последовал вслед за Филипсом, который быстрой походкой направился в сторону пассажирских лифтов…
* * *
Императорский кортеж, состоящий из вереницы наглухо бронированных автомобилей, окруженных юркими гвардейскими скутерами, передвигался по широким улицам Акрита. Улицы были пустые, так как по средствам массовой информации всегда предварительно сообщали о введении чрезвычайного положения в тех кварталах, по улицам которых мог бы поехать кортеж Императора. Зазевавшихся граждан, не покинувших в отведенное время улицу, ждал предупредительный выстрел в ногу из винтовки Спектратора. Если после этого гражданин не поднимет вверх большой палец, означающий, что он — гражданский, то последует выстрел в жизненно важные органы, а как следствие — смерть предполагаемого террориста. К началу зачистки кварталов от потенциальных радикалов бронированные автомобили с солдатами Спектрата, одетыми в городской камуфляж, наводняли улицы столицы. Геликоптеры высаживали на крышах снайперов, которые занимали ранее определенные командованием позиции.
Спектратор Вильям Грэй, по прозвищу «Большой Билл», подошёл к двери кабинета, расположенного на пятом этаже правительственного здания. Одетый в чёрную форму тайной полиции, Вильям держал в руке большой коричневый чемодан с рифлёной поверхностью.
На двери висела табличка:
Тимати Грэй
Начальник отдела планирования
«Вот так удача, — подумал Вильям, — мой первый день на этой работе, и я встречаю однофамильца». Его кузен, занимающий большой пост в Спектрате, трудоустроил Вильяма в тайную полицию без прохождения обязательных и долгих тестов.
Открыв дверь, Вильям увидел человека, сидящего за столом. Ожидая увидеть типичного клерка, он неприкрыто изумился исполинской фигуре обитателя кабинета, который, приподнявшись, произнёс:
— Заходите, Спектратор, и располагайтесь, как вам будет удобно. Мне сообщили о вашем прибытии, и я ждал вас. Меня зовут Тимати Грэй, возможно, вам понадобится моя помощь…
Вильям зашёл и со знанием дела осмотрелся. Окна небольшого кабинета давали прекрасный вид на перекрёсток, который должен быть взят под полный контроль Спектрата. Осматривая стены, Вильям увидел большую электронную проекцию, на которой был запечатлён хозяин кабинета, будучи ещё молодым. Одетый в военную форму, моложавый солдат стоял на фоне раковины гигантского моллюска, приоткрытые створки которого в два раза превышали человеческий рост. Нижняя створка моллюска была чёрного цвета, а верхняя белого.
— Это же черно — белый Гарри? — спросил Вильям и вопросительно посмотрел на Тимати.
Тимати удивлённо поднял брови, после чего промолвил:
— Вы тоже служили в четвёртой штурмовой дивизии?
— Было дело… — усмехнулся Вильям, внезапно вспомнив, что Тимати, вдобавок ко всему, его однофамилец. — Это был мой первый армейский контракт…
— Да… Мой тоже… — Тимати погрузился в воспоминания. — И последний… Ногу оторвало на мине и меня списали на гражданку, посчитав контракт выполненным.
Вильям подошел к столу и, протянув руку хозяину кабинета, произнёс:
— Вильям Грэй, мы с вами однофамильцы… — они пожали руки.
— Кстати, всегда хотел узнать, как там оказался черно — белый Гарри. Я слышал, что этого огромного моллюска привёз генерал Маккартни, чтобы сделать из него бомбоубежище…
Тимати рассмеялся. Отрицательно помотав головой, он, сквозь смех, произнёс:
— Эту байку придумали офицеры, зная, как генерал Маккартни стал маниакально опасаться бомбардировок после того случая, когда его контузило в Антарктике. От одного из членов исследовательской научной экспедиции, которую мы охраняли, я слышал гипотезу, согласно которой после падения астероида возникла гигантская волна, которая и выкинула черно — белого Гарри в эту прибрежную часть джунглей…
Услышав о Маккартни, Вильям покачал головой, давая понять говорившему Тимати, что ему тоже знаком этот персонаж.
— Генерал Маккартни, — задумчиво, но с улыбкой произнес Вильям, вспоминая военачальника, — ему очень нравилось устраивать ложные тревоги по ночам и бегать с тростью по казармам, выясняя уровень боеготовности личного состава. У нас во взводе его звали «Бессонница»…
— Да, да, точно! — перебил его Тимати и вновь рассмеялся. — Точно, «Бессонница»…
— В каком взводе служили? — спросил Вильям, пододвинув стул.
— Чёрные коты…
— Черные коты? — изумился Вильям, присаживаясь на стул перед чемоданом. — Я из Теней, разведка… Помнится, как — то мы даже играли в финале чемпионата по регби…
— Да, — предался воспоминаниям Тимати, — я тогда играл на позициях фуллбека…
Вильям, обрадованный этой внезапной встречей, всё же вспомнил, для каких целей прибыл в этот кабинет. Извинившись, он перевёл своё внимание на коричневый чемодан и прошёл процедуру идентификации. Ящик автоматически раскрылся, обнажая своё содержимое — оружие и оборудование для точки наблюдения. Всё это ещё требовалось привести в рабочее состояние, поэтому Вильям принялся немедленно собирать снайперскую винтовку, которой он овладел в совершенстве, неся службу в четвёртой дивизии…
* * *
Служба в четвёртой дивизии была первым армейским контрактом Вильяма. Второй контракт он отработал инструктором на так называемом «спецполигоне для новобранцев». По документам это была военная база, но в реалии это был безопасный курорт, скрытый с одной стороны горами, а с другой — Атлантическим океаном, который контролировался подводным флотом акритской армии.
Новобранцами на этом спецполигоне были одни мажоры — отпрыски влиятельных и состоятельных семей метрополии. Им был необходим контракт ради тех возможностей, которые предоставляла государственная служба. Но война — грязное дело, и «истинные патриоты» предпочитали лежать на шезлонге, попивая холодный стрэнч, чем валяться в каком-нибудь южноамериканском болоте в туче гнуса. Вонючим миазмам разлагающихся тел среднестатистический мажор предпочитал свежий океанский бриз и запах волос своей подруги, приехавшей к любимому на свидание с большой земли.
Вильям был штатным военным инструктором, но вся его работа сводилась к тому, что он устраивал раз в год соревнования по пляжному волейболу. В остальное время он ел, качался в тренажерном зале, стрелял из стрелкового оружия в тире, занимался серфингом и снова качался, и снова ел. К концу второго контракта он был похож на римского героя, сошедшего с древнего барельефа. «Героем» заинтересовалась молодая жена престарелого генерала, который формально руководил этим спецполигоном. Вильям, крутя тайный роман с генеральшей, мечтал о третьем контракте в этом райском уголке, который позволил бы ему автоматически попасть в императорскую гвардию.
Однако его мечты так и остались мечтами, благодаря сыновьям викария Кука — Элтону и Дэвиду. Сразу по прибытии на эту военную базу, они стали подшучивать над Вильямом. Приклеив ему прозвище «Большой Билл», они часто выставляли его перед всеми этаким здоровым и неуклюжим идиотом. Нет, ни о какой субординации не было и речи, но то, что стали позволять себе эти юнцы со временем, стало надоедать спокойному от природы Вильяму.
Однажды, когда он занимался с гравитационной штангой в тренажерном зале, к нему подошёл старший из братьев — Элтон. Нажатием пальца, Вильям отключил гравитационные генераторы, расположенные по краям грифа, изменив тем самым вес штанги. Штанга, весившая 150 килограммов, стала весить в десять раз меньше. Положив гриф на стойку, Вильям привстал и, вытерев полотенцем лицо, внимательно посмотрел на Элтона. Это был полненький юноша с короткими кучерявыми волосами и загорелым лицом. Улыбнувшись и поправив теннисный козырёк на голове, юноша произнёс:
— Большой Билл, нам срочно требуется твоя помощь. Мы с ребятами решили поучиться рукопашному бою у мастера… Мы уже готовы…
Элтон посмотрел в сторону малого зала, словно приглашая Вильяма пройти к рингу. Грэй встал, сделал пару глотков воды и, молча, пошёл в зал рукопашного боя. Там стояло человек двенадцать мажоров, которые, поглядывая на Большого Билла, перешёптывались между собой. Элтон, закрыв за собой дверь, вышел на центр ринга и произнёс:
— Господа! Мой младший брат Дэвид утверждает, что он неплохо владеет рукопашным боем. Я в этом, конечно, уверен, но хочу, чтобы Большой Билл, как заслуженный мастер спортивного зала, дал оценку сказанного Дэвидом…
Щуплый Дэвид, лицо которого было сплошь покрыто веснушками, стоял на краю ринга. Когда его брат договорил, Дэвид с серьёзным видом подошёл к стойке, из которой торчали две защитные маски и две пары самозашнуровывающихся боксёрских перчаток разного цвета. Дэвид надел маску и сунул руки в синие перчатки, которые мгновенно затянулись на запястьях. Оказавшись на ринге, он принялся разминаться под одобряющие возгласы присутствующих.
Вильям задумался, но, придя к мысли, что инструктаж — это его прямая обязанность, подошёл к стойке и, надев маску, сунул руки в перчатки… Помимо затянувшихся на запястьях шнурков, он ощутил, как его пальцы погружаются во что-то тёплое. Тактильные ощущения ладони передали в мозг образ салата, густо заправленного майонезом. Но когда Вильям поднёс перчатки к лицу, он убедился, что этот образ, вероятно, уже был переварен одним из присутствующих здесь организмов.
Первым засмеялся Элтон, а за ним все остальные. Вильям развернулся и, молча, пошёл к двери. Элтон, увидев уходящего Вильяма, запрыгнул на ринг и, подняв вверх руку брата, прокричал:
— Я же говорил, господа! Большой Билл не сможет победить даже дерьмо моего брата Дэвида! — с этими словами он закатился противным истерическим смехом.
Но дерьмо Дэвида не победило Большого Билла. Напротив, как только его мышление обуяла дикая ярость, характерный запах охладил его рассудок, словно подсказав, как создать максимально эффективную тренировку по рукопашному бою для этих «будущих героев Сената».
Подойдя к двери, Вильям, используя правую перчатку, приподнял широкую ручку вверх и защелкнул замок. Далее, одним ударом руки сверху он отломил ручку двери, которая со звоном упала на пол помещения. Услышав звон, присутствующие моментально примолкли, осознав, что они заперты с инструктором, над которым только что жестоко подшутили. Когда заговорил Большой Билл, в малом зале воцарилась полная тишина, а мажоры почувствовали давно позабытое чувство страха.
— Вот что, выблядки… — Большой Билл внимательно оглядел всех мажоров. — Сегодня у вас будет тренировка с отягощением.
— Грэй, завязывай свои рассуждения, — произнёс долговязый брюнет, выходя из толпы, — нам нужно идти в тир…
— Нет, сегодня у вас будет рукопашный бой, ведь вы его сами заказали…
Первым упал любитель тира… Потом посыпались все остальные. Нет, они пытались оказывать сопротивление и даже самоорганизовались, но когда Большой Билл, используя сильные ноги и мощный торс, положил братьев — шутников на пол словно кегли, сопротивленцы разбежались по помещению, колотя в запертые двери…
Старый генерал, будучи на вечернем осмотре «войск», увидел на лицах мажоров последствия «тренировки». Естественно, поднялся скандал. Сначала с Вильямом хотели разорвать контракт, но вмешался его кузен, который пообещал запустить в СМИ информацию о том, как мажоры служат отчизне на курорте у старого генерала. Большому Биллу позволили дослужить полгода и закрыть второй контракт, но третий контракт ему так и не дали. Кузен устроил его в Спектрат, в котором сам работал заместителем у Алана Филипса. Вильям не особо жаждал служить в Спектрате, но очень хотел попасть в императорскую гвардию, так как год службы там многократно повышал пенсионные бонусы. Но для службы в императорской гвардии требовалось пятнадцать лет выслуги, поэтому он согласился на предложенную вакансию Спектратора, тем более что в качестве места приписки агента была столица метрополии…
* * *
Это был первый день работы Вильяма Грэя в качестве Спектратора. Сидя на стуле перед своим чемоданом на пятом этаже правительственного учреждения, он закончил настраивать сканер. Встав, Вильям начал расставлять оборудование, выставляя нормативные показатели на приборах. Закончив, он приступил к выбору позиции снайпера. Определив угол обзора, он обратился к Тимати, который, судя по его виду, безрезультатно пытался с кем — то связаться посредством персонального интегратора.
— Гражданская связь уже отключена, — произнёс Вильям, — квартал уже полностью блокирован. Интеграторы бесполезны… Не могли бы вы помочь мне пододвинуть стол?
— Да — да, конечно, — промолвил Тимати, поглядывая на интегратор. — Моя жена и сын шли ко мне на работу. Мы собирались посетить ресторанчик по случаю моего дня рождения… Наверно, мои сейчас сидят в каком-нибудь торговом центре…
— День рождения? — перебил его Вильям. — Серьёзно? Тогда, поздравляю…
«Какая интересная череда событий, — подумал он. — В первый день работы Спектратором моя боевая позиция оказалась в кабинете однофамильца, с которым мы служили в одной дивизии и у которого, к тому же, сегодня день рожденья. Самое интересное в том, что Император следует на праздник дня рождения своих внучек. Не много ли совпадений?»
Поглядывая то на Спектратора, то на интегратор, Тимати встал из — за стола и, легко взяв его под мышку, сделал несколько шагов к окну. Вильям вспомнил, что у Тимати нет ноги, поэтому поразился качеству протеза, который отлично выполнял эстетическую функцию.
— Отличный протез, я даже не могу понять, какую вы ногу потеряли, — произнёс Вильям, закрепляя стол возле окна.
— Да, протез просто суперклассный! — согласился Тимати. — Всё это благодаря фонду Альберта Прайса, который проспонсировал социальную программу для ветеранов— инвалидов. Теперь я вот как могу…
Тимати вытянул левую ногу параллельно полу и присел на одной правой ноге. Без затруднения встав, он саркастически пошутил:
— Иногда я думаю, почему мне не оторвало левую ногу тоже…
Вильям, поняв чёрный солдатский юмор, улыбнулся. Убирая вместе с Тимати со стола различные вещи, он наткнулся на фотографию маленького мальчика, который беззаботно улыбался в объектив. Фотография была сделана на простой фотобумаге, которую можно было встретить либо в музеях, либо в частных коллекциях.
— Я увлекаюсь ретро — печатью… — пояснил Тимати, с отцовской нежностью разглядывая фотографию. — Мой сын, ему сейчас четыре…
Убрав всё со стола, Вильям достал из чемодана четыре полуметровые палочки и сделал из них рамку. Прислонив рамку к стеклу, он нажал большими пальцами рук на кнопки, находящиеся на самой рамке. Рамка немного завибрировала и погрузилась в стекло, словно в масло. Немного спустя, стекло, находящееся внутри рамки, перешло из твёрдого состояния в жидкое. Было видно, как мелкие вибрации рамки отражаются волнами на «сжиженном стекле», которое постепенно перетекало за её края. Образовался достаточный для стрельбы проём, откуда сразу же потянуло сквозняком.
Достав из чемодана шлем со встроенными полупрозрачными очками, Вильям надел его на голову. Сквозь очки он увидел дополненную реальность, где помимо подсвечивающихся коллег, расположенных на других позициях, было немало другой полезной информации. Указательным пальцем правой руки он прикоснулся к правой стороне шлема, вся поверхность которого, помимо защитных свойств, представляла собой сенсорную панель. Откалибровав изображение, Вильям синхронизировал шлем со всеми приборами, расставленными в кабинете.
— Ещё чем-нибудь могу помочь? — спросил Тимати.
— Нет, спасибо…
— Тогда вы делайте свою работу, а я вам не буду мешать. Схожу пока в директорат по своим делам…
Когда Вильям остался в кабинете один, он включил таймер обратного отсчёта времени. В воздухе перед ним визуализировался крупный циферблат красного цвета. До начала операции оставалось шесть минут. Вытянув левую руку вперед, он сузил пальцы. Циферблат, проецируемый очками, сузился до меньших размеров. Ткнув указательным пальцем в цифры, Вильям переместил визуальную голографию на колонну и включил параметр «закрепление». Теперь он мог свободно вертеть головой в шлеме, в то время как цифры «висели» на колонне, словно обычные часы. Далее, подключив функцию снайпера, Вильям синхронизировал изображение на очках с датчиком изменения скорости ветра и настроил модель оружия — квадратик напротив винтовки СВТ— 56 замигал зелёным цветом. Это позволило использовать возможности дополненной реальности с помощью сенсора, расположенного сбоку винтовки над курком. Такая автоматизация позволяла управлять интерфейсом шлема, не убирая палец далеко от курка.
Зарядив обойму и передернув затвор, Вильям разложил ножки винтовки и прилёг на стол. Закрепив винтовку на ножках, он снял чехол с прицела и настроил оптику. Взглянув в оптический прицел, он осмотрел окна здания, расположенного напротив его позиции. Никого не было, так как при проезде императорского кортежа категорически запрещалось подходить к окнам — это могло быть воспринято Спектраторами как враждебный жест. Улицы столицы были пусты и безлюдны. Складывалось впечатление, что город умер, вернее, умерли все его обитатели, не считая Спектраторов, силуэты которых подсвечивались в дополненной реальности.
Даже в руинах городов Старого мира, которые Вильяму приходилось патрулировать, будучи солдатом, всегда было движение. В развалинах кто — то постоянно за кем — то гнался, либо с целью завладеть имуществом, либо с целью набить желудок. У людоедов эти цели совпадали. «Людоеды…» — Вильям даже поморщился от этой мысли, разглядывая в прицел шевелящийся от ветра куст, посаженный в специальную кадку недалеко от дороги. Ему как — то доводилось сталкиваться с мутантами — людоедами…
Однажды их группа находилась в поисках отряда разведчиков, которые пропали в руинах города Бразилия. Бесшумно высадившись в квадрате, где прервалась связь с разведчиками, их спасательная группа, состоявшая из шести человек, приступила к поискам. Вскоре они обнаружили среди завалов довольно большой люк, прикрытый массивной крышкой.
— Вокруг следы, нужно следовать под землю, — приказал командир, — Вильям, ты первый. Генри, за ним. Остальным — рассредоточиться и держать периметр. Это может быть ловушка…
Отодвинув крышку люка, первым спустился Вильям. В его нос ударил такой зловонный запах, что он даже прослезился.
— Блять, такое ощущение, что меня сейчас вырвет. Генри, надень маску… — произнёс Вильям в микрофон и опустил пуленепробиваемое стекло шлема, избавив тем самым себя от ужасной какофонии запахов.
Когда под землю спустился Генри, командир прикрыл вход в лаз. Оказавшись в кромешной темноте, шлемы обоих солдат автоматически включили инфракрасный ночной режим. Оглядев пространство вокруг себя, Грэй произнёс:
— Это какой-то коллектор… Мы пойдем против течения воды… или не воды… Что-то вроде нефти… Какая — то тёмная вода…
Вильям вручную отключил ночной режим и включил фонарик на пистолете — пулемёте.
— Это… — задумался он, вглядываясь в жидкость. — В воде много примесей красного цвета… Всем быть начеку… Похоже, кровь…
Вильям осветил лучом света коллектор. Судя по всему, он вёл куда-то под останки здания. На стенах каменного коридора висели какие — то красноватые слизни, диаметром до одного метра, которые тянули по поверхности коллектора свои щупальца, направляя их к воде. Приглядевшись, Грэй понял, что через эти щупальца слизни поглощают питательные элементы из канала. Пройдя чуть дальше, Вильям внезапно услышал отчётливый скрежет металла. Мгновенно среагировав, он выключил фонарик и включил ночной режим.
— Это Крот. Внимание, у нас, кажется, гости. Генри, присядь ко мне и прикрывай тыл, — тихо произнёс в микрофон Вильям.
Затаившись с Генри в кромешной темноте, он снял предохранитель на пистолете — пулемёте и принялся вслушиваться в окружающее пространство, пытаясь определить источник скрежета. «Звук капающей и журчащей воды… Больше ничего…» — Вильям уже, было, подумал о том, что лязг металла ему померещился, но внезапный всплеск, раздавшийся где — то вдалеке, заставил его покрепче сжать оружие. Услышав звук шагов, он подал Генри знак «не открывать огонь, без его ведома».
По мере приближения источника звука, вдалеке что-то замерцало. Мерцание становилось всё более ярким, пока из— за угла не показался силуэт двухметрового человекоподобного существа с четырьмя руками. Наблюдая за ним, Вильям приблизил картинку. В правой верхней руке существа находился горящий факел, нижней правой рукой оно держало корзину, а в нижней левой руке был зажат приличный по размеру тесак. На мощном торсе висел фартук, из нагрудных карманов которого торчали рукоятки ножей различных размеров. Существо неспешно шло в их сторону, постоянно озираясь на стены коллектора. По мере приближения незваного гостя, Вильям всё крепче сжимал оружие, рассматривая этого мутанта в перекрестие прицела…
Внезапно существо остановилось и, разглядывая стену, произнесло:
— Гартка… Занука гартка…
Срезав красноватого слизняка со стены коллектора, оно откусило от него часть и, тщательно пережевывая, одобрительно закивало головой.
— Занука, занука, — довольным тоном произнесло существо и принялось срезать слизней, складывая их в корзину.
Теперь Вильям понял, что коллектор, видимо, представлял собой ферму по выращиванию слизней. Набив корзину, четырёхрукий неспешно побрёл обратно, что-то нашёптывая себе под нос. Вильям решил последовать за ним. Подав Генри знак «следовать за мной», он потихоньку двинулся за существом, сохраняя определённую дистанцию.
Но неуклюжий Генри запорол этот скрытый манёвр. Поскользнувшись, он с грохотом плюхнулся в воду, ударившись шлемом о стенку коллектора. Его тяжёлый пулемёт выпал из рук и грохнулся рядом с ним, издавая при этом немало шума. Существо мгновенно развернулось и… упало, сраженное очередью из пистолета — пулемёта, оснащённого системой подавления звука. Все пули, выпущенные Вильямом, достигли своей цели. Он помог подняться Генри, который, встав на ноги, промолвил:
— Проклятые щупальца…
— Командир, гость мертв… — произнёс Вильям в микрофон. — Идём по следу гостя…
— Крот, у нас тихо, — ответил командир. — Будьте предельно осторожны. Не вступайте в открытый бой с превосходящими силами противника. Конец связи.
— Генри, ты в порядке? — спросил Вильям, пытаясь оценить ситуацию.
— Да, всё в порядке.
— Тогда за мной… Только смотри под ноги, приятель…
Проследовав до поворота, они повернули за угол и прошли ещё метров тридцать, прежде чем наткнулись на окровавленную железную лестницу, ведущую в открытый люк на потолке коллектора. Из люка тонкими струйками капала кровь, смешиваясь с бегущими по каналу потоками воды. Генри, вслед за Вильямом, поднялся наверх.
Они очутились в небольшом помещении, с потолка которого свисали железные цепи с закреплёнными на концах крюками. В дальнем углу, вверх ногами, висели три выпотрошенных тела. У них были вырезаны глаза и удалены внутренности. На телах было множество порезов, из которых сочились струйки крови, капавшие с окоченелых пальцев. Вильям, преодолевая отвращение, приблизился и осмотрел тела. Татуировки на телах говорили о том, что их обладатели и были целью спасательной операции. «Три трупа… Пропало четыре разведчика, значит, есть шанс, что один из них может быть ещё жив», — Вильям вышел из этого помещения и прошёл дальше по коридору.
Наткнувшись на дверь, он прислушался. Из — за двери доносилась какая — то нечленораздельная речь. Голосов было несколько. Поразмыслив, что на их стороне эффект неожиданности, Вильям решил действовать. На счет три они вместе с Генри стремительно ворвались в помещение, расположенное за прикрытой дверью.
Первое, что бросилось в глаза Вильяму — большая каменная плита, видимо, приспособленная под стол. На импровизированном столе лежал обожжённый труп, обложенный со всех сторон какой-то студенистой органикой. Вокруг стола сидели мутанты с различными деформациями человекоподобных тел. Некоторые из них совсем уже не походили на гоминид, представляя собой биологическую массу с какими-то отверстиями и гипертрофированными конечностями.
Собравшиеся за столом замолчали и уставились своими подобиями зрительных органов на солдат. По центру пустовало место, которое, видимо, принадлежало главе этого семейства. Это был какой-то сюрреалистический театр эволюции, который прямо — таки просился, чтобы его поскорее прикрыли. Секунд пятнадцать обе стороны разглядывали друг друга, пока у Генри не выдержали нервы. Испытывая боль за потерянных товарищей, он закричал, но его крик растворился в оглушительном шуме крупнокалиберного пулемёта, который начал рвать в клочья присутствующих на трапезе «гурманов».
Некоторые из людоедов попытались найти укрытие, но подключившийся к расправе Вильям точными выстрелами добивал забившихся в угол мутантов. Одна тварь, тело которой было похоже на полуметровую картошку, покрытую многочисленными бородавками, используя две сильных корявых руки, торчащих по бокам туловища, стремительно ринулось к Вильяму, словно двуногий большой паук. С невыносимым для человеческого уха визгом, тварь вцепилась в ботинок Вильяма. Он почувствовал, как зубы этой твари, прокусив крепкий материал армейского ботинка, погрузились в плоть его ступни. Закричав от боли, Вильям выхватил из — за спины мачете и разрубил агрессора на куски. Откинув ногой изрубленное тело, он почувствовал, как система армейской экипировки мгновенно среагировала на повреждение ноги. Вильям ощутил укол в области шеи — это означало поступление в кровь антибиотиков широкого спектра действия. Генри, пребывая в возбуждённом состоянии, расхаживал по помещению и делал контрольные выстрелы, проговаривая самые грязные ругательства, присущие армейской культуре…
— Внимание всей агентуре! — голос командующего, внезапно прозвучавший в наушниках, вывел Вильяма из воспоминаний о людоедах. — Говорит куратор Луций Мнемоник. Объявляю о начале операции. С этого момента все подозрительные личности, оказавшиеся в окуляре вашего прицела, попадают под пакет законов, направленных против терроризма. Тем не менее, напоминаю вам, что объекты, попавшие под эти законы, имеют право на предупредительный выстрел в конечность. Если же вы случайно, а может быть, даже не совсем случайно, убьёте подозреваемого с первого выстрела, это не отразится на вашей карьере, но потребует длительных бумажных отписок в разные инстанции, как того требует закон. И не забывайте: закон это мы… Для начала проведём перекличку…
Убедившись, что все находятся на своих позициях в полной боевой готовности, Луций отдал приказ Спектраторам о наблюдении за отведёнными секторами, после чего принялся курировать операцию по перевозке и охране особо важной персоны.
Вильям, удобно расположившись на столе своего однофамильца, внимательно осматривал улицу сквозь прицел снайперской винтовки. Безлюдный город производил на Вильяма угнетающее впечатление. Он не был дома более тринадцати лет и по приезду заметил любопытные изменения в обществе. Спектрат, в котором собирался служить Вильям, являясь тайной полицией, получил очень широкие полномочия… Ну очень широкие… «И тринадцать лет назад Спектрат побаивались, но тогда он всё — таки действовал в пределах ограничений, наложенных законодательством… Но теперь…» Вильям вспомнил, как, читая кодекс Спектрата, прикинул, что, застрелив человека на улице, ему будет достаточно заявить следователю, что погибший, согласно его, Вильяма, внутренним убеждениям, являлся террористом. Теперь Спектраторы, выражаясь в обобщающем виде, дабы избежать попыток осмысления запутанного законодательства, получили, по сути, лицензию на убийство граждан метрополии, основываясь «на своем внутреннем убеждении, которое формируется в ходе наблюдения внешней среды».
Тогда он понял, почему многие граждане Акрита шарахались от Спектраторов, переходя на другую сторону улицы. Месяц, проведённый в учебном лагере Спектрата недалеко от Акрита, навёл Вильяма на размышление о том, что многие из будущих Спектраторов — не совсем адекватные люди. Он увидел явные признаки психических отклонений, причинами которых были преимущественно армейские психологические травмы. «Ха, да это же идеальные убийцы, которые выстрелят из оружия, не задумываясь», — подумал тогда Вильям, когда пообщался, как ему казалось, с наиболее вменяемыми сотрудниками тайной полиции.
Неудивительно, почему два друга, с которыми он не виделся со времен первого армейского контракта, внезапно замолчали и переглянулись между собой, когда Вильям сообщил им, что устроился на работу в Спектрат. Вильям ощутил, как преобразилась застольная атмосфера после этой новости. Дружеское общение сменилось официальными, ничего не значащими репликами. Спустя примерно полчаса, оба друга вдруг вспомнили, что им, ну, очень нужно бежать. Сославшись на семейные обстоятельства, они, похлопав его по плечу, коротко пожелали ему удачи и покинули заведение, любезно оплатив счет. Через несколько дней, перед отправкой в учебный корпус Грэй хотел организовать встречу с ними, но оба друга, сославшись на различные обстоятельства, аккуратно отказались от поступившего предложения. Теперь же, осматривая пустую улицу, Вильям понемногу начинал находить логику в поведении друзей. Само слово «Спектрат» явно вызывало у них чувство неодолимого страха.
Но вернёмся к Вильяму Грэю — Спектратору, который обеспечивал безопасность императорского кортежа, разглядывая улицу в прицел снайперской винтовки СВТ–56.
Уже прошло полчаса с момента начала операции. Тишину эфира иногда нарушали голоса Спектраторов, которые отвечали на вопросы куратора Луция Мнемоника. Луций, обратившись в эфире к бойцам отряда «Дельта», сообщил о том, что «эстафетная палочка» передаётся им. Это означало то, что VIP двинулся по маршруту, за безопасность которого отвечал отряда Вильяма. Вильям разглядывал в прицел брошенный пакет, который хаотично летал по улице, движимый лёгким ветерком.
— Квадрат два один, квадрат два один, — внезапно нарушил тишину эфира чей — то голос. — Говорит оператор системы слежения. В вашем секторе замечено какое — то движение.
Аппаратура показывает вес в районе двадцати килограмм. Возможно, какое — то животное, проверьте информацию визуально. Вывожу координаты на дополненную реальность шлема…
— Говорит «квадрат два один», задачу принял, — ответил Вильям и принялся вглядываться в перекрестие окуляра.
Улица, по левую сторону которой располагалось высотное здание торгового центра «Шанталь», была совершенно пуста. Вильям сосредоточил своё внимание на выезде с подземной парковки торгового центра — именно там появилась метка, выведенная на его очки дополненной реальности. Выезд с парковки был обрамлён конструкцией, напоминающей козырёк, который поддерживали квадратные мраморные колонны. Оглядев колонны в прицел, Вильям произнёс:
— Говорит «квадрат два один», наличие объекта визуально не подтверждаю… Подключаю термографическую камеру…
С помощью указательного пальца, расположенного на сенсоре винтовки, Вильям включил «опцию инфракрасного спектра». Всё пространство, которое он видел сквозь очки шлема, преобразилось в синие и красные тона различных оттенков. Данные, которые проецировала камера, говорили о том, что за колоннами действительно есть какой-то теплокровный организм.
— Говорит «квадрат два один», термографическая камера подтверждает данные оператора системы слежения. Объект находится за третьей колонной, если считать слева направо, — Вильям описал ориентир, чтобы другие члены команды, которые визуально могли наблюдать эту точку, осмотрели её под другими углами.
Выяснив, что с других позиций тоже невозможно определить объект, Луций Мнемоник связался с агентом, который контролировал ситуацию на парковке.
— «Паскаль», как слышите меня? — Вильям услышал в эфире голос Луция.
— «Паскаль» на связи… — промолвил в эфире мужской голос.
— «Паскаль», срочно прибыть к выезду с подземной парковки номер три, — приказал Луций Мнемоник.
— Сэр, у меня тут небольшая проблема… Какая — то сумасшедшая пытается пробраться через КП к лифту, говорит, что её сын потерялся…
— Вижу край какой-то коробки! — проговорил Вильям, который, отключив термографическую камеру, увидел в прицел, как из — за колонны показался её краешек.
Затем чуть выше показалась голова ребёнка, который с удивлением рассматривал улицу.
— Сэр, это ребенок… — произнёс Вильям, немного расслабившись. — Он держит коробку в виде корзинки с бумажными ручками…
Маленький мальчик немного вышел из — за колонны и, стоя в её тени, принялся с величайшим удивлением рассматривать здания, уходящие в небо.
— «Квадрат два один», центр даёт добро на предупредительный выстрел и последующую ликвидацию, — невозмутимо произнёс Луций Мнемоник.
Вильям, державший ребёнка на прицеле, остолбенел. Его оцепенение нарушил голос куратора, который уже более настойчивым тоном произнёс:
— «Квадрат два один», немедленно стреляйте! «Паскаль» уже не успеет, VIP совсем близко. В коробке может быть бомба. Стреляй, Спектратор! Это прямой приказ!!! — заорал в эфире Луций.
Вдалеке показался императорский кортеж. Чёрные длинные лимузины с имперскими стягами, развевающимися по ходу движения кортежа, окружала имперская гвардия, передвигавшаяся на скутерах.
— Послушай, Грэй, — злобно проговорил Луций Мнемоник. — Я тебе клянусь, что даже твой кузен тебе не поможет, если ты сейчас же не выполнишь приказ…
— Нет уж… — промолвил Вильям, ощущая, как тяжёлый груз спадает с его плеч. — Я увольняюсь…
Снимая с себя шлем, он услышал, как Луций, выражаясь самыми грязными ругательствами, приказал водителям кортежа резко увеличить скорость. Вильям наблюдал в окно, как кортеж пролетел мимо ребёнка, который в правой руке держал коробку, а левой махал проезжающей на огромной скорости процессии, стоя в тени колоннады. Когда императорский кортеж промчался мимо него, мальчик, развернувшись, побежал в сторону заезда на подземную парковку торгового центра «Шанталь».
* * *
Император, сидевший в одиночестве на заднем сиденье огромного лимузина, передвигался по улицам Акрита. Он чувствовал себя очень скверно — его бросало то в жар, то в холод, а иногда было такое ощущение, что ему катастрофически не хватает воздуха… И тогда наступал страх… Император пытался ритмично дышать, но это мало помогало. Иногда ему казалось, что в глазах начинает темнеть, отчего сердце бешено колотилось, а мышцы сводило какое — то дикое напряжение.
Император знал, что это такое. С самим собой он всегда был честен… Это была расплата… Суровая расплата за то, что он позволил себе вкусить запретный плод, который принёс ему Николас. «Эта наносыворотка из Даутсона… Что же могли ещё сделать эти козлы из Даутсона, как не новый наркотик?»
Даутсон слыл городом ночных клубов, азартных игр и великосветских тусовок. А что нужно богатым гостям и состоятельным туристам, чтобы сорить деньгами круглосуточно? Им нужен хороший «энергетик», который всегда любезно продадут дилеры, работающие со всеми подпольными лабораториями Даутсона. За этими лабораториями стояли капиталы кругов, приближённых к викарию Дональду Даутсону. Скрываясь под личинами различных фармацевтических компаний, эти капиталы стремительно росли, паразитируя на человеческих слабостях.
Даутсон основал прадед Дональда, которого звали Франциск Даутсон. Выходец из богатой семьи Нанта, Франциск на собственные средства установил термоядерный реактор и построил целую городскую инфраструктуру на живописном берегу залива Святого Лаврентия. Одни говорят, что он не вынес жизни в Нанте после смерти своей горячо любимой жены. Другие рассказывали, будто он был не в ладах с законом… Как бы то ни было, его правнук Дональд нашел способы решать вопросы со всеми ветвями власти с помощью щедрых пожертвований в августейший карман.
Кто — кто, а Дональд был на особом счету у Императора. Помимо того, что Дональд занимался фармацевтическим и игорным бизнесом, он ещё был и бухгалтером Мартина. Так сказать, «тайным кошельком». Именно поэтому его компаниям многое позволялось. Министерство здравоохранения, подконтрольное Императору, по сути легализовало тяжелые синтетические наркотики и под маркой «лекарств, одобренных министерством» выводило их за рамки уголовного преследования. Конечно, часть прибыли оседало в карманах самого Императора, о чем всегда сообщал пунктуальный викарий Дональд Даутсон, но…
Император почувствовал тошноту. Резкий приступ тошноты усилился, когда кортеж внезапно увеличил скорость. Расстёгивая верхнюю пуговицу, Император начал хрипеть, уставившись в окно лимузина. Прикоснувшись лбом к стеклу, которое стало запотевать от его прерывистого дыхания, Император почувствовал, как его сознание начинает угасать. Внезапно его рассудок ухватился за образ маленького мальчика, который промелькнул между колоннадой какого — то здания. Мальчик держал корзинку и махал ему, Императору, рукой, словно прощаясь с человеком, который навсегда покидает этот мир…
* * *
Вильям Грэй вышел из лифта на первом этаже здания, где располагался кабинет Тимати Грэя. Полчаса назад он отказался выполнять приказ куратора Луция Мнемоника, поэтому его руки были закованы в наручники, а компанию ему составлял конвой, представленный двумя Спектраторами. Вильяма абсолютно не волновала его дальнейшая судьба. Может быть, он подсознательно и надеялся на то, что его кузен всё уладит, но, даже не имея столь высокого покровителя, Вильям бы не стал делать то, что шло вразрез с его моральными представлениями.
Выходя из здания на улицу, Вильям вдруг увидел того самого мальчика, которого он держал на прицеле. Мальчишка крутился возле заплаканной женщины, которую утешал мужчина, державший ту злополучную коробку — корзинку. Этим мужчиной был Тимати Грэй… «Я целился в сына Тимати, находясь в его рабочем кабинете, — подумал про себя Вильям. — Корзинка… Похоже, что внутри подарочной упаковки в виде корзинки находится подарок для отца, у которого сегодня день рожденья… Он ведь собирался с семьёй в ресторан… Точно, всё сходится!» — Вильям даже усмехнулся при этой мысли, залезая в широкую чёрную машину с эмблемами Спектрата.
Сидя в машине, Большой Билл пытался сконструировать в голове сегодняшний день, полный совпадений и парадоксов. Вильям даже подумал о том, что он, возможно, уже никогда не увидит эту семью, с которой его свела судьба в такой чудовищной ситуации.
* * *
Многочисленная свита собралась у парадного входа развлекательного центра «Куб», где проходила вечеринка по случаю празднования дня рождения внучек Императора. Роскошные одежды, пошитые по последней моде, перемешивались с военными мундирами. Но что делало этих людей похожими друг на друга, так это выражения их лиц, которые светились от счастья. Неважно, было ли это счастье искренним или это был результат хорошей актёрской игры, важным было лишь одно — засвидетельствовать своё почтение августейшей особе, чей кортеж парковался на площади, прямо перед «Кубом».
Но Императору не было дела до всех этих людей, которые выполняли свои обязанности, возложенные на них тем социальным положением, которое они занимали в этом обществе. Мартин Вуд пребывал в бессознательном состоянии, лежа на заднем сиденье императорского лимузина в луже собственной рвоты. Даже водитель, управлявший машиной, не знал этого ввиду того, что водительское место было отгорожено от салона с VIP пассажиром. Поэтому, когда куратор Луций Мнемоник приказал открыть дверь императорского лимузина, водитель, недолго думая, нажал на соответствующую кнопку.
Когда тело Императора, облачённое в парадную военную шинель, выпало из лимузина на дорожное покрытие площади, свита настолько опешила, что многие из присутствующих даже забыли стереть с лица заискивающие улыбки.
— Отец! — вскричала дочь Императора Луиза и первая бросилась к лимузину.
Внезапно вся свита пришла в движение и, подгоняемая стадным чувством, бросилась вслед за Луизой. Это был феерический забег к центру площади, в процессе которого некоторые члены свиты, расталкивая друг друга, пытались как можно скорее прийти на помощь. Окружив тело, свита начала создавать какую — то бесполезную суету вокруг тела Императора. Пользы, конечно, от этого было мало, но многие из них потом расскажут о том, что лично принимали участие в спасении августейшей особы.
— Разойдитесь, — прокричал Алан Филипс. — Николас, найдите доктора Грэма…
Растолкав руками собравшихся, Филипс, склонившись над Императором, пощупал пульс в надежде на то, что пришла пора писать некролог по «скоропостижно ушедшему государственному деятелю, который справедливо правил гражданами метрополии». Но пульс был. Раздосадованный этим обстоятельством, Филипс промолвил:
— Пульс слабый. Снимите с Императора шинель и положите его на спину. Необходимо сделать непрямой массаж сердца, пока не прибыл доктор. Кто-нибудь, принесите носилки из машины сопровождения!
Мужчины, находившиеся рядом, сняли с Мартина шинель, измазанную рвотой, и положили тело на подоспевшие носилки. Филипс вытер платком лицо и рот Императора, а затем принялся ритмично давить на грудь двумя руками. Эта процедура чередовалась с процедурой искусственного дыхания. Спустя пару минут, к телу протиснулись доктор Грэм и полковник Орокин, которые узнали о случившемся от Николаса Вайса. Когда полковник увидел, что Император начал кряхтеть, а его тело стало судорожно сокращаться в рвотных позывах, он, отодвинув Филипса, приказал перевернуть Императора на живот во избежание попадания рвотных масс в легкие. После того, как Императора стошнило, его на носилках отнесли внутрь развлекательного комплекса.
* * *
«Чертов мальчишка, опять убежал…» — Император шел по лабиринту, судорожно пытаясь понять, куда делся этот ребёнок с корзинкой. Не понимая происходящего, Император почему-то твёрдо был уверен в том, что этот мальчишка знает ответы на многие вопросы. Лабиринт был увешан какими-то картинами, схемами, фотографиями. Их было так много, что ими были заклеены все поверхности стен и потолка. Они даже местами залазили друг на друга краями, отчего вся эта фантасмагория казалась некой бумажной чешуёй. Кое-где из стен торчали небольшие полки, на которых лежали различные вещи.
Мартина заинтересовала женская заколка для волос, сверкавшая в лучах неоновой подсветки на одной из полок. Подойдя к заколке, он прикоснулся левым указательным пальцем к камням, которые составляли узор в виде бабочки. Один красный камешек, который символизировал глаз бабочки, был утерян. «Одноглазая бабочка с различными оттенками синего, от тёмного до светло — голубого…» — Император хорошо помнил эту вещь. Когда ему было пятнадцать лет, он приобрёл эту заколку у одного ювелира…
Эту заколку он приобрёл для своей подруги Дженны, которая строила ему глазки в школе… Дженна тогда ему очень нравилась, и он, поднакопив денег подработкой в магазине отца, решился на дорогостоящий подарок. Приехав в центр Акрита, он прошёлся по ювелирным бутикам Центр — Плаза, но был очень разочарован ценами. Юный Мартин прикинул, что на те деньги, которые у него были, он бы мог приобрести только коробочку для украшения, которая сама по себе была ювелирной работы. Поняв, что с таким подарком ему ничего не светит, он решил поднакопить ещё денег, а потом уже приехать и потратиться как следует. Но на выходе из Центр— Плаза его подловил человек с дипломатом, который представился Людвигом.
— Ищите что-то особенное, молодой человек? — Людвиг внимательно посмотрел на Мартина.
— Ну — у — у… — начал неуверенно пятнадцатилетний Мартин.
— И не говорите, — перебил его Людвиг. — Я знаю, что вам нужно…
Людвиг отвёл Мартина в сторонку и усадил рядом с собой на скамейку, стоящую под ветвистым деревом. Раскрыв дипломат, он стал показывать ювелирные образцы, не забывая при этом нахваливать свой товар.
— Нет, — проговорил Мартин, разглядывая большой перстень в виде танка, — мне нужно что-нибудь для девушки…
— А — а — а — а, — протянул Людвиг, покачивая головой, — молодой человек ищет что-нибудь для дамы… Понимаю…
С этими словами Людвиг поднял пару полок вверх, показывая женские ювелирные украшения. Мартину все образцы показались не выразительными, не считая одного изделия.
— Сколько, — спросил Мартин, показывая на заколку в виде бабочки.
— Две тысячи, — невозмутимо произнёс Людвиг.
— Дорого…
— Дорого? — Людвиг с удивлением посмотрел на Мартина. — Может быть, вы не разбираетесь в камнях, но я вам скажу — это же вершина ювелирных дел! Может, вы, молодой человек, думаете, что это не алмазы и не рубины?
— Нет, — уверенно произнёс Мартин, — если бы это были те камни, о которых вы говорите, то заколка стоила бы тысяч тридцать, не меньше…
Людвиг с возмущением посмотрел по сторонам и ровным тоном утвердительно произнёс:
— Молодой человек, позвольте вам указать на то, что в силу возрастного фактора вы не понимаете, с кем имеете дело… Я дилер… Я работаю, минуя всех этих государственных паразитов, напрямую с потребителем. Камень, добытый на рудниках, по пути на рынки Акрита облагается таможенными пошлинами, косвенными и прямыми налогами, различными акцизами. Посещая Центр — Плаза, вы, молодой человек, переплачиваете… Очень переплачиваете… А я доставляю камень сюда, минуя всех этих нахлебников, понимаете? Да, я конфликтую с законом и имею дела с контрабандистами, но также можно сказать и о том, что я выполняю возложенную на меня миссию, позволяя молодым людям вроде вас слыть у девушек истинными джентльменами…
Последние слова попали точно в цель. Слова «девушки» и «джентльмен», склонили Мартина к покупке не меньше, чем история о Людвиге — городском Робин Гуде. Мартин не был глуп, однако у него был тот период, когда мужчины думают другим местом.
Конечно, это была фальшивка, у которой к тому же отвалился глаз, когда Мартин дарил заколку Дженне. Держа тогда в руках выпавший красный камешек, он почувствовал себя настолько неловко, что раскраснелся как помидор. Но Дженна вполне нормально восприняла этот казус и, взяв Мартина за руку, пошла с ним по парку, рассказывая историю о том, как её кот застрял в вентиляционной трубе…
Император, разглядывая вещь из далёкой молодости, даже подумал о том, что если бы он не встретил Людвига через полгода после покупки, он и Дженна могли бы пожениться, и его судьба сложилась бы совсем иначе… Но побои, нанесённые при встрече Людвигу, тянули на хороший срок, поэтому молодой Мартин, недолго думая, набрал телефон призывного пункта и через 72 часа уже стоял на плацу в полном обмундировании. Армия и военное дело очень увлекли Мартина, приведя его в итоге на вершину власти.
Император перестал поглаживать заколку и резко повернулся, услышав детский смех. Перед ним стоял маленький мальчик, держащий в руках картонную корзинку. Помахав Мартину рукой, мальчик скрылся за серой дверью лабиринта. Император, тяжело опираясь на трость, проследовал за ним. Оказавшись в совершенно пустой белой комнате, Император увидел маленького сорванца, стоящего в дальнем углу.
— Стой, малец, — произнёс Император, пристально смотря на мальчика, — я уже устал за тобой бегать, иначе…
— Иначе, что? Убьёшь меня? — спросил вдруг мальчик голосом взрослого человека. — Как своего годовалого сына?
Император поднял трость и направил её на мальчика. Лицо Мартина покраснело от злости, и он, плотно сжав зубы, прошипел:
— Кто ты?
— Оу, — произнёс мальчишка, артистично прикрываясь коробкой в виде корзинки, — ты старичок бы поменьше своей тростью размахивал, а то последние остатки твоего разума могут пострадать.
Перебежав в другой угол комнаты, мальчишка снова улыбчиво уставился на Императора. Тот, немного успокоившись, опустил трость и спокойным тоном произнёс:
— Что тебе известно о моём сыне?
— То, что и тебе…
— Тогда ты должен знать, что я не убивал моего Джонни…
— Нет, официально он просто исчез из вашего гарнизона. Расследование зашло в тупик, у семьи горе, траур, переживания сослуживцев — всё в лучших тонах хорошего детективного романа… Но… Может, продолжишь, старичок?
Император тяжело вздохнул и опустился на пол, опираясь на трость.
— Джонни был желанным ребёнком, — задумчиво начал свой рассказ Мартин, — которого моя жена Элис не выпускала из рук. Мы считали дни до его первого года. Мой Джонни был лучшим ребёнком на всём белом свете… Всё казалось таким прекрасным, я ждал повышение по службе, а моя жена нянчилась с сыном. Это была какая — то сказка, которая рухнула, когда Джонни исполнился один год… Когда у него начались эти проклятые мутации в паху, я был в шоке. Я понимал, что Джонни попадает под «Акт о чистоте человеческой расы», а мы с супругой должны были уведомить об этом службу идентификации личности… Но я не смог… Я не смог этого сделать и, согласовав свои действия с Элис, незаметно перевёз младенца в глухую деревушку, расположенную в болотах западной Амазонки. Там я отдал Джонни в семью местных и заплатил им золотом за то, чтобы они хорошо позаботились о моём сыне…
— Нет, нет, нет, старичок, — затараторил маленький мальчик. — Это ты описываешь весь сюжет в общих чертах, в настоящем… Так не честно просто потому, что теперь, в настоящем, ты уже знаешь, что причиной тех мутаций был твой наследственный фактор. Подобная мутация у тебя проявится потом, в Сан-Паулу, на правой руке, помнишь? Именно эту руку отрежет рядовой Уэйн Орокин, давая тебе право быть гражданином класса «А». Это позволило тебе стать героем и открыло дверь в большую политику, которая на волне интриг вокруг убийства Тиберия наградила тебя лаврами Императора… Но давай вернёмся в те дни, когда твоя правая рука была на месте, а Джонни «внезапно пропал», согласно официальным сводкам… Ты тогда хорошенько напивался с друзьями, пытаясь залить крепким пойлом своё горе. Но горе, смешанное с алкоголем, превращалось в лютую злобу, которую ты вымещал на жене, приходя поздно ночью домой. Ты доёбывался до неё из — за разных мелочей только ради того, чтобы ударить свою жену. Подсознательно ты винил её из — за того, что случилось с Джонни. Бедная женщина ещё долго не могла отойти от того периода твоего запоя.
Но, согласись, старичок, судьба обошлась с тобой справедливо в этом плане. Ты потерял руку, которой избивал беззащитную Элис, родившую тебе после битвы при Сан-Паулу дочь Луизу. Я знаю, как тебе стыдно за это, старичок. Но больше всего тебе стыдно за то, что ты не нашёл в себе смелости попросить у неё прощения, когда она была ещё жива…
Император смотрел перед собой в одну точку. «Элис… Моя преданная Элис, несмотря ни на что, всегда была рядом со мной… Единственный, по — настоящему близкий мне человек, который давно покинул этот мир…» — глаза Императора наполнились влагой, которая тоненькими ручейками побежала по его морщинистому лицу.
Внезапно Император услышал бой далёких курантов.
— Что это? — произнёс Император, обратившись к мальчугану, который сам прислушивался к нарастающему звуку, осматривая потолок.
— Думаю, они пришли и принесли тебе то, в чём ты сейчас больше всего нуждаешься, — промолвил мальчуган. — Наносыворотка из Даутсона быстро сделает своё дело…
— Я не хочу, — прохрипел Император, пытаясь подняться с пола, — я не хочу…
— Ну, старичок, — задумчиво проговорил мальчишка, — в таком возрасте, как у тебя, говорить «не хочу» — недальновидно в силу тех причин, что ломка — огромный стресс для твоего старческого организма. Говорить «не хочу» нужно было тогда, когда тебе предлагали эту дрянь…
— Николас сказал, что это лекарство, — попытался оправдаться Император.
Мальчишка засмеялся. Немного успокоившись, он произнёс:
— Старичок, неужели ты не знал тогда, какие лекарства делают в Даутсоне? Или, может быть, ты не знаешь о тех деньгах, которые перечисляет тебе Дональд Даутсон на твои депозиты? Или ты не слышал об очередях в аптеках за «лекарством от мигрени»? Поздравляю, старичок, ты окунулся в собственное говнецо… — мальчишка пожал плечами, словно соболезнуя. — Да, тогда ты весь разваливался, твоё здоровье уже не позволяло тебе руководить Империей, и ты решился попробовать этот «синтетический энергетик». После приёма препарата ты почувствовал себя настолько молодым и энергичным, что сразу же направился в Генштаб и разработал детальный план операции «Снежный буран», который великолепно исполнил Гектор Джонс в Антарктике. Но за всё нужно платить, старичок… А теперь выметайся из комнаты, время вышло…
Император, пребывая в подавленном состоянии, поднялся и подошёл к двери. Открыв её, он обнаружил, что за дверью была абсолютная пустота: не было ни пола, ни стен, ни потолка… Не было абсолютно ничего. Повернувшись, Император увидел, что мальчишка стоит в центре комнаты, а черты его физиономии стали какими-то до боли знакомыми.
— Кто ты? — произнёс Император, вглядываясь в овал лица маленького мальчика.
— Я? — мальчик улыбнулся. — Я — твоя совесть, старичок…
Закончив фразу, мальчуган разбежался и с силой толкнул Императора, который, не найдя опоры, провалился в пустоту…
* * *
— Кажется, он приходит в себя, — произнёс доктор Грэм. — Лекарство подействовало…
Присутствующие в зале оживились и подошли к Императору, который лежал на диване. На голове у него был холодный компресс, а на груди лежал датчик сердцебиения. Император приоткрыл воспалённые веки и прошептал:
— Воды — ы — ы…
Напившись, Император окинул взглядом собравшихся.
— Папа, — промолвила Луиза и прильнула к отцу.
— Всё… Всё хорошо, Луиза… Я в порядке… Что-то… — Император с трудом пытался подобрать слова. — Мне стало очень душно в машине…
Услышав эти слова, Алан Филипс отошел в другую комнату и, проведя пальцем по интегратору, произнёс:
— Дежурный, водителя машины Императора и механиков гаража ко мне в кабинет для допроса. Подготовьте мои инструменты.
— Что-нибудь ещё? — поинтересовался женский голос.
— Да. Узнайте реквизиты поставщика лимузина. Я думаю, к нему тоже будет немало вопросов…
Когда Филипс зашёл обратно, Император уже потихоньку приходил в себя, держа своей левой рукой ладонь дочери Луизы.
— Луиза, — негромко произнёс Император, — попроси всех выйти. Пусть останется только Уэйн… И ещё, передай моим ангелочкам, что дедушка навестит их на следующей неделе…
Император закашлял. Когда все вышли, полковник Орокин подошел к дивану и присел на кресло, стоящее рядом. Протерев платком лоб и левую щеку, обезображенную шрамом от уголка рта до мочки уха, Император заговорил:
— Послушай, Уэйн. Я стар, но я ещё могу всё изменить… Я знаю, что моя жизнь кончена, но я положу начало твоим идеям… Помнишь, Уэйн, когда ты, я и Алан пришли к власти и получили «Седьмую печать»? Никогда не забуду, как я первый раз попал в Табуларий, расположенный под Акритом. Эти бетонные, переплетающиеся между собой пространства представлялись работой архитектора с весьма дурным вкусом. Только ознакомившись с содержащейся там информацией, я понял, что этот лабиринт был когда — то ковчегом предков — основателей Акрита.
Да, тогда мы часами засиживались в центральном архиве, осознавая то, что мы именно те из счастливчиков, которые прожили жизнь и поняли её в прямом смысле слова, — Император закашлял. — Путём сравнения мы осознали, как идеология управляет массами…
Император на минуту задумался и посмотрел куда-то в потолок.
— Но вы с Аланом разделились во взглядах, — продолжил он. — Мне два года удавалось поддерживать Триумвират, находя с вами обоими общий язык. Но на третий год я вас поставил перед фактом Имперского Единоначалия. Невозможно было управлять метрополией по той простой причине, что наши распоряжения, порой, противоречили друг другу… Триумвират был не эффективен при той модели управления, которая сложилась к тому времени. Мы разрывали Империю на части. Кто — то должен был это прекратить, и я, выдвинув свою кандидатуру, получил в итоге право Имперского Единоначалия, а вы поклялись быть мне верными до конца… Вы с Аланом — две противоположности по взглядам, что позволяло мне управлять государством, поддерживая определенный баланс сил… Но Алан… Я всегда думал, что я что-то вроде третейского судьи, который принимает более правильное и взвешенное решение… Но это только я так думал. В реалии Алан ловко манипулировал мной… Он… — Император задумался и отвёл взгляд в сторону окна. — Он постоянно вызывал у меня чувство, будто императорское кресло подо мной постоянно расшатывают различные внутренние и внешние враги. Я до сих пор не понимаю, как он это делал… Надо отдать должное, Алан чертовски умён.
Он не был таким раньше, когда вы с ним служили под моим началом в Сан — Паулу. Тогда Алан Филипс казался мне каким— то деревенским простачком, которому дали в руки оружие и отправили в джунгли умирать за Родину… Уэйн, ты помнишь, как он утопил передвижную армейскую радиолокационную станцию, сорвав тем самым операцию по зачистке местности от боевиков КСА?
Император даже немного рассмеялся, но снова раскашлялся. Глотнув из стакана воды, он продолжил:
— Ты его тогда пытался отмазать, и вы оба отправились драить солдатские сортиры на целый месяц…
— Да, это был самый тяжёлый период моей жизни, — улыбаясь, заметил Орокин.
Покачивая головой, Уэйн вспомнил обгаженные солдатские гальюны, содержимое которых им с Аланом приходилось сжигать на пустыре.
— Алан, — тихо продолжил Император, — каким — то образом поселил меня в своей выдуманной реальности, полной террористов, рыщущих в толпе камикадзе и всех прочих, кто желал бы мне и моей семье смерти… И я полностью положился на него и его Спектрат… Я поддерживал самые «жесткие» поправки Алана, которые он проводил в Сенате с помощью назначаемых мною викариев. Когда я понял, что оказался в ловушке, было уже слишком поздно… Граждане Акритской метрополии уже ассоциировали моё имя с бесчинствами Спектрата, который возглавлял Филипс… Все отвернулись от меня… Даже профсоюз ветеранов, который помог нам прийти к власти в то смутное время, заявил об уходе в оппозицию.
Я тогда не послушал тебя, Уэйн, когда ты предложил рассекретить данные о Паноптикуме, когда мы правили Триумвиратом. Я поддержал Алана, который категорически был против этого. Алан утверждал, что сфальсифицированная история — это фундамент нашей власти… И я прислушался тогда к нему… Только теперь я стал понимать, что фундаментом нашей власти были люди, которые делегировали нам эти права. Тогда, на пике нашей популярности вполне можно было бы рассекретить информацию о Паноптикуме, и это бы не привело к резкой смене политической обстановки… На осознание себя как личностей, которые могут влиять на политику путём избирательного права, гражданам потребовалось бы время и новое поколение, разум которого был бы очищен от фарса, заложенного Первым Императором. Эрик придал своему статусу легитимность, но оставил в истории бомбу с часовым механизмом, которая должна была когда — то сработать…
Наша пропаганда уже не справляется, и только путём жесточайших репрессий нам удаётся удерживать эту тему в андеграунде метрополии, которому и так нечего терять… Но элиты… Элиты городов, входящих в метрополию, осознали то, что, подключив эту массу людей, ищущих правду, можно начинать разговаривать с центром на повышенных тонах… Я уже потерял три города, Уэйн… Викариев Виктории, Нанта и Борея, которых я, якобы назначаю, в реальности выбирают советы соответствующих городов и представляют мне эти кандидатуры лишь для утверждения на подпись. Я пошёл на эти сепаратные закулисные договорённости лишь только потому, что не хочу допустить гражданской войны… Но Империя рушиться, я чувствую это… Мы завязли в Антарктике, а долгое противостояние с союзниками нам не выдержать…
Император откинул голову на подушку. Он посмотрел в потолок и сжал пальцы левой руки в кулак. Глубоко вздохнув, он продолжил:
— Мы были идеалистами, Уэйн, но за годы моего правления я растерял весь свой авторитет и превратился в жалкую марионетку. Если бы мы тогда рассекретили данные о Паноптикуме и вернули бы историю в истинное русло, у нас было бы намного меньше проблем сейчас. Но больше всего меня беспокоит то, что Алан и Николас нашли общий язык между собой… Николас… Это он подсунул мне лекарство, от которого у меня уже появились галлюцинации. Иногда по ночам я слышу какие — то голоса, но сегодня… — Император выпучил глаза, выражая крайнюю степень страха. — Сегодня на улице я видел зрительную галлюцинацию в виде мальчика с какой-то коробкой… Я даже подумал, что это какой-то розыгрыш… Я вдруг ясно осознал, что уже давно не вижу людей на улицах города… И вдруг этот мальчишка… Только потом, когда мальчуган начал меня доёбывать в моих бессознательных видениях, я понял, что это лишь продукт моего одурманенного сознания… Я рассекречу данные о Паноптикуме в следующем году, когда подведу законодательную базу под это решение. Я сделаю это, Уэйн. Может, этот жест станет сигналом к гражданскому примирению, а может, наоборот, приведёт к всплеску насилия и крушению государства… Я не знаю…
* * *
«…Может, этот жест станет сигналом к гражданскому примирению, а может, наоборот, приведёт к всплеску насилия и крушению государства… Я не знаю…» — звучал голос Императора из динамиков интегратора, закреплённого на руке Алана Филипса.
Алан и Николас стояли в комнате для охраны и слушали разговор, который проходил за закрытыми дверьми между Императором и полковником Орокином. Филипс сознательно оставил «жучок», когда понял, что в одной из комнат «Куба», где расположился Император, будет что-то интересное. Интересного было очень много, но оно как — то не согласовывалось с планами самого Алана. Дослушав разговор, он повернулся к Николасу и произнёс:
— Всё… Император окончательно съехал с катушек — решил изменить свои взгляды к концу жизни и положиться на Уэйна Орокина. Это ставит крест на проекте «Зевс», пока Император жив. Кроме того, пока Мартин жив, он может натворить массу глупостей. Я думаю, что в наших же интересах проводить Императора в мир иной как можно поскорее…
Алан немного задумался и спустя несколько секунд добавил:
— Раньше Орокин был мне другом, а наши взгляды на многие вещи были практически идентичны. Но что-то выпало из моего поля зрения — что-то, что изменило Уэйна Орокина до неузнаваемости. Я до сих пор этого не могу понять…
Филипс даже не догадывался о том, что именно Восьмой Император Тиберий, прозванный Предателем, повлиял на мировоззрение полковника Орокина…
Назад: Глава 6. Притаившийся во тьме
Дальше: Глава 8. Предательство Тиберия
