— Милейший, не могли бы вы забрать ту вазу, которая стоит в коридоре? — произнес Клаус, проведя кредитной картой по сканеру, закрепленному у швейцара на руке. — У меня ужаснейшая аллергия на эти цветы…

— Конечно, мистер Гуггенхайм, — ответил швейцар, получив щедрые чаевые. — Может, следует прислать персонал, чтобы они помогли вам разобрать вашу поклажу?

— Не стоит, — ответил Клаус, поглядывая на два больших сундука, стоявших в прихожей.

— Как пожелаете, — сказал швейцар и, поклонившись, вышел в холл, осторожно закрыв за собой двери.

Клаус огляделся по сторонам. Номер отеля «Центурион», куда только что въехал фон Эггерт, располагался на одиннадцатом этаже. В отделке интерьера, утопавшем в роскоши, преобладало сочетание яркой керамики и натурального дерева. Дорогая мебель, расставленная вдоль стен, придавала интерьеру номера аристократический шарм, а через высокие овальные окна, обрамленные плотными шелковыми занавесками, в номер проникал мягкий искусственный свет.

Подойдя к окну, Клаус обнаружил, что окна выходят во внутренний двор, в центре которого располагался огромный бассейн. Внутренний двор отеля, как и само здание, находилось под огромным серебристым куполом, в центре которого сияло искусственное солнце — огромный яркий шар белого цвета. Немного посмотрев на отдыхающих возле бассейна людей, фон Эггерт задернул с помощью пульта плотные шторы и, сняв с себя дорожный плащ, уселся на полосатую тахту. Посмотрев на часы, Клаус погрузился в свои мысли.

Луций Мнемоник. Именно этот человек, чьи апартаменты располагались по соседству с номером, в который въехал Клаус, занимал все мысли пожилого наёмного убийцы. Настало время решительных действий, так как суд над Уэйном Орокином должен будет состояться уже завтра. Слежка за Мнемоником, установленные жучки и непосредственный контакт — всё это дало немало полезной информации о его личности. Привычки, поведение, любимые фразы — всё то, что составляло личность Мнемоника, тщательно изучалось Клаусом. Он, согласно намеченной назавтра операции, должен будет спрятаться за личиной Луция. Да, план был очень дерзкий, но Клаус был не из тех, кто рисковал понапрасну. Его мрачный гений, сделав своим союзником эффект неожиданности, чётко и последовательно рассчитывал каждый этап операции.

Фон Эггерт потратил немало часов, изучая видеосъёмку Мнемоника, сделанную скрытой камерой. Труднее всего Клаусу давалась имитация характерной походки майора, но, приобретя определенные ортопедические вставки в обувь и немного потренировавшись, убийца всё же искусно вошел в роль, изредка развлекая «разученными манерами» членов подполья.

Другая проблема состояла в голосе. Но она решалась с помощью «голосового имитатора» — устройства, которое крепилось на кадык и влияло на тембр связок. Такие приспособления были распространены в театральной среде, которая, не без помощи технических средств, всегда старалась погрузить зрителя в реализм происходящего на сцене действия.

Но ещё больше реализма в театральном искусстве придавала «технология живой маски». Она позволяла очень точно копировать анатомическое строение лица и на его основе, с помощью многослойной диффузионной печати, создавать маски, учитывая физиологию самого актера. Конечно, театры метрополии переживали не лучшие времена, и чтобы сэкономить лишний цент всегда использовали дешевые полимеры. Но те материалы, которые находились вместе с оборудованием в двух сундуках, стоявших в прихожей номера Клауса, позволяли имитировать даже потливость человеческой кожи. Живая маска была недолговечна, — по прошествии двух суток она начинала блекнуть и деформироваться, но этого срока было достаточно для запланированной операции.

Луций Мнемоник, судя по всему, был постоянен в двух вещах: будучи в столице он всегда ночевал в своих апартаментах и ровно в одиннадцать часов вечера всегда вызывал к себе массажиста.

Клаус посмотрел на часы. Оставалось сорок минут, так что он решил заняться камерой наблюдения, расположенной в холле. Встав с тахты, фон Эггерт подошел к креслу и, взяв в руки плащ, достал из внутреннего кармана приспособление, напоминавшее кусачки. Проследовав мимо стоявших на колесиках сундуков, Клаус приоткрыл дверь в холл и прислушался.

В холле было тихо и светло. Поправив ворот, Клаус вышел из номера и, проследовав мимо камеры наблюдения, остановился возле тумбы, на которой ещё недавно стояла великолепная ваза, украшенная свежими цветами. Выпав из поля зрения окуляра камеры, Клаус ловко взобрался на тумбу. Вынув из кармана брюк кусачки, он открыл декорированный короб, протянутый вдоль потолочного плинтуса, после чего передавил провода, вызвав короткое замыкание.

Спустившись, Клаус, как ни в чем не бывало, проследовал в свой номер, поглядывая на потухший светодиод камеры наблюдения. Закрыв двери своего номера, он на мгновение замер, прослушивая коридор. Ничего не услышав, Клаус проследовал в прихожую и открыл один из сундуков. Достав оттуда черный костюм с красным галстуком, Клаус проследовал в гардеробную, где немедленно переоделся, представ в довольно строгом виде. Заняв место в кресле, которое стояло возле журнального столика, он замер в ожидание звонка.

Часы показывали 23:00, когда интегратор, расположенный на предплечье под пиджаком, ожидаемо завибрировал.

— Слушаю, — произнес фон Эггерт, сжав кулак.

— Объект нажал на кнопку, — иносказательно произнес голос Франсуа Моцарта.

— Вас понял…

Встав, Клаус вышел из своего номера в холл и, оказавшись у дверей апартаментов Луция Мнемоника, перевоплотился в охранника. Вернее, в пожилого мафиози, охраняющего вход в логово своего босса. Расставив ноги на ширине плеч, прикрыв руками причинное место, Клаус, имея нагловатый взгляд, вальяжно покачивался, раздувая ноздри на приподнятом лице.

Спустя пять минут в коридоре холла появился молодой парень атлетического телосложения, который, остановившись возле дверей Мнемоника, вопросительно осмотрел Клауса с ног до головы.

— У мистера Мнемоника серьёзный разговор, — загораживая путь, произнес Клаус хрипловатым голосом, — он просил подождать…

Не переставая жевать жвачку, молодой человек проявил удивление, но, ничего не сказав, пожал плечами и, развернувшись, ушёл с этажа куда-то вниз. Немного подождав, фон Эггерт проследовал к себе в номер. Закрыв за собой дверь, он достал из сундука спортивную майку, штаны, легкие кеды, белое полотенце и несколько тюбиков с мазями для кожи. Переодевшись, он пригладил к голове растрепанные волосы и, перекинув через плечо полотенце, выскользнул обратно в холл.

Как только дверь захлопнулась, тишину номера нарушил писк интегратора, который Клаус предусмотрительно оставил на комоде. Входящий номер принадлежал Франсуа, который работая на прослушке, сидел сейчас в тесном электрофургоне на парковке отеля «Центурион». И ему действительно было что сказать фон Эггерту, только что покинувшему номер…

Луций Мнемоник, находясь в собственных апартаментах, расположенных на одиннадцатом этаже отеля «Центурион», расслабившись, сидел в комнате отдыха. Одетый в домашний халат, он вальяжно развалился на диване, настраивая романтическую волну на радиоприемнике. Всё его существо трепетало при мысли об Андрэ…

В метрополии вопрос «о лицах нетрадиционной сексуальной ориентации» был решен ещё при Эрике Злом, сказавшим следующее: «Мужчины и женщины Акритской метрополии созданы лишь для того, чтобы рожать солдат Империи… Всё остальное пустое…» Нет, уголовно их не наказывали, но с детства каждому индивиду акритского общества внушалось презрение и ненависть к той его части, которая выбирала сексуальных партнеров того же пола, что и они сами. Луций Мнемоник, который тщательно скрывал от окружающих своё пристрастие к однополой любви, теперь, закрывшись в комнате отдыха, смаковал в голове подробности того, что он будет делать с молоденьким массажистом, оказывающим за дополнительную плату услуги иного характера.

Мнемоник не видел проблемы в том, что он гей. Его больше заботило то, что он начинал влюбляться в Андрэ. Он даже пару раз встречался с массажистом вне работы полгода тому назад. Конечно, для окружающих всегда была подготовлена версия о том, что майор встречается с осведомителем, над чем всегда так любил подшучивать Андрэ. Даже пребывая на работе, Луций периодически возвращался в мыслях к приятному вечеру, который ждал его в апартаментах отеля «Центурион».

И теперь он, томимый ожиданием, может, наконец, стать собой. Утопая в ворсистом пледе, накинутым на диван, Мнемоник поедал виноград, лежащий на расписной тарелке. Ему надоела трель интегратора в соседней комнате и он, бросив ветку мелких ягод, проследовал к своему персональному устройству связи.

— Слушаю… — произнес Луций, поглядывая на незнакомый номер.

— Ты… Ты обманул меня… — голос, принадлежавший Андрэ, сорвался в рыдание.

— Андрэ? — Мнемоник немало удивился, услышав голос своего любовника, которого он так нетерпеливо ждал. — Андрэ, я же говорил тебе не звонить на эту линию…

— Я, что, грязная потаскуха? — закричал в трубке всхлипывающий голос. — Ты говорил мне, что любишь меня, обещал позаботиться обо мне, ты…

— Андрэ, — выпалил Луций, для которого разговор по интегратору о «нетрадиционной личной жизни» представлялся, мягко сказать, необдуманным, — заткнись…

— Кого ты теперь там трахаешь, а? — не унимался Андрэ, громко высмаркиваясь в платок. — Судя по тому сутенеру, который стоит возле твоих дверей…

— Андре, — не на шутку вспылил Мнемоник, — ты что несешь?

Какой сутенер?

Стук в дверь заставил Луция машинально выключить связь, оставив истеричного Андрэ наедине со своими проблемами в личной жизни. Ничего не понимая, Мнемоник высунул голову в коридор и громко произнес:

— Кто?

— Это массажист, — полуголый майор услышал незнакомый голос.

— Одну минутку, — ответил Луций и, пройдя к висящему кителю, осторожно расстегнул кобуру.

Взяв пистолет, он снял его с предохранителя, после чего положил в широкий карман халата. Открыв дверь, он увидел на пороге немолодого мужчину, по — спортивному одетого, который искренне улыбался.

— Добрый вечер, мистер Мнемоник! Меня зовут Олаф. Я здесь для того, чтобы привести ваше тело в порядок… — услужливо произнес гость.

Осмотрев массажиста с ног до головы, Луций предложил ему пройти в комнату отдыха, сжимая заряженный пистолет в кармане халата. Человек, представившийся Олафом, как ни в чем не бывало переступил порог. «Оружия не видно», — отметил про себя Луций, заходя в комнату релаксации вслед за массажистом. Олаф сразу же принялся раскладывать массажный столик, в то время как сам Луций проследовал на диван, не спуская глаз с сотрудника «Центуриона».

— А что случилось с Андрэ? — как бы невзначай спросил Мнемоник.

— С Андрэ? — переспросил массажист, фиксируя движущиеся части стола. — Я не знаю. На моё электронное расписание пришел ваш номер. Андрэ может быть чем — то занят, или это как — то связано с тем, что у нас новый администратор…

Мнемоник, молча, смотрел на затылок Олафа. «Может быть, действительно какая — то ошибка?» — подумал он. В принципе, убийство даже ни в чем неповинного массажиста легко бы сошло с рук Луцию. Но это был именно тот случай, когда он решил разобраться до конца, тем более живой человек знает намного больше мертвого.

— Кто вы? — произнес Луций, взяв в одну руку заряженный пистолет, а в другую интегратор.

— В каком смысле, мистер Мнемоник? — ответил вопросом на вопрос массажист, не видя, что происходит у него за спиной. — Меня зовут Олаф Юхансон…

Вынув из интегратора наушник, майор вставил его в ухо, продолжая держать массажиста под прицелом пистолета. Нажав на кнопку входящего вызова, он набрал последний номер, с которого звонил Андрэ.

— После того как ты бросил трубку, я не буду говорить с тобой, пока ты не извинишься… — капризный голос Андрэ ударил по слуху Луция.

Убавив громкость наушника, Мнемоник, разглядывая спину Олафа, собирающего массажный столик, негромко произнес:

— Андрэ, ты знаешь такого Олафа Юхансона?

— А — а — а — а, — Андрэ обиженно начинал закатывать истерику, — ты променял меня на эту старую кошелку!?

Последовали слезы и проклятия в адрес неверного майора. Андрэ дошел до того, что припомнил Луцию сумму, которую мог бы зарабатывать на других постояльцах, если бы не дал майору «обет верности».

— Шлюха! — заорал в гневе Мнемоник, швыряя интегратор в стену…

Когда фон Эггерт, переодетый массажистом, услышал, как за его спиной Луций у кого — то интересуется, не знает ли тот Олафа Юхансона, то он сразу понял, что что-то пошло не по плану. Олаф Юхансон, за которого выдавал себя фон Эггерт, реально существовал и был самым старшим из шестнадцати массажистов, обслуживающих постояльцев «Центуриона». Именно за его личиной спрятался Клаус, который всегда детально прорабатывал элементы операции, пытаясь создать себе правдоподобную легенду.

Благодаря отражению от хромированных частей массажного столика, Клаус достаточно хорошо успел разглядеть, как майор достал оружие. Действуя по обстоятельствам, фон Эггерт вместо того, чтобы прикручивать массивную ножку столика, крепко зажал её в правой руке. И как только Мнемоник отвлекся, гневно бросив в стену интегратор, наёмный убийца не упустил случая.

Стальная ножка от массажного столика, проделав незамысловатый кульбит в воздухе, пролетела через всю комнату и попала в шею взбешенного майора. «Как кеглю», — подумал про себя Клаус, наблюдая, как тело Луция падает под собственным весом на пол. Сильнейший удар вызвал асфиксию, отчего коренастый Мнемоник, рухнув на ковёр, замер в неестественной позе. Взяв с плеча полотенце, фон Эггерт разорвал его на лоскуты и, крепко связав руки и ноги Луция, вставил ему в рот кляп. Прибавив звук на плоском радиоприёмнике, Клаус удалился в свой номер, почтительно улыбнувшись случайно встреченному в коридоре посетителю отеля. Оказавшись в своих апартаментах, он связался с Франсуа.

— Урания, мать небес, — произнес Моцарт, выслушав Клауса, — я серьёзно забеспокоился, когда, сидя на прослушке, понял, что массажист имеет с Луцием связи, далеко выходящие за рамки рабочих.

— Ну, то, что меня не трахнули в этом любовном треугольнике, уже безгранично радует, — сыронизировал Клаус, разминая плечо, которое немного ныло после броска. — Продолжай вести меня, конец связи…

Выбрав момент, Клаус перенес сундуки, стоящие в его прихожей, в апартаменты Мнемоника. Первым делом фон Эггерт взял интегратор Луция и, осмотрев его, убедился в том, что он цел. Надев его на руку, он достал из сундука голосовой имитатор и нацепил на кадык. Затем он перенес тело майора на кровать, после чего стал доставать из сундуков различные агрегаты, начиная от ручного сканера, заканчивая дюралевым корпусом камеры напылителя. Настроив интерфейс смонтированного оборудования, Клаус отсканировал голову Луция и, произведя нехитрые преобразования модели, запустил маску в печать.

Понаблюдав, как сверхтонкие нити полимера создают каркас маски, Клаус достал из небольшой пластиковой коробочки шприц, наполненный красной жидкостью. Вогнав «сыворотку правды» в вену Луция, фон Эггерт стал хлопать последнего по щекам.

— Эй, майор, очнись, — произнес Клаус голосом Мнемоника, — у тебя есть ещё немного времени на этой земле, чтобы поподробнее рассказать мне о том, что задумано назавтра…