Глава 33

Верховный жрец храма Астандиса пребывал в самом мрачном настроении. Впрочем, в последнее время он всё чаще был зол и раздражён, дела шли далеко не так прекрасно, как обещал ему Камаргис в обмен на запрещённый ритуал омоложения. Хотя в тот момент Лостигос был невероятно доволен собой и заключённой с тайным советником сделкой. В благодарность за молодость иномирянина храм получал беспрекословную поддержку семи глав из тридцати неприкосновенных домов Хамшира, и это было очень выгодно. Именно они были обладателями самых больших состояний и держали в своих руках самые важные посты и гильдии. Самым бедным из них был Тьершиг, но зато он оказался самым хитрым и пронырливым, и главным из его умений была способность договориться с людьми самых презираемых ремёсел, таких как работорговцы и контрабандисты.

Никогда ещё до этого храм не получал столько юных красавиц, имеющих не только драгоценную кровь, но и особые способности. А вслед за ними в сокровищницы храма и в личные сундуки старших жрецов щедрым потоком хлынули полновесные золотые империалы. Знатные люди и богачи не жалели золота за мощные амулеты и заговорённое на крови оружие, а те, кто ценил женскую красоту и юность, платили за свои прихоти ещё больше.

Круг жрецов, посвящённых в тайны быстрого обогащения приютивших их стен и желавших примкнуть к числу имевших доступ к этому золотому дождю, рос с неимоверной скоростью, и вскоре в храме осталось очень мало тех, кто мог бы бесстрашно примерить белоснежную рубаху Астандиса. И поэтому она перекочевала в дальний сундук, а на её место легла точная копия. Между ними было лишь невидимое глазом и неосязаемое различие, новой вещицы никогда не касалась рука Астандиса и не оставила на ней своего благословенного следа.

И теперь, доказывая собратьям чистоту своих помыслов, старшие жрецы бестрепетно надевали немудрёную одежду и лицемерно радовались, когда удавалось безнаказанно её снять.

Но в последнее время всё чаще срывались, казалось бы, надёжные сделки и рушились тщательно просчитанные крупные и мелкие планы. Неожиданно сорвался с хитроумно подготовленного Камаргисом крючка наследник Сузерда, и распутные моряны, бывшие главными соперницами тайным домам свиданий, организованным тем же Тьершигом, вдруг оказались владелицами большей части островов архипелага, а одна из них даже стала соправительницей ле Бенедли, в одночасье сместив и королеву, и её всемогущего советника.

Затем шторм унёс защищённый редким артефактом корабль, вёзший ценный груз девственниц-квартеронок, наместник Бангдираха разгромил тайное логово пиратов и освободил всех мангуров, на которых жрецы возлагали большие надежды как на ещё один способ устрашения непокорных.

Вспомнив про мангура, Лостигос помрачнел ещё сильнее: бегство полудохлого пленника, обессиленного заговорённым серебром, принесло храму большой ущерб, и с большим трудом удалось скрыть от прибывших с паломничеством зажиточных соотечественников истинную причину летавших над храмом боевых молний и огненных шаров.

– Ваше святейшество… – Итхам, преданный служитель, бывший одновременно доверенным лицом, телохранителем и доносчиком, встревоженно смотрел в крохотное оконце, прорезанное в двери, – плохие новости.

– Говори.

– Из дворца сообщили, что пропал Маргелиус.

– Не может быть…

– Он не отзывается ни на один тайный сигнал, императрица в панике, ей нужен срочный совет. И ещё…

– Не тяни.

– Пропал отряд старших магов стражи, ушедший проверять одно из поместий, на которое донесли соседи. И ещё… что-то странное творится в ритуальном зале с центральной священной картиной. Я сам не видел… но уборщики разбежались в ужасе, и ни из кого нельзя выдавить хоть сколько-нибудь разумного объяснения.

– Пошли кого-нибудь из жрецов, пусть посмотрят и доложат.

– Посылал. Ни один не вернулся. Я могу пойти сам… но вдруг и я не вернусь?

– Иди, – подумав, приказал Лостигос, – ты осторожнее и хитрее их всех. И постарайся вернуться.

Служка покорно кивнул и захлопнул окошко, а верховный жрец мрачно усмехнулся и направился к шкафу. Нужно переодеться в заранее приготовленные вещи и захватить давно собранный узелок, легко превращающийся в таджерский поясной платок. А потом открыть через зеркало путь в затерянное среди Таджерской пустыни селение, где давно живёт его самый надёжный друг, занимающийся разведением быстроходных пангов. И после этого с лица мира исчезнет всем известный верховный жрец Лостигос и появится совершенно другой человек, имени которого пока не знает даже он сам. Нужно только сначала убедиться… что он не паникует и не принимает глупое недоразумение за истинную опасность.

Через десяток отпущенных ему сороковин Итхам так и не вернулся, и Лостигос отбросил все сомнения. Судьба не благоволит к нерешительным, зато хранит осторожных. Сбросил ненавистную длинную рубаху, потуже затянул узел платка, в котором не было денег, зато имелись подписанные очень известными людьми обязательства, надвинул на лоб белый платок кочевника и торопливо шагнул к зеркалу.

Напоённый силой проводник лёг точно в гнездо, плавно полились с губ наизусть заученные древние слова, привычно сгустился вместо стекла тёмный туман перехода. И рванул Лостигаса к себе, чтобы выкинуть за тысячи миль отсюда.

Однако на этот раз путь длился подозрительно мало, и когда вокруг забрезжил свет, жрец сразу почуял неладное всей своей трусливой сущностью. И едва оказался в знакомом до мельчайших подробностей зале, мгновенно схватился за висевший на шее амулет повиновения, самый сильный и безотказный из оставшихся от Астандиса артефактов. Он торжественно передавался от одного верховного жреца другому и был предметом вожделения всех остальных старших жрецов. Им можно было успокоить любую толпу и вдохновить на марш любую армию… и с ним не страшны были никакие враги.

– Приказываю! – хорошо поставленным зычным голосом начал Лостигос, подняв артефакт над головой, и вдруг по-бабьи взвизгнул и замотал рукой, пытаясь сбросить намотанную на запястье цепь, внезапно ставшую раскалённой, словно её достали из горна.

– Никто не имеет права мне приказывать, – с кроткой укоризной произнёс звонкий голос, – да ещё и размахивая моим собственным амулетом! Ну-ка иди сюда, Толенель.

Артефакт рванулся, сдирая кожу с руки бывшего временного хозяина, и, сопровождаемый его пронзительным воем, птичкой упорхнул в сторону центральной картины, о которой недавно докладывал Итхам.

Лостигос вмиг смолк и вгляделся в неё пристальнее, чувствуя, как сами собой начинают шевелиться на голове волосы.

Огромной, во всю стену, картины, изображающей святого Астандиса в саду, в окружении учеников и непорочных дев, больше не было.

Вместо неё за массивной золочёной рамой раскинулся настоящий сад. Его заливало нежаркое предзакатное солнце, по небу плыли лёгкие, розоватые облака, а листья усыпанных спелыми плодами деревьев шевелил игривый ветерок.

И под этими деревьями точно так же, как раньше на картине, на старом широком пеньке сидел облачённый в простую белую рубаху Астандис.

Рассудок жреца протестующе вопил, что это обман, такого просто не может быть, но какая-то его часть уже испуганно приводила примеры различных чудес, а изучившие до тонкостей эту картину глаза подтверждали, это воистину он, великий святой, покровитель этого мира.

Это его мудрые, вечно молодые зелёные глаза строго смотрят в зал из-под белых бровей с изящно очерченного, божественно красивого лица, обрамлённого спадающими на плечи белоснежными волосами. И ученики в светлых простых одеждах, сидящие и полулежавшие на траве вокруг него, тоже легко узнаваемы. Как и принятые Астандисом в обитель девы, плетущие чуть поодаль пышные венки из васильков и ромашек. Все они были так же живы, как в момент, когда художник торопливо чертил на холстах эскизы предстоящей картины, и занимались своими немудрёными делами, тихо переговаривались, передавали друг другу свитки и книги, с хрустом грызли яблоки.

А на полу зала совершенно беспорядочно, порознь и группами сидели зачарованно следившие за происходящим по ту сторону рамы жрецы, и, судя по их количеству, Итхам был далеко не первым, узнавшим невероятную новость.

– Как долго они собираются, – вздохнул Астандис, – у меня не так много времени. Поторопи их, Станард.

Один из сидевших поодаль учеников отложил свиток, встал, подошёл к краю картины и спокойно шагнул в зал. Взялся за цепочку священного серебряного колокола, сзывающего обитателей храма в ритуальный зал, и трижды прозвонил. А потом подошёл к сидящим на полу жрецам и, безошибочно выбрав самых младших служителей, указал им пальцем на дверь.

– Идите и быстро приведите сюда остальных. Всех, до единого.

И ещё не замер под высокими сводами отзвук его уверенного голоса, а служки уже дружной толпой торопливо ринулись за дверь, спеша исполнить поручение.

– Пока они собираются, я хочу пояснить, зачем вызвал вас в этот зал, – благодушно сообщил Астандис, но у многих начали дрожать колени.

Знать бы загодя… что однажды он действительно может вернуться, как обещал, уходя, разве осмелились бы они хоть в мыслях преступить его заветы?!

– Я хочу проверить… – оглядев служителей, неторопливо продолжил святой, – верно ли вы понимаете мои слова, точно ли исполняете наказ защищать и лечить страждущих, кормить голодных и привечать обездоленных? Но я не стану оскорблять проверкой тех, кто сам знает за собой вину и не считает себя достойным службы в этом храме. Я просто поставлю в этом зале две двери. В одну могут выйти все, кто не готов к испытанию и хочет заняться другим делом. А в другую я сам отправлю тех, кто не сможет примерить мою рубаху. Настоящую… а не ту, которая лежит в том сундуке последние пятьдесят зим.

С этими словами он сдёрнул с плеч рубаху и бросил бродившему по залу ученику. Тот ловко поймал белоснежную ткань, бережно встряхнул и повесил на высокую спинку стоящего под окнами кресла для верховного жреца. А потом оглянулся на две арки, возникшие по разные стороны от картины.

Одна была сплетена из колючих еловых и терновых ветвей, из каких плели поминальные венки преступникам, вторая походила на потемневшую от времени раму обычной двери.

Лостигос сглотнул тягучую слюну и шагнул к этой второй двери, о том, чтобы пройти испытание истинным одеянием Астандиса, он не смел и мечтать. И хотя не очень-то верил, будто сумеет пройти простую дверь, отказать себе в последней надежде не мог.

– Подожди, пока все соберутся, – остановил его голос ученика, но жрец не стал его слушать, в несколько прыжков достиг заветного выхода и прыгнул туда, как в пропасть.

А обнаружив, что стоит на прежнем месте, взрыкнул от разочарования и привычно схватился за висевшие на груди амулеты. Неужели не сможет помочь ни одна из самых мощных, неоднократно проверенных в деле вещиц?!

Увы, пальцы не нащупали на груди ни одной, даже самой тонкой цепочки или шнура. Жрец нахмурился и опустил взгляд, не доверяя ощущениям собственных рук. И похолодел, начиная осознавать истину. Проклятый святой заранее знал все его мысли и действительно был всемогущ. Только этим можно объяснить исчезновение неброской на вид, но очень удобной одежды и обуви, сработанных лучшими умельцами храмовых мастерских. Вместе с драгоценным платком и всеми амулетами, кольцами и браслетами. Как и появление давно забытого жрецом простого походного костюма, в котором Лостигос много лет назад вошёл в двери храма молодым и пронырливым служкой.

В зале застыла мёртвая тишина, нарушаемая лишь лёгкими шагами ученика да осторожной поступью входящих в зал служителей. Все они мгновенно замечали стоящую посреди зала знакомую фигуру верховного жреца в непривычно простой дорожной одежде, без единого знака власти, и, осознав значимость момента, на цыпочках расходились в стороны и устраивались среди присутствующих.

Через несколько минут начали возвращаться посланцы, приводившие последних, самых осторожных жрецов, а потом рядом с Лостигосом возникло несколько его доверенных помощников, считавших себя сообразительнее других. Все они забыли где-то белые ритуальные одеяния, но не забыли набить карманы и кошели самым ценным из своего имущества. Хотя верховный жрец был убеждён: самое ценное у них, точно так же, как и у него, припрятано очень далеко… вот только вряд ли это неизвестно вернувшемуся с проверкой Астандису.

– Остальные на задании, – преданно глядя в глаза ученика святого, доложил подлый Итхам, – верховный жрец в проповеди пообещал амулеты и исцеления тем, кто сообщит о пособниках распутных морян.

– С каких это пор мои последователи присвоили себе право судить и карать жителей моего мира? – нахмурился Астандис, и в его глазах сверкнули зелёные молнии. – В каком из заветов они рассмотрели такие слова?! Я строил дом для больных и бедных, для сирот и старцев, для невинных дев, ищущих укрытия, и призывал сюда тех, кто желает помогать им! А моряны – несчастные женщины народа, который по моему разрешению нашёл в этом мире приют! Станард, начинай испытание!

– Разреши мне позвать моих друзей, твоих преданных учеников, – вежливо склонил голову Станард, – тогда мы справимся намного быстрее.

– Зови, – подумав, согласился Астандис и невесело предупредил: – Но помните… вернуться сюда сейчас вы не сможете. Останетесь в храме, пока не исправите все ошибки сидящих перед тобой служителей. Не желаю, чтобы по их вине погибло доброе дело.

– Мы готовы, учитель, – твёрдо заявил ученик и негромко позвал: – Дэконс, Костинас, Ливастаэр, Ярослава, Инделирри, Лийлеза, Линелия, Майяна, Юнгеола, Адистанна, Энтарос, Беркониз, Летарль, Гром.

– Вы, пятнадцать моих верных учеников, пришедших ко мне из разных земель и разных миров, становитесь отныне верховным советом моего храма, – величественно и опечаленно объявил Астандис, когда вереница мужчин и девушек, одетых в светлые штаны и туники, в сопровождении огромного смоляно-чёрного зверя шагнула за край рамы, – и вам я вместе со своей силой и своим благословением вручаю его судьбу. Выполняйте мои заветы и сурово наказывайте тех, кто попытается их исказить или помешать вам. А теперь приступайте к испытанию.

– Все слышали? – строго переспросил Стан у побледневших обитателей храма и указал на возникшие в зале двери. – Эта для тех, кто раскаялся и добровольно решил отказаться от всех нечестно нажитых богатств, а эта для тех, кто не признаёт себя виновным и желает принять суд и наказание Астандиса. Выбирайте и не забывайте: выбор окончательный и пересмотру не подлежит. Все, кто считает себя невиновными или искренне раскаялся и готов трудом искупить свои ошибки, могут примерить истинное одеяние Астандиса. Прежде тут лежала подделка.

К простой двери выстроилась очередь, но Лостигос встал в неё, лишь после того, как убедился, что никто из шагнувших в проём не вернулся. На кучку амулетов, свитков и ценных бумаг, растущую в появившемся рядом с дверью сундуке, бывший жрец решил не обращать никакого внимания, если ему удастся выжить, то он найдёт способ вернуть хотя бы часть предметов, дальновидно переданных на сохранение надёжным людям.

Однако предусмотрительность и прозорливость Астандиса хитрец оценил лишь после того, как путь оборвался и он обнаружил на своей руке металлический браслет, прикованный цепью к наполненной рудой тачке. Именно таким образом по его собственному совету боролась охрана с побегами бунтарей в императорских каменоломнях.

А в ритуальном зале в это время длинная вереница жрецов и прислужников торопливо прыгала в деревянную дверь и лишь с десяток служителей робко ждали очереди на примерку одеяния святого.

Да постепенно мерк свет в раскинувшемся за рамой саду, незаметно превращавшемся в прежнюю картину, изображавшую прогулку Астандиса.

– Не думала, что честных людей тут так немного, – устало пробормотала Слава, когда последний, признанный рубахой святого неповинным в преступлениях старших жрецов служка, ошеломлённый полученным повышением статуса, отправился выполнять первые приказы нового верховного жреца.

Дел было немало: отпереть все камеры и карцеры, выпустить всех наказанных, накормить и выдать зелья или подлечить. И сообщить всем оставшимся в храме главную новость – отныне здесь будут совершенно иные порядки. Теперь у каждого обитателя есть право выбрать такой путь в жизни, какой нравится им самим.

А со следующего дня пятнадцать посланцев Астандиса, ставших старшими жрецами главного храма, начнут разбираться в их просьбах и каждому обещана справедливость и необходимая помощь.

– Я тебя отнесу, – мгновенно подхватил жену на руки Васт, но его остановил решительный голос Тина:

– Стоять!

– Ну, чего ещё? – устало вздохнул Конс, не так просто столько времени продержаться на ногах в полной готовности к схватке, напряжённо всматриваясь в жрецов в ожидании какой-нибудь пакости.

Однако они оказались очень осторожными и далеко не глупыми. И едва рассмотрев своего верховного жреца без единственного амулета и в старомодной потёртой одежде, наравне со всеми стоящего в очереди к двери, мгновенно сделали правильные выводы.

– Сначала проведите нам ритуал. Я вот тут нашёл… – Младший показал шкатулку, в которой на белой бархатной подушечке лежали браслеты из изящно переплетённых полосок зеленоватого металла, украшенных изумрудами, и повернулся к неотступно следовавшей за ним занийке. – Юночка, тебе нравится?

– Да, – краснея, шепнула она.

– И где, интересно, ты их нашёл? – подозрительно вежливо осведомился Васт, пристально рассматривая браслеты.

– Вон в том шкафчике.

– А ты знаешь, что там сложены вещи, принадлежавшие лично святому?

– Но он же не обидится? – мельком глянул на картину Тин. – И кроме того, я тут ради него теперь буду лет пять разгребать завалы… неужели ему жалко?

– Ему-то не жалко, – сочувственно улыбнулась Инделирри, – но эти браслеты очень непростые.

– Нам и нужно особенные, – обрадовался Тин. – Ну, кто проведёт ритуал? Стан?

– Пусть Васт или Инди, – отказался командир, – мы с Лийле тоже встанем рядом. Хотя я хотел организовать что-нибудь необыкновенное, запоминающееся, как у ма… но как теперь понимаю, пока не получится. Придётся несколько дней подождать, немного осмотреться. Лийлеза, ты как… не обидишься?

– Нет… не обижусь, – замотала головой девушка, начиная понимать, как неправа была раньше.

Оказывается, Стан уже думал о том, какой праздник устроить в честь их свадебного ритуала, но ему просто некогда было этим заниматься.

– Зато обижусь я, – непреклонно объявила Слава и даже ногой притопнула, показывая степень своего несогласия. – Я вас всех отлично понимаю, но я против! Юна мне дочь, и к Лийле я отношусь как к родной, и потому всё у них будет не хуже, чем у других. Даю вам два часа на подготовку места для торжества и своих комнат, а я на это время забираю девочек с собой! Всех! Инди, Линел, вы тоже с нами! Чудик, план здания уже есть? Где тут хорошие купальни и запасы женской одежды?

– Я покажу, – обрадовался Беркис, – это недалеко.

– Чудик, ты следишь за ними, Гром, бери остальных унсов, кроме малыша, и организуй охрану, мы идём выбирать спальни, – командовал Стан. На расстроенное лицо младшего, провожавшего унылым взглядом свою невесту, он старался не смотреть, но все же не выдержал: – Ма права, Кость. Видел, как девчонки обрадовались?!

– Да я и сам всё понимаю, – усмехнулся Тин, – и ничего против не имею. Девчонки праздник заслужили… тем более Юнка с Лийле. Меня другое шарахнуло… такого поворота я от судьбы никак не ожидал! Думал, разберёмся тут, и домой… на Сузерд. А нас в жрецы… даже смешно.

– Да разве дело в названии, Кость! Главное, теперь всё в наших руках… и я не я буду, если не выловлю всех пиратов и работорговцев до единого.

– И я с тобой, – недобро сверкнул глазами Конс, – ненавижу рабство! А вот и план. Тут два коридора в разные стороны, как селимся? Посвободнее или все кучкой?

– Нужно посвободнее, – задумчиво объявил Васт, – нам тут не один день жить и, боюсь, не один год. Вот смотри, правый поменьше, туда отправим парней, пусть Тарос пробежит, прикинет, где кому из них удобнее. А левый побольше, тут будут семейные и девушки.

– Я сам пойду с Таром, – вдруг заупрямился младший, – а вы идите нам комнаты выбирайте. А Беркис, как вернётся, пусть организует ужин и уборщиц… их тут много, я видел. Тарль, бери корзинку с малышом, сегодня ты за ним присматриваешь, и идём с нами… выберешь себе комнату.

– Не понял… – шутливо нахмурился Стан, – кто у нас командир?

– Так ведь ты же! – изумлённо вытаращил глаза младший. – Это я просто озвучиваю твои мысли!

– А девкой он был краше… я хотел сказать, скромнее… – вздохнул Конс, и они дружно засмеялись над чем-то, непонятным Васту, но явно не злым.

– Ты хотел со мной поговорить или о чём-то попросить? – горько кривя губы, прямо спросил Тарос, едва Костик, под предлогом изучения предназначенной напарнику комнаты, незаметно прикрыл за собой дверь.

– Ни то и ни другое, – шлёпнувшись на небольшой удобный диванчик, заявил Тин и схватил с вазы огромное яблоко.

Разрезал пополам одним ударом кинжала, неизвестно когда повешенного под тунику, протянул половинку Тару и смачно откусил от своей почти треть. С минуту с удовольствием хрустел яблоком, задумчиво поглядывая на быстро темнеющее за окном небо, потом тихо вздохнул и обернулся к наблюдающему за ним анлезийцу:

– Я ведь отлично знаю, как бесполезно тебе что-то объяснять… уже сто раз пробовал. А просить никогда не любил, никого и ни о чём. И теперь просто хочу кое-что тебе напомнить. Совсем недавно, когда мы заключали фиктивный брак, я объяснил тебе, как обстоят дела… и ничего не обещал. Но ты не сдавался, упорно боролся за своё счастье, и это было твоё право. Я старался не обижаться… и не обижать тебя, хотя иногда очень хотелось врезать, ведь по натуре я всегда оставался парнем. Но я снова и снова пытался поставить себя на твоё место и понять, почему ты так поступаешь. Только позже я узнал, кем ты тогда был… избалованным женским вниманием подростком первого цикла. Потом ты плавно перешёл во второй, теперь ты уже в третьем, а ставить себя на чужое место так и не научился. Даже не понял пока, что Адистанна сейчас как раз на том самом месте, где был ты сам три месяца назад. Я говорю о неразделённой любви. Но тебе было намного легче, чем ей. За тебя переживали хариф, Васт и целый отряд лучников. А ещё все восторженные поклонницы приморского посёлка и даже морянки. И жизненного опыта, самоуверенности и здоровой мужской наглости в тебе было выше крыши. А она всего лишь обиженная подлыми интриганами, робкая монашенка… и ничего не пытается урвать, да даже ничего не просит. Просто тихо и самозабвенно тебя любит… причём вляпалась в такую каку вовсе не по своей воле.

– По-твоему… я скотина?

– Снова ты про себя! Нет, это ситуация поганая, безвыходная, и даже ма с Инди не знают, как Ади помочь. А ты… оказался жестоким эгоистом и быстро забыл, как паршиво было тебе самому. И как все тебе помогали. Вот только не думай, будто я призываю тебя на ней жениться, нафик девчонке такое счастье. Но мог бы просто попытаться понять, как ей плохо и больно?! И хоть несколько месяцев относиться по-человечески, пока она не преодолеет эту проклятую любовь и не встретит кого-нибудь более достойного. Ладно… забудь. Просто я не умею спокойно смотреть, как мучаются мои друзья.

Тин легко вскочил на ноги, хрупнул напоследок яблоком и сбежал из комнаты, оставив мрачного, как туча, Тароса раздумывать над брошенным ему обвинением. Разумеется, смешно было надеяться, что напарник сразу всё поймёт и начнёт улыбаться Адистанне хоть немного приветливее. Но хотя бы не будет смотреть на неё зверем.

Они всё успели сделать к назначенному времени, хотя и пришлось подключить к устройству праздника бледных и растерянных поваров и служанок. Новости о событии, произошедшем в центральном зале, разнеслись по храму с невероятной скоростью и уже успели обрасти душераздирающими деталями и подробностями. Да ещё вдруг оказались в почёте те из жрецов, кого до этого все снисходительно жалели, считая простаками и чудаками. Кроме того, отпустили из камер всех наказанных. Устроили в хороших комнатах, кормили и лечили. И теперь каждый, кто знал за собой хоть малейшую вину, тщательно изучал новых хозяев храма и всячески старался им угодить.

Стан хмурился, но помалкивал, никто из них не Геракл, чтобы за один день разобраться в таком запущенном деле и исправить все чужие грехи.

Сначала нужно наладить личную жизнь, и ма снова оказалась права, настояв на торжественном ритуале. Они с Консом очень быстро это сообразили. И к тому времени, как просторная столовая общими стараниями прислужников, Беркиса и их собственных превратилась в увитый цветами уголок сада, а на праздничных столах и в комнатах молодожёнов замерли в торжественном ожидании блюда с вычурно украшенными праздничными яствами, весь монастырь был в курсе причины предстоящего торжества.

Как важно объявили слугам гордые пройдённой проверкой и приглашением на торжество жрецы, ученики Астандиса решили провести святой свадебный ритуал со своими избранницами, дабы не искушать без нужды послушниц и служительниц храма. И попросили поваров приготовить праздничный ужин на всех, и выставить на общие столы те же лакомства, какие будут на столах новобрачных.

Васт довольно усмехнулся, услыхав эти распоряжения, с тех пор, как он сыграл роль Астандиса, в душе анлезийца поселилась печаль и тревога. Очень просто надеть себе на голову венец святого, намного труднее с честью пронести его по жизни. Им ещё очень повезло, нашлись всё-таки в храме честные служители, вначале Васт боялся, что отряд останется тут в одиночестве.

– Ма и девочки идут сюда, – сообщил Шарик, вынырнув из огромного букета, помолчал и неуверенно сообщил: – Все надели маскировку. Мы идём на задание?

– Нет… хуже. Сдаёмся в плен… – нервно хихикнул Тин и торопливо оглядел себя в зеркале – светлые замшевые штаны и сапожки, нарядно вышитая белая туника, несколько амулетов на груди…

Ма не соглашалась тут поселиться, если на детях не будет надёжной защиты. Причём, как все поняли очень скоро, к детям у неё относились и Васт с Беркисом, и даже Инделирри.

– Нужно воевать, – серьёзно сообщил унс и оглянулся на соседний букет, из которого выглядывала встревоженная мордочка напарника мангура. – Кис говорит, в плену плохо.

– Тин шутит, – поправляя ворот рубахи, укоризненно глянул на младшего Стан. – Пленом он называет брачный ритуал. После него Тин будет… половинкой Юны.

Закончить сбивчивое объяснение командир не успел: широкие створки двери столовой медленно распахнулись, и в зал вступила вереница непривычно нарядных юных женщин и девушек. Все до единой были в светлых, затейливо вышитых платьях, на всех были пышные венки, точно такие, какие они плели в иллюзорной картине, созданной Юрейдом с помощью мастеров крепости. И все были необычайно, сказочно хороши, тайные заклинания и зелья Инделирри сделали чудо.

– С ума сойти… – растерянно выдохнул Тин, пытаясь отыскать среди них Юну, и тут же услышал тихую подсказку клона:

– Она предпоследняя. – И чуть громче. – Васт, командуй!

– Проходите, гостьи дорогие, посмотрите на этот стол, где остывает праздничное угощение, на этих замученных ожиданием женихов… и покажите нам невест… – голос анлезийца с каждой секундой становился все тише, а улыбка все мечтательнее, и вдруг он заявил: – Инделирри, честь соединить пары брачными браслетами я по праву передаю тебе.

И решительно ринулся к загадочно улыбавшейся жене.

Стан, успевший найти Лийлезу по ауре, поспешил к невесте, нарочито сердито глянув на обогнавшего его Тина, и невольно стиснул зубы, заметив среди сияющих счастьем девичьих очей опечаленные глаза принцессы.

Но решительно прошёл мимо, сейчас он ничего не может для неё сделать, если не желает обидеть свою избранницу.

– Юночка… – восхищённо произнёс рядом голос младшего, – какая ты у меня красавица!

– Ты прекрасней всех, – уверенно сообщил Стан Лийлезе, мысленно благодаря клона за подсказку, и на миг утонул в нежности синих глаз невесты.

– Адистанна… – раздался за спиной командира негромкий голос Тароса, – разреши отвести тебя к столу?

– Да… – неуверенно пролепетала Снегурочка, и этот шёпот разбудил в сердцах женихов лёгкую, как последний облетающий с клёна лист, печаль.

Но она тут же растаяла в жарком пламени украдкой сорванных поцелуев, в блеске счастливых глаз, значительности древних клятв, прохладе ритуальных браслетов и громких поздравлениях друзей и соратников.

И прочих приятных вещах, обязательных на счастливой свадьбе.