Глава 7
Карьеры и судьбы
4 октября 1993 года
Москва
Яркий свет освещающих периметр прожекторов пробивался между пластинами оконного жалюзи. Старый диван в комнате отдыха начальника штаба РВСН был короток для высокорослого подполковника Балаганского, и Георгий мучился уже пятую ночь. «Если назначат, первым делом новый диван закажу», – подумал он, переворачиваясь со спины на бок и обратно. Хотя дело было, конечно, не в диване: сутками напролет поступали звонки по специальной и открытой связи, приходили шифротелеграммы и курьеры с пакетами, надо было ежечасно анализировать обстановку, писать отчеты и доклады… Спать удавалось урывками, и сон был тревожный и тяжелый. Недаром Алимов сразу спекся, и осуждать его за это трудно…
Особой радости от назначения исполняющим обязанности начальника штаба Георгий не испытывал – время сейчас не то, чтобы радоваться: ещё неизвестно, чем вся эта заваруха закончится. Две недели назад президент Ельцин распустил Съезд народных депутатов, в ответ законодательная власть отрешила его от должности, но обе стороны остались на местах и вступили в острую конфронтацию, привлекая на свою сторону силовые структуры, в первую очередь – армию. Как только завертелась эта политическая карусель, начальник штаба полковник Алимов неожиданно для всех на службу не прибыл: позвонил дежурному и сообщил, что заболел. Когда доложили главкому, тот пришел в ярость:
– Самый хитрожопый нашелся! Знает, что паны дерутся, а у холопов чубы трещат, и боится промахнуться! Поддержишь одних, а верх возьмут другие – вот и окажешься крайним!
Стоящий перед ним замначштаба Балаганский опустил голову. Он воспринимал неожиданный вызов и гнев генерала как адресованные не только Алимову, но и ему лично.
– Только большая должность – это еще и большая ответственность, а раз ты от ответственности прячешься, то иди на фуй! – продолжал бушевать главком. И неожиданно уже обычным тоном спросил: – А ты ответственности не боишься?
– Никак нет, товарищ генерал-лейтенант!
– Тогда приступай к исполнению обязанностей начальника штаба! – приказал Волынец. – И запомни мою позицию: мы выполняем приказы только министра обороны! Если от Ельцина или Хасбулатова придут какие-либо запросы – будем отвечать, а приказы и указания – игнорировать!
– А… А какие могут быть приказы, товарищ генерал-лейтенант? – спросил Балаганский.
Главком выругался.
– Да какие угодно! Например, снять с боевых дежурств личный состав и с пистолетами направить штурмовать Кремль или защищать Белый дом… А может – запустить ракету в противную сторону! А может… Короче, мы выполняем приказы только министра!
– Так точно!
– И имей в виду, что когда в стране такой политический раздрай, то это самый удобный момент для вражеского нападения! Надо обеспечить повышенную боеготовность ракетных войск!
– Задача понятна, товарищ генерал-лейтенант!
– Ну, тогда иди работай. – Тон генерала смягчился. – Виктор Дмитриевич очень хорошо о тебе отзывался и рекомендовал использовать на должностях с большим объемом работы… И действительно, ты меня ни разу не подвел. Поможешь разрулить эту ситуацию – пойдешь учиться в Академию Генерального штаба!
Обстановка в Москве накалялась. На улицу выходили сторонники пртивоборствующих сил, вспыхивали массовые драки, милиция разгоняла шествия и задерживала зачинщиков… То тут, то там вспыхивали перестрелки. Сторонники Верховного Совета пытались захватить телецентр «Останкино», но штурм не удался, у стен Белого дома построили баррикады, в Москву начали стягиваться войсковые и милицейские подразделения из других городов. Сотрудники штаба были переведены на казарменный режим. Хотя самих казарм в штабе, естественно, не было. Но режим был. Вот и пришлось две недели ночевать по кабинетам. Георгию ещё повезло: в его распоряжении оказалась отдельная комната и короткий, но мягкий диван, а некоторые офицеры спали на составленных в ряд стульях и рабочих столах.
Впрочем, в штабе РВСН по сравнению со штабами других войск было относительно спокойно: кроме отчетов и бумаг, исполнение которых как бы заверяло запрашивающих в лояльности ракетчиков, от них не требовалось конкретных действий. Видимо, ни одна из сторон, считавших, что именно она руководит государством, всё же не решалась взять на себя руководство «ядерным щитом» России. К тому же РВСН – не те войска, с помощью которых можно решать внутриполитические проблемы. И все же нервное напряжение было таким, что у Волынца случился гипертонический криз и его отвезли в госпиталь. Заместители грамотно уклонялись от решения вопросов, дожидаясь прояснения ситуации и переводя стрелки на исполняющего обязанности начальника штаба. Балаганский чувствовал себя так, будто остался единственным держащим небо атлантом.
Георгий уже почти уснул, как в кабинете загудел телефон ВЧ-связи. Вскочив, он босиком пробежал к аппарату и схватил трубку.
– Слушаю, Балаганский!
– Как обстановка? – раздался в трубке голос Волынца.
– Без изменений, товарищ генерал-лейтенант! Подразделения в повышенной готовности, с личным составом ведется разъяснительная работа, охрана штаба осуществляется в усиленном варианте, звонков и распоряжений от Ельцина и Хасбулатова не поступало!
Волынец хмыкнул.
– И что же ты разъясняешь личному составу?
– Не я, Василий Владимирович, замполиты… Они научены…
– Ну, ладно, – Волынец отключился.
«Переживает, – подумал Балаганский, положив трубку на рычаги. – Хотя знает: о любом мало-мальски значимом событии ему тут же сообщу. А все равно звонит… Интересно, а Инесса за меня волнуется?»
Он включил свет, взялся за обычный телефон, набрал выход в город и домашний номер. Слушая гудки, представил, как Инесса, голая, вскакивает с кровати, спросонья пытается наощупь найти в темноте трезвонящий аппарат, ударяется о кресло (у нее вечно синяки то тут, то там), но, не обращая внимания на ушиб, торопится ответить… Но никто не отвечал!
Балаганский бросил взгляд на настенные часы. «Второй час… Зря, наверное, звоню, – проскочила быстрая мысль. – Девочка набегалась за день, устала, а тут ее поднимают среди ночи… И что я ей скажу?»
Но длинные гудки продолжали идти, а трубку никто не снимал. И каждый безответный гудок будил в душе любящего мужа холодного, аналитически мыслящего штабиста. Наконец, он проснулся окончательно. «А от чего, собственно, она устала? От магазинов, кафе, салонов красоты да подруг-бездельниц? Может, если бы работала, так и не шлялась бы по ночам…»
Подождав ещё полминуты, он положил трубку, вернулся в комнату отдыха, раздвинув пластины жалюзи, выглянул во двор. Парный патруль, вооруженный автоматами, как и положено, обходил территорию – в любой момент можно было ожидать нападения разъяренной толпы. Балаганский лег на короткий диван и закрыл глаза. В душе любящий муж спорил с аналитиком. «В конце концов, номер знает, могла бы и сама позвонить за целый день! Наверное, от работы меня отрывать стесняется… Да не такая уж она стеснительная!»
Проснулся Балаганский около шести часов утра. Сел, включил телевизор в мебельной стенке напротив. На телеканале «Россия» бородатый очкарик в камуфлированном жилете, как понял Георгий – представитель частной охранной структуры, – сидя за столом с американским ружьём Remington R12 в руке, рассказывал о том, как должно работать МВД. Мысленно выругавшись, Георгий выключил телевизор, зашел в ванную, умылся. Потом позвонил домой.
– Алло! – сонным голосом ответила Инесса.
– Доброе утро! Разбудил?
– Конечно, разбудил!
– Ну, извини, – смутился любящий муж.
– Ладно, извиняю. Ты домой собираешься вообще?
– Собираюсь. Ты же понимаешь – сейчас обстановка такая… И ты не выходи сегодня никуда, пожалуйста, побудь дома.
– Вот ещё! Я как раз сегодня хотела…
– Я сказал – сиди дома! – перебил и.о. начальника штаба. – И носа на улицу не высовывай!
– Ну, ладно, – растерянно произнесла Инесса. – Раньше ты на меня голос не повышал…
– Извини! – исправился любящий муж. – Просто я за тебя волнуюсь.
Положив трубку, Георгий нажал кнопку пульта оперативной связи.
– Дежурный по штабу подполковник Дементьев! – моментально донеслось из динамика.
– Через пятнадцать минут жду вас с докладом!
– Есть!
Побрившись и прыснув в лицо одеколоном, Балаганский вернулся в кабинет и занял свое место за столом. При прикосновении к кожаному сиденью любящий муж испарился. В кресле сидел жесткий начальник штаба «ядерного щита» России.
– За время моего дежурства чрезвычайных происшествий в войсках не случилось, пусков не производилось, – доложил подполковник Дементьев, положив на стол заполненный формализованный бланк отчёта на нескольких листах: по отдельному листу на каждую ракетную армию.
Довольно увесистую папку входящей почты дежурный привычно положил на край стола. Георгий пролистал отчёт.
– Что там у Белого дома? – спросил он.
– Обстановка напряжённая. «Альфа» вроде бы отказалась штурмовать. Но подтягивают танки на прямую наводку… В сводках это не отражается.
– Спасибо, можете идти!
После ухода дежурного Георгий отзвонился главкому и коротко доложил обстановку. Затем принялся разбирать почту. Большинство документов имели грифы различной степени секретности и доставлялись исключительно сотрудниками фельдъегерской службы. Нужно было принять решение по вопросам, входящим в компетенцию начальника штаба: отписать бумаги на исполнение по управлениям и отделам, если же вопрос требовал рассмотрения главкомом, он откладывал их в отдельную папку. При этом вспоминал армейскую шутку: «Все до старшего лейтенанта включительно должны уметь работать самостоятельно. Капитан должен уметь организовать работу. Майор должен знать, где что делается. Подполковник должен уметь доложить, что где делается. Полковник должен уметь самостоятельно найти место в бумагах, где ему положено расписаться. Генерал должен уметь самостоятельно расписаться там, где ему укажут». В каждой шутке – лишь доля шутки…
Балаганский просматривал документы, накладывал визы, раскладывал бумаги по разным стопкам: экземпляр приказа о выпуске из академии и откомандировании ракетчиков к местам службы – это в кадры, заявку на инженерное имущество – в тыл… Георгий задержал взгляд на знакомой фамилии в очередном документе.
«Представление к увольнению из Вооружённых Сил капитана Веселова…» – прочёл он. Неужели?! Да, точно – речь шла о Сергее. Уволить его хотели за «пьянство и семейные скандалы на почве ревности к жене…» Подписал представление командир войсковой части 10160 полковник Ищенко.
«Сейчас проверим, каков ты сам, полковник: выполняешь усиленный вариант несения службы либо только представления кадровикам подмахиваешь!» – Балаганский приказал соединить его с командиром части 10160. Ждать пришлось недолго.
– Полковник Ищенко! – ответил настороженный голос на том конце провода. – Здравия желаю, товарищ подполковник!
Слышимость была такая, как будто Ищенко говорил не с Дальнего Востока, а из соседнего кабинета.
– Доложите обстановку!
– Во вверенном мне подразделении – без происшествий! – уверенным тоном отрапортовал Ищенко, хотя наверняка перебирал в голове возможные причины, которые могли повлечь звонок из Москвы. – Выполняются директивы Главного штаба об усиленном варианте несения службы! Настроение личного состава хорошее!
– Кстати, о личном составе. Передо мной лежит ваше представление к увольнению капитана Веселова, – Балаганский выдержал паузу. – Скажите, а по службе к этому капитану претензии есть?
– Да… – замялся Ищенко. Он быстро терял уверенность. – То есть никак нет! По службе претензий нет, но по линии социалистической дисциплины…
– Какой дисциплины?
– Социалистической, – уже совсем неуверенным тоном повторил полковник.
«Какой, к чёрту, социалистической?! Что это за дисциплина такая?!» – захотелось вдруг крикнуть Балаганскому. Но он сдержался.
– Это ваше упущение по линии воспитательной работы, – сказал Балаганский прежним, повелительно-спокойным тоном. – Вы разбрасываетесь опытными специалистами вместо того, чтобы их воспитывать!
– Виноват, товарищ подполковник! – уныло проговорил Ищенко.
– Ждите обратно своё представление, в нём будут мои указания, – продолжал Балаганский. – Раз уж ваш кадровик сам не знает, что нужно делать в таких случаях.
– Есть!
«Ну вот, сейчас этот Ищенко устроит разгон замполиту и кадровику, – усмехнулся верный друг, положив трубку. – На какое-то время они оставят Серёгу в покое. Но и с ним, похоже, нужно пообщаться – дыма без огня не бывает».
Балаганский взял ручку и в верхнем левом углу представления, под угловым штампом написал: «Вернуть инициатору!» Дважды подчеркнул и написал ниже: «Усилить воспитательную работу, подключить женсовет для нормализации обстановки в семье, создать капитану перспективу роста, направить на курсы повышения квалификации в Москву». Потом сменил ручку на карандаш и дописал: «Или ты за него в шахту полезешь?»
Через полтора часа позвонил взволнованный дежурный по штабу:
– На Краснопресненской стрельба из танков, БМП и БТР! Наши действия?
«Начался штурм», – подумал Балаганский. А вслух сказал:
– Соблюдать усиленный режим несения службы, сохранять спокойствие и ждать дальнейших указаний министра!
Но через несколько минут зазвонил аккуратный белый телефон с золотым гербом СССР на диске. Осторожно, будто гранату, он взял трубку.
– Исполняющий обязанности начальника штаба подполковник Балаганский!
– Товарищ подполковник, военные, изменившие присяге, обстреливают Верховный Совет, – раздался в трубке глуховатый голос, хорошо знакомый по телевизионным передачам. – Немедленно направьте верных присяге солдат на защиту Верховного Совета!
– Товарищ Хасбулатов, мы выполняем приказы только министра обороны, – с трудом выговорил Балаганский.
Он понял, что сейчас острие проблем, от которых убежал Алимов, волею провидения устранился Волынец и технично уклонялись его заместители, уперлось прямо в него. И сейчас он рискует не только должностью и погонами, но и головой.
– Вы пойдете под трибунал, подполковник! Немедленно вышлите людей и бронетехнику!
– Но у нас нет свободного личного состава… И нет бронетехники… Поймите, наши подразделения разбросаны по всей стране, в Москве расположен только штаб…
– Значит, возглавьте своих штабистов и мчитесь сюда! Нас обстреливают! Вы понимаете, что это значит?! Быстро!
– Сейчас… Я только согласую с Генеральным штабом…
– Некогда согласовывать! Вам приказывает Председатель Верховного Совета!
– Сейчас, сейчас…
Балаганский положил трубку. Он весь взмок, руки подрагивали. Набрал номер Генерального штаба, потом перебрал еще несколько телефонов – везде не отвечали. Тогда он позвонил коллеге – начальнику Главного штаба Военно-воздушных сил. Тот отозвался сразу.
– Полковник Крылов!
– Балаганский, – не здороваясь, сказал Георгий Петрович. – Вам звонил Хасбулатов?
– Руцкой звонил, требовал поднять авиацию и бомбить Кремль.
– А вы что?
– Мы же не сумасшедшие. Хотели сообщить в Генштаб, только там трубки не берут… А что у вас?
– Да, примерно, то же самое, только без бомбардировки. – Балаганский отключился.
Потом позвонил на квартиру Волынцу, доложил обстановку. Тот не стал прятаться за бюллетень:
– Сейчас приеду!
И действительно, через час главком приехал, вызвал к себе руководителей, обматерил заместителей, похвалил Балаганского:
– Молодец, в штаны не наложил, за чужие спины не прятался, от ответственности не бегал, сделал все правильно!
– Еще неизвестно, правильно или нет, – буркнул полковник Тарасов – зам. по боевой подготовке. – Посмотрим, как все обернется! Обстановка покажет!
Но обстановка показала, что Балаганский был прав. К вечеру Съезд народных депутатов и Верховный Совет России были разогнаны, Хасбулатов и Руцкой арестованы.
– Иди, отдыхай, Георгий, – сказал главком. – Возьми мою машину – сейчас вся Москва перекрыта. И хватит исполнять обязанности – считай, что ты уже полноценный начальник штаба!
Около девяти Георгий отпер замок своей квартиры. Только перешагнув порог, он почувствовал накопившуюся за последние дни усталость. Хотелось просто раздеться, упасть на кровать, вытянуться во весь рост и ничего не делать. Знакомый запах домашнего очага, такая привычная, домашняя атмосфера – всё вокруг излучало спокойствие. Но владевшее им внутреннее напряжение не отпускало.
– Это ты, Георгий?
Инесса выбежала в прихожую, помогла снять шинель, быстро поцеловала в щеку. Она была в белоснежном махровом халатике выше колен и лыжных шерстяных носках, которые странно выглядели в паре с домашними шлепанцами.
– Ножки мерзнут, – по-детски надув губки, пояснила она, поймав удивлённый взгляд мужа.
Георгий обнял жену за талию, поцеловал в губы.
– Ты что, курила?
– Нет, девчонки курили, вот и меня провоняли…
«На балконе курила, поэтому и носки надела», – понял холодный аналитик-штабист, который давно догадывался, что супруга тайком покуривает. Но любящий муж промолчал.
– Переодевайся, я пока ужин приготовлю. Ты же не предупредил, что придёшь…
– Жена мужа должна ждать всегда, – буркнул штабист.
Любящий муж попытался улыбнуться, но улыбка вышла неискренней – не хотелось даже шутить.
– Не нужно ужина, – сказал он. – Я не голоден. Купаться и спать.
Смысл последней фразы Инесса истолковала по-своему: когда муж вышел из ванной, она уже лежала в постели, как обычно, голой.
«Упасть на кровать и ничего не делать не получится, – поняли штабист и любящий муж одновременно. Но последний не огорчился. – А впрочем…»
Впрочем, делать ему почти ничего и не пришлось. Инесса вначале скользнула вниз, и горячие губы возродили усталую плоть к жизни, потом оседлала мужа и так умело начала сладострастную скачку, что все тревоги последних дней куда-то исчезли, а напряжение стало постепенно растворяться… Стрессы, ответственность, ожидание катастрофы как будто остались в другой жизни. А в этой не было места ничему, кроме выступивших от усердия капелек пота на груди, равномерно покачивающихся розовых сосков, разметавшихся по белым плечам волос, искаженного страстью любимого лица и закушенной губы… Они одновременно вошли в финальную фазу, вскрик любящего мужа и стон добросовестной жены слились воедино. Будто сраженная пулей, всадница повалилась рядом. Некоторое время они лежали молча и неподвижно. Потом Инесса повернулась на бок, прижалась всем телом, обняла, забросила на мужа ногу.
– Ну вот, ножки согрелись… Хочешь, потрогай…
Балаганский погладил гладкую ступню.
– Да, действительно…
– О чём ты думаешь?
– Прихожу в себя. Это были очень напряженные дни.
– Бедный, бедный Жорик! – Она покрыла его щеку и шею поцелуями.
– Зато теперь я начальник штаба. Без всяких «ио»…
– Поздравляю! Теперь ты точно станешь генералом! Это надо отметить!
Инесса вскочила, выбежала из спальни и вернулась с бутылкой «Двина» и двумя бокалами. Георгий с удовольствием рассматривал обнаженное тело супруги.
– Наливай! – Она села, скрестив по-турецки ноги, и протянула бутылку мужу.
Он машинально взял ее, но не обратил на «Двин» никакого внимания, так как рассматривал то, что уже десять лет интересовало его больше многих других вещей.
– Куда ты смотришь? Или не насмотрелся еще? – довольно засмеялась Инесса. – Сейчас зальешь коньяком постель!
– Да вроде и насмотрелся, а все равно интересно. – Любящий муж плеснул в бокалы янтарную жидкость.
Они чокнулись.
– Давай за твое продвижение! – с воодушевлением провозгласила Инесса. – Всегда мечтала стать генеральшей! А Алка мне еще на свадьбе это напророчила!
Они выпили.
– Кстати, ты с Аллой связь поддерживаешь? – поинтересовался любящий муж.
– Да, поздравляем друг друга с праздниками. Иногда обмениваемся письмами.
– Как у них с Сергеем жизнь идет? – тем же тоном спросил начальник штаба.
– Она довольна: первая красавица в части, в нее все влюбляются! Работать не надо, делает что хочет, только по Москве скучает. Да с Сергеем проблемы: ревнует её по пустякам, пьянствовать стал.
– Странно! Он же спортсмен и выпивал очень умеренно…
– Когда это было! Тогда он был мажорчик, весь в шоколаде. А когда с жизнью сталкиваешься, то и пить начнешь, и дурь курить… Не так, что ли?
Но Георгий не отвечал – он крепко спал. Инесса вздохнула, налила себе еще коньяку, выпила… И тоже быстро заснула.
* * *
А далеко от дома Балаганских, в сибирской тайге, в «постели» из металла и бетона, спала «Сатана». В отличие от людей, её абсолютно не волновал ни конституционный кризис, ни секс… Волновало только изменение заданных параметров, соответствующих мирной жизни. Отсутствие из-за штурма телецентра «Останкино» радиовещания «Маяка» на частоте 549 кГц насторожило её «мозг» – главный компьютер. И радиообмен между частями ракетных войск и Центром был гораздо выше обычной нормы. Но, проведя тестирование остальных параметров, система успокоилась и вернулась в обычный режим. Лишь одним она была похожа на людей – физической усталостью. Как и человеку, каждой ракете отведён свой срок, и он недолог по сравнению с человеческой жизнью – всего 25–30 лет. Треть этого срока внутренние часы «Сатаны» уже отмотали, о чём компьютер бесстрастно внёс в свой реестр причудливую запись из единиц и ноликов.
9 ноября 1993 года
Москва
За одиннадцать лет со дня выпускного банкета кафе «Виктория» сменило нескольких хозяев, одну букву в названии, повысило статус и превратилось в итальянский ресторан «Vittoria».
«А дублёнка у Серёги осталась та же, – подумал Балаганский, глядя на прохаживающегося у входа Веселова. – Он тогда ещё хвастался, что отец ему привёз откуда-то, из Канады, кажется».
Георгий вылез из машины. В модном длинном пуховике тёмно-коричневого цвета с капюшоном, он был похож больше на завсегдатая злачных мест, чем на начальника Главного штаба РВСН. На самом деле рестораны Георгий не посещал и подаренное женой пальто надел второй раз в жизни: так получалось, что он всегда ходил в форме, – служба практически не оставляла свободного времени. Зато у Инессы времени было хоть отбавляй, и она частенько ныряла с подругами в модные кафешки. Хотя с какими подругами и в какие кафешки, оставалось только догадываться. Но любящий муж верил каждому ее слову и не задумывался на эту тему, а штабной аналитик предпочитал не нарушать такой безоглядной доверчивости.
– Капитан Веселов для прохождения курсов переподготовки и повышения квалификации офицерского состава «Выстрел» прибыл! – с улыбкой, не соответствующей принятой им стойке «смирно», отрапортовал Сергей.
– Вольно, карьерист! – усмехнулся Балаганский и протянул руку.
Они поздоровались и приобнялись, как это делают старые друзья после долгой разлуки.
– Ну, ты заматерел! – улыбаясь, заметил Георгий. – Раскормила Алла! Вон, дублёнка аж чуть не трещит по швам…
«А цвет лица – нездоровый, – отметил он про себя. – И мешки под глазами».
– Да не очень-то она меня балует, – отмахнулся Сергей. – Просто на дежурстве сидишь почти без движения… Вот ты – да, солидно выглядишь, почти по-генеральски…
Они зашли в просторный, неузнаваемо изменившийся зал: цветные витражи с пейзажами Средиземноморья, большая хрустальная люстра в центре, по кругу – галогеновые лампочки, испускающие с подвесного потолка острые лучики на покрытые бордовыми скатертями столы и стулья с такой же бордовой обивкой. Худощавый официант в расклешенных белых брюках, белом пиджаке с выглядывающей из-под него тельняшкой и белом берете с синим помпончиком изображал, надо полагать, итальянского моряка с одного из витражных парусников. Он провел гостей к уютному столику в углу, подал каждому толстый том в кожаном переплете. Веселов отложил свой в сторону.
– Заказывай на свое усмотрение, я все ем!
Балаганский бегло просмотрел меню.
– Чёрт-те что за названия! Официант! – позвал он командным голосом.
Худощавый юноша тут же возник у стола.
– Объясни мне по-русски, что это за блюда! – приказал Балаганский. – И посоветуй, что лучше выбрать!
«Моряк» кивнул.
– У нас замечательная итальянская кухня: восемь видов пиццы, лазанья, шесть видов пасты…
Балаганский поморщился.
– Нас интересует хорошее мясо!
– Тогда рекомендую медальоны из свиной вырезки с салатным миксом и сливочно-грибным соусом, а также каре ягненка на гриле с рулетиками из цукини…
– Неси! И бутылку красного вина.
– «Кьянти»? С мясным ассорти и острой закуской?
– Хорошо, – легко согласился Балаганский.
– Давай лучше водки возьмём, – предложил Веселов. – Вино для женщин. Тем более – столько не виделись…
Собравшийся уходить официант обернулся и вопросительно посмотрел на Балаганского.
– Неси «Кьянти», – подтвердил тот. И когда «моряк» отошел, строго сказал: – Завязывай с водкой, Серёга! Тебя уже представляли на увольнение, неужели не сделал выводов?
– Да сделал, сделал… Спасибо тебе…
Веселов хотел было назвать Балаганского, как в былые времена, Жоркой, но язык не повернулся – все-таки перед ним сидел начальник Главного штаба РВСН.
– Спасибо тебе, Георгий! – растроганно сказал он. – Я и не надеялся, что оставят. Но я не алкоголик, ты же знаешь! Ну, выпиваю, есть грех. А они раздули дело… Там ведь по-другому с ума сойти можно – через день на ремень, теснота, почти тридцать метров над головой и постоянное ожидание войны!
– Как же остальные не сходят?
– Да что мне остальные?! Мне ведь кроме Аллы и не нужен никто. А она… Детей не хочет заводить или не может. Вроде бы и есть семья, а живём как чужие. Мужики вокруг неё постоянно вьются, цветочки дарят, майор-начпрод то парной оленины принесет, то пирог с зайчатиной, то еще чего! А ей нравится – улыбается, глазки строит. Говорит, что это просто знаки внимания, мол, каждой женщине такое приятно… А когда я «внизу» сижу, какое ей внимание оказывают?!
Официант принес бутылку вина и тарелки с закусками: ветчина, сырокопченые колбасы, паштеты, оливки, маслины, вяленые помидоры… Они выпили за встречу, за дружбу, за ракетные войска. Легкий хмель приятно кружил голову.
– Я ведь не знал, захочешь ли ты встретиться, – сказал Веселов. – Ты же вон какой большой начальник, подполковник уже… А я – капитан из-под земли, таких в войсках тысячи. Наудачу позвонил в приёмную, а меня и соединили сразу, и ты сам предложил увидеться. Такое редко бывает. Молодец, не зазнался! И помогаешь мне… Давай за тебя выпьем!
– Нет, – покачал головой Балаганский. – Лучше за порядочность, за человеческие отношения, которые не зависят от должностей!
– Да так и не бывает, – сказал Веселов, но до дна осушил бокал. – Хотя со мной вдруг все внимательными стали – и Ищенко, и замполит, и кадровик… Беседовали внимательно, заботливо, говорили, что в капитанах я засиделся, что мне надо продвигаться по службе, вот на повышение квалификации направили… А я сразу понял, что это ты им фитиля вставил!
Вино и закуски закончились, Балаганский заказал вторую бутылку, которую официант принес с основными блюдами. В разговоре наступила пауза. Георгий с аппетитом уплетал нежную ягнятину, запивая очень подходящим к ней вином, Сергей ковырялся в свиных медальонах, но пил исправно. Новая бутылка быстро подходила к концу.
– Ничего, я придумал, что сделаю, – вдруг сказал Веселов. Он заметно опьянел.
– Что ты сделаешь?
Сергей хитро усмехнулся.
– Скажу Алке, что ухожу на дежурство, а сам отсижусь где-нибудь и через несколько часов заявлюсь домой! Посмотрю, чем она занимается и кто ей «внимание оказывает»!
Балаганский нахмрился и отодвинул пустую тарелку.
– Послушай, Сергей, ты кто такой? Ракетчик или… – Он сдержался и оборвал фразу. – О чем ты думаешь?! Я тебя вперед продвинуть хочу, а ты назад пятишься! Сейчас ты так засрался, что я не могу тебя в Москву перевести – никто не поймет! Вот курсы закончишь, пить бросишь, в семье обстановку наладишь… По службе к тебе претензий нет, получишь должность старшего оператора пуска – там подполковничий «потолок», скандалы забудутся, и я тебя на законных основаниях возьму к себе в штаб! Вот такой у меня план! А у тебя план другой: Алку выслеживать, скандалы затевать… Вспомни, как за тобой девчонки табунами бегали и ты ими крутил, как хотел!
– Вот за это, наверное, и расплачиваюсь, – вздохнул Веселов.
– Ну, ты ещё скажи: «Судьба такая»! Помнишь, чему нас в Академии на диамате учили? Человек сам хозяин своей судьбы! Короче, если ты свой хвост загаженный не отрубишь, на мою помощь можешь не рассчитывать! Понял?
– Понял, – кивнул Сергей и допил свой бокал. – Хорошее вино. Дорогое, наверное?
– По средствам, – сухо сказал Балаганов.
Он уже жалел, что сорвался на резкий тон. Надо было оставить этот разговор на потом. А то пригласил старого товарища на обед и сам же аппетит ему испортил… Впрочем, Сергей сам виноват!
Подошел официант, предложил десерт. Офицеры отказались.
– Счет, пожалуйста, – попросил Балаганский.
А Веселов, улыбаясь, рассматривал парнишку в дурацком берете и с выглядывающим в вырезе белой куртки треугольником тельняшки.
– Что смешного? – спросил Георгий.
– Вспомнил, как мы с моряками дрались. А эта сука, Дыгай, уже тогда на нас настучал… Кстати, не знаешь, как мой должник, Мишаня, поживает, где подъедается?
Капитан Дыгай служил в сорок первой ракетной армии в ста километрах от полка, в котором начинал службу лейтенант Балаганский. Все эти годы нес службу «внизу», характеризовался положительно, взысканий нет, имел благодарности от командования. Два года назад был представлен к Почетному знаку «Отличник РВСН», но Балаганский вычеркнул его из списка.
– Не интересовался! – равнодушно сказал Георгий. – И хватит уже про долги… Столько лет прошло!
– Хватит?! Нет, не хватит! – Сергей повысил голос. – Это он моих родителей раньше времени на тот свет отправил! Так что для него срока давности нет…
– Да? – остро глянул Балаганский. – Ну, тебе видней…
Он уже понял, что от Веселова толку не будет: тот живет не по корпоративным законам офицеров ракетных войск, а по своим представлениям об окружающем мире. Представлениям, искаженным алкоголем и личной обидой. На таких людей полагаться нельзя: могут подвести в решающую минуту. И это их последняя встреча. Он сделал все, что мог. Если Сергей использует подвернувшуюся возможность – очень хорошо! А если нет… Как написали классики: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих»…
Они вышли из ресторана, сдержанно попрощались и разошлись в разные стороны. У машины Балаганский остановился, повернулся и долго смотрел вслед старому товарищу. Тот шел нетвердой походкой, иногда покачиваясь, и наверняка что-то бормотал. Быстрое опьянение – один из признаков алкоголизма… Да-а-а… Их пути разошлись! Три товарища… В ту давнюю новогоднюю ночь они не знали, как сложится дальнейшая жизнь, строили планы на будущее и договорились, что тот, кто сделает карьеру, потащит за собой и других. Кстати, это предложил Дыгай. И он же всё торпедировал после той самой новогодней ночи. Действительно, сука!
Западная Сибирь
УКП группового старта второго полка третьей
дивизии сорок первой ракетной армии
А сука Дыгай привычно сидел «внизу», на глубине двадцати шести метров, на одиннадцатом уровне УКП, за боевым пультом. В это дежурство, как обычно, вторым номером у старшего оператора пуска капитана Дыгая был лейтенант Игорь Кульгавый. «Притёршихся» друг к другу офицеров боевого расчёта без необходимости по разным сменам старались не разбивать. Конфликты в смене никому не нужны – боевой расчёт не амбар с зерном охраняет, да и не с дробовиком…
– Что-то вентиляторы гудят громче обычного, – вдруг сказал Дыгай. – А воздуха гонят меньше… Дышать тяжело стало…
– Да нет, всё как всегда, – удивился лейтенант. – Вентиляция в норме, товарищ капитан.
– Ну, ладно…
Но воздуха не хватало. Да и круглые стены трехметровой капсулы вроде бы стали сходиться, сжимая и без того тесное помещение. Михаил понимал, что такого быть, конечно, не может, но чувствовал, что пространство сужается, и ничего поделать с этим чувством не мог. На него волнами накатывал страх, он вспотел и незаметно протер лицо платком. Сейчас бы подняться наверх, глотнуть свежего воздуха, ощутить безграничный простор окружающего пространства, и страх пройдет! Но это исключено, и сам факт невозможности выйти на поверхность угнетал больше всего! Если бы можно было хотя бы позвонить Надежде или поговорить с Колькой, но это тоже исключено. До конца дежурства оставалось четыре часа, но каждая минута кажется часом!
– Давай, Игорь, подежурь, я спущусь, подремлю, – сказал Дыгай, стараясь, чтобы голос не выдал его чувств. – Если что – буди!
– Есть, товарищ капитан!
По вертикальному трапу он спустился на двенадцатый ярус, в комнату отдыха. Две койки одна над другой, откидной столик, маленький обшарпанный холодильник с запасом продуктов, над ним опломбированная аптечка, туалет… По нормативам, дежурная смена способна нести службу в автономном режиме полтора месяца. Полтора месяца! Это же с ума можно сойти!
Дремать Дыгай, конечно, не собирался: каждая клеточка его тела дрожала от возбуждения, ни о каком сне не могло быть и речи! Он ушел сюда, чтобы напарник не видел, что с ним происходит. Потому что страх – вещь заразная: Дыгай был достаточно опытен, чтобы знать: паника легко передается от одного человека к другому и способна охватить большие массы людей. А тут их только двое. И если обоих накроет псих, то придется сообщать наверх, менять дежурную смену и направлять спецсообщение в Москву. А это чрезвычайное происшествие!
Оставшись один, Дыгай, против ожидания, почувствовал себя еще хуже: воздуха не хватало, а страх заполнил все его существо и рвался наружу – криком, какой-нибудь дикой выходкой, битьем головой о стену… Он принялся приседать, потом отжиматься, чтобы отвлечься, переключиться, обмануть страх… Но ничего не помогало. Дыгай ударил кулаком в стену, но и боль не помогла избавиться от нарастающего ужаса. Стало ясно, что больше он никогда не спустится «вниз», значит, все равно придется писать рапорт и скрывать свое состояние не имеет смысла.
Михаил сорвал с аптечки листок с печатями и открыл дверцу. Вот то, что ему нужно! Вскрыв пачку транквилизатора, он проглотил таблетку. И сразу стало спокойнее. Не потому, что лекарство так быстро подействовало: просто организм понял, что теперь страх пройдет, и он действительно прошел. А через пять минут Дыгай почувствовал, как внутри его все расслабляется, чувство нехватки воздуха исчезло, а железная капсула, удавом сжимающая его тело, расширилась до привычного диаметра и уже не вызывала беспокойства.
Повеселевший Дыгай вернулся на одиннадцатый ярус.
– Не заснул, – пояснил он напарнику. – Хочешь, пойди отдохни. Что ты так подозрительно смотришь?
– Нет, ничего, товарищ капитан… Вы нормально себя чувствуете?
– Нормально, а что?
– Лицо красное, пот выступил, и вообще…
– Я там физкультуру делал: приседал, отжимался. Всё тело затекло!
Лейтенант Кульгавый смотрел недоверчиво. Стало ясно, что в рапорте о дежурстве он, как и положено, напишет о странном поведении старшего оператора. Ну, да теперь это уже не имело значения.
Сменившись, Дыгай направился прямиком в санчасть.
– Это клаустрофобия, – сказал моложавый майор медицинской службы с розовым лицом. – Нести службу под землей вы не можете, от боевых дежурств я вас отстраняю. Сейчас выпишу направление на военно-врачебную комиссию.
Комиссия состоялась через неделю, в окружном госпитале. Предварительный диагноз подтвердился. Заключение гласило: «Клаустрофобия. Годен без ограничений к службе на наземных объектах. Негоден к службе в условиях ограниченного пространства».
Капитан Дыгай был отправлен в отпуск, а после возвращения принял под командование первую роту отдельного батальона боевого обеспечения.