Глава 5
Операция «Подснежник»
Москва
От КПП до здания Главного штаба РВСН капитана Филинова провёл дневальный – рядовой, явно первого года службы.
– Вам на второй этаж, к подполковнику Сагаловичу, – сообщил он и удалился.
Филинов двинулся по длинном коридору, мимо дверей с табличками и без. Нужный кабинет оказался приблизительно посередине, сразу за приемной главкома, напротив небольшого холла с двумя мягкими креслами и каким-то цветком в кадке, похожим на пальму, между ними. Оба кресла были заняты: в них сидели два майора в такой же, как Филинов, полевой форме с окрашенными зелёной краской эмблемами в петлицах. Рядом с каждым стоял пластмассовый чемоданчик, точно такой же, какой держал в руках Филинов. «Такие же, как я, – командированные, – догадался он. – И не разговаривают потому, что незнакомы».
Заметив у одного из майоров засос на шее и такого же цвета ожог на руке другого, Филинов невольно улыбнулся и хотел пошутить по своему обыкновению, но сейчас это было неуместным.
– Здравия желаю, товарищи офицеры! Кто крайний на приём к подполковнику Сагаловичу?
Майоры переглянулись.
– Его пока нет, – ответил тот, что с ожогом. – Ждём вот…
– Понятно, – кивнул капитан и отошёл к окну.
Присесть было некуда, стоять молча рядом с незнакомыми старшими по званию офицерами Филинов счёл неудобным, навязываться на знакомство – тоже.
Ждать пришлось недолго. Хозяин кабинета с табличкой «Подполковник Сагалович» оказался жгучим брюнетом, крупного телосложения, с круглым лицом. Он вышел из приемной главкома, оглядел ждущих его офицеров и слегка улыбнулся.
– Вижу, что вы ко мне, – сказал он, отпирая дверь. – Заходите все сразу, рассаживайтесь!
Не успели командированные усесться вокруг приставного столика, как подполковник положил перед каждым бланк подписки о неразглашении, похожий на тот, что сам недавно подписывал в кабинете главкома.
– Прошу всех внимательно прочесть и поставить свои подписи!
Несколько удивленные, офицеры расписались. Заполненные подписки подполковник вложил в папку, причем сделал это так, чтобы приезжие не увидели обложку с грифом «Сов. секретно» и надписью «Подснежник».
– Вы включены в группу, которой поручено выполнение особо секретного задания высшего командования, – сообщил он после того, как спрятал папку в сейф. – Я назначен старшим группы. Вы познакомились?
– Никак нет! – ответил «зацелованный», как про себя окрестил Филинов майора с засосом.
– Очень хорошо! Во время совместной работы обращаться друг к другу будете по позывным. Ты – Шеин… – Подполковник указал пальцем на Фроликова. – Иванов, – палец ткнул в Филинова. – Руков, – последний позывной достался Мощенко.
– Это не позывные, а клички какие-то! – не сдержался Фроликов. – Почему «Шеин»?
– Неважно. Главное, легко запомнить и сохраняется анонимность! Общаясь между собой, избегайте нарушать это правило. Настоящие имена и места службы упоминать запрещено!
– А если… Ну, вдруг… Короче, если кто проболтается? – поинтересовался Фроликов.
Сагалович замешкался.
– По выполнении задания вам придётся пройти проверку на полиграфе. И ваша болтливость выплывет наружу, – на ходу придумал Сагалович. Полиграф он видел только в шпионских фильмах. – Слышали про такое?
Мощенко отрицательно мотнул головой, Филинов пожал плечами.
– Детектор лжи, – блеснул эрудицией Фроликов.
– Правильно, – кивнул подполковник. – Поэтому соблюдайте все требования. Если замечаний по вашей работе не будет, после выполнения этого задания все вы получите повышение. Возможны и награды.
– А что делать-то надо? – нудно прогундел Мощенко.
– Работа для вас привычная. Перевести «Р 36М» из режима ручного контроля в полностью автономный режим…
– Обычное дело, – сказал Мощенко, и Фроликов согласно кивнул.
– Тут какая-то ошибка! Это не по моей части. Я ведь сапер! – Филинов насторожился: возможное повышение и награды стали рассеиваться, как мираж.
– Еще надо будет уничтожить взрывами две ракеты, провести одну имитацию такого взрыва и поработать на минном поле, – закончил Сагалович. – Это по твоей части?
– Это да! – вновь оживился капитан.
– Составьте список оборудования и инструментов, которые вам могут понадобиться…
– А сколько нужно брать взрывчатки? – поинтересовался Филинов.
– Взрывчатка на месте имеется, напишите заявку на десяток противопехотных мин, – сказал Сагалович. – Еще вопросы?
Негромкий голос подполковника словно загипнотизировал специалистов. Они слушали настолько внимательно, что было слышно, как включился холодильник за стеной, в комнате отдыха главкома.
– Когда и где выполнять задание? – спросил Филинов.
– Где – пока секрет, а когда… Пока готовьтесь. День вылета я сообщу дополнительно. Еще вопросы?
Вопросов больше не было.
– За пределы территории не выходить, на территории тоже особенно не светиться. Вышли в столовую и обратно. По телефону не звонить.
– А что ж нам делать целыми днями? – спросил Филинов. – Так совсем озвереть можно!
Сагалович пропустил его реплику мимо ушей.
– Пойдёмте, отведу вас в комнату для командированных – до вылета поживёте там, – сказал он и направился к двери. Потом, что-то вспомнив, полез в шкаф и достал плоскую квадратную коробку с нарисованной круглой мишенью. – Вот вам, чтобы не озверели, товарищ Иванов, – он протянул коробку Филинову. – Это дартс – игра такая. Англичане у нас были с визитом и подарили, только у меня руки так и не дошли…
28 октября 1982 года
Ближний космос
Разведывательный спутник «Лакросс», принадлежащий военной разведке США – огромный конус размером с хорошо известный российским пассажирам автобус «Икарус», – распластав длинные крылья солнечных батарей, натужно парил на высоте двухсот километров, совершая очередной виток вокруг земного шара. В ледяном пространстве ближнего космоса много технического мусора и отработавших свой срок космических аппаратов, но «Лакросс» не просто накручивал витки вокруг земного шара: он исправно и бдительно нес службу. Его электронно-оптические датчики, компьютеры, электрические цепи и передающие антенны были нацелены на выполнение различных задач. Иногда спутник-шпион принимал и ретранслировал в Центр чрезвычайные радиосообщения разбросанных по всем континентам агентов глубокого внедрения, иногда фотографировал новые – масштабные, могущие иметь стратегическое значение стройки, иногда отслеживал в мировом океане бурунные следы атомных субмарин или фиксировал заранее заявленные учебные пуски межконтинентальных баллистических ракет и попадание (или, что было реже, непопадание) головной части в мишень на удаленном полигоне… Теперь он фиксировал еще и процесс разоружения, а точнее – контролировал уничтожение Советами стратегических ракет, попадающих под действие Договора ОСВ-2.
Виток за витком, тысяча километров за тысячей…
Он летал, безразлично рассматривая сквозь мощную оптику то, что открывалось далеко внизу. В сетке координат плыла бескрайняя сибирская тайга, где находилось большинство шахтных пусковых установок. Подчиняясь специальной программе, «Лакросс» фотографировал те из них, где одетые в военную форму или специальные защитные комбинезоны человеческие фигурки равнодушно разделывали на куски громадные ракеты. Это чем-то напоминало жестокую резню рыб на картине Дали «Ловля тунца», происходящее имело и философский смысл, потому что здесь насилие и уничтожение применялось к тому, что само было создано для уничтожения и убийства.
Но аппаратура не вдавалась в такие нюансы, бортовой компьютер не был настроен на решение философских задач жизни и смерти, он просто выполнял свои программы. Поэтому «Лакросс» без каких-либо эмоций сквозь сто девяносто километров безвоздушного пространства и десятикилометровый слой мутноватой атмосферы разглядывал синими глазами объективов происходящее уничтожение и передавал информацию в аналитический центр.
Это хорошо бы смотрелось в фантастическом фильме: зависшее над планетой технологическое чудовище, внимательные, отблескивающие иридиевым покрытием кварцевые линзы; наплыв, трансфокация, стремительное падение из ледяной космической бездны – сквозь космическую пустоту, магнитные пояса, ноосферу, ионосферу, сквозь озоновый слой в атмосферу, сквозь все более сгущающийся и теплеющий воздух, сквозь белые, как вата, облака… И вот уже происходящее видно как на ладони: с высоты птичьего полета хорошо различаются лица и даже звездочки на погонах профессионально безразличных «рыбаков»… И лицо недавнего выпускника Академии РВСН Балаганского могли бы рассмотреть специалисты аналитического центра, если бы на нем в этот момент не было противогаза. Но ничего, это не последняя уничтожаемая ракета и не последний виток спутника-шпиона, так что лицо молодого лейтенанта еще попадет на снимок. Хотя, по большому счету, сейчас оно никого не интересовало.
28 октября 1982 года
Алтайский край, Н-ская ракетная дивизия,
первый полк
Лейтенант Балаганский прибыл к месту службы в конце августа и еще успел подежурить в шахте, ощутив на своих плечах всю тяжесть мира. Но могучие плечи выдерживали, устойчивая психика нормально переносила подземную тесноту и отрезанность от основного мира. В принципе, ему все нравилось: и ответственность, и важность выполняемой работы. Плохо только то, что возвращаться приходилось в пустую и холодную комнату офицерского общежития, а вокруг, на тысячи верст, не было ни одной родной души. Если бы его ждала Инесса, забравшись на диван с голыми ногами, как он когда-то мечтал…
После того Нового года, точнее, после истории с Веселовым, девчонки пропали: не брали трубки или бросали, когда слышали, кто звонит. Но он несколько раз дежурил у института и перехватил Инессу на выходе. Она вначале испугалась, но он ее успокоил и даже сумел затащить в небольшое кафе поблизости. Взяли по антрекоту и бутылку сухого вина, выпив, девушка немного расслабилась.
– А что ты удивляешься? Если бы к вам пришли люди из органов, пригрозили, что выгонят из академии, и стали расспрашивать про нас? Да еще объяснения отобрали и посоветовали держаться от нас подальше? – ковыряя остывающее мясо, говорила она. – Вы бы стали с нами встречаться? Небось, обегали бы за два километра, как сифилитичек…
– Кого?! – изумился Георгий. – Почему сифилитичек? При чем здесь это?
– Ну, зачумленных, – немного смутилась Инесса. – Короче, мы испугались…
– А из каких органов? – спросил Балаганский.
– Откуда я знаю! – досадливо отмахнулась Инесса. – Меня вызвали в комитет комсомола, там какой-то мужчина показал красную книжечку…
– Ладно, давай забудем про все это! – Георгий ласково погладил ее по руке.
Кожа была гладкой и прохладной.
– Ты помнишь мое предложение?
– Какое? – Она вскинула тонкие, явно выщипанные брови.
– Выходи за меня замуж!
Инесса взглянула внимательно и слегка улыбнулась.
– Я думала, это ты по пьянке…
– Да я и пьяным не был! Я действительно хочу на тебе жениться! Серьезно!
– Ну, раз серьезно, то надо это серьезно обдумать. И надеюсь, после сегодняшней встречи ко мне не придут люди с удостоверениями…
– Не придут! – с жаром заверил Георгий. – Ни после этой, ни после всех последующих!
– А ты собираешься со мной постоянно встречаться? – с какой-то странной интонацией спросила девушка.
Балаганский кивнул.
– Да, а потом жениться!
Инесса долго смотрела на него и, наконец, рассмеялась.
– Ну что ж, давай попробуем.
Они стали встречаться. При каждом удобном случае, когда родителей не было дома, Георгий затаскивал ее в постель. Впрочем, Инесса не возражала и демонстрировала такое мастерство, что Балаганский не мог от нее оторваться. На выпускной вечер в качестве официальной невесты она не пошла, но согласилась провести с ним отпуск. Поехали в Лазаревскую и чудесно отдохнули две недели. Но выходить замуж и ехать с ним к месту службы девушка вновь не согласилась, мол, мне надо институт заканчивать, и вообще, ты вначале осмотрись, обустройся, а там видно будет, а пока будем писать друг другу…
Они переписывались, хотя письма не могут заменить любимую женщину. Балаганский видел Инессу во сне и думал о ней каждую свободную минуту.
Тем временем в полку началось сокращение ядерных носителей, а теперь оно шло полным ходом. Эта фраза в миротворческих документах звучит бодро и оптимистично, а на деле процесс сокращения выглядит уныло и печально. Грозные стратегические ракеты, которые называют «убийцами городов» и «разрушителями континентов», сами превращаются в объекты разрушения. Мощные краны вытаскивают их из глубоких бетонных нор, как огромных, но почему-то беспомощных зверей, грузовик с радиационной защитой увозит боеголовку, специальный заправщик сливает в свои баки топливо, а огромное стальное тело режут на куски огненными струями автогена. Потом подгоняют бетономешалку и на треть заливают бетоном то, что еще недавно было шахтной пусковой установкой. И все! Была стартовая позиция, был меч, направленный в подбрюшье потенциального противника, а что осталось? Разбросанные куски порезанного металла, мотки проводов и кабелей, пятна застывшего бетона – будто брошенная стройка…
Основную работу выполняла специальная инженерная бригада, но местные солдатики были на подхвате, и им тоже работы хватало. Балаганский, облаченный в задубевшую на морозном ветру химзащиту и противогаз, руководил рядовыми Геращенко и Мальковым, которые в таком же облачении разделывали топливные баки очередной ракеты. Зима уже вступала в свои права – было холодно, шел пушистый снежок, приходилось то и дело протирать очки и проявлять осторожность: в баках могли оказаться остатки горючего, а с гептилом, как известно, шутки плохи, даже в малых дозах…
Начальник штаба дивизии полковник Зуев лично контролировал процесс на площадке вторые сутки и порядком охрип от руководящих криков, которые рвались из самого сердца, а может, от нервов, натянутых и напряженных, как колючая проволока вокруг позиции.
– Вы бы пошли, погрелись, отдохнули, товарищ полковник, – предлагал командир полка полковник Петренко, который, собственно, и отвечал за уничтожение ракет.
– Сделаем дело, тогда и отдыхать будем! – отмахивался Зуев.
– Черное дело делаем, – со вздохом сказал комполка. – Я, конечно, все понимаю… Ликвидация, реформирование, сокращение, уменьшение совместной угрозы… Но жалко, аж все в душе переворачивается! Я же помню, как мы оборудовали боевую позицию, как ставили её на боевое дежурство. Офицеры сутками торчали в шахте, не думали о премиальных, о повышении… Только о том, как выполнить приказ в срок!
– Ну, что делать, – сказал Зуев, и лицо его окаменело. – Сейчас приказ другой. А приказы, как мы знаем, не обсуждаются.
Начштаба помолчал.
– Что ракета… И людей так же списывают… Вот и я свое отслужил…
Петренко скорбно кивнул.
– Да и я тоже…
Разговор смолк.
– А в третьем полку тротилом подрывают позиции, – вздохнул Петренко, чтобы сменить тему. – Так быстрее дело идет…
– Все ждали, куда иностранная комиссия поедет, – пояснил Зуев. – Они твой полк выбрали. А разборка, вроде, экологичней… Ну, пусть посмотрят на разборку… А надо будет ускорить – и здесь рванем…
– Ты, кстати, подготовился к приему иностранцев? – внезапно спросил начальник штаба. – Всё должно блестеть как у кота… в общем, я об этом даже напоминать не хочу. Их самолично комдив привезёт.
– Да, конечно, все сделали, как положено! – кивнул Петренко.
* * *
Гости прибыли на следующий день к обеду. Уже ударил ранний мороз, все вокруг засыпано снегом. Ми-4 отдельной вертолётной эскадрильи дивизии приземлился на расчищенную от свежего снега площадку, когда кран доставал из шахты очередную ракету. Первым с трапа спрыгнул бортинженер, за ним спустился командир дивизии Васильцов, за ним в проёме люка показался представитель Пентагона.
Стоящий в отдалении Балаганский с интересом рассматривал потенциального противника. Человек как человек: две руки, две ноги, голова, тёплый бушлат с шевроном департамента армии США на рукаве, а на погонах лычки, как у младшего сержанта советской армии. Но Георгий знал, что в армии США это соответствовало званию капитана. За ним вышли ещё двое в гражданской одежде, кто из них кто, Георгий определить затруднился.
Зуев шагнул навстречу комдиву и вскинул руку к шапке:
– Товарищ генерал-майор, личный состав производит демонтаж пусковой установки в соответствии…
– Вольно! – козырнул в ответном приветствии комдив. – Знакомься, Николай Александрович, – капитан Мэтью Кларк.
Капитан отдал воинское приветствие, чем создал положительное впечатление у Зуева. А вот двое гражданских ему как-то сразу не понравились. Они буркнули свои имена, которые начальник штаба даже не пытался запомнить, и протянули руки… Пришлось пожать их мягкие влажные ладошки, превозмогая неприятные эмоции. Один из них оказался тоже американцем, представителем Госдепартамента США. Другой – наблюдателем от ООН, то ли немцем, то ли австрийцем.
Поначалу прибывшие с высокомерным видом обошли разоренную стартовую площадку, фотографируя останки некогда грозных ракет, потом принялись наблюдать за «сокращением» последней ракеты. Все шло по регламенту. «Сатану» обезглавили, боеголовку погрузили на специальный транспорт и увезли. Геращенко и Мальков, похожие в защитных комбинезонах и противогазах на каких-то зловещих инопланетян, слили горючее в заправщик, при этом наблюдателей отвели в сторону, так, чтобы легкий ветерок не принес к ним ядовитые испарения.
Инспектора фиксировали каждую стадию работы, делали пометки в блокнотах и щелкали фотоаппаратами. Но чем дольше они находились на морозе, тем менее важными становились. А тут еще ветер усилился, продувая легкие пальто… После часа пребывания на площадке на наблюдателей жалко было смотреть. Впрочем, капитан держался молодцом. Гражданские же переминались с ноги на ногу и заметно дрожали.
– Идите в машину, погрейтесь! – предложил генерал.
– Спасибо, я не замёрз, – на довольно сносном русском ответил капитан.
Его спутники тоже покачали головами. Васильцов и Зуев переглянулись: «Форс держат!»
– Мы производим разборку для сохранения экологии, – начал объяснять комдив.
Кларк понимающе кивал.
– Но с учетом погодных условий, для ускорения процесса, мы можем произвести подрыв ракеты прямо в шахте…
– Такой способ тоже предусмотрен протоколом, – кивнул Кларк, сохраняя безразличное выражение лица. – По усмотрению уничтожающей стороны.
Васильцов повернулся к командиру полка.
– Раз международная инспекция не возражает, взрываем! – скомандовал генерал.
– Есть использовать взрыв! – немедленно среагировал Петренко.
Гражданские наблюдатели, не выдержав, все-таки забрались в «уазик» и грелись там, полностью доверив контрольные функции коллеге. Капитан Кларк пронаблюдал, как разоруженную ракету опустили обратно в шахту, как саперы осторожно сгрузили туда же несколько мешков тротила. Балаганский с подчиненными солдатами стоял неподалеку, все трое довольно улыбались.
Наконец, саперы закончили свою работу. Все расселись по машинам и отъехали на безопасное расстояние. Зуев отдал команду.
Грянул взрыв, и земля слегка дрогнула. Многотонная крышка шахты отлетела в сторону, словно офицерская фуражка под порывом ураганного ветра, а огромная верхушка шахтного цилиндра вылетела из-под земли, как шарик из игрушечного пистолета, разлетевшись при этом на два фрагмента. Как раз проходивший над стартовой площадкой «Лакросс» зафиксировал эту картину и исправно передал на Землю.
– Ну, вот и всё! – подвёл итог генерал. – Подпишем протокол, и прошу на обед!
* * *
– За мир и дружбу! – огласил первый тост комдив.
Все выпили. За столом, накрытым в офицерском зале столовой, народу было немного: иностранные наблюдатели, комдив Васильцов, начальник штаба Зуев, комполка Петренко, замполит Селезнев и зеленый лейтенант Балаганский, ко всеобщему удивлению приглашенный особистом Кривцовым, который тоже здесь присутствовал под видом командира взвода охраны.
Стол ломился от еды: оленина, зайчатина, огромный глухарь, украшенный перьями, жареная картошка, соленья, настоянный на клюкве спирт, настоящая водка и даже бутылка коньяка. Усталые и замерзшие гости налегали на еду, местные ориентировались на старших, а поскольку генерал Васильцов не проявлял аппетита, то и остальные вяло ковырялись в тарелках. Только не искушенный в иерархической дипломатии Балаганский ел так, что за ушами трещало.
– Сегодня мы сделали еще один шаг навстречу друг другу, – поднялся с рюмкой наперевес полковник Зуев. – Разоружение будет способствовать взаимному доверию наших народов. И мы, военные, будем больше доверять друг другу!
– Так есть! – улыбаясь, сказал Мэтью Кларк и встал.
Его сопровождающие кивнули и тоже встали. Представителя Госдепартамента звали Джоном, наблюдателя от ООН, австрийца, – Куртом. Они тоже широко улыбались, демонстрируя ровные белые зубы. «Искусственные, что ли? – подумал Георгий. – Как у артистов…»
Все стоя чокнулись и выпили. У гостей явно было хорошее настроение, а генерал и три полковника выглядели довольно кисло, но старые опытные служаки виду не показывали: говорили хорошие тосты, исправно выпивали, а когда спиртное сделало свое дело, то отдали должное и закуске.
Но вот генерал взглянул на часы и встал, держа рюмку в руке, на уровне пояса.
– Дела вынуждают меня возвращаться в дивизию, – с расстановкой произнес он, обращаясь, в основном, к Кларку и его спутникам. – Если вы хотите проконтролировать уничтожение ракет в третьем полку, я могу взять вас с собой…
Кларк покачал головой.
– Спасибо, мы удовлетворены тем, что видели, и возвращаемся в Москву. Наше задание выполнено. Возможно, поступит новое…
Васильцов кивнул и поднял рюмку повыше.
– По русскому обычаю я предлагаю выпить «на легкую ногу за короткую дорогу» для наших гостей! Наша совместная работа и общее застолье укрепят дружбу между нашими народами!
Выпив, он пожал гостям руки и направился к выходу. Зуев последовал за ним, а Петренко отправился проводить начальство.
– Селезнев ведет стол, – привычно скомандовал комполка. – Заботится о гостях и о порядке.
– Есть, товарищ полковник, – бодро ответил замполит. Ему сокращение не грозило, напротив, впереди светило назначение в Москву. – Ну-ка, лейтенант, наливай, ты самый молодой!
Генерал и полковники оделись, вышли на морозец и пошли к стоящему в отдалении вертолету. Яркий свет желтой луны освещал в голубой ночи темные фигуры. Снег хрустел под сапогами. Пахло тротиловой гарью и разорением. Чувствовалось, что часть доживает свои последние дни. И идущие к вертолетной площадке ощущали это особенно сильно.
– Вот мы с этими, американцами, водку пьем, политесы разводим, улыбаемся, – сказал Петренко. – А чему веселиться? Тому, что из-за этого разоружения раньше времени на пенсию отправимся? Что ракеты боевые своими руками порезали да взорвали?
– Это политика, дипломатия, – вздохнул Зуев. – А мы люди военные, к этому не привыкшие… Нам привычней бить врага, а не чокаться с ним…
– Может, переночуете у нас, товарищ комдив? – выполняя долг хозяина, предложил Петренко. – Сами своей компанией догуляем, а завтра уже вернетесь к себе.
– Ты особо не расслабляйся, сейчас не время для гулек, – отрезал Васильцов. – К тому же мне надо сообщить в Москву, что они возвращаются. А завтра я пришлю вертушку, отправь их на аэродром, лично посади в самолет и доложи мне!
– Есть, товарищ генерал! – вытянулся Петренко.
Через несколько минут вертолет взлетел. Командир полка долго стоял и смотрел вслед движущимся между звезд сигнальным огням, пока гул двигателя не растворился в темном небе. Потом направился было к освещенным окнам столовой, но передумал и пошел к себе на квартиру.
– Действительно, не время гулять, – пробурчал он. – Везет Скидану – работает себе неспешно, без нервотрепки… А тут и встречаешь, и провожаешь, и все под запись и фотографии! Хотя… – Комполка махнул рукой. – На пенсию и со строгим выговором примут. Но все равно, пусть без меня гуляют…
Он бросил взгляд на освещенные окна столовой и двинулся к дому. А за освещенными окнами продолжалось застолье.
– Я хочу спросить этот молодой офицер, – обратился Мэтью Кларк к Балаганскому. – Почему вы с солдатами улыбались, когда взрывали ракету?
И гости, и хозяева согрелись, выпили, закусили и находились в благодушном настроении. Но бдительные советские военные помнили, что они сидят за столом с потенциальным противником, и не расслаблялись.
– Да, чего ты лыбился?! Чему радовался?! – рявкнул на лейтенанта замполит, но наткнулся на холодный взгляд особиста и осекся.
– Да потому, что саперы быстро сработали – и всё! – честно объяснил Георгий. – А если бы решили резать, то это пришлось бы мне с солдатами делать. И до позднего вечера на морозе возиться…
Замполит индифферентно ел глухаря, как будто совершенно не интересовался разговором молодого летехи с посланцем вражеской страны. А ведь это было совершенно против правил! Сопливого мальчишку в такой круг вообще допускать нельзя! Тем более без инструктажа… Вон какую херню плетет: радовался потому, что работы выпало меньше! Разве должен советский офицер работы бояться? Но раз его Кривцов позвал, то это неспроста… Тут лучше в сторонке держаться… А то вместо теплого места в Политуправлении РВСН можно получить предписание на увольнение, как остальные командиры.
– Вас как зовут, молодой человек? – Мэтью Кларк поднял рюмку.
– Георгием.
– Можно я буду называть вас Джорджем?
– Конечно, товарищ капитан, – машинально произнес Балаганский и тут же поправился: – Конечно, капитан!
– Давайте выпьем за нашего молодого друга! – предложил американец. – Это ему сидеть за оперативным пультом ближайшие десять лет! Потом, в штабах, ему вырабатывать военную стратегию еще лет пятнадцать. Будущее мира – в его руках!
Иностранцы с готовностью встали, Селезнев замешкался было, но, увидев, что Кривцов поднимается с дружелюбной улыбкой, последовал его примеру. Балаганский покраснел, вскочил и встал по стойке «смирно». Первый раз за него пили старшие офицеры и иностранцы.
– Только хочу сказать тебе, Джордж, – начал Мэтью, когда все выпили, сели и закусили. – Для экологии полезней разрезать ракету на части, вывезти на завод и переплавить. Чтобы природа была чистой. Этот лес, эта земля… Взрыв грязный, он запачкал все вокруг, разбросал капли топлива…
– Что вы, коллега! – активно вступил в разговор замполит, почувствовав, что наступило его время. – Здесь будут проведены масштабные экологические работы! Мы соберем каждый осколок металла, каждый кусок бетона, проведем дегазацию окрестностей и рекультивацию земли! Вывезем все лишнее, завезем чернозем! Через три, нет, два года здесь будет совхоз, выпускающий самые чистые продукты! Приезжайте, я угощу вас парным молоком и свежим хлебом из пшеницы лучших сортов!
– За ваши успехи! – улыбнулся американец. – Мы не можем за два года превратить стартовую площадку в экологически чистое поле!
Они выпили в очередной раз. Иностранцы заметно опьянели.
– Мне говориль, – с сильным акцентом заговорил Курт, – что, когда мы приехать в Советы, с нами всегда есть KGB-men. Всегда! Здесь он есть? Кто он?
Лицо у Селезнева вытянулось, он машинально бросил взгляд на Кривцова, но тот с веселой улыбкой продолжал подкладывать еду в тарелки гостей. Курт с пьяной улыбкой рассматривал хозяев, американцы сделали вид, что поглощены закуской, хотя Джон не попадал вилкой в тарелку. Наступила томительная пауза.
– Это я! – вдруг сказал Балаганский. – Разве сразу не видно?
Все рассмеялись, напряжение рассеялось.
– Вот и скажите мне, я никак не пойму: зачем вы вообще сюда приехали? – спросил Георгий. – У вас что, все спутники сломались? Вы же из космоса и так всё видите…
Мэтью Кларк улыбнулся.
– Добрая воля, мир, дружба… Москва сама нас пригласила. А ваши к нам поехали. И от ООН наблюдатели, чтобы все было честно… Только Курт немного взял лишнего… Да и Джон…
– Ну, и пусть идут дрыхнут, – махнул рукой Балаганский.
– Что есть дрыкнут? – удивился Кларк.
– Дрыхнуть. Спать, значит.
– Ты это, лейтенант, чего раскомандовался? – возмутился замполит. – Тут два майора есть!
– Нет, Джордж прав! – сказал капитан. – Пора делать отдых!
Иностранцев проводили в общежитие.
– Интересный у вас знак, – сказал Георгий, пытаясь в свете луны рассмотреть нашивку на рукаве Мэтта.
– Возьми на память! – сказал капитан и отодрал крепящийся «липучкой» шеврон.
– Ну, тогда обменяемся! – Балаганский снял офицерский ремень и протянул американцу. – На дружбу!
– Дружба! – в порыве чувств Кларк обнял лейтенанта. – Спа-си-бо, Джордж! Завтра еще увидимся!
Но когда иностранных наблюдателей провожали к вертолету, лейтенант Балаганский занимался своими делами по штатному расписанию и на процедуру прощания его, естественно, никто не пригласил.
Только вечером Кривцов, выбрав момент, похлопал молодого человека по плечу:
– Отчет нормальный! И вообще хорошо справился, молодец! Вон, Селезнев от зависти аж зубами скрипит! Слушай, может, ты по нашей линии пойдешь?
– Это как? – не понял Георгий.
– Очень просто! Пройдешь переподготовку и будешь продолжать службу в военной контрразведке.
Лейтенант растерялся.
– Да я как-то об этом не думал… Я же на ракетчика учился.
– Ну и что? Образование поможет службе в ракетных частях. Мало кто с самого начала в нашу епархию готовится. Многие с другими специальностями приходят. И танкисты, и летчики, и моряки…
– Это как-то неожиданно… Но я подумаю!
* * *
Мишень повесили на дверь, а бросали метров с четырех, от окна.
– Бац! – дротик воткнулся в десятку.
– Бац! – девятка.
– Бац! – еще одна девятка.
– Давай, Руков, твоя очередь, – довольно улыбаясь, предложил Филинов.
– Не хочу, мне уже это осточертело, – меланхолично отозвался Мощенко. Он валялся на кровати и в сотый раз листал старые журналы.
– Шеин, ну, давай ты!
Но тот играл сам с собой в шахматы и тоже отказался.
– Давай, Иванов, сам тренируйся. Чтобы мог врагу прямо в глаз попасть…
– А почему нам оружия не выдали? – спросил «Иванов». – Раз такое важное задание?
– Нам же не перестреливаться. Головой надо работать…
– Головой так головой – Филинов метнул очередной дротик и чуть не угодил в лицо открывшему дверь вестовому, тот еле успел уклониться.
– Приказ готовиться к вылету! – ошарашенно сказал солдат. – Завтра в семь утра придет машина!
– Ну, наконец-то! – обрадовался Филинов. – Хуже нет ждать и догонять…
– Это точно, – поддержал его Фроликов, сметая с доски фигуры.
И только Мощенко продолжал меланхолично листать журналы. Он и был меланхоликом.
* * *
Офицер по особым поручениям при главкоме РВСН подполковник Сагалович действительно был очень пунктуальным и скрупулезным, иначе он не удержался бы на этой должности, да и даже не попал бы на нее. Но «железность» его была преувеличена – как и любой человек, он имел слабости. И в ответственную командировку подполковник собирался со сложным чувством, точнее, с целым клубком тесно переплетающихся мыслей и ощущений. Наиболее точно, одним словом его ощущение можно было охарактеризовать, как приятное опустошение.
Так было всегда, когда он, соврав жене, «уезжал в командировку» на день раньше, чтобы этот день и ночь провести с Юлькой в ее уютной малогабаритке. В данный момент он не ощущал ничего – ни угрызений совести, ни опасений, что обман раскроется, даже боязни потерять должность из-за аморального поведения, порочащего высокое звание офицера. Всё это будет: и моральные муки, и страх перед всевидящим оком особого отдела, но позже – спустя сутки или двое. А пока ему просто было хорошо и ничего не хотелось. Будто Юлька, как вампир, высосала из него все силы и чувства, причем не только в переносном, но и в прямом смысле слова.
Она на десять лет младше Сагаловича. Каждый раз он решает больше не встречаться с этой стройной черноглазой вампиршей, но скоро забывает о своем решении, и всё повторяется снова.
«Нет, эта встреча точно была последней!» – подумал он, когда служебная «Волга», как и было условлено, подъехала за ним к остановке в двух кварталах от Юлькиной квартиры. Это он придумал для конспирации, хотя сам понимал, что это секрет Полишинеля: водитель знает, где живет подполковник, и догадывается, что он делает рано утром вдали от своего дома.
«Волга» заехала в Главный штаб, специалисты загрузили багаж и сели на заднее сиденье. Сагалович зашел к себе в кабинет, переложил папку операции «Подснежник» из сейфа в титановый кейс, пристегнул к руке, получил пистолет, без которого носить документы особой важности запрещалось, и сел рядом с водителем. Машина рванулась вперед.
Через полтора часа они выехали прямо на летное поле военного аэродрома и подъехали к Ан-24, который не имел маскировочной окраски и эмблем ВВС, а потому выглядел как обычный гражданский самолет. Правда, внутри он был переоборудован: в передней части находился комфортабельный, облицованный деревом салон главкома, за ним, в хвосте, стояли обычные кресла. К тому же имелся дополнительный бак для горючего и нестандартное радиооборудование.
Сагалович часто летал с командующим и хорошо знал экипаж. Он тепло поздоровался с командиром, подполковником Балаганским.
– Летим в хозяйство Васильцова, Петр! – сказал порученец. – Там ждешь нас, и вместе возвращаемся обратно.
Командир посмотрел на трех специалистов, которые, подняв воротники шинелей, повернулись спинами к пронизывающему ветру.
– Ты с целой бригадой… Сколько ждать-то?
– Два, три дня. Не знаю. Как управимся. Ну, и маршрут запутай, как всегда.
– Ясное дело! Давай, поднимай их на борт, зачем мерзнуть зря… Только предупреди, что последний отрезок пойдем на бреющем, чтобы не испугались.
– А как объяснить?
– Да так и скажи: из конспирации, чтобы от радаров уйти.
Сагалович подумал.
– Не будем раскрывать твои методы раньше времени. Когда испугаются, тогда успокою. А может, и не придется.
– Ну, ладно, поехали!
Перегрузив багаж, специальная инженерная группа стала грузиться в самолет. Люк располагался сзади, но через открытую дверь был виден комфортабельный салон главкома.
– А может, туда сядем? – Филинов без особой надежды кивнул вперед.
– Нет, капитан, здесь располагайся! – добродушно улыбнулся Балаганский. – Когда генеральские звезды получишь, тогда будешь в салонах летать…
– Ну и ладно, – без обиды отозвался Филинов. – Может, и раньше получится!
Двигатели ревели так, что разговаривать было нельзя. Зато спать – можно. Все четверо проспали почти четыре часа и проснулись, когда самолет уже коснулся бетонной полосы полевого аэродрома. Щурясь, они спустились по трапу.
Густой лес с обеих сторон подступал к длинной бетонной ВПП, обнесенной колючей проволокой. В начале ее стояли большой ангар и двухэтажное кирпичное здание администрации, третьим этажом возвышалась вышка командно-диспетчерского пункта с огромными окнами, обеспечивающими максимальный обзор руководителю полётов. На ней торчали антенны радиосвязи и развевался по ветру флаг Военно-воздушных сил СССР. Перед зданием, на прямоугольной асфальтированной площадке стояли бульдозер и поливомоечная КПМ-130 с плугом-отвалом для снега. А в начерченном белой краской круге ждал вертолет, чтобы доставить прибывших в третий полк.
– Ну, что, друзья, приступаем к работе! – сказал Сагалович. Теперь это снова был Железный Вадик.
31 октября 1982 года
Н-ская ракетная дивизия, третий полк
С тех пор как полковник Скиданов стал командиром части, на одиннадцатом уровне УКП он бывал редко.
– Я своё отсидел! – любил говорить он молодым коллегам.
Действительно, двенадцать лет, проведённых за пультом оператора под землёй, – достаточный срок для того, чтобы досконально изучить комплекс и получить стойкое отвращение к тесноте стальной капсулы трехметрового диаметра, подвешенной в шахте на рычагах амортизации, в которой сутками дежурили два оператора «стреляющей смены».
Но сейчас особые обстоятельства: закрутилась такая карусель… Еще месяц назад ничто не предвещало столь резких изменений. Офицеры заступали на боевое дежурство, сменялись, снова заступали, технари в плановом порядке тестировали ракеты, солдаты несли караульную службу, тыловики обеспечивали полк продовольствием, столовая готовила пищу…
Размеренную жизнь на островке цивилизации среди бескрайней тайги оборвал приказ: полк подпадает под Договор ОСВ-2, приготовиться к демонтажу и уничтожению трех шахтных пусковых установок. Начался вывод офицерских семей: жены, дети, узлы, чемоданы, стиральные машины, телевизоры… Шум, гам, недовольство – сумасшедший дом.
Еще через неделю пришла совсекретная шифротелеграмма: две ракеты выключены из плана стратегической боеготовности, в связи с чем из трёх шахт группового старта демонтировать шахты № 1 и № 2, быть готовыми принять иностранных наблюдателей…
К счастью, иностранцы приехали не к ним, а в первый полк. А ему пришла следующая ШТ: в позиционном районе вместо ШПУ развернуть радиолокационную станцию управления и слежения, шахту № 3 передать старшему группы офицеров главного штаба подполковнику Сагаловичу, который наделен особыми полномочиями командования.
И вот еще одно указание: встретить москвичей, подписать необходимые документы, после чего вместе с оставшимся подчинённым личным составом прибыть в штаб армии для распределения по новым местам службы!
«Распределение, – горько думал Скиданов. – Обещают, обещают, а могут и на пенсию распределить!»
Но делать нечего. Отдав необходимые распоряжения по подготовке к убытию, Скиданов выдвинулся на «уазике» к вертолётной площадке и стал ждать. «Хорошо ещё, что не приказали их в Омске встречать», – размышлял он, ища хоть какие-нибудь положительные стороны в происходящих событиях.
Москвичи прибыли своим самолетом на полевой аэродром сорок первой армии, комдив послал за ними вертолет. И вот трудяга Ми-8, вздымая винтами облака снежной пыли, приземлился на посадочную площадку третьего полка и Скиданов, наконец, увидел москвичей. Их было четверо: подполковник, два майора и капитан. Отглаженные шинели, новенькие сапоги. Подполковник с пистолетом на правом боку, в левой руке металлический чемоданчик, пристёгнутый к запястью. «Коды для снятия с дежурства!» – догадался Скиданов.
– Подполковник Сагалович! – представился старший, предъявив удостоверение личности офицера и предписание главкома.
– Полковник Скиданов. Все приказания выполнены, топливо с единиц один и два и обе головные части вывезены, взрывчатка заложена! Единица номер три стоит на боевом дежурстве согласно указанию Главного штаба! РЛС смонтирована, специалисты убыли к месту службы!
– Предлагаю пройтись пешком! – сказал Скиданов. – Стартовая позиция здесь рядом, а в машину мы все не поместимся.
– Там, в вертолёте, наш багаж, – сказал Сагалович. – Пусть водитель с нашим офицером его отвезут.
– Конечно!
Скиданов махнул рукой водителю – подъезжай!
– Товарищ Иванов! – обратился Сагалович к своему капитану. – Займитесь багажом!
Они шли молча. Командир полка рядом с Сагаловичем, майоры держались на некотором отдалении. Старший московской группы молчал, а Скиданов не знал о чем говорить. Снег хрустел под подошвами новеньких сапог. «Паркетные офицеры, штабные», – подумал Скиданов и указал на новую антенну.
– Вот РЛС…
Старший группы никак не отреагировал.
Больше комполка не пытался завязать разговор. Так, в молчании, они вышли к входу в командный пункт группового старта – неказистому домику за рядами колючей проволоки.
– Вон те, дальние ШПУ подготовлены к подрыву, – махнул куда-то рукой Скиданов. – А в этой ракета стоит на боевом дежурстве.
– Да, мы сами ее уничтожим, – кивнул Сагалович.
«Как же вы «сами» будете головную часть демонтировать и топливо сливать?» – хотел спросить Скиданов, но взглянул на Сагаловича и передумал. За такие вопросы можно запросто сменить офицерскую шинель на робу заключенного. Нет, лучше уж служить в тайге, чем её валить…
На стартовом комплексе было тихо и безлюдно, хотя всего в двух километрах на территории жилого городка царила сумятица: немногие оставшиеся солдаты грузили в гусеничный вездеход автоматы, папки с документами и какую-то аппаратуру. И, конечно, именно там должен находиться командир полка!
Скиданов тяжело вздохнул, Сагалович недоуменно покосился.
– Сегодня весь оставшийся здесь подчинённый личный состав я должен доставить в штаб армии, – пояснил Скиданов. – Нужно сменить дежурную смену…
– Сменим, Валерий Михайлович.
«Имя-отчество мое знает! – удивился Скиданов. – Что-то здесь нечисто – уж слишком подготовлен этот подполковник». Но он тут же отогнал вредные мысли.
– Автоматизированная система охраны типовая? – спросил Сагалович.
– Да, всё как обычно: чувствительные подземные сейсмодатчики, система радиолучевого выявления, система электризующей изгороди до трех тысяч вольт… Управление – из караульного помещения и c пульта дежурной смены УКП. Да сюда пока что, кроме медведей да лосей, никто и не наведывался. Людей в округе нет…
– Как осуществляется электропитание?
– Подземный кабель от высоковольтной ЛЭП, трансформаторная станция. Есть резервный дизель – генератор на солярке, включается автоматически, при перебоях на основной линии.
– Срок автономной работы?
– До сорока пяти суток. Но на моей памяти ни разу таких перебоев не было.
Командирский «уазик» с багажом прибывших догнал группу и притормозил.
– К караулке! – приказал полковник водителю, и «УАЗ» двинулся дальше, к приземистому кирпичному бараку, до которого было около пятисот метров.
Здесь разгрузились: перенесли в помещение несколько коробок с армейским сухим пайком, несколько тяжелых ящиков, какие-то пакеты и одинаковые пластиковые чемоданы с личными вещами. «Зачем им столько сухпая? – подумал Скиданов. – Значит, они на несколько дней задержатся?»
Но вслух ничего не сказал.
– Майоры Руков и Шеин идут с нами менять дежурную смену! – распорядился Сагалович. – Товарищ полковник, дайте команду ознакомить капитана Иванова со схемой подрыва шахт один и два!
– Сейчас вызову нашего сапера. – Комполка по портативной рации дал распоряжение дежурному, и они отправились к командному пункту. На этот раз к стартовой позиции подъехали на «УАЗе» – Скиданов сел рядом с водителем, Сагалович с «Шеиным» и «Руковым» устроились сзади.
Через несколько минут они выгрузились метрах в тридцати от небольшого кирпичного домика, каких много в небогатой российской глубинке. Это и был вход в УКП. Несмотря на унылый обветшалый вид, этот домик – хорошо укрепленная крепость, за рядами колючей проволоки, сеткой под высоким напряжением и минным полем, которое в обычное время состоит из сигнальных мин, а в особых условиях дополняется и боевыми. На крыше круглая стальная башенка с прожектором и пулеметом, работающим при необходимости в автоматическом режиме. Вдобавок ко всему домик не имел двери. Войти в него можно было только через подземный ход, дверь в который находилась в двадцати метрах от проволочного заграждения, в искусственном, заросшем травой холме. Подходы к нему хорошо просматривались из поста охраны и находились в секторе обстрела крупнокалиберного пулемета. С одной стороны часть холма была срезана и залита бетоном, в который заподлицо вделана выкрашенная в зеленый цвет и наполовину заглубленная дверь.
Полковник Скиданов набрал код, мигнула зеленая лампочка, и толстая дверь отворилась. Скиданов первым вошел в спецсооружение, за ним последовали москвичи. Спустившись по бетонной лестнице на несколько метров, по обложенному кирпичом коридору с тусклыми лампочками под полукруглым сводом они прошли под рядами заграждений и минным полем и, поднявшись по лестнице, оказались внутри невзрачного домика. За пультом контроля сидел рядовой из взвода охраны, прибывших встретил сержант, четко доложивший:
– Товарищ полковник, за время дежурства происшествий не произошло! Докладывает сержант Крапива!
– Вольно! – махнул рукой полковник. – Собирайтесь, будем сниматься…
Они спустились по бетонной лестнице с начавшими выкрашиваться ступенями. Скиданов набрал код у тяжелой стальной двери, сигнальные лампочки перемигнулись и загорелись зеленым светом. Дверь медленно, со скрипом, отворилась. За ней оказался длинный коридор с такой же цепочкой тусклых лампочек под низким потолком. Идти пришлось метров сто. Коридор уперся в стальную дверь. Снова полковник ввел код, дверь открылась. Она оказалась еще толще предыдущей, а через несколько метров имелась еще одна такая же дверь. Первая дверь закрылась за их спинами, а полковник стал нажимать кнопки на очередном пульте. Сагалович испытал неприятное ощущение: он знал, что при ошибочном вводе можно оказаться заблокированным в этом тамбуре. Но Скиданов не ошибся, и дверь послушно открылась.
Прямо перед ними оказалась дверца лифта. С трудом втиснувшись в тесную кабину, они провалились вниз.
Унифицированный командный пункт представляет из себя двенадцатиуровневый контейнер высотой 33 метра и диаметром 3,3 метра, подвешенный с помощью системы амортизации в стандартной ракетной шахте. Лифт шел снаружи этого контейнера и остановился на десятом уровне.
– Все, дальше пешком, – сказал полковник, и они перешли в округлую комнату, забитую аппаратурой и оборудованием.
В полу имелся люк, через него по вертикальному трапу спустились на одиннадцатый уровень – собственно командный пункт с боевыми постами. Сагалович отстегнул свой чемоданчик: из-за тесноты его иногда приходилось поднимать над головой и перехватывать в другую руку.
В креслах за пультом боевого управления сидели майор и старший лейтенант. Рядом с майором стоит телефонный аппарат с гербом СССР вместо номеронабирателя – это прямая связь с центральным командным пунктом.
– Здравия желаю, товарищ полковник, у нас все штатно, – доложил майор, не делая попытки встать – из-за тесноты это было невозможно, хотя спустились только Скиданов с Сагаловичем, а сапоги Фроликова так и торчали на трапе над их головами.
– Надо как-то рассредоточиться, – сказал Сагалович, осматриваясь.
– Можно на двенадцатый уровень спуститься, – подсказал Скиданов. – Там комната отдыха.
– Пойдемте, – кивнул Сагалович. – Подпишем необходимые документы, и вы свободны.
Скиданов и Сагалович спустились на двенадцатый уровень, за ними последовали майор со старшим лейтенантом, а Фроликов и Мощенко, наконец, смогли спуститься и занять их места за пультом.
В комнате отдыха, на крохотном столике для приема пищи Сагалович дал подписать местным офицерам подписки о неразглашении и акты приема-передачи «Сатаны».
– Вы свободны, товарищи офицеры! – Сагалович пожал майору и старлею руки, и они стали подниматься по трапам наверх.
Через несколько минут загудел лифт.
– А вы, товарищ полковник, свяжитесь с ЦКП и доложите, что ШПУ номер три передана группе подполковника Сагаловича для уничтожения, в связи с чем «Р 36М» подлежит изъятию из реестра ракет, стоящих на боевом дежурстве! И передайте таблицу кодов доступа моим офицерам.
Комполка поднял трубку прямого телефона и в точности выполнил указание особоуполномоченного главного штаба, потом снял со стены рядом с пультом листок в деревянной рамке под стеклом. Там были коды входных дверей – на каждое число месяца разные.
– Спасибо, товарищ полковник! – сухо поблагодарил Сагалович и, загораживая спиной свой чемоданчик, открыл его и спрятал внутрь подписки и акт приема-передачи.
Замки снова защелкнулись.
– Шеин, Руков, ваша задача переключить управление «карандашом» с АСУ на САУ. Приступайте! – приказал он и вместе со Скидановым отправился к лифту.
Наверху Скиданов снял с поста сержанта Крапиву с рядовым, подвез москвича к караульному помещению и поехал в жилой городок. Он успел отправить груженый вездеход и вызвал вертолет, который приземлился прямо на плацу, между зданием штаба и памятником Ленину. Комполка погрузил на борт оставшихся шестерых офицеров и десяток солдат, в последний раз окинул взглядом позиционный район, которому отдал немало лет жизни, и четко приложил ладонь к шапке в воинском приветствии. Дверь за ним закрылась, вертолет взлетел и набрал высоту, ложась на нужный курс.
Через час командир расформированного полка зашел в кабинет командира дивизии, доложил обстановку: личный состав и имущество вывезены, все ШТ из Центра выполнены, групповой старт передан московской группе.
В кабинете находился и начальник штаба дивизии полковник Зуев. Он задумчиво почесал в затылке и не удержался от вопроса:
– А какая у них задача-то?
– Виноват, товарищ полковник, мы дали подписку о неразглашении… И я, и все, кто с ними вступал в контакт.
Генерал Васильцов неодобрительно взглянул на Зуева.
– Ты куда лезешь?! Тебе что, часто ШТ из Главного штаба шли одна за другой? Или особоуполномоченный с предписанием командарма часто приезжал? Это дело государственной важности, я ничего о нем знать не хочу! А ты, если хочешь, то готовься особистам объяснить свое любопытство! Да трибуналу! Кстати, это и тебя касается, Скиданов! Вообще про все забудьте! И подчиненным, которые с ними общались, строго-настрого прикажите все забыть! Никто никаких москвичей не видел, никто никому ничего не передавал! Ясно?!
– Так точно! – синхронно кивнули Зуев и Скиданов.
* * *
Караульное помещение было аскетичным, как и все помещения такого рода: справа от входного тамбура, по коридору, комната отдыха с шестью топчанами, перед ней комната бодрствующей смены: стол со старыми журналами «Огонек» и подшивкой газеты «Правда», шесть стульев вокруг; оружейка с отполированной за долгие годы «пирамидой», оцинкованным столом для заряжания-разряжания оружия и пулеулавливателем на случай нечаянного выстрела… Слева – комната для приема пищи с электрическим чайником, кабинет начальника караула, комната для просушки одежды и обуви караульных и котельная, в которой уже хозяйничал Филинов. Он вышел на звук закрывшейся двери довольный и веселый.
– Они котел выключили, Вадим Ильич! – улыбаясь, сообщил он. – Мы бы замерзли на фиг! Ну, я все наладил, сейчас тепло будет, как в Африке! Можно пригласить официанток или телефонисток…
– Смирно! – рявкнул Сагалович. – Капитан Иванов, доложите обстановку!
– Всё отлично! Шахты заминированы по всем правилам, способ подрыва – проводной, провода выведены в наземный наблюдательный пункт, подрывная машинка у меня! По команде произведу подрыв в любой момент!
Сагалович кивнул.
– Хорошо. У меня есть таблица пролетов американских спутников-шпионов. Рванем, когда будем в зоне видимости! Только тебе надо будет одновременно имитировать подрыв ШПУ номер три. Убедительно имитировать! Чтобы американцы ничего не заподозрили…
– Есть, Вадим Ильич! Никто ничего не заподозрит! Сейсмическая волна пойдет, а от двух взрывов или от трех – хрен кто разберет!
Увидев, что подполковник нахмурил брови, капитан исправился.
– В смысле, определить по сейсмической волне количество взрывов практически невозможно! А по внешнему виду я такой камуфляж наведу, американцы будут довольны!
– И еще надо будет усилить «Кактус» боевыми минами!
– Сделаю! – кивнул капитан. – Как раз перед выездом мы практические отрабатывали. Там такая штука получилась…
– Про «штуки» потом расскажешь, – остановил его подполковник. – Слышишь, наши пришли…
Действительно, в караулку вошли «Руков» и «Шеин».
– Ну, что? – спросил Сагалович.
– Всё прошло штатно, – ответил «Руков». – Автономный режим у них был включен параллельно с ручным контролем. Мы перевели на режим длительной автономной работы без вмешательства оператора. Завтра проверим функционирование всех систем, и пусть стоит…
– Каждый пишет отчет о проделанной работе и сдает мне! – распорядился командир группы. – В одном экземпляре, с грифом «Сов. секретно».
Через полчаса он спрятал полученные документы в чемоданчик, причем оперировал с замком так, чтобы спутники не видели.
– Серьезная штука, прямо как сейф! – отметил «Шеин». – Сразу видно: его так просто не откроешь!
– Да, уж лучше не пытаться! – усмехнулся Сагалович. – Иначе можно взлететь на воздух! Ладно, на сегодня работа закончилась.
– Ну что, теперь можно и поужинать?! – предложил капитан.
– Даже нужно! – согласился подполковник. – И сразу спать. Надо выспаться – завтра и послезавтра у нас будут напряженные дни.
Вскрыли сухие пайки, говяжью тушёнку, гречневую и рисовую кашу с мясом разогрели на электроплите, вместо хлеба достали хрустящие хлебцы длительного хранения.
– Сейчас чайник расшкварю, – вызвался «Иванов». – Горяченького хорошо с мороза.
– С разрешения командира, – майор «Руков» взглянул на Сагаловича. – Могу предложить холодного спирта.
– Без фанатизма можно, – не стал возражать подполковник.
На столе появилась помятая, исцарапанная фляжка, спирт разлили по алюминиевым кружкам, разбавили водой.
– За успешное выполнение задания! – произнес Сагалович.
Кружки глухо стукнулись. Реакция с водой нагрела спирт, а пить теплый, да еще из алюминиевой посуды – дело на любителя, но сейчас на такие мелочи не обращали внимания. Выпили и, чувствуя, как теплая волна пошла по телу, принялись за еду.
После обеда, который сегодня был одновременно и ужином, всех потянуло ко сну: сказывался перелет и нервное напряжение последних часов.
– Делитесь, кто в какое время дежурить будет! – сказал Сагалович.
– А зачем? – спросил капитан. – Тут же никого нет!
– Вот именно! Кроме стратегической ракеты и специальной группы, выполняющей правительственное задание! А если нагрянут диверсанты противника?
– Тогда плохо, – поежился «Руков». – У нас даже автоматов нет!
– И пулеметов, – совершенно серьезно поддержал его «Иванов». – И орудий. А я даже гранатомета не захватил.
– Вот ты и дежурь первым, шутник! – приказал Сагалович.
Капитан пошел укреплять дверь, майоры повалились спать на топчаны в комнате отдыха, а Сагалович ушел в кабинет начальника караульной смены и еще час работал с бумагами из своего чемоданчика.
1 ноября 1982 года
Кожаные куртки, брошенные в угол,
Тряпкой занавешенное низкое окно.
Бродит за ангарами северная вьюга,
В маленькой гостинице пусто и темно…
Отчасти это было действительно так: гостиница полевого аэродрома состояла из трех небольших комнат, две из которых стояли пустыми и темными, коридор тоже был темным. Хотя летные куртки не валялись на полу, а висели на гвоздях, вбитых в дверь над табличкой с описанием казенного имущества: «Кровати – 4, стол малогабаритный – 1, стульев – 2, табуретов – 2». Окно было не низким, а самым обычным и ничем не занавешено, вьюги тоже не наблюдалось, только временами срывался легкий пушистый снежок.
Командир со штурманом мотив припомнят старый,
Голову рукою подопрет второй пилот,
Подтянувши струны старенькой гитары,
Следом бортмеханник им тихо подпоет…
И это было почти правдой: старенькая гитара нашлась в комнате, под столом, но струны подтягивал не бортмеханик, а штурман, и пел он же. Бортмеханик Мишка Сохов последний день находился в отпуске, и замену ему на спецрейс брать не стали. К тому же певец из него был никудышний. Строгий командир пением никогда не увлекался и сейчас, сидя на табуретке, молча смотрел в окно на свой самолет, на незнакомого капитана, производящего развод караула, на низкое серое небо и падающие снежинки. Второй пилот не подпирал голову руками, а по пояс голый сидел в позе лотоса на застеленной солдатским одеялом кровати и медитировал: капитан Дерябко выписывал журнал «Здоровье», каждое утро пробегал три километра и в любую погоду обливался холодной водой. Несколько лет назад, просмотрев документальный фильм об индийских йогах, он увлекся этим делом, и хотя такие идеологически чуждые увлечения в Советской армии не приветствовались, научился неестественно выкручивать конечности и часами пребывал в отстраненной сосредоточенности, чтобы овладеть искусством перелетать бестелесной субстанцией куда угодно. Сослуживцы подшучивали, что он хочет, находясь в командировках, контролировать оставшуюся в Москве жену.
Выйдя из транса, он сделал несколько дыхательных упражнений и озабоченно спросил:
– Командир, а кедровых орешков тут раздобыть можно? Или кедровое масло?
Балаганский пожал плечами.
– Не знаю. Летом тут этих орешков – хоть завались. А сейчас вроде не сезон. Надо у Глазкова спросить. А зачем они тебе?
– Полезные. Жизнь продлевают…
– А-а-а, хочешь жить вечно?
– Вечно не вечно, но желательно подольше. Интересно, сколько мы еще здесь проторчим?
– Кто знает, Андрей, – философски ответил Балаганский. – У нас приказ ждать группу. Будем ждать.
Штурман перестал петь и отложил гитару.
– Ну, к празднику хоть вернемся?
Старлей Никитин был самым молодым и нетерпеливым. К тому же его ждала невеста. Правда, невеста ждала его в каждом городе.
– Кто знает, – повторил Балаганский. – А что ты такой невеселый, Витя? И песню грустную поёшь…
– А чему радоваться, командир? Приземлились бы в Омске…
Штурман осёкся.
– Там хоть достопримечательности посмотреть можно. А тут чем заниматься?
– Знаем мы твои «достопримечательности»! Ты и ночуешь у нее, и приходишь сытый, довольный, – усмехнулся Дерябко.
– А тебе завидно? Ленка вкусно готовит. И сиськи у нее – во!
Виктор отставил полусогнутые, с растопыренными пальцами ладони сантиметров на двадцать от груди, потом подумал и вдвое сократил расстояние. Выглядело все равно солидно. Но на второго пилота особого впечатления не произвело.
– Ничего, один раз обойдешься без бабы и домашней кухни! Вот мне эта командировка совсем некстати: подержанные «Жигули» нашёл, в отличном состоянии и недорого, – боюсь, уйдут, пока вернёмся.
– Дело не в бабе и не в еде, – возразил штурман. – У меня там должок образовался…
– Что за должок?
– Да у Ленки в коммуналке новый сосед объявился – наглый жирный боров, самодовольный – как же, новенькую «шестерку» купил… Ночью стал ломиться к ней в комнату, ну я, естественно, вышел, сцепились, скандал, крики, соседи милицию вызвали… Так что пришлось уносить ноги, все настроение испорчено. Надо с ним закончить разговор…
– Ты это брось! – одернул его Балаганский. – Еще ЧП по личному составу мне не хватало!
– Да все нормально будет, командир!
– Нормально и будет, – кивнул Балаганский. – Потому что больше в Омске ты в город не выйдешь. Будешь, как и положено, ночевать в общаге и есть в столовой!
– Ну вот, доболтался! – с досадой махнул рукой Виктор и повалился на скрипучую кровать. Его клонило в сон, и через несколько минут в комнате раздался негромкий храп.
Развод закончился, солдаты разошлись по постам. Плоскости Ан-24 покрылись снегом.
«Маша тоже права, – размышлял Балаганский. – Служу, служу, а за душой ничего нет. Квартиру надо в ордерскую переделывать, хотя тыловики руками разводят: мол, нет возможностей… И Кауров тоже ни бе, ни ме, хотя он, как непосредственный начальник, должен за подчиненных горой стоять… Правда, устные разговоры к делу не пришьешь, вернусь – напишу рапорт на генерала Соболева. А откажут – официально запишусь на прием к Виктору Дмитриевичу…»
Штурману приснилась голая Ленка. Она шла к нему, призывно покачивая бедрами, и обещающе улыбалась. Виктор хотел спросить: почему жирный боров ломился к ней ночью? Значит, раньше пускала? Но роскошная Ленкина грудь надвигалась на его лицо, и все вопросы вылетели из головы, он уже нацелился поцеловать розовые соски, но вдруг оказалось, что перед ним живот соседа-борова и он сейчас поцелует его в пупок. Старлей дернулся и с криком проснулся, встретив удивленные взгляды сослуживцев.
– Ты что орешь! – спросил Виктор.
– Что, что… Сон дурацкий приснился, – не вдаваясь в подробности, буркнул он. – На ужин идти еще не пора?
Ужинали они в небольшой комнате с тремя столами – для немногочисленных офицеров хватало. Слегка подгоревшая перловая каша, кусочки вареного хека были явно из меню рядового состава, а масло, сыр и колбаса столь же явно являлись офицерской добавкой. Экипаж уже перешел к чаю, когда пришли местные: лейтенант, два старлея и капитан в сопровождении начальника аэродрома майора Глазкова.
– Все нормально? – спросил майор, здороваясь и подсаживаясь к столу гостей.
– Ничего, – за всех ответил Дерябко. – Только странно как-то: в тайге столько мяса, а едим привозную мороженую рыбу…
– Недавно закончилось мясцо, надо нового добыть, – буднично кивнул Глазков. – Ребята уже нашли подходящего лося… – И, обращаясь к Балаганскому, спросил: – Как жизнь, Семеныч? Как дома дела?
– Да нормально всё, Иван. Сын нашу академию окончил, теперь здесь, в первом полку служит.
– Да ты что?! – удивился Глазков. – А твоя бригада в третий полетела! Чего же ты к ним не присоседился? Попросил бы Васильцова или Зуева, кинули бы тебя до первого, там всего километров сорок…
– Не в километрах дело! То, что мы здесь, – государственная тайна.
– А, да, – посерьёзнел Глазков. – Недаром этот подполковник с меня взял расписку о неразглашении. Слушай, а давай я вам охоту организую! Хотел ближе к празднику за мясом идти, ну да раз такое дело… Любишь охоту, Семёныч?
– Да я никогда и не пробовал, – пожал плечами Балаганский. – И зверей мне жалко.
– Ну, это вы зря, командир! – оживился Виктор. – Это же такой азарт с адреналином! Жалко, Мишки Сохова нет – он заядлый охотник.
– Мне и без этого адреналина хватает!
– Всё равно без дела здесь сидеть, – не отступал штурман. – Скукотища же. А пить вы запретили…
– Да я не против. Охоту имею в виду, не выпивку, – уточнил Балаганский.
– Тогда завтра утром и пойдем! – сказал Глазков. – Отдыхайте пока.
– Товарищ майор, а кедровые орешки у вас есть? – спросил Андрей.
– Вместо мяса, что ли? – вставая, рассмеялся начальник аэродрома. – Ладно, и орешки найдем!
Рано утром в их комнату постучали.
– Ну что, летчики-пилоты, еще дрыхнете? – раздался бодрый голос Глазкова.
– Тебя ждем, заходи! – громко сказал Балаганский.
Глазков пришёл не один. С ним был молодой худощавый капитан, ростом выше среднего. На плечах у него висели три видавших виды автомата АКМ с деревянными прикладами и подсумок с тремя магазинами на поясе.
– Знакомьтесь! – сказал начальник аэродрома. – Командир роты охраны. Его солдаты нам лося загонять будут.
– Лейтенант Афанасьев Николай! – представился ротный. И добавил: – В магазинах по четыре патрона, стреляем одиночными. Бить лучше в переднюю лопатку.
«На Жорку похож!» – подумал Балаганский.
На улице стоял командирский «уазик» без водителя. Глазков сам сел за руль.
– Не знаю, кто у них в машине, но водитель – целый майор! – процитировал Балаганский фразу из анекдота, усаживаясь в переднее пассажирское кресло и зажимая автомат между коленями.
– Нельзя покидать свой номер до сигнала, нельзя стрелять зверя, идущего на соседний номер, нельзя стрелять вправо или влево: лучше упустить лося, чем попасть в человека, – привычно проинструктировал гостей Глазков и тронул «уазик» с места.
Они ехали минут сорок, наконец, машина остановилась на заснеженной полянке со свежими следами сапог.
– Загонщики, – пояснил Глазков. – Они уже на исходной…
– У вас тут всё уже отработано, похоже? – заметил Виктор с заднего сиденья.
– А то! – довольно ответил майор. – Сейчас мы с Николаем разведем вас по номерам… Идем, Петр Семеныч! И ты, который орешки любит! А третьего Николай отведет.
Втроем они прошли по лесу метров триста. На земле снега было мало: очевидно, большая часть оседала на деревьях, хотя кое-где попадались сугробы, в которых ноги проваливались до колена.
– Становись здесь, Петя! – наконец сказал Глазков. – Вот твой сектор ведения огня – отсюда и досюда… – Он обозначил границы сектора вытянутой рукой. – На тебя первого лось выйдет. И место здесь хорошее – просека. На следующем номере я буду. Пойдем, теперь покажу твое место, – сказал майор второму пилоту, и они пошли дальше.
Балаганский пристегнул магазин, дослал патрон в патронник, включил предохранитель и прислонился к шершавому холодному стволу вековой ели. Воздух был чистый и морозный, стояла непривычная тишина, и на миг ему захотелось пожить несколько дней в заброшенной таежной избушке… Через некоторое время справа послышался хлопок, и между вершинами деревьев он увидел, как в низкое серое небо взлетела зеленая ракета. Охота началась. Теперь оставалось только ждать. Но Балаганский не испытывал нетерпения и охотничьего азарта.
«А лось-то тут при чем? – думал он. – Если бы не мы, пожил бы еще несколько дней. А может, за это время ушел бы подальше и уцелел…»
Ждать пришлось долго. Как показалось Петру Семеновичу – очень долго. В одиночестве его снова стали одолевать мысли о домашних проблемах. «Она думает, мне вот так запросто подойти к главкому с просьбой, – в который раз размышлял Балаганский. – Нет, лучше официально, рапортом, или на прием записаться в общем порядке. Так приличней…»
Наконец вдали слева послышались крики загонщиков, они приближались. Балаганский выключил предохранитель и принялся напряженно всматриваться вперед. Когда раздался хруст веток, он вскинул автомат, изготовившись к стрельбе. Вопреки ожиданиям, загнанный лось не выскочил из-за деревьев, как испуганный заяц, а спокойно и величаво выплыл на просеку метрах в пятидесяти и остановился, подняв голову и нюхая воздух. Промахнуться с такого расстояния было невозможно, но Балаганский не стал целиться в переднюю лопатку, а просто выстрелил в землю перед благородным животным.
«Ба-бах!» – гулко раскатилось эхо, и пуля выбила из-под неглубокого снега фонтанчик чёрной земли метрах в пяти от копыт лося. Тот шарахнулся в сторону, рванул вперед и скрылся за деревьями.
«Вот и хорошо! – подумал Балаганский. – Может, и уйдет…»
«Ба-бах!» – донеслось справа.
«Глазков! – понял Пётр Семёнович. – Может, не попал?»
Но в небо взлетела красная ракета: охота окончена. И раз с других номеров не стреляли, значит…
Спустя несколько минут подбежал разгорячённый Глазков.
– Что, Семёныч, мазанул? – возбужденно спросил он. – Не расстраивайся! Я с первого выстрела! Идем, посмотришь, какой красавец!
– Да нет, что-то я устал, – сказал Петр Семенович и, закинув автомат за спину, пошел назад, к машине. Смотреть на убитого красавца ему совсем не хотелось.
* * *
Американский спутник КН-11 из серии «Замочная скважина» пролетал над стартовой позицией третьего полка ровно в 14 часов 48 минут. К этому времени Сагалович и Филинов уже сидели в наземном бункере, который, несмотря на название, был на три четверти заглублен в грунт – из него обычно важные гости наблюдают за учебно-боевыми пусками. Сейчас их было только двое: майоры работали в командном пункте. Чем ближе минутная стрелка приближалась к нужной цифре, тем сильней Филинов сжимал ручку подрывной машинки.
– Не волнуйся, – сказал Сагалович, не сводя глаз с наручного хронометра. – Мы будем в зоне видимости порядка пяти минут. Успеешь!
– Я не волнуюсь, – соврал капитан. Попробуй не волноваться, когда на карте стоит твоя дальнейшая карьера!
Минуты текли медленно. Остается пять, четыре, три, две, одна…
– Взрывай! – громче, чем надо, сказал Сагалович, и сапер всем телом навалился на ручку.
Раздался грохот, бетонный пол под ногами содрогнулся. Стодвадцатитонные крышки первой и второй ШПУ взлетели в воздух, вслед за ними из темных жерл полетели осколки и повалил густой черный дым, такой же дым повалил из приоткрытой крышки третьей ШПУ. Стартовую позицию заволокло так, что рассмотреть что-либо было практически невозможно.
– По-моему, отлично! – Сагалович потер ладони.
– Главное, чтобы американцы поверили! – озабоченно сказал Филинов.
2 ноября 1982 года
США, штат Вирджиния, Шантилли
У высоких должностей есть не только плюсы, но и минусы. Сибаритом шеф Национального управления военно-космической разведки США Кейт Харрис себя не считал и трудностей не боялся. Он довольно легко отказался от привычки играть в гольф по выходным – теперь в выходные зачастую приходилось работать. Больше всего он переживал за семью – не отразится ли переезд из Нью-Йорка на успеваемости Майкла, понравится ли новое место жительства Анджеле… Опасения оказались напрасными. Дом в нескольких километрах от вашингтонского международного аэропорта имени Джона Кеннеди жене и сыну понравился сразу. Майкл быстро адаптировался в новой школе и нашёл себе новых друзей. Сам Кейт Харрис неслужебные контакты свёл к минимуму – это отвечало и его характеру, и секретности работы, которой он всегда занимался. Ни рыбалки, ни гольфа, ни барбекю с соседями…
Но одно удовольствие он себе всё же оставил – просматривать по утрам свежую, пахнущую типографской краской прессу. И хотя о многих событиях в силу своей служебной осведомлённости Харрис узнавал заранее, а некоторые и происходили не без его участия, каждое утро помощник клал ему на стол стопку из десятка газет, от популярнейшей «The New York Times» до менее популярной «The Times Of Earth».
Вот и сегодня, зайдя к себе в кабинет, он сел в кресло, закинул ногу на ногу и развернул газету… «Великобритания ввела экономические санкции против СССР в ответ на введение военного положения в Польше. Европейское экономическое сообщество и США заявляют о прекращении переговоров Запад-Восток в Мадриде до тех пор, пока в Польше не будет отменено военное положение. США вводят эмбарго на импорт ливийской нефти и на поставки в Ливию высокотехнологичного оборудования, обвиняя последнюю в поддержке терроризма»… Ничего неожиданного для себя в газетах Харрис не обнаружил, и это его порадовало – значит, на руководящей работе способность к аналитическому мышлению не утрачена.
Зазвонил телефон внутренней связи. «Уильям пунктуален», – отметил Кейт, бросив взгляд на часы.
– Сводная информация за истекшие сутки готова, сэр! – прозвучал в трубке голос помощника.
– Входите, Уильям!
Кейт Харрис прекрасно осознавал, сколько людей трудилось для того, чтобы сейчас ему на стол легла принесённая помощником папка. Сначала ЦРУ, Агентство национальной безопасности (АНБ), разведывательное управление Министерства обороны (РУМО), Госдепартамент и командования отдельных родов войск подают заявки на разведывательные операции и их объекты. Заявки поступают к Кейту Харрису – в Национальное управление военно-космической разведки. Здесь его специалисты рассчитывают параметры орбиты, определяющие, когда и где включить мощные фотокамеры на спутниках, на каких высотах проводить разведоперацию с тем, чтобы точно выйти на интересующий заявителя объект. Все эти данные передаются на станцию управления полетами спутников в городе Саннивейл (Калифорния), расположенную в огромном, кубической формы доме, известном среди сотрудников разведки как «Голубой куб». Отсюда руководят флотилией спутников, бороздящих космос на разных высотах и по самым различным орбитам. Собранная спутниками информация поступает в информационный отдел подчинённого Кейту Харрису управления. Снимки просматривают на огромных экранах специалисты, выискивающие на них интересующие объекты. Работа в управлении кипит всегда, и ночью – как днём, чтобы утром руководству можно было предоставить разведданные в наглядном виде.
Уильям положил на стол шефа объёмную картонную папку с грифом особой важности и удалился. Харрис раскрыл папку, стал просматривать результаты работы своего управления. Вот отчет по заявке Госдепартамента о положении на границе Северной и Южной Кореи… На снимках отчетливо видно, что тут все спокойно: информация о концентрации военных формирований Севера в приграничном районе не подтверждается. «Передать инициатору», – наложил резолюцию Харрис и расписался.
Вот задание РУМО по выполнению Советами Договора ОСВ-2. Фотографии сделаны спутником серии КН под номером OPS-3984. Пояснения аналитиков: «01 ноября 1982 года, в 14 часов 48 минут по местному времени зафиксировано уничтожение трёх шахтных пусковых установок межконтинентальных баллистических ракет «SS-18 Сатана», состоявших на вооружении 41-й ракетной армии СССР…»
На серии снимков хорошо просматривались три взрыва: сорванные крышки шахт, выплески огня, летящие осколки, клубы черного дыма, которые на последующих фотографиях начисто скрывают картину происходящего… Но аналитики этим не удовольствовались и заставили ребят из «Голубого куба» повторить съемку во время следующего витка, когда черная завеса рассеялась. Что ж, картина такая, как и должна быть: дымящиеся шахты, разбросанные вокруг фрагменты корпусов ракет…
Но чем-то эта картина привлекла внимание начальника управления военно-космической разведки. Харрис ещё раз внимательно всмотрелся в изображение. Какие-то постройки, большая антенна… Он снял трубку внутренней связи.
– Уильям, подберите мне обзорные снимки квадрата «16 С» за месяц до вчерашних взрывов. Мне кажется, что-то там изменилось…
– Есть, сэр!
Через несколько минут помощник принес фотографии, которые разведывательные спутники периодически делают в стратегически важных районах инициативно, без всяких заявок. Их положили рядом с последними снимками стартовой позиции третьего ракетного полка, и оба сразу увидели разницу.
– Вы были правы, сэр, – радостно сказал Уильям и указал пальцем. – Они поставили новую радиолокационную станцию, сэр! Раньше ее тут не было. Ну и память у вас, сэр!
– Да, точно, – удовлетворенно кивнул Харрис.
– Всё-таки эти русские неприлично расточительны, – сказал Уильям. – Они закрывают стартовую позицию, но ставят на ней РЛС…
– Просто они живут по пятилетним планам, – пояснил подкованный Харрис. – Пять лет назад включили эту станцию в план, заложили бюджетные ассигнования, срок подошел – выделили деньги и ее построили. А что она уже не нужна, будет учтено в следующем пятилетнем плане: возможно, ее решат как-то использовать, а возможно, демонтируют…
– Или просто взорвут, – сказал Уильям. – Они ведь взрывают ракеты и бросают в тайге тонны металла отменного качества, вместо того чтобы переплавить во что-то полезное.
– Русские не такие простые ребята, как тебе кажется, – уточнил Харрис. – Если посчитать затраты на транспортировку, то неизвестно, что выгодней. А эта антенна, возможно, для наведения самолетов: у них полевой аэродром неподалеку.
– Вполне возможно, сэр! – кивнул помощник.
– Ладно, это не наше дело. А мы свое дело сделали неплохо, – сказал Харрис и наложил очередную резолюцию: «Передать в РУМО».
Довольный своим аналитическим мышлением, он перелистнул страницы и приступил к изучению следующего документа, касающегося атомного проекта Китая.
