Сокровище
В приходской дом заявился Шпендрик, паренек из бывших партизан, в горах служивший вестовым при Пеппоне, а теперь зачисленный в муниципалитет курьером. Он держал письмо на роскошной бумаге ручной выделки: бланк компартии с текстом, напечатанным готическим шрифтом:
Имею честь пригласить Вашу Милость почтить своим присутствием церемонию общественного характера, которая состоится завтра в 10 ч. на площади Свободы. Секретарь ячейки товарищ Боттацци Мэр Джузеппе.
Дон Камилло глянул на Шпендрика.
— Скажи товарищу Пеппоне — мэру Джузеппе, — что у меня нет никакой охоты слушать всё ту же чушь против реакции и капиталистов. Я ее уже наизусть знаю.
— Не будет никаких политических речей, — объяснил Шпендрик, — чисто патриотическое, общественное дело. Если откажетесь — значит, вы ничего не смыслите в демократии.
Дон Камилло важно покивал.
— Ну, раз так, умолкаю.
— Вот и славно! Главный сказал, чтобы вы пришли в форме и с атрибутами.
— Какими еще атрибутами?
— Ну, с чашей и помелом: будет что освятить.
Шпендрик разговаривал с доном Камилло в таком тоне именно потому, что был Шпендриком, то есть человеком такого телосложения и такой бесовской ловкости, что в горах, бывало, он проскальзывал между пулями и его даже не задевало. Так и теперь, когда толстенный том, запущенный в него доном Камилло, достиг того места, где находилась шпендрикова голова, Шпендрика уже и след простыл: он жал на педали велосипеда.
Дон Камилло встал, поднял книгу и пошел поделиться своим недоумением с Иисусом на Распятии в алтаре.
— Господи, — сказал он, — неужели невозможно узнать, что они там на завтра замышляют? Что это за тайна такая? Что стоит за всеми этими приготовлениями? Что это за гирлянды, которыми они украшают пустырь между аптекой и домом Багетти? Что это за чертовщина?
— Сын мой, будь это чертовщина, они не занимались бы этим в открытую и не звали тебя это освящать. Потерпи до завтра.
Вечером дон Камилло пошел полюбопытствовать, но увидел вокруг пустыря лишь ленты да гирлянды. Понять он так ничего и не смог.
Когда утром он в сопровождении двух мальчиков-прислужников приближался к пустырю, у него дрожали колени. Он чуял неладное: похоже, что за всем этим кроется предательство.
Через час он вернулся совершенно подавленный и с высокой температурой.
— Что случилось? — спросил его Христос.
— Просто волосы встают дыбом, — простонал дон Камилло. — Чудовищно: духовой оркестр, гимн Гарибальди, речь Пеппоне и закладка первого камня в фундамент «Народного дома». И я еще должен был освятить этот первый камень. Пеппоне чуть не лопался от счастья. Этот подлец даже предоставил мне слово, чтобы я сказал подходящую к случаю речь, потому что — хоть это, конечно, и делает партия, но обставлено все так, будто сооружение — общественное и работы — тоже.
Дон Камилло расхаживал взад-вперед по пустой церкви. Потом остановился напротив Распятия.
— Безделица! — воскликнул он. — Помещения для собраний, читальный зал, библиотека, спортивный зал, поликлиника и театр. Небоскреб на два этажа со спортплощадкой и кортом для игры в бочче. И все это — на какие-то жалкие десять миллионов лир!
— Учитывая современные цены, не так уж и дорого, — заметил Христос.
Дон Камилло рухнул без сил на скамью.
— Господи, — в его вздохе звучало неподдельное страдание, — зачем Ты послал мне такую неприятность?
— Дон Камилло, ты мыслишь нелогично.
— Еще как логично. Десять лет я на коленях умоляю Тебя помочь мне найти хоть немного денег, чтобы устроить библиотечку, комнатку, где собирались бы подростки, детскую площадку с качелями, карусельной и, может быть, хоть с крохотным бассейном, как в Кастеллине. Десять летя не знаю покоя, стараюсь изо всех сил, льщу кровопийцам-земледельцам, которым бы с большим удовольствием давал в рожу при каждой встрече; я устроил за это время не меньше двухсот лотерей, постучался в две тысячи дверей — и что? Никакого результата. А тут приходит отлученный от Церкви мошенник — и десять миллионов падают с неба прямо ему в карман.
— Они не падали на него с неба, он нашел их под землей. И Я тут ни при чем, дон Камилло. Это — плод личной инициативы Пеппоне.
Дон Камилло развел руками.
— Ну тогда все просто. Значит, я нищий дурак.
Дон Камилло пошел к себе и там тоже ходил взад-вперед, рыча от негодования. Вероятность того, что Пеппоне достал эти деньги, разбойничая на большой дороге или взломав сейф в банке, ему пришлось исключить.
Во время освобождения, когда они спустились с гор и казалось, мировая революция случится с минуты на минуту, Пеппоне, вероятно воспользовался трусостью подлых богачей и вытряс из них денежки.
Потом, однако, он вспомнил, что богачей в те дни в городке ни одного не было, зато был отряд англичан, пришедший вместе с партизанами Пеппоне. Англичане вселились в дома богачей, где до них жили немцы. А фрицы пробыли в городке немало времени и успели очистить богатые дома от всего, что там было хорошего. Таким образом, мысль о том, что деньги поступили от мародерства, отпадала сама собой.
Может быть, деньги прибыли из СССР? Он засмеялся: русским, конечно, только и дела, что думать о Пеппоне!
— Господи! — обратился он наконец с мольбой к Распятию, — Господи, скажи, где Пеппоне выкопал эти деньги?
— Дон Камилло, — с улыбкой ответил Христос, — может, ты думаешь, что Я — сыщик? Зачем спрашивать у Бога, где правда, если правда уже есть в тебе самом? Поищи ее, дон Камилло. А пока, чтобы немного развеяться, не прокатиться ли тебе до большого города?
Следующим вечером, вернувшись из города, дон Камилло предстал перед Распятием в заметном возбуждении.
— Что с тобой, дон Камилло?
— Это безумие! — воскликнул дон Камилло. — Я встретил покойника! Столкнулся с ним лицом к лицу, прямо на дороге!
— Дон Камилло, успокойся и подумай: обычно мертвецы, с которыми встречаешься лицом к лицу прямо на дороге, — живы.
— Невозможно! — закричал дон Камилло. — Этот мертвец — настоящий мертвец, я сам его хоронил.
— Ну, тогда Мне нечего сказать, — ответил Христос. — Наверное, это было привидение.
Дон Камилло пожал плечами.
— Нет, привидения существуют только в головах у глупых тетушек.
— Ну и как же тогда?
— То-то и оно, — пробормотал дон Камилло.
Дон Камилло задумался. Мертвец был тощим парнем — не местным, он тогда спустился с гор вместе с отрядом Пеппоне. Его ранило в голову, и был он совсем плох. Поместили его на первом этаже виллы Докки, где раньше располагался штаб немцев, а в то время — англичан. А рядом с комнатой раненого парня Пеппоне устроил свой штаб-кабинет.
Дон Камилло отлично помнил, что виллу раненого парня окружало тройное оцепление английских часовых, муха и та бы не пролетела. Ведь поблизости все еще шли бои, а англичане, как известно, очень берегут свою шкуру.
Это случилось утром: той ночью раненый паренек умер. Пеппоне послал за доном Камилло около полуночи, но когда он пришел, тело уже остыло. Англичане не хотели держать мертвеца в доме, и около полудня гроб с телом юноши, накрытый трехцветным флагом, был вынесен из ворот виллы. Его на руках несли Пеппоне и три надежных товарища, англичане же были так любезны, что отдали гробу честь.
Дон Камилло помнил, какими трогательными были эти похороны, как все население городка шло за гробом, который везли на пушечном лафете.
А речь над гробом, прежде чем предать его земле, сказал он сам, дон Камилло, и люди плакали. Даже Пеппоне, стоявший в первом ряду, прослезился.
— Да, уж говорить-то я умею, — похвалил себя дон Камилло, вспомнив эту историю. Но потом он вернулся к логической цепочке своих рассуждений и заключил:
— Но ведь поклясться могу, что тощий паренек, которого я встретил сегодня в городе, — тот самый, кого я тогда лично похоронил.
Он вздохнул:
— Вот она, жизнь!
На следующий день дон Камилло пошел проведать Пеппоне и застал его лежащим под днищем автомобиля.
— День добрый, товарищ мэр. Я пришел сказать, что вот уже два дня размышляю над твоим проектом «Народного дома».
— И как вам проект? — ухмыльнулся Пеппоне.
— Чудесный! Он сподвиг меня решиться и начать наконец постройку того небольшого клуба с маленьким бассейном, садиком, детской площадочкой, театриком и прочим, о котором, ты знаешь, я мечтаю уже много лет. Заложу первый камень в следующее воскресенье. Я бы очень хотел, чтобы ты как мэр тоже пришел.
Пеппоне вылез из-под машины и отер рукавом с лица машинное масло.
— С удовольствием. Услуга за услугу.
— Хорошо, а пока постарайся ужать немножко смету на строительство своего Дома, потому что с такой, как сейчас, мне смириться трудно.
— Дон Камилло, вы бредите?
— Во всяком случае, не больше, чем тогда, когда совершал отпевание и произносил патриотическую речь над гробом, который, видимо, был недостаточно плотно закрыт, ибо вчера я встретил покойника из него, разгуливающего по городу.
Пеппоне оскалился:
— Что это за намеки? Что вы вообще имеете в виду?
— Ничего, а точнее, что гроб, которому салютовали англичане и который я благословил, был набит добром, найденным тобой в подвале виллы Докки, где раньше был немецкий штаб. Покойник же был жив и прятался на чердаке.
— Ага, — закричал Пеппоне, — начинается! Опять пытаетесь очернить партизанское движение!
— Оставь в покое партизан, Пеппоне. Меня ты не проведешь.
Он вышел, а Пеппоне вполголоса посылал ему вслед неясные угрозы.
В тот же вечер он навестил дона Камилло в приходском доме — в сопровождении Нахала и еще двух важных партийных шишек. Тех самых, что тогда несли гроб.
— Ничего вы нам не пришьете, — мрачно заметил Пеппоне, — это все немцы награбили: столовое серебро, фотоаппараты, инструменты, золото и так далее. Если бы мы не забрали это себе, забрали бы англичане. И это был единственный способ все спасти. Вот тут у меня и расписки, и свидетельства — я ни лиры себе не взял. Было выручено десять миллионов, и десять миллионов пойдут на народные нужды.
Вспыльчивый Нахал тут же начал кричать, что все это правда, что он-то уж точно знает, как следует поступать с некоторыми типами.
— Я тоже, — невозмутимо ответил дон Камилло и уронил развернутую газету, которую держал перед собой. Тогда все увидели, что из-под правой подмышки у него торчит тот самый автомат, который когда-то принадлежал Пеппоне.
Нахал побледнел и отпрыгнул назад. Пеппоне развел руками.
— Дон Камилло, мне кажется, нам не стоит ссориться.
— Дай мне тоже, — ответил Дон Камилло. — К тому же я совершенно с вами согласен: десять миллионов прибыли, и вседолжны пойти на нужды народа. Семь — на ваш «Народный дом», а три — на мой сад-клуб для детей народа. Sinite parvulos venire ad me: я всего лишь требую свою долю.
Четверо красных пошептались между собой, потом Пеппоне сказал:
— Не будь у вас в руках этой чертовой штуковины, я бы вам сказал, что это самый подлый шантаж в мире.
В следующее воскресенье мэр Пеппоне и все важные в городке люди почтили своим присутствием церемонию закладки первого камня на строительство сада-клуба дона Камилло. Мэр даже произнес небольшую речь. Однако, выбрав удачный момент, шепнул дону Камилло на ухо:
— Лучше было бы привязать этот первый камень к вашей шее да и бросить вас в По.
Вечером дон Камилло пошел отчитаться перед Распятием в алтаре. В завершение он спросил:
— Что скажешь, Господи?
— То же, что Пеппоне: не будь у тебя в руках этой штуковины, Я бы сказал, что это самый подлый шантаж в мире.
— Но ведь в руках у меня всего лишь чек, полученный от Пеппоне, — возразил дон Камилло.
— Именно, — тихо проговорил Христос. — Слишком много хорошего ты сделаешь на эти три миллиона, чтобы Я мог сердиться на тебя.
Дон Камилло поклонился и пошел спать. Ему снился сад, где бегали дети, — с качелями и каруселью, — а на качелях, как на жердочке, сидел самый младший сын Пеппоне и чирикал, как птичка.
Назад: Умышленный поджог
Дальше: Кто кого
