Адам перешел реку к востоку от города, и к тому времени, как он, пошатываясь, вышел из воды на дальний берег, ноги у него почти полностью онемели. На четвереньках он карабкался вверх между соснами, прилепившимися к крутому склону – выше, выше… В сотне футов над городом откос стал вертикальным, но это не остановило Хасслера: он продолжил взбираться по обрыву, вверх и вверх.

Кочевник лез без страха и без осторожности. Он не мог поверить, что действительно взбирается на утес самоубийц. За тот год, что он прожил в городе с Терезой, два человека поднялись на эту скалу и спрыгнули вниз. В горах, окружавших Заплутавшие Сосны, было немало других смертельно опасных мест, но у этого обрыва имелось одно преимущество: он был совершенно отвесным. Ни одного шанса случайно прервать падение, ударившись о какой-нибудь выступ или зацепившись за склон. Если кто-то умудрялся взобраться наверх, не сорвавшись при восхождении, то мог совершить беспрепятственный прыжок навстречу смерти.

Хасслер перевалился на длинный карниз, расположенный в пятистах футах над долиной, и рухнул на холодный гранит, чувствуя, как дергает нижнюю челюсть – видимо, Итан сломал ее в драке. Была ночь, и темный город лежал внизу; асфальтированные улицы слабо отблескивали в звездном свете. Штанины Адама схватились льдом.

Чувствуя, как холод пробирается все глубже, он думал о своей жизни. К тому времени, как Кочевник снова поднялся на ноги, он пришел к одной успокоительной мысли: из прожитых им тридцати восьми лет один год был просто волшебным. Он жил в ярко-желтом доме с любовью всей своей жизни, и каждый день, просыпаясь рядом с Терезой, осознавал, как хорошо ему от того, что у него есть все это.

Он жаждал возвращения этих времен, но само то, что у него вообще было это время… Этого достаточно. Достаточно, чтобы держаться за воспоминание об этом годе.

Адаму потребовалось несколько мгновений, но потом он нашел их дом в темноте внизу. Неотрывно глядя туда, он видел этот дом не таким, как сейчас – темным и пустым, – а таким, каким он был в мягком прохладном свете летних вечеров, когда Хасслер подходил к крыльцу, возвращаясь ко всему, что он любил.

Мужчина сделал шаг к краю и понял, что не боится. Ни смерти, ни боли. В своей кочевнической миссии он испытал столько страданий, что их хватило бы на несколько жизней, а к смерти он был готов уже давным-давно. Она сулила отдых и мир – хотя бы ему. Хотя бы это.

Он согнул колени, готовясь к прыжку, но внезапно какой-то звук выдернул его из торжественности момента, подобно рывку веревки. Хасслер обернулся, почти ничего не видя во тьме, и тут же понял, что донесшийся до него звук был чьим-то плачем.

– Эй! – окликнул он всхлипывающего незнакомца.

Плач оборвался, и из темноты послышался женский голос:

– Кто здесь?

– С вами все в порядке? – неуверенно поинтересовался Адам.

– Если б это было так, что бы я здесь делала? – фыркнула его невидимая собеседница.

– Да, полагаю, это верное замечание. Хотите, я подойду к вам?

– Нет.

Хасслер отступил от края и присел на камень.

– Вам не следует этого делать, – сказал он.

– То есть? А вы сами тогда какого черта здесь забыли? Как я понимаю, вы явились сюда за тем же!

– Да. Но я действительно пришел туда, куда должен был прийти.

– Почему? Потому, что ваша жизнь тоже ужасна?

– Вы что, хотите выслушать мою слезливую историю?

– Нет, я хотела бы спрыгнуть раньше. Я наконец-то собралась с духом, и тут какой-то кретин меня прерывает!.. Я уже во второй раз сюда залезаю.

– А что случилось в первый? – поинтересовался Адам.

– Это было днем, а я ненавижу высоту. Я струсила.

– Почему же вы здесь?

– Я расскажу вам, если вы не будете пытаться спасти меня.

– По рукам.

Женщина вздохнула:

– Я потеряла мужа, когда аберы ворвались в город.

– Горько слышать… Вы с ним поженились в Заплутавших Соснах?

– Да, и я знаю, о чем вы думаете, но я любила его. И еще я любила другого мужчину, который тоже живет здесь. Самое безумное то, что с этим другим мы были знакомы в прошлой жизни. Он здесь, со своей женой и сыном, и когда он пришел ко мне рассказать, что мой муж погиб, я спросила его, живы ли его родные.

– А они живы?

– Да, и знаете что? Какая-то часть меня – куда бо́льшая часть, чем я готова была признать, – сожалела о том, что его жена выжила. Не поймите меня неверно, я очень горюю по мужу, но не могу отделаться от мысли…

– …что если бы его жена погибла, вы двое…

– Верно. Короче, мало того что я потеряла мужа, мало того что я не могу быть с человеком, которого люблю, – вдобавок еще и оказалось, что я не человек, а дрянь!

Хасслер рассмеялся.

– Вы смеетесь надо мной?! – возмутилась незнакомка.

– Нет, я просто думаю: как мило, что вы считаете это ужасным! Хотите услышать подлинно ужасную историю?

– Ну, расскажите.

– В своей прежней жизни я любил одну женщину, но она была замужем за человеком, который работал на меня. Я… подстроил цепь событий, благодаря которой ее муж должен был быть устранен из этой картины. Понимаете, я знал, ради чего был создан этот город две тысячи лет назад. Я сделал так, чтобы Дэвид Пилчер похитил эту женщину, а потом я сам вызвался уйти в анабиоз, чтобы быть с ней, когда она проснется. Мы жили в Заплутавших Соснах, и она так и не узнала, что оказалась здесь из-за меня. Год спустя меня послали на миссию за ограждение. Предполагалось, что я никогда не вернусь. Каждый день, что я провел там, снаружи, только мысль о ней заставляла меня двигаться, дышать, бороться и вообще просыпаться по утрам. Несмотря на все возможное и невозможное, я сумел вернуться. Я думал, что возвращаюсь к ней, что буду встречен в городе, как герой. Но вместо этого я обнаружил, что город уничтожен, а ее муж живет здесь.

Внизу, в темноте долины, на Главной улице начали собираться крошечные огоньки. Глядя на них, путешественник продолжил:

– Поэтому я забрался сюда, чтобы покончить с жизнью. Вы думали о плохих вещах, а я их делал. Разве это не меняет вашу точку зрения?

– Почему же вы здесь, наверху? – спросила женщина.

– Я вам только что это рассказал.

– Нет, я имею в виду: потому, что вы не можете жить после того, что сделали, или потому, что не можете быть с вашей любимой?

– Потому, что не могу быть с нею. Понимаете, я не могу прекратить любить ее только потому, что ее муж здесь. Человеческое сердце устроено иначе. Я просто не могу взять и отсечь это чувство. Если б мы жили в прежнем огромном мире, я мог бы просто переехать в другой город, в другой штат, да хоть на другой конец света… Но теперь я не могу никуда уехать, чтобы найти другую жизнь. Сколько нас осталось? Двести пятьдесят человек? И это все. Я не могу не встречаться с ней, и мои чувства к ней уже давным-давно определяют то, чем я являюсь. Я не знаю, кем стану, если попытаюсь отделаться от этих чувств.

– Я это слышу.

– И самое забавное: каким бы плохим человеком я ни был, я не нашел в себе силы убить ее мужа. Есть ли участь хуже, чем быть злодеем наполовину?

Несколько секунд единственным звуком, долетавшим до ушей Адама, был лишь горестный шепот ветра в камнях. Наконец женщина промолвила:

– Я знаю тебя, Адам Хасслер.

– Откуда? – изумился мужчина.

– Когда-то я работала на тебя.

– Кейт?!

– Жизнь – странная штука, верно?

– Я могу оставить тебя сейчас одну, если…

– Я не сужу тебя, Адам.

Он услышал, как его собеседница встала и пошла к нему. Через минуту она возникла из темноты – смутной тенью – и села рядом с ним, точно так же свесив ноги с обрыва.

– У тебя тоже промерзли штаны? – спросил Кочевник.

– Да, и вдобавок я отморозила задницу. Как ты думаешь: то, что мы оба в одну и ту же ночь влезли сюда, чтобы спрыгнуть вниз, – это что-то значит?

– Что ты имеешь в виду? Что мироздание хочет сказать нам «не надо»? Думаю, мы давно должны были прийти к выводу, что мирозданию на нас плевать и было плевать всегда.

Кейт покосилась на бывшего коллегу:

– Мне все равно, спрыгнем мы отсюда вместе или спустимся вместе. Но что бы мы ни выбрали, давай сделаем это не поодиночке?