Итан
Фрэнсис Левен жил в отдельном здании в дальнем углу ковчега, выстроенном под навесом каменной стены. Электронный пропуск Бёрка на считывателе не сработал, поэтому он просто постучал кулаком в стальную дверь:
– Мистер Левен!
Через пару секунд щелкнул замок, и дверь со скрипом открылась. Стоящий на пороге человек был едва ли пяти футов ростом, а одет он был в банный халат, грязный и затертый, но когда-то, видимо, бывший белым. Итан предположил, что Левену лет сорок пять или пятьдесят, хотя точно сказать было трудно – настолько неухоженным был этот «управляющий комплексом». Его спутанные волосы отросли до плеч и лоснились от грязи, а большие голубые глаза смотрели на гостя с неприкрытым подозрением, граничащим с враждебностью.
– Что вам? – спросил Фрэнсис.
– Мне нужно с вами поговорить.
– Я занят. В другой раз.
Левен попытался закрыть дверь, но Итан с силой толкнул ее, распахнув настежь, и вошел. Пол внутри усеивали конфетные обертки, а в воздухе висел влажный запах плесени, словно в жилище шестнадцатилетнего подростка, к которому примешивался едкий запах несвежего кофе. Единственное освещение исходило от встроенного в потолок квадратного плафона и от гигантских жидкокристаллических дисплеев, которые покрывали почти каждый квадратный дюйм стен. Бёрк посмотрел на ближайший экран – там мерцала круговая диаграмма, которая, если судить по обозначениям на ней, отражала состав воздуха в комплексе.
Шериф не понимал, как можно охватить разумом столько дисплеев одновременно. Они ежесекундно выдавали огромный, почти непредставимый объем данных: ряды температурных градиентов в градусах по Кельвину, цифровое выражение чего-то – по предположению Итана, тысячи анабиозных камер, жизненные показатели двухсот пятидесяти человек, все еще живущих и дышащих на этой планете, кадры с камер беспилотников, полные биометрические данные пленной самки-абера… Это было похоже на свихнувшийся центр наблюдения.
– Я хочу, чтобы вы ушли, – сказал хозяин этого помещения. – Никто не смеет тревожить меня здесь.
– С Пилчером покончено, – сообщил ему шериф. – На случай, если вы не получили уведомление: теперь вы работаете на меня.
– Это спорный вопрос.
– Что это за место?
Левен посмотрел на Бёрка сквозь толстые стекла очков – упрямый, не желающий подчиняться…
– Я не уйду, – произнес Итан.
– Я веду мониторинг систем, поддерживающих функционирование комплекса и города Заплутавшие Сосны. Мы называем это центром управления.
– Каких систем?
– Всех. Электричество, переборки, фильтрация, наблюдение, анабиоз, вентиляция… Подземный реактор, снабжающий энергией все это.
Шериф прошел дальше в этот нервный центр человечества.
– И вы один отвечаете за все это? – поинтересовался он.
На лице Фрэнсиса появилась ухмылка:
– У меня есть подчиненные. Понимаете, на тот случай, если меня собьет пресловутый автобус.
Итан улыбнулся, отметив этот намек на мрачное чувство юмора.
– Я слышал, что вы любите уединение, – заметил он.
– Я отвечаю за двигатель, делающий возможным наше существование. Работаю восемнадцать часов в день ежедневно. До похорон сегодня утром я не видел неба три года.
– Не очень-то веселая жизнь!
– Но это моя жизнь. Я даже полюбил ее.
Шериф подошел к кластеру мониторов в темной нише – по ним стремительным потоком, со скоростью цифр на биржевом котировочном аппарате, бежали кодированные строчки.
– Что это? – спросил Бёрк.
– Красиво, не правда ли? Я занимаюсь кое-каким прогнозированием.
– Прогнозированием чего?
Левен подошел и встал рядом с гостем, и они вместе стали смотреть на строки кода, текущие по экрану, словно вода в горной реке. Наконец, управляющий произнес:
– Прогнозированием жизнеспособности того, что осталось от нашего вида. Понимаете, все шло плохо еще до того, как Дэвид не сдержал свой гнев и бросил свой народ на растерзание волкам.
– В каком смысле – плохо? – не понял Бёрк.
– Идите за мной.
Управляющий провел Итана к главному пульту, где они сели в просторные кожаные кресла перед огромной стеной экранов.
– До резни в долине в горе жило сто шестьдесят человек, – начал Левен. – И четыреста шестьдесят один – в Заплутавших Соснах. Наши данные уходят в прошлое всего на четырнадцать лет, но первые заморозки обычно наступают в конце августа. Вас еще не было зимой, но зимы здесь стоят долгие и суровые. Глубина снежного покрова в долине достигает десяти-пятнадцати футов. Тут, в горах, нет садов, чтобы собирать урожай – нет ни фруктов, ни овощей. Мы существуем только на наших запасах сублимированного мяса, пищевых добавках и мясных консервах. Хотите услышать поганый маленький секрет? Ведь теперь этим предстоит заниматься вам. Дэвид Пилчер вовсе не предполагал, что мы останемся в этой долине навсегда.
– О чем вы говорите?
– Он просчитался в том, каким враждебным и не пригодным для обитания станет этот мир.
Итан ощутил, как в его душе шевелится тьма.
– Я перепроверяю свои расчеты, – продолжал Фрэнсис, – но у меня выходит, что наших зимних запасов хватит на четыре целых две десятых года. Что мы можем сделать? Оттянуть неизбежное, введя уменьшенные пищевые пайки. Но это даст нам, в лучшем случае, лишний год или два, не больше.
– Не хочу показаться бессердечным, но теперь ведь нам нужно кормить меньше ртов, – заметил Бёрк.
– Да, но аберы уничтожили наш скот, нашу молочную ферму. Не будет ни молока, ни мяса. Чтобы восстановить стадо, могут потребоваться годы.
– Тогда нам нужно найти способ сохранить на зиму то, что мы выращиваем.
– При текущем раскладе город не производит достаточно пищи, чтобы накормить нас и сделать запасы на будущее.
– Вы хотите сказать, что мы съедаем все выращенное? – уточнил шериф.
– Именно. А сейчас – даже больше. Мы слишком далеко на севере. Две тысячи лет назад мы, возможно, смогли бы извлечь что-то из сельскохозяйственного сезона, но теперь он стал короче и холоднее. А последние несколько лет были особенно холодными. Вот что я хотел вам показать.
Левен ввел какой-то новый код на сенсорной панели, и на экране начал разворачиваться список. Итан уставился на висящий перед ним монитор.
Рис: 17 %
Мука пшеничная: 6 %
Сахар: 11 %
Пшеница: 3 %
Йодированная соль: 32 %
Кукуруза: 0 %
Витамин С: 55 %
Соя: 0 %
Сухое молоко: 0 %
Солод: 4 %
Ячмень: 3 %
Дрожжи: 1 %…
Список продолжался.
– Это уровень запасов основных продуктов питания? – спросил Бёрк.
– Именно так. И, как видите, он критически низок.
– Что планировал сделать Пилчер?
– При полной численности населения города нам, возможно, хватило бы рабочей силы, чтобы расширить общинные сады достаточно быстро для пополнения запасов. Мы также думали построить большое тепличное хозяйство, но проблема в сильных зимних снегопадах. Если на стеклянных крышах накопится достаточная масса снега, они проломятся. Опять же, увы, мы слишком далеко на севере.
– Люди в горе понимают, что нас ждет?
– Нет. Дэвид не хотел беспокоить никого, пока мы не найдем решение.
– А вы не нашли.
– Решения не существует, – просто сказал Фрэнсис. – Прогностическая модель на пять лет подтверждает, что эта долина станет необитаемой. Возможно, и раньше, если выдастся очень морозная зима. Мы все происходим из современной эпохи. При большой необходимости мы можем адаптироваться к сельскому образу жизни в более умеренном климате. Но при такой погоде?.. Единственное, что могло бы поддержать нас, – это кочевой образ жизни охотников-собирателей.
– Не считая того, что мы заперты в этой долине.
– Именно.
– А что насчет аберов?
– Как продовольственного ресурса?
– Да.
– Во-первых, это отвратительно. Во-вторых, мы провели моделирование, и оно показало, что делать вылазки за ограду, чтобы убивать аберов, слишком опасно. Если мы будем делать это на постоянной основе, то потеряем слишком много людей. Я понимаю, что вы сейчас ищете пути решения, но, поверьте мне, я бьюсь над этой проблемой уже три года. Решения не было и прежде. Сейчас осталось и того меньше.
– Вы знали, что собирается сделать Дэвид?
– Вы имеете в виду отключение подачи энергии на ограждение?
– Да.
– Не знал. Я сидел вот здесь в ту ночь, когда ограждение отключилось. Я вызвал босса, но он не ответил. Пилчер сделал это из своего кабинета и отрезал мне доступ к системе.
– Так он не посоветовался с вами заблаговременно?
– Мы с Дэвидом были не в лучших отношениях последние несколько лет.
– Почему?
Левен оттолкнулся от пульта и прокатился несколько футов в своем кресле на колесиках:
– Дэвид Пилчер, которого вы знаете, был уже не тем самым человеком, который переманил меня из «Локхид Мартин». Финал Заплутавших Сосен надвигался уже давно, но Дэвид не желал видеть этого. Я думаю, что дело было в его самонадеянности, в нежелании признать, что он упустил этот потенциальный кризис, что не смог предвидеть этого и завел нас всех не туда. В последнее время он становился все более замкнутым. Непостоянным, эмоциональным. Он убил собственную дочь, и это был первый большой надлом. Потом, когда вы захватили власть в городе и сказали обитателям правду, Дэвид решил, что больше так не может – по крайней мере, я так думаю. Он сказал: «К чёрту все!» – и запустил самоуничтожение.
– Итак, вы говорите, что все кончено. Мы все умрем с голоду, – подытожил услышанное шериф.
Левен улыбнулся:
– Если прежде нас не сожрут аберы.
Итан поднялся с кресла, созерцая, как по монитору ползут строки списка почти закончившегося продовольствия – словно письмена пророчества о Судном дне.
– У вас есть доступ ко всем базам данных в комплексе? – спросил он.
– Совершенно верно.
– Вы слышали, что в город только что вернулся Кочевник? Адам Хасслер.
– До меня доходили обрывки слухов.
– У вас есть доступ к его личному делу?
Фрэнсис склонил голову набок:
– Мне не очень-то нравится то, к чему вы клоните.
– Я хочу, чтобы вы вывели его файл.
– Зачем?
– Когда-то, еще в двадцать первом веке, мы с Хасслером работали вместе. Он был моим начальником в секретной службе, и именно он послал меня сюда. Я понятия не имел, что он здесь, пока не увидел его на улице пару дней назад. Оказалось, что до того, как Пилчер вывел меня из анабиоза, Хасслер жил здесь, и мне кажется, что это не совпадение. Что-то тут не так.
Управляющий снова подъехал к пульту и начал постукивать пальцами по сенсорным панелям.
– И что именно вы хотите знать? – спросил он.
На экране возникло лицо Адама Тобиаса Хасслера: глаза закрыты, кожа бледная – снимок был сделан сразу после его пробуждения от анабиоза.
– Я хочу узнать, как он оказался здесь, – ответил Бёрк.
– Вот как. – Левен перестал печатать и развернулся вместе с креслом. – Не думаю, что найду здесь такие подробности. Вам нужно спросить самого Пилчера.
* * *
Войдя в клетку, Итан обнаружил, что Дэвид Пилчер поедает свой обед – какую-то сублимированную гадость из зимних запасов. С длинной белой щетиной, уже отросшей на подбородке и щеках, бывший босс выглядел еще старше своих лет. Сев напротив него в тесной клетке, шериф мимоходом подумал о том, сколько же злости таится под этой немощной оболочкой. Хотя у самого Бёрка злости накопилось не меньше. Он не мог стереть из памяти вид скорбящих людей, которые потеряли своих родных, не мог забыть стук лопат, вгрызающихся в холодный грунт, и отделаться от мыслей, что вся боль и скорбь – дело рук вот этого человека.
– Пахнет совсем не так, как стряпня Тима, – заметил Итан.
Пилчер поднял на него взгляд – упрямый, надменный и словно бы ощетиненный:
– Словно дерьмо сатаны на тарелочке. Ты должен быть доволен.
– Чем? – усмехнулся Бёрк.
– Тем, что видишь меня в таком вот состоянии. Запертым в клетку, которая строилась для содержания в ней чудовищ.
– Я бы сказал, что сейчас она идеально отвечает своему назначению.
– Я думал, что ты забыл обо мне, Итан.
– Нет, я просто был занят, разгребая всю кашу, которую ты заварил.
– Кашу, которую я заварил? – Дэвид рассмеялся.
– Адам Хасслер, – произнес шериф.
– Что Адам Хасслер?
– Я слышал, что до того, как я был выведен из анабиоза, Адам жил с моей женой и воспитывал моего сына.
– И насколько я помню, все они были вполне счастливы, – добавил управляющий.
– Каким образом Адам Хасслер оказался обитателем Заплутавших Сосен?
У глаз Пилчера собрались чуть заметные морщинки – как будто он чему-то втайне радовался.
– А какое значение это имеет теперь? – спросил он невозмутимо.
– Лучше не шути со мной сейчас, – предупредил его шериф.
Дэвид отставил свою тарелку, и Итан продолжил:
– Мне сообщили, что он явился сюда после моего исчезновения – искать меня. И что ты похитил его. Что он очнулся здесь так же, как и я. Как и все в городе.
– Хм-м… Интересно. Чисто из любопытства: кто подсказал тебе расспросить меня об этом? Фрэнсис Левен?
– Верно.
– Возможно, Фрэнсис также поделился с тобой частью страшных новостей о перспективах нашего будущего? – поинтересовался пленник и уточнил: – Когда я говорю «нашего», я, конечно же, имею в виду человеческую расу.
– Расскажи мне о Хасслере, – стоял на своем Бёрк.
– Мы все умрем от голода за считаные годы, – проигнорировал его вопрос Дэвид. – Ты действительно думаешь, что сумеешь решить эту проблему, Итан? Ты готов принять эту тяжесть на свои плечи? Что ты собираешься сделать? Вынести это на голосование? Послушай, я натворил дел. Я это признаю. Но я тебе нужен. Я нужен вам всем.
Шериф с трудом поднялся на ноги и направился к двери.
– Ладно, ладно! – торопливо произнес Пилчер. – Слушай. Сначала это была просто стандартная взятка.
– Какая стандартная взятка?
– Деньги. Чтобы купить молчание Адама о тебе, Кейт Хьюсон и Билле Эвансе. Чтобы закрыть расследование вашего исчезновения. Но потом кое-что изменилось. Он решил, что хочет присоединиться ко мне и моей команде. Хочет вместе с нами проделать это путешествие.
Итан отвел назад правую руку и с силой ударил кулаком в дверь. Кровь из разбитых костяшек размазалась по стали, и он ударил еще раз.
– Между нами говоря, – продолжил Пилчер, – я всегда считал Хасслера заносчивым выскочкой. Я позволил ему провести один спокойный год в Соснах, а потом отправил его с самоубийственной задачей за ограждение. Он так и не вернулся.
Не ответив ему, Бёрк позвал охранника.
– Я нужен тебе, – настаивал заключенный. – Ты знаешь, что я тебе нужен. Если не предпринять что-нибудь, мы вымрем всего лишь…
– Это уже не твоя забота, – отозвался, наконец, шериф.
– То есть?
Охранник открыл дверь.
– Как тебе понравился твой обед? – спросил вдруг Итан у Пилчера.
– Что? – не понял тот.
– Твой обед. Как он?
– Ужасно.
– Мне очень жаль, особенно если учесть, что это твоя последняя трапеза.
– Что это значит? – Дэвид все еще не понимал, о чем речь.
– Помнишь, ты спросил меня, что будет с тобой, и я ответил, что решать это будут люди? Ну что ж, они решили, – объявил Бёрк. – Мы провели голосование несколько часов назад, сразу после того, как закончили хоронить всех тех, кого ты убил. Это произойдет сегодня вечером.
Итан вышел в коридор, слыша, как Пилчер выкрикивает его имя.
* * *
Шел предвечерний час. Солнце уже скрылось за утесами, и небо было затянуто равномерной пеленой облаков, суливших снег. Подача электроэнергии в город уже была возобновлена, но лишь немногие люди вернулись в свои жилища, чтобы прибраться и попытаться собрать воедино осколки жизни, которая уже никогда не будет прежней. Вдали все еще дымился костер, на котором сжигали тела аберов.
Итан не знал почему – может быть, из-за того, что день уходит, над головой сгущаются темные тучи, а вокруг долины высятся безразличные серые утесы, – но городок Заплутавшие Сосны, вероятно, впервые с тех пор, как он прибыл сюда, ощущался именно тем, чем, по сути, и был: последним городом на земле. Бёрк припарковался у тротуара перед своим викторианским домиком на Шестой улице. Яркий желтый цвет стен с белой отделкой поражал своим несоответствием тому, что произошло в последние несколько дней. Теперь все они жили в мире, где жизнь не была разноцветной и радостной. За жизнь нужно было бороться, за нее нужно было цепляться, невзирая на боль, словно за резиновый брус во время сеанса электрошоковой терапии.
Шериф распахнул дверцу джипа ударом плеча и вышел на улицу. Квартал был безмолвен, безрадостен и насторожен. Трупы уже не лежали на улице, но неподалеку на асфальте все еще темнело большое пятно крови. «Понадобится целый день проливного дождя, чтобы смыть его», – подумал Бёрк и перешагнул бордюр.
Дом выглядел нетронутым – по крайней мере, со стороны переднего двора. Окна не выбиты, дверь не выломана… Мужчина прошел по выложенной плиткой дорожке и ступил на крыльцо. Ступеньки заскрипели, и он открыл застекленную дверь, ведущую в прихожую, а за ней – деревянную дверь гостиной.
Внутри было темно и холодно, и Адам Хасслер, сидящий в кресле-качалке у нерастопленной печи, выглядел, как пустая оболочка человека, которого помнил Итан.
– Какого черта ты делаешь в моем доме? – Голос Бёрка прозвучал, как низкий рык.
Хасслер оглянулся – от истощения его скулы и подглазья выступали так сильно, словно готовы были прорвать кожу.
– Поверь, я так же удивлен тем, что вижу тебя здесь, – пожал он плечами.
В следующий миг они оказались на полу. Итан пытался сомкнуть руки у Адама на шее, чтобы выдавить из него всю жизнь, до капли. Он предполагал, что легко сумеет взять верх над изможденным странствиями соперником, но тот оказался жилистым и неподатливым, словно дубленая кожа. Толчком бедра Хасслер опрокинул Бёрка на спину. Тот ударил противника, но его кулак лишь скользнул по плечу Адама, который, в свою очередь, ответил мощным, оглушающим ударом. Мир взорвался у Итана перед глазами: тот ощутил во рту вкус крови и почувствовал, как она струйкой ползет у него из носа.
– Ты никогда не знал, чем владеешь, – сказал Хасслер.
Он замахнулся для нового удара, но шериф перехватил его руку в локте и вывернул ее в обратную сторону. Адам вскрикнул, чувствуя, как растягиваются сухожилия. Итан толкнул его на опрокинутое кресло-качалку и поднялся, ища какое-нибудь оружие, что-нибудь твердое и тяжелое. Но Хасслер сумел устоять и принял боксерскую стойку. В гостиной было слишком темно, чтобы Бёрк заметил удар, так что Адам с силой толкнул его в грудь, а потом нанес крепкий хук справа, который отправил бы его противника в нокаут, не будь сам Хасслер настолько ослаблен.
И все-таки от этого удара в шее у Итана что-то щелкнуло, и его развернуло на девяносто градусов, а Хасслер уже снова ударил – на этот раз в печень. Шериф закричал и вывалился в прихожую. Соперник наступал на него – спокойный и собранный.
– Это неравная схватка, – промолвил Кочевник. – Я просто лучше тебя. И всегда был лучше.
Пальцы Итана сомкнулись на железной вешалке-стойке для одежды.
– Я даже любил твою жену сильнее, чем мог любить ты, – продолжал Адам.
Тяжелое металлическое основание вешалки описало в воздухе широкую дугу. Хасслер пригнулся, и вешалка пробила дыру в перегородке. Адам бросился вперед, но Бёрк нанес ему встречный удар локтем в челюсть, и у Кочевника подкосились колени. Итан в первый раз ударил Хасслера в лицо, почувствовав, как треснула под кулаком его скула, и это доставило шерифу такое удовольствие, что он ударил еще раз, а потом еще и еще. Хасслер слабел, а Бёрк собирался с силами, и с каждым ударом в нем нарастало желание причинить врагу еще больше боли. Страх, скопившийся внутри его, вырвался наружу ураганом необузданной жестокости – страх перед тем, что мог сделать этот человек, страх за то, что мог отнять у него Хасслер, страх потерять Терезу.
Наконец Итан отпустил шею Адама, и тот со стоном рухнул на пол. Шериф вырвал вешалку из стены, крепко перехватил металлический стержень обеими руками и занес чугунное основание над головой Хасслера. «Я убью его», – совершенно ясно понял он в тот момент.
Хасслер поднял на него взгляд. Лицо Кочевника было разбито в кровавую кашу: один глаз уже заплыл, а второй был полон осознания того, что сейчас произойдет.
– Сделай это, – выдохнул он.
– Ты послал меня сюда! – прорычал Бёрк. – Ты сделал это ради денег? Или ради того, чтобы заполучить мою жену?!
– Она заслуживала куда большего, чем ты.
– Тереза знала, что ты подстроил все это для того, чтобы быть с ней?
– Я сказал ей, что приехал сюда, разыскивая тебя, и попал в автокатастрофу. Она была счастлива со мной, Итан. Истинно счастлива.
Долгое мгновение шериф стоял над поверженным соперником, готовый размозжить ему череп – желая это сделать и одновременно не желая быть человеком, который это сделает. Он швырнул вешалку через всю комнату и рухнул на дощатый пол рядом с Хасслером, чувствуя, как пульсирует боль в печени.
– Мы здесь из-за тебя, – сказал Итан. – Моя жена, мой сын…
– Мы здесь потому, что две тысячи лет назад ты трахал Кейт Хьюсон и унижал свою жену, – возразил Адам. – Если б Кейт не получила перевод в Бойсе, она никогда не оказалась бы в Заплутавших Соснах. Пилчер не похитил бы ее и Билла Эванса.
– И ты никогда не продал бы меня.
– Пойми, если б я этого не сделал, вы были бы уже давно мертвы.
– Нет, мы прожили бы нашу жизнь в Сиэтле.
– Ты называешь то, что было у тебя и Терезы, жизнью? Она была несчастна. Ты был влюблен в другую женщину. И ты собираешься сидеть здесь и рассказывать мне, что я поступил неправильно?
– Ты серьезно? То, что ты только что сказал, – ты правда так думаешь?
– Больше не существует правильного или неправильного, Итан. Есть только выживание. Я усвоил это за три с половиной года скитаний по тому аду, что лежит за ограждением. Так что не смотри на меня, надеясь увидеть проблеск раскаяния!
– Значит, убить – или быть убитым? Это то, до чего мы дошли теперь?
– Мы всегда были такими.
– Тогда почему ты не убил меня?
Хасслер улыбнулся, несмотря на то, что между зубами у него сочилась кровь:
– Когда ты возвращался в комплекс вчера вечером от Кейт, я был там. В лесу. Там, в темноте, не было никого, кроме нас с тобой. У меня имелся охотничий нож, тот самый, которым я убивал аберов в схватке лицом к лицу – ты такое и представить себе не можешь. И ты не знаешь, как близко я к тебе подошел.
Итан почувствовал, как по спине у него ползет холодок:
– И что же тебя остановило?
Адам стер заливающую глаза кровь:
– Я много думал об этом. Мне кажется, это потому, что я уже не так тверд, как был когда-то. Видишь ли, разумом я понимаю, что не существует правильного или неправильного, но мое сердце с этим не согласно. Моя прошивка времен двадцать первого века слишком глубока, слишком изначальна. Мое сознание помешало мне.
Бёрк смотрел на своего бывшего босса сквозь завесу темноты, сгущающейся в комнате:
– И к чему это нас подводит?
Хасслер застонал, с трудом принимая сидячее положение. Наконец, он сел, опираясь спиной на стену. Даже в слабом свете Итан видел, как распухает челюсть Кочевника: теперь тот говорил с трудом, невнятно.
– Я уйду. Навсегда, – пообещал Адам. – При одном условии.
– Думаешь, ты в том положении, чтобы диктовать условия?
– Тереза никогда не должна узнать о том, что произошло на самом деле.
– Ну и обеспечивай это сам, ведь она по-прежнему любит тебя!
– Она выбрала тебя, Итан.
– Что?!
«Она выбрала тебя». – Бёрк повторил эти слова про себя, и на него волной нахлынуло облегчение. Горло сдавило от эмоций.
– Теперь, когда все позади, я не хочу, чтобы она знала, – продолжал Хасслер. – Уважь это желание, и я сделаю невыносимую ситуацию приемлемой.
– Есть и другой вариант, – отозвался шериф.
– Какой же?
– Я мог бы убить тебя.
– А в тебе есть это, друг мой? Потому что если есть, то дай этому волю.
Итан посмотрел на холодную печь, а потом на окно, в которое сочился слабый вечерний свет, и задумался о том, сможет ли когда-либо снова ощутить это место своим домом. Наконец он произнес:
– Я не убийца.
– Видишь? Мы оба слишком мягки для этого нового мира.
Бёрк поднялся на ноги и спросил:
– Ты провел за оградой три с половиной года?
– Верно.
– Значит, ты знаешь об этом новом мире больше, чем кто-либо из нас.
– Вероятно, да.
– А если я скажу тебе, что мы не можем больше оставаться в Заплутавших Соснах? Что нам нужно покинуть эту долину и перебраться куда-то, где теплее, где можно выращивать злаки? Как ты думаешь, у нас есть шанс?
– Выжить целой группой по ту сторону ограждения?
– Да.
– Это будет больше похоже на массовое самоубийство. Но есть ли у нас подлинный выбор? Остаться в этой долине и умереть – или попытать удачи и направиться на юг? Полагаю, нам нужно найти выход.
* * *
По пути до столовой Итан снова остановился у клетки с самкой-абером. Та спала, свернувшись в углу у дальней стены, и выглядела еще более тощей и слабой, чем в последний раз, когда он видел ее.
Один из лаборантов, работавших в отделе по содержанию аберов, прошел мимо шерифа, направляясь к лестнице.
– Эй! – окликнул его Бёрк.
Молодой человек в белом халате остановился посреди коридора и повернулся к нему.
– Она больна? Что с ней? – спросил Итан.
Лаборант неприятно ухмыльнулся:
– Умирает с голоду.
– Вы морите ее голодом?
– Нет, она сама отказывается есть и пить.
– Почему?
Сотрудник лаборатории пожал плечами:
– Понятия не имею. Может быть, потому, что мы устроили костер из всех ее родичей?
Он хихикнул над собственными словами и продолжил свой путь по коридору.
* * *
Итан нашел Терезу и Бена за угловым столиком в битком набитой столовой. Когда жена увидела синяки на его лице, ее глаза – красные и опухшие от слез – широко раскрылись:
– Что случилось?
– Ты плакала? – спросил Бёрк вместо ответа.
– Поговорим позже, – тут же заявила женщина.
Ужин состоял из упаковок сублимированной гадости: лазанья для Итана, бефстроганов для Бена и баклажаны по-пармски для Терезы. Все, о чем мог думать шериф за едой, – это о том, насколько сократились их продовольственные запасы за одну эту трапезу. Они стали на один ужин ближе к нулю, и никто понятия не имел, как быстро убывают эти запасы. Все просто принимали, как должное, что могут пойти в столовую либо, если речь шла о горожанах, – в общинные сады или в городскую булочную и получить еду.
Куда денется их цивилизованность, когда все это закончится?
– Ты хочешь поговорить о том, что произойдет сегодня поздно вечером, Бен? – спросил Итан.
– Вообще-то нет, – признался мальчик.
– Ты не обязан туда идти, если не хочешь этого видеть, милый, – напомнила ему мать.
– Но я хочу это увидеть, – возразил Бёрк-младший. – Это ведь наказание за то, что он сделал?
– Да, – ответил шериф, – и мы должны это свершить. Ты сам понимаешь почему, – потому что больше не существует никаких судов. Нет судей или присяжных. Мы должны сами присматривать за собой, а этот человек причинил боль множеству людей. С ним нужно поступить так, как до́лжно.
После ужина Итан отослал Бена обратно в их комнату и попросил Терезу пройтись с ним и поговорить.
– Мы с Хасслером выяснили отношения, – начал он, когда они поднимались по лестнице.
– Боже мой, Итан, вы что, в старшей школе?! – возмутилась женщина.
Миновав три двери по правой стороне коридора на Уровне 4, Бёрк провел карточкой через считыватель и потянул ручку тяжелой стальной двери. Они с женой вышли на маленькую платформу.
– Держись за перила, – сказал шериф и нажал кнопку со стрелкой, указывающей вверх. Платформа помчалась вверх по каменной трубе, все быстрее и быстрее, словно скоростной лифт. Она пролетела четыреста футов вертикально вверх, и когда, наконец, сильно вздрогнув, остановилась, супруги шагнули на мостик, тянувшийся вдаль на двадцать футов и заканчивающийся у такой же тяжелой стальной двери. Итан снова применил электронный пропуск. Замок зажужжал, он открыл дверь, и они вышли наружу, в объятия оглушающего холода.
– Что это за место? – спросила Тереза.
– Я обнаружил его несколько ночей назад, когда не мог уснуть и просто слонялся тут и там.
Тучи, до этого застилавшие небо, разошлись, и сияние звезд было невероятно ярким, холодным и резким. Мужчина и женщина стояли на тропинке, углубленной на три фута в поверхность скалы, а за краем тропинки зиял обрыв в ничто.
– Думаю, местные жители приходили сюда покурить или подышать свежим воздухом, – пояснил Итан. – Это самый быстрый способ увидеть настоящий дневной свет, не спускаясь по тоннелю в город. Они называют эту тропу солярием.
– Как далеко она ведет? – спросила миссис Бёрк.
– Через все эти горные пики. Мне сказали, что она спускается в лес к западу от стадиона.
Они медленно двинулись по тропинке и вскоре миновали острый скальный гребень.
– После того как мы с Адамом набили друг другу морды, мы поговорили, – сказал шериф.
– Это уже ближе к тому, как ведут себя взрослые люди, – усмехнулась его спутница.
– Он сказал, что ты выбрала меня.
Тереза остановилась и повернулась к мужу. Он чувствовал, как холод щиплет ему кожу на скулах.
– Для меня все это свелось к очень простому выбору, Итан, – проговорила женщина. – Предпочту я любить или быть любимой?
– О чем ты говоришь?
– Адам сделал бы что угодно ради…
– Значит, я должен…
– Погоди, послушай меня. Я сказала тебе, что никто никогда не любил меня так, как любит Адам, и именно это я имела в виду. Но я никогда никого не любила так, как люблю тебя. Иногда я ненавидела себя за это, потому что чувствовала себя слабой. Порой мне хотелось просто собраться с силами, послать тебя к черту и уйти прочь, но я не могла этого сделать. Даже после того, как узнала о вас с Кейт. Как будто ты каким-то образом держал меня. Это драгоценная вещь, Итан, и ее нужно беречь. Ты причинял мне боль. Сильную боль.
– Я знаю, что в прошлом поступал, как идиот. Я знаю, что относился к тебе не так, как ты того заслуживала.
– Итан…
– Нет, теперь ты послушай меня! Я разрушил многое. Черт, я разрушил все! Тем, что думал только о работе, тем, что крутил роман с Кейт, тем, что не делал ничего с тем дерьмом, которое осталось в моих мозгах после войны. Но я стараюсь, Тереза. С тех пор, как я пришел в себя в этом городе, я стараюсь изо всех сил. Стараюсь защитить тебя и Бена, стараюсь любить тебя так сильно, как вообще могу, стараюсь делать правильный выбор.
– Я знаю, что ты стараешься. Я это вижу. Я вижу, что у нас может быть. Это все, чего я хочу. Этого я всегда и хотела. – Тереза поцеловала мужа. – Но ты должен пообещать мне кое-что, Итан.
– Что?
– Что ты не будешь злиться на Адама. Нам всем теперь придется жить в этой долине.
Шериф смотрел жене в лицо, борясь с желанием рассказать ей обо всем, что совершил этот человек. Наконец он произнес:
– Я попытаюсь. Ради тебя.
– Спасибо.
Еще некоторое время они шли молча.
– Что не так, милый? – спросила, наконец, Тереза.
– Ну… всё не так, – вздохнул ее муж.
– Нет, что-то еще. Что-то новое. Ты был какой-то странный за ужином.
Бёрк посмотрел на дно каньона, лежащее в трехстах футах ниже. Только месяц назад он впервые столкнулся с аберами там, внизу, и каким бы ужасающим ни было его впечатление об этой встрече, тогда у него все же оставалась надежда. Он по-прежнему верил, что снаружи есть мир. Что, если ему удастся сбежать из этого города, вырваться за эти горы, он найдет своих родных в Сиэтле.
– Итан? – напомнила о себе его супруга.
– У нас проблемы, – отозвался он.
– Я понимаю.
– Нет, я хочу сказать – мы скоро вымрем. Как вид.
Небо прочертил метеор.
– Итан, я прожила здесь намного дольше, чем ты, – заговорила женщина. – Иногда это казалось безнадежным, и сейчас все кажется безнадежнее, чем когда-либо раньше, но у нас в городе есть все необходимое.
– Запасы пищи подходят к концу, – объяснил ей муж. – Помнишь, что мы ели сегодня вечером, наши сублимированные порции? Эти припасы не бесконечны, и, когда они кончатся, мы не сможем выращивать в долине достаточно еды, чтобы пережить здешние долгие суровые зимы. Если б мы жили южнее, у нас могло бы получиться, но мы заперты в этой долине. Извини, что говорю тебе это, но я не хочу ничего скрывать от тебя. Больше никаких тайн. Мне нужно, чтобы ты была со мной, потому что я не знаю, что делать.
– Сколько времени у нас осталось? – спросила Тереза.
– Четыре года.
– А что будет потом?
– Потом мы умрем.
