Глава двенадцатая
Канализационный потрошитель

По Нью-Йорку уже давно ходили слухи о крокодильей популяции, обосновавшейся в коллекторных переходах канализации мегаполиса. Где правда, а где вымысел, не брались утверждать даже самые смелые распространители подобных баек. Кто-то утверждал, что первые аллигаторы появились в клоаке в результате побега отдельных особей из частных бассейнов. Кто-то заверял, что они попали туда из-за ненужности — надоели бывшим владельцам несносным характером. Постоянно пытаясь укусить владельца за пятку и утащить на дно прохладного бассейна, чтобы в тишине и спокойствии заняться разделкой провианта, рептилии становились опасными соседями, особенно, по мере своего взросления. Как чудище не корми, но инстинкт — есть инстинкт. Ненужные споры, по поводу того, кем на самом деле являются живые экземпляры: крокодилами или аллигаторами — сами собой отходили на второй план. На самом деле — разницы никакой, при мимолетном взгляде и размеры, практически, одинаковы. Единственное существенное различие заключается в зубах: у одного, при закрытой пасти, они торчат наружу, а у другого — ложатся в свои пазухи и снаружи не видны.

…

Обыск захламленной каморки несколько затянулся, в связи с чем начальник сыскной команды заметно нервничал. Он, постоянно хмурясь, оглядывался по сторонам, но, среди гор ненужного мусора не имело смысла, по пятому кругу, разыскивать то, чего тут уже давно не было. Наконец, он резко встал и посмотрев в сторону полуподвального окна, закрытого ржавым жалюзи, спросил у своего подчиненного:

— Где Присцилла? Ее два дня назад отправили выяснить, куда исчез владелец подвала.

— Где-где! — нервно ответил подчиненный, одетый в серый плащ и такую же нелепую шляпу, не оставляющую сомнений в принадлежности хозяина к известному ведомству. — Там же, где и «Потрошитель» — в морге…

— Как?! Наш лучший агент… Мать вашу!

Человек в сером ничего не ответил. Впрочем, начальник ничего и не спрашивал, а просто выразил свое крайнее неудовольствие. По роду своей деятельности, и тот и другой, каждый день выслушивали подобные высказывания. Повидав на своем веку всякого, их чувства давно атрофировались и картина, увиденная в морге ведомства, не вызвала у них каких-то резких эмоций, кроме сожаления о потере ценного сотрудника. Тошнотворный запах ударил в нос и оба вошедших брезгливо поморщились. К запаху привыкнуть они не могли… На столе лежало то, что осталось от лучшей агентессы. По частям. Все гастрономические пристрастия крокодильего мутанта были налицо — отвратительного синюшного цвета. Рядом лежал виновник траурного торжества — крокодил, имевший подпольную кличку «Потрошитель». Для него в морге еле-еле нашлось место и то, только после настоятельного приказа спецведомства. Распиленный на три части, он вызвал у начальника некоторое недоумение:

— Почему он разделан?

— А как его хранить в обычной ячейке? — пожал плечами патологоанатом.

Начальник тяжело вздохнул от увиденной картины и отвернулся в сторону, прикрывая рот рукой. Он еще раз глубоко вздохнул и, собравшись с мыслями, сказал:

— Теперь не выяснишь: то ли он сам напал на Присциллу, то ли ее сначала пристрелили. Как думаешь, Джон?

— Почему пристрелили? — удивился человек в сером.

— Ну, грохнули! Пусть будет так — убрали доступным способом, который теперь не определить, в связи с частичной переработкой агента в желудке крокодила. Легче тебе от этого?

— Сэр, давно надо было отправлять на такие задания синтетических кукол. Это мои личные убеждения, Том.

— Чувства, дорогой Джон, — задумчиво протянул начальник. — Чувства! Их никакими синтетическими мозгами не заменишь, разве что — для мутантов несъедобны. Кстати, а крокодила этого, пристрелили, что ли?

— Умер, от несварения желудка, — равнодушно ответил подчиненный.

— Да? — подло улыбнулся начальник.

— Да, — подтверждая, кивнул головой человек в сером. — На Присцилле был надет молекулярный бронежилет, который не выплюнешь из крокодильей пасти, за здорово живешь. Вон он лежит на столе — как новенький!

— А калош черных рядом нет?

— Чего?

— А, проехали! — махнул рукой начальник. — Я в России стажировался, так сказать, по обмену опытом в те времена, когда наступают удобные, для этого, моменты.

Кошмарный набор, с недостающими частями человеческого тела, накрыли белой простыней и убрали назад в рефрижераторную камеру.

— Джон, «Потрошитель» до сих пор идеально выполнял свои функции ассенизатора коллектора, очищая его от нежелательных элементов и, благодаря этому, оставаясь на полном самообеспечении, — задумчиво проговорил Томас. — Почему Присцилла не выполнила нужные инструкции, прежде чем проникнуть вглубь лабиринта?

— Сэр, может быть, ей подсыпали, чего-нибудь или пары в голову ударили? — внес свою версию в обсуждаемую тему патологоанатом.

— Что-то тут не так! — твердо возразил начальник. — Решение пойти одной, без прикрытия, возникло до посещения коллектора.

— Ну, точно ей подсыпали дрянь какую-то! — согласился с доводами человек в сером. — Смотри: спустилась одна — без «бычка», на связь вышла только тогда, когда уже в принципе поздно было, что-либо предпринимать. Вот сама жертвой и стала!

— А кто отводился на роль «бычка»? Его допросили?

— Он тоже исчез, сэр. Только не в желудке аллигатора, и не в камере холодильника морга, а в неизвестном направлении.

— Ищут?

— Ну, чего ерунду спрашивать?

Все трое еще немного помолчали, обдумывая полученную информацию, после чего начальник нарушил тишину вопросом:

— Джон, тебе не кажется странным то, что про крокодилью популяцию, не одно столетие живущую в канализации, нам известно больше, чем о «Папе Карло», кому принадлежит эта каморка?

Человек в сером неопределенно пожал плечами, не найдя что ответить и предпочел благоразумно промолчать.

— Ну, а с поисками как обстоят дела? — не выдержал молчания начальник.

— Поиск до сих пор идет полным ходом, сэр. Для этого пришлось даже организовать ток-шоу. Теперь ищут не только владельца каморки с артефактом, но, также игроков. Один из участников этой аферы, поняв, что его используют в своих грязных целях, расстрелял из-за угла всех организаторов.

— Из чего? — опешил Томас.

— Из пулемета…

— Он же должен был найти только муляж! Игрушечное оружие…

— А он где-то раздобыл настоящее… Теперь все игроки разбежались из ключевых мест поисков с мнимыми и настоящими находками.

— Джон, мне докладывали о том, что все участники ток — шоу являются агентами спецслужб другого государства, но, я не поверил. Оказывается — зря!

— Сэр, так и смерть Присциллы, может быть, их рук дело?

— А ты сомневался?

Начальник на секунду задумался и задал ни к чему не обязывающий вопрос, но, чуть не поставивший подчиненного в тупик:

— По легенде, эта мастерица иллюзий, кем должна была бродить по коллектору — свиньей или овцой?

— Ланью…

— Кто? Эта корова? Впрочем, для «Потрошителя» они все съедобны…Я имею ввиду персонажи… Под кого ни маскируйся…

— Ага — свинья в бронежилете…

В эту ночь сон начальника человека в сером отличался повышенной возбудимостью. Снилось ему, что «Потрошитель», разделанный на три части, регенерировал. Причем, каждая из частей, как планария, приобрела первоначальные формы полноценной рептилии. У Присциллы тоже воссоединились раздробленные части и теперь, имея противный синюшный цвет, она улепетывала от аллигатора, который преследовал агентессу по пятам, намереваясь повторить предыдущую трапезу. Второй экземпляр преследовал Джона, а вот третий намеревался закусить его начальником. В утробе ненасытного аллигатора утробный голос патологоанатома взывал о помощи…

Том проснулся в холодном поту и долго размышлял о перипетиях судеб обитателей измерения Морфея. Наконец-то, усталость взяла вверх и он снова погрузился в тяжелый сон…

…

У космического причала «Орбитера» швартовался рейсовый челнок, доставивший с Земли пассажиров, постоянно проживающих на станции и сменную вахту, имеющих свое жилье в более привычном месте. В дверях появились начальник продсклада и снабженец. В руках они несли две объемные коробки. Возглавляла процессию повар — Анфиса Анатольевна Безымянная, которая беспрестанно подгоняла несунов. Те, в свою очередь, беспрестанно огрызались, ссылаясь на то, что поклажа тяжелая и, к тому же, очень холодная. Горидзе утверждал, что просто ледяная, а Кочерга с ним соглашался, поддакивая и согласно мыча, на что беспрестанно разглядывал кулак повара, которой она ему совала под нос. У шлюзовой камеры их встретили старпом с помощником и удивленно поинтересовались содержимым коробок.

— Вот, Николай Афанасьевич, выбила на центральном складе свежую курицу! — гордо сказала Безымянная старпому. — Кто бы знал, чего мне это стоило!

Груздь радостно потер ладонь о ладонь и подмигнул помощнику:

— Ну, Арсений Вячеславович, сегодня у нас будет настоящая закуска.

Троица вместе с коробками скрылась внутри корабля, а старшие офицеры пошли готовиться к торжественному ужину.

Не прошло и пяти минут, как на кухню прибежал оружейник Гаврилов, уже давно и безнадежно привыкший к синтетической пище, а про настоящую птицу решительно ничего не могущий вспомнить.

— А курица где? — с ходу спросил он Безымянную.

— Где-где — в морге! В синюшном зале…

— Чего?

— В холодильнике, Петр Викторович.

— Почему синюшный зал, — удивился Гаврилов, — это как-то связано с содержимым холодильника или непосредственно с курицей?

— Обои синие — вот и навеяло, — пояснила Анфиса Анатольевна. — Ассоциации с Янтарной комнатой…

— А-а-а, — промычал оружейник, так ничего толком и не поняв.

Он закатил глаза к потолку и не выдержав мук неопределенности, воскликнул:

— Послушай — ты мне все мозги вынесла! Я только хотел спросить, откуда у нас на корабле взялись обои — в принципе. И еще — откуда взялась курица. И почему в морге?

Безымянная сплюнула с досады и снизошла до пояснения:

— Плюшкин до сих пор чудит, не ограничивая себя в применении только розовой краски, а насчет курицы — это просто курица, несмотря на то, что все давно отвыкли от этого синюшного сравнению, а вот труп — есть труп. Она, все-таки, неживая в холодильнике лежит! И вообще — это синее сравнение, с точки зрения криминалистики, детский лепет. Колбаса, исходя из этих позиций — верх цинизма распоясавшегося маньяка.

Из морозильной камеры выехала пластиковый контейнер, доверху заполненный свежемороженой птицей и гордо продемонстрированной Гаврилову, с пожеланием посмотреть повнимательнее: «Может быть последний раз в жизни». Затем его решительно выставили с кухни, чтобы не мешал и по кораблю начал распространяться странный запах, который многие слышали первый раз в жизни.

— Канализацию, что ли, прорвало? — раздался голос из неопределенной каюты.

— Непохоже, — возразил ему другой неизвестный. — Больно уж запах приятный…

…

Горин стремительным шагом вошел в рубку связи и вызвал на совещание командира корвета. Тот не заставил себя ждать и уже через минуту, между командирами кораблей состоялся загадочный разговор:

— Анатолий Андреевич, я у Марса автономный внешний щит забыл, — огорошил Горин коллегу. — Мотнемся туда-обратно?

— Павел Степанович, спохватятся, в связи с нашим отсутствием! — растерялся Виноградов.

— Ну, а что — нельзя на экстренном разгоне скататься?

— Экстренный разгон существует, но пользоваться им нельзя.

— Да знаю! — махнул рукой командир фрегата. — Зачем его вообще включили в возможность полетной программы?

— На всякий случай, — пояснил командир корвета на всякий случай. — Форсаж на то и форсаж, чтобы пользоваться им в экстренной ситуации. Помнишь первые полеты, когда «Харон» чуть не разорвало на куски от гравитационного возмущения, при попытке экстренного разгона вблизи Юпитера? Тогда молекулярный пластырь все аварийные запасы сожрал, а некоторые части восстановлению не подлежали. Пришлось нам «ползком» до заправки добираться.

— Так вы тогда астероид раздербанили, а он входил в важную составляющую гравитационного равновесия…

— А! — Виноградов равнодушно махнул рукой.

Старпом корвета Груздь, присутствующий при разговоре, был другого мнения и зашикал на Горина:

— Тише ты! Услышит еще кто! Несмотря на срок давности — запрет есть запрет. Да и то сказать — никакого толку от каменной глыбы. Грязь одна…

— Есть у меня старенький бот — полностью автоматизированный, — вспомнил Анатолий Андреевич. — Его раньше использовали для сомнительных разведок. Списать ржавую скорлупку списали, а вот на свалку забрать забыли. Видимо, посчитали, что его вовсе не было, а движок на боте исправный…

С автономного бота сняли брезентовый чехол, которым пользовались с незапамятных времен. Он уже выцвел и выглядел потрепанным. После этой процедуры, пыль стояла с добрых полчаса. Даже усиленное кондиционирование не лишило механика удовольствие ее глотать, при этом беспрестанно чихая. Наконец-то Петр Викторович сумел приступить к работе и сразу же забрался внутрь старой машины, которой предстояло обрести вторую жизнь. Голосовая программа настройки полетного задания была в исправности и теперь только оставалось кое-что изменить в двигательной установке. Выход за пределы рекомендуемых, в приказном порядке, скоростей, ограниченных для большей надежности механическим предохранителем, кроме электронного замка, контролировался еще и механическим ограничением. Гаврилов покопался в технике и, так-таки, сломал ограничитель. Поднявшись на ходовой мостик, он по форме доложил командиру о выполненном задании и теперь только оставалось привести задуманное в действие. Никаких неожиданностей не предвиделось и поэтому толпа зрителей, страждущих хлеба и зрелищ, на мостике не толпилась. А напрасно… Виноградов сделал отмашку рукой и бот неторопливо покинул швартовый шлюз. Медленно, словно сомневаясь в своих возможностях, он отвалив от борта корвета и плавно набирая скорость, скрылся из вида. На экране радара внимательно следили за тем, как электронный счетчик беспристрастно отсчитывал цифры, показывающие величину ускорения. Скорость автомата нарастала, постепенно приближаясь к запретной, инструкцией, отметке. Бот вышел за пределы дозволенного и продолжал наращивать обороты. Все уже облегченно вздохнули, когда внезапно зеленая точка на мониторе потухла и, в то же время, ослепительная вспышка затмила собой все видимое космическое пространство. В помещении управления кораблем повисла гробовая тишина и возникшая пауза, в виде немой сцены, грозила затянуться надолго. Виноградов первым нарушил молчание и тихо выговорил:

— Вот тебе и слетали за щитом…

— Все уставы мира пишутся кровью, — мрачно констатировал факт старпом, почесывая пальцами за ухом.

— Да, — поддакнул помощник, но тут же усомнился, — но кто видел подобное?

Груздь только лениво махнул рукой, не желая вступать в полемику и пошел по своим надобностям. Командира фрегата, лишившегося автономного щита, ему конечно было жаль, но, иногда форс-мажорные обстоятельства берут вверх. Взбесившиеся приборы потихоньку приходили в норму, а с «Орбитера» начал досаждать диспетчер Хьюз Свейз, пытаясь выяснить причастность к событию пришвартованных кораблей. И на «Хароне», и на «Уране», его клятвенно заверили, что не имеют к происшествию никакого отношения. Пока диспетчер выявлял причастность к вспышке фрегат или корвет, его самого начали вызывать с Земли. Начальство, обеспокоенное недавними событиями, опасалось повторения инцидента и вдруг — такое! Не в таких, конечно, масштабах, но… Свейз сослался на необъяснимое космическое явление, связанное, возможно, со взрывом кометы или другого вселенского странника.

В пост управления «Харона» вбежал запыхавшийся посыльный и с ходу заявил:

— Посылка для мистера Петерсона! Где он?

— Пошел проведать какую-то мать или к такой-то матери! — зло ответил Виноградов, еще переживая события, связанные с потерей бота, хоть и списанного, но вполне боеспособного, к тому же не проходящего: ни по корабельной ведомости, ни по бумагам арсенала Земли.

— Это я, — грустным голосом вмешался инспектор, о котором все уже успели порядком позабыть.

— Тем более — дорогу уже знаешь, — равнодушно пожал плечами командир корвета.

Покинув ходовую рубку, из которой Виноградов так и не смог связаться с командиром «Урана», он бесцельно брел по коридору. Покрашенный Плюшкиным во все цвета радуги, он напоминал японский завод времен ХХ века, в котором все пути перемещения выкрашены в определенные цвета: дорожки в один, ответвления — в другой, а красной краской покрашены места, куда вход строго воспрещен. На выходе из цеха стоит чучело мастера, которому каждый, из рабочих, покидая территорию производства, может дать по морде. Берегут психику своих работяг, снимая у них накопившийся стресс. Однажды, кто-то предложил командиру поставить его тряпочный прототип, но, шутку не оценили…

Свернув за очередной поворот, Виноградов встретил старпома и мрачно хмурясь, сказал:

— Что-то я никак не могу выйти на связь с Гориным. Не случилось ли чего?

— Ты что, думаешь он мог наложить на себя руки? — усмехнулся Груздь. — Справлялся я насчет него: спит он, на нервной почве перебрав лишнего.

Напившись с горя, командир фрегата взял пример с вездехода «Хамелеон» и прикинулся ветошью, в простонародье именуемой половой тряпкой. Теперь он мирно похрапывал в своей каюте, нервно переворачиваясь с боку на бок каждые пять минут. Павел Степанович сладко причмокивал во сне и снилось ему про то, что это его корабль забыли на марсианской орбите. Внезапно манекен, одетый в его парадный мундир, отошел от стены и побрякивая орденами да медалями, подошел к спящему.

— Вставай, Пашенька, — ласково прошептало пластмассовое изделие. — Вставай, горе луковое. Шелтон в канализации утонул…

Горин вскочил на кровати, как ошпаренный и, дико озираясь по сторонам, нашел взглядом манекен, который, как и положено, стоял у стены — на прежнем месте. «Приснится же такое!» — подумал Павел Степанович и снова погрузился во власть Морфея. После нескольких, ничего незначащих, кадров из несуществующей жизни, перед ним предстал сводный хор двух кораблей и команды спецназа, исполняющих кантату под названием «Автономный щит». Дирижировал Инспектор — Проводник. Команда фрегата вопила: «Отдайте затычку!», а экипаж корвета бодрыми голосами отказывался выдавать штатное имущество и надрывался: «Не отдадим!»

— Отдайте затычку!

— Не отдадим!

— Отдайте!

— Фиг вам!

Хоровое отделение спецназа подозрительно молчало, прищурив глаза и показывая то, на что намекала команда «Харона».

…

Начальник одного из подразделений ЦРУ Том, в этот вечер, так же перебрал лишнего и снилось ему, как по канализационному коллектору проехала мусороуборочная машина. То, что она собирала впереди себя, утилизировалось внутри и выбрасывалось сзади, в виде спрессованных брикетов. Они очень походили на продукцию торфоразработки российских болот. Зловонная жидкость, путешествующая по лабиринтам Нью-Йоркского подземелья, бутилировалась внутри машины и так же сбрасывалась позади нее. Попадающиеся по дороге потроха, комбайн складывал в глиняные горшочки и запечатывал асфальтом. Они вылетали позади машины с такой силой, что некоторые не выдерживали потрясения, разбиваясь вдребезги. С попадающимися по дороге бомжами ассенизатор поступал своеобразно: машина заворачивала их в полиэтиленовые пакеты, предназначенные для утилизации отходов и усаживала рядами вдоль стены. Некоторые экземпляры оказались завернуты черной пленкой, как бинтами и напоминали древнеегипетских мумий.

…

Ближе к утру, из медблока выбежал взлохмаченный Блюмбер, чуть не сбив с ног Горидзе. Синтетические цветы, в руках Вано, больно ударили Изю по лицу, но, он не обратил на это внимания. Уносясь по коридору, Блюмбер даже не обернулся на соперника. Горидзе позеленел от злости, покраснел от ярости и посинел от натуги, с помощью которой он хотел придать ускорение ноге, чтобы посильнее врезать сопернику. Совокупность всех красок, наложенных одна на другую, делала его похожим на постояльца местного морга, забытого там на неопределенное время. Сквозь восемь переборок, за которыми уже успел скрыться Изя, беглец чувствовал жжение под лопаткой и критическое повышение температуры всего тела от всепроникающего взгляда сына гор.

— Корабль не спали! — услышал Горидзе реплику, отпущенную одним из спецназовцев, оказавшимися поблизости. — Огнетушители беречь надо…

Разъяренный Вано, сам не зная для чего, побежал догонять Изю Львовича, а команда космических пехотинцев осталась в фойе, живо обсуждая произошедший эпизод.

— Хоть в это и трудно поверить, но не исключено, что наш Вахтангович обзавелся роскошными рогами, — весело прокомментировал событие Крот. — Рогоносец…

— Рога помогают бороться с камнями в почках, — убедительно заявил Гоблин.

— Каким это образом? — не поняла Кузнецова.

— Таким! Рогоносцем быть не только не страшно, но и полезно: излишки кальция, вместо того, чтобы формировать камни в почках, удаляются из организма в роговую полость, способствуя росту рогов.

— А возмущение контурной оболочки, окружающую роговые пустоты, при резонансе между собой не помешают равновесию в сознании? — смеясь спросил Кризис.

— Отклонения имеются, — согласился Гоблин, задумчиво почесывая затылок. — Особенно, в области нервных расстройств…

— Зато в них дудеть можно, после того, как рога отпилят! — засмеялся Таран, растянув улыбку до ушей. — И выпить из них, заодно.

— Да! — поддакнул Огурцов. — Охотнику удобно, а вот рыбаку — ни к чему.

— Это точно! — оживился Бубен. — Осмотрев в доме охотника все стены, увешанные всевозможными рогами, гость задумчиво изрек: «Когда зуб выпадет, я его тоже на стену повешу…»

В дверях медблока появилась Альбина с клизмой в руке. Растерянно оглядевшись по сторонам, она спросила собравшихся:

— Вы Блюмбера не видели?

— Что, с крючка сорвался? — заржал Кротов, поняв, что за процедуру проходил Изя в кабинете Белой.

— Он наверное не сразу понял, какое средство я ему прописала, — пояснила Альбина. — Когда я сказала ему, чтобы он снимал штаны, Блюмбер так обрадовался… Я сама не сразу поняла всю тонкость иронии…

— Горидзе подойдет, в качестве замены! — заржал Таран. — Заместитель хренов…

Еще долго в коридорах корвета звучал заразительный смех, окончательно разбудив всех, кто любит поспать подольше. Канализационный коллектор корабля был достаточно вместителен и имел высокую проходимость, чтобы один индивид мог его вывести из строя. Эта тема еще продолжительное время муссировалась пехотинцами, от недостатка другой информации для обсуждения и от избытка свободного времени. Блюмбер рисковал больше не показаться на людях, не будучи при этом обсмеянным, хоть и за глаза. Горидзе, как разъяренный тигр сновал по коридору, разрываясь между Изиной каютой и медблоком. На это утро настроение у всех было приподнято, за исключением двоих…

…

Предстоящий вылет в Мексику приближался с каждым часом и космическим пехотинцам в очередной раз предстояло пересмотреть обмундирование и вооружение. Как сказал проводник, местность там густонаселенная, да и туристов снует гораздо больше, чем в Перу, так что желательно поменьше выделяться из толпы. В этот раз решили обойтись легким стрелковым оружием, в виде пистолетов, а пулеметы и прочие тяжелые игрушки оставить на борту корвета. Виноградов о чем-то горячо спорил с Петерсоном, доказывая тому нелепость сложившейся ситуации с высадкой в чужой стране:

— Ты определись с приоритетами и расставь акценты, а то ничего непонятно в этом деле!

— Чего тут понимать? — неожиданно, для всех, выдал инспектор на русский манер. — Наливай да пей!

Старпом с удивлением и уважением поглядел на него, но, все же посочувствовал:

— Если все дела так делать, то сопьешься на хрен!

— Проблема выбора оружия не имеет значения, — уже мягче продолжил Проводник. — Я не думаю, что нам придется вступать в бой, так что можно обойтись оружием скрытого ношения.

— Да, насчет проблемы выбора, — опять вмешался старпом. — Бывают случаи, когда без бутылки не разберешься. Как-то раз одному джентльмену выбирали костюм: весь магазин перемерили — нет ничего подходящего. Выпили за углом по кружке пива; вернулись в лабаз — вот же он висит, родимый!

— Афанасьич, ты нас не отвлекай! — перебил его командир.

Они еще долго обсуждали экипировку десанта, а команда, поняв какой и откуда дует ветер, уже примеряла гражданскую одежду. Лязгали затворы пистолетов и слышался шелест крутящихся барабанов револьверов. Спускались собачки и набивались магазины патронами; на стволы накручивались глушители, а на тело, под цветастые рубашки, примерялись сверхлегкие молекулярные бронежилеты. Помощник командира, Александр Вячеславович Шариков, проходя мимо живописной группы обомлел, от неожиданности: мало того, что на каждом члене команды была надета вызывающих расцветок рубаха, так еще на головах красовались соломенные шляпы.

— Ой, колхоз! — поморщившись, простонал он. — Вы бы лучше в космических скафандрах высаживались, и то бы меньше внимания привлекли.

После короткого совещания, на котором обсуждались последние тенденции международной моды, пестрые рубахи было решено заменить на невзрачные безрукавки однотонной окраски, а соломенные шляпы сменили светлые кепи и скромные платки.

— Так мы на пиратов похожи, — осторожно заметил Крот.

— Сейчас все туристы так ходят, — парировал Шелтон замечание замкомвзвода. — Отвыкли вы от гражданской жизни.

Оглядев свою команду, Чайник остался доволен результатами маскировки и отдал команду на посадку в челнок.