28

Над лесом, потревоженные громогласным ревом хищника, взвились перепончатокрылые, в которых Середа без труда для себя опознал птеродактилей всевозможных видов и размеров.

Но следом за ревом лесного чудища из блестящего предмета, что держала в руке барышня, водитель летающего блина, вылетела голубоватая змейка, она быстро преодолела расстояние, разделяющее пистолет девушки и майора КГР и вонзилась в него.

Майор не почувствовал боли, а только — легкое головокружение. Потом навалилась какая-то усталость, он почувствовал головокружение, колени его подогнулись и майор, как кряжистый, подмытый водой столетний дуб, рухнул на землю.

Вернее, он чуть было не рухнул на нее. Но в последний момент его подхватили. Серебристый блин девицы принял его на плоскость и тут же умчал, кренясь поочередно то вправо, то влево и лавируя таким образом между деревьев. Диск умчал майора практически из захлопнувшейся на нем пасти динозавра.

Да, с громким треском пасть захлопнулась в считанных сантиметрах от головы Середы. И еще долго после этого динозавр не мог прийти в себя от того, что добыча ускользнула. Ведь такой конфуз у этого хищника случался очень редко. А может быть он и вообще у него не случался никогда. Мы этого не можем знать, так как досье на динозавров у КГР не заводились.

Во всяком случае, настроившийся было сладко пообедать майором КГР динозавр, не ощутил в определенный момент специфического, отдающего дисциплиной и исполнительностью, а так же неколебимой уверенностью в успех своего дела, майора на своем языке.

Лишь только поэтому, потоптавшись на месте и для порядка взрыкнув так, что замертво свалились с деревьев некоторые, наиболее нервные и впечатлительные птерозавры, хищник диковато осмотрелся и, поняв, что довольствоваться придется тем, что есть уже в желудке, не без опаски прислушался к странным булькающим звукам. Динозавр, ведь, никогда еще не слышал осмысленной человеческой речи в собственном животе. Тем более, что Кондратий сегодня был, как никогда словоохотлив.

— Середа, голубчик — бубнил монотонно из под толстой шкуры храбрый разведчик. — Вытащи меня отсюда! Я хочу домой, к маме. Какой я на хрен разведчик? Я жертва чревоугодия. Несчастное существо, проглоченное другим, более счастным зверем. Сделай милость, майор, дай этой паскуде, что решила подкрепиться мной, по рогам. Пообломай их ей. Я не хочу превращаться в динозаврячье дерьмо, Семеныч!

Так чревовещал Кондратий в полном смысле этого слова, чем приводил рептилию в неописуемое изумление.

Но майор Середа совершенно не слышал товарища, ибо был теперь далеко от того места, где попал в неприятность Кондратий. Серебристый блин или серебрящаяся блинистая тарелка, на которую уложила славного разведчика ханаонская красавица, выписывал среди деревьев такие виражи и зигзаги, словно за этим блином гналась целая стая таких же разъяренных чудищ, какое только что напало на отважных земных шпионов.

Волосы девицы развевались на ветру, глаза блестели, а одежда ее, больше смахивающая на довольно рискового покроя купальник, переливалась в лучах ханаонского светила серебристо-изумрудными блестками.

Что и говорить, девушка была прекрасна. И, хотя на вид ей было не больше девятнадцати, в глазах ее светился немалый жизненный опыт, свидетельствующий о пережитом. К тому же тот пистолет, из которого она так грациозно и не навязчиво подстрелила майора и который теперь висел на ее правом боку, он недвусмысленно намекал: девица привыкла к обострению отношений, а значит потому она в данное время в бирюльки с майором не играла.

— Ты земной шпион, — поделилась она своими соображениями с Середой, лишь только тот пришел в себя. — Ты прибыл по заданию КГР рассекретить и нейтрализовать гнездо фомальдегауской разведки. Не так ли? А заодно и штаб разведки Совета Двадцати.

— Ну, шпион — слишком громко сказано, — поморщился Середа, потирая ладонью лоб. После того, как его отключили с помощью хитроумного приспособления, немного подташнывало и болела голова. — Скорее я разведчик. Шпионы — это чешуйчатники. — Он вспомнил надвигающегося динозавра и его передернуло. Произошедшее совсем недавно, казалось нереальным сном. — Я разведчик, это они шпионы, — повторил майор.

— Какая разница? — усмехнулась девушка. — Теперь детали не имеют значения.

— Как это не имеют? — обиделся майор. — Да ты знаешь, кто я? — Он принял напыщенный и важный вид.

Правда, справедливости ради следует сказать, что вся его напыщенность не возымела на девицу абсолютно никакого значения.

— Конечно не имеют, — согласилась девушка. — Сейчас ничего не имеет значения. Ибо до схлопывания вселенной остались считанные дни. А может и часы.

«Бог ты мой!» — подумал Середа, в силу каких-то необъяснимых причин поверив в голословное заявление существа в купальнике, умело управлявшегося и спистолетом и с аппаратом.

— Дело в том, — продолжала красавица, — что ученые-пирегойцы с двенадцатой планеты нашей звезды Фэт придумали какую-то штуку, способную сворачивать пространство в рулон, наподобие стенных обоев. Или — туалетной бумаги. — Она вздохнула и даже сквозь прерывистое жужжание диска Середа хорошо расслышал этот вздох, похожий на шипение воздуха, выходящего из пробитой велосипедной камеры. — Предварительно они рассчитывали, — она снова вздохнула, еще более «пробитее», — что пространство будет сворачиваться на определенном локальном участке. Но в аппарате был задействован принцип использования энергии уже где-то свернутого пространства (ГТСП — сокращенно). И это оказалось серьезной ошибкой на пути ученых. Сворачивание превратилось в неуправляемую реакцию, способную продолжаться до тех пор, пока пространство не свернется все целиком и полностью. То есть, пока вся вселенная не превратится в рулон, а затем и в точку. Бесконечно малую точку, которую не заметишь и в микроскоп. Для наглядности поясняю. Вначале эта точка будет размером с микрон, затем — с атом, а потом станет близка к абсолютному нулю в плане его, этого нуля пространственности. В данное время прошел первый этап СП. И мы, естественно, — девица взглянула на Середу, от чего у последнего сладко заныло сердце, — мы естественно все умрем и наш мир перестанет существовать. — Порыв ветерка донес до Середы запах духов девицы и этот аромат показался ему ароматом амброзии, божественной и возвышенной. — Мы уже в некоторой степени умерли и только в самое ближайшее время доумрем, так сказать.

— Вот блинище-голенище! — прокомментировал заявление дамы в купальнике Середа и подумал, что для его друга Кондратия теперь мир уж точно свернулся в рогожку. Ведь в желудке монстра, наверное, не сладко приходится агенту.