Глава 15
В невспаханную землю зерно не ложится, а чтобы получить урожай, ее нужно еще и пóтом полить. Но Гордеев для этого всего лишь проложил борозду – он нанял частного детектива, и тот выследил-таки мотоциклиста.
Он решил с деньгами, съездил в Москву, вернулся, а дома его ждал результат. Савиков Олег Пантелеевич, племянник господина Федосова. Ларчик, как оказалось, просто открывался. И ларчик не пустой, замка на нем не было, а крышку с него только-только сняли. Но лучше раньше…
– Я так понял, не пришей рукав пацан, оторви и выбрось, – с усмешкой сказал широкоплечий приземистый мужчина с густыми, слегка подкрученными на внешних уголках бровями.
Немолодой он уже и не совсем здоровый. Сиплый, насквозь прокуренный голос, натужное, запыханное дыхание, ничем не убиваемый запах кондового табака. Землистого цвета лицо, нос в синюшных прожилках, впалости под глазами. Майор милиции на пенсии, частный детектив на подработке. Слово «полиция» он не признавал, как был офицером милиции, так им и оставался.
– Третий год на третьем курсе института учится. Дядя суровый, учебу оплачивает, а экзамены покупать не хочет.
– А денег все равно жалко, – хмыкнул Гордеев. – Пусть жена оплачивает.
– Это ты про Басову?.. Ну, тут я не знаю, тут с ним самим разговаривать надо.
– Поговорят… Спасибо тебе, Аркадий Валерьевич, большое дело сделал!
Гордеев сунул в карман клетчатого пиджака конверт со второй половиной гонорара.
– А дальше что?
– Следователь этим делом занимается, пусть он и разбирается.
В сущности, Гордееву нужен был не столько мотоциклист, сколько собственное участие в розыске. Светляков – мужик со странностями, он до сих пор подозревал его, и неизвестно, к чему это все приведет, если устраниться от розыска. Ну и сам по себе мотоциклист был ему интересен. И личность его установлена, и внешность сверена. Да, это был тот самый Олег, портрет которого составили по показаниям Иры.
Нашли мотоциклиста, установили его причастность к Федосову – Гордееву все ясно, дальше пусть Светляков работает, степень вины устанавливает, привлекает. И Сотников может подключиться. Логика проста, если Федосов с Ирой согрешил, то и следователя тоже он наказал. Пусть разбираются с ним, пусть наказывают, а Гордеев постоит в сторонке. Надоела ему вся эта возня, а раз виновник его бед установлен, можно дух перевести в ожидании, когда река пронесет мимо труп его врага…
– Ну, мы бы могли и сами установить, – как-то странно посмотрел на него Усатов.
Он и в допросе поучаствовать хотел, стариной по случаю тряхнуть, и денежку за это не прочь был срубить.
– Адрес мы его знаем, подъедем, предъявим корочки, поговорим.
– Какие корочки? У тебя же милиция, а сейчас полиция.
– А я товарища возьму, он еще служит, и корочки у него настоящие. И тебя возьмем, послушаешь, что Савиков скажет. Из первых, так сказать, уст послушаешь. А то к следователю тебя не подпустят. Да и не скажет он у следователя ничего, дядя адвоката пришлет, и закроется коробочка… А нам скажет. У нас свои методы… Ты, Михаил Викторович, не бойся, бить мы его не будем, это не в наших правилах. А психологические методы воздействия – это самое то. Заодно посмотришь, что такое творческий подход к делу.
– Творческий?
– Ага, смотр художественной самодеятельности… Но вход, сам понимаешь, платный.
Гордеев усмехнулся. Не ошибся он: детектив действительно собирался содрать с него лишнюю копейку. Может, и не нужно отказываться от услуг? Сегодня Усатов поможет ему с племянником Федосова, а завтра решит проблему с ним самим. Если бывший майор действительно крутой мент, почему бы не заручиться его поддержкой?
* * *
Сначала ресницы густо красятся, потом их смачивают водой, пальцами размазывают тушь вокруг глаз – получается истекающая слезами девочка. Несчастный вид, порванное платье, один полосатый гольф натянут выше колена, другой спущен до самого низа. Глядя на это чудо, Гордеев испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, ему интересно было смотреть, как работает Усатов, но с другой, эта бутафория попахивала сроком за незаконные действия как минимум. И девушка какая-то непонятная, уж очень она похожа на наркоманку, которая за дозу готова оказать любую услугу.
Раннее утро, над городом рассветная хмарь, смешанная с зыбью тумана, в подъезде дома безлюдно, и слышно, как Усатов пыхтит над Леной, готовит ее к выходу на сцену. Гордеев молчит, одолеваемый сомнениями, а напарник Усатова, немолодой, долговязый мужчина с огромным кадыком под сильно выпирающей нижней челюстью, тихо зевает в кулак. Капитан тоже готовился к выходу, и за его кажущейся расслабленностью угадывалась сжатая пружина.
– Ну! – Усатов перекрестил девушку.
Подошел к двери, достал из кармана отмычки. Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы справиться с замком. Он уже был здесь, примеривался к двери, поэтому знал, какие именно отмычки брать.
Дверь открылась, и Усатов, улекая за собой Лену, скрылся в квартире. Вслед за ним с удостоверением наперевес втянулся и капитан Спелов. Последним в квартиру заходил Гордеев. Перебрасывая ногу через порог, он почувствовал себя человеком, который преступает закон, и внутреннее побуждение потянуло его назад. Но слишком резво Усатов и Спелов зашли в квартиру, они, казалось, вскрутили воздушную воронку, которая и втянула в себя Гордеева. Он преступил закон и закрыл за собой дверь.
Михаил Викторович не участвовал в спектакле, он всего лишь зритель. Он не стал заходить в спальню, в которую ворвались «актеры», а встал перед открытой дверью.
Олег был не один, с ним в постели находилась девушка с коротко стриженными волосами. Парик лежал на полу, и она, стараясь не выскользнуть из-под одеяла, лихорадочно тянулась к нему. В глазах растерянность, страх, паника. Ее не трогали, а Савикова вытащили из постели. Усатов припер его к стенке, одной рукой он держал его за горло, другой – показывал на Лену. А Спелов тыкал ему в глаза раскрытыми корочками.
– Ты, гад, мою дочь изнасиловал? – рычал Усатов.
Он, казалось, был вне себя от гнева, но при этом старался не кричать: не хотел будить соседей.
– Я?! Вашу дочь?! – Савиков ошалело смотрел на Лену.
Лоб у него узкий, надбровья высокие, глазницы просто огромные, а нос непропорционально маленький. Но и глаза у него тоже крохотные, как белые бусинки с черными на них точками. И рот небольшой, такой разевать надо, чтобы просунуть деревянную ложку с борщом…
– Ты, падла! Мою дочь! Я тебя сейчас кастрирую!
Девушка вдруг соскочила с кровати, выскальзывая из-под одеяла, и, схватив на ходу черное с блестками платье, бросилась к выходу. Гордеев должен был ее пропустить, но Усатов резко глянул на него, и он сгреб ее в охапку.
Усатов кивнул, одобрив его решение, достал из кармана кнопочный нож и выщелкнул из него лезвие перед носом Савикова. В объятиях Гордеева трепыхалась, пытаясь вырваться, обнаженная девушка, но это ничуть его не возбуждало. Нож в руке Усатова напугал его не меньше, чем саму жертву розыгрыша, который мог обернуться реальным наказанием. Вдруг Савикова действительно сейчас кастрируют? Или просто зарежут? Тогда ему предъявят соучастие, а возможно, и попытку изнасилования.
Он уже собирался разжать руки, когда заговорила Лена:
– Папа, это не он!
– Как это не он? – Усатов ошарашенно отскочил от Савикова, толкнув локтем Спелова.
– Не он! – мотала головой самодеятельная артистка.
– Не я! – заорал Савиков.
Но Усатов приставил вдруг острие ножа к его горлу и ввел клинок в плоть по самую рукоять. И Гордеев ахнул, и девушка взвизгнула от страха, но Савиков и не думал умирать. И кровь из раны не хлестала. Оказывается, лезвие вонзилось не в горло, а в рукоять. Обман зрения. Но тем не менее Савиков замолчал.
– Приносим свои извинения! – глядя ему в глаза, сказал Усатов.
Он сунул нож в карман, отпустил парня.
– Э-э… Ну да… – пробормотал бедняга.
А Гордеев разжал объятия, только девушка почему-то не вырвалась из них. Прижалась к нему спиной, смотрит на Савикова. Пришлось самому оттолкнуться. Она почувствовала движение, встрепенулась, стала одеваться.
– Повезло тебе, парень! Я бы тебя из-за Лены в такую бы камеру отправил. Там тебе сразу другое имя дадут… Как тебя звать?
– Олег? – пристально глядя на Савикова, сказал Спелов. – Я его узнал. Он у нас по ориентировке проходит. Савиков Олег Пантелеевич. Он в деревне Саврасье женщину-инвалида изнасиловал. Церебральный паралич у нее, а он ее изнасиловал. Басова Ирина Сергеевна.
– Инвалида изнасиловал?! – вне себя от возмущения простонал Усатов. – Ну ты и мразь!
Не успел Савиков дух перевести, как его снова взяли в оборот. Не выдержал парень психологической перегрузки, затрясло его, залихорадило.
– Я ее не насиловал!
– А что ты сделал?
– Просто ударил!
– Зачем?
– Сам не знаю…
– Ира из комы вышла, сказала, что ты жениться на ней хотел, она отказалась, а ты ее изнасиловал! – насел Спелов. – Так было?.. Она в коме была, а ты ее насиловал!
Девушка уже влезла в платье, на этом и остановилась. Приложив ко лбу все пальцы одной руки, она потрясенно смотрела на Савикова, как будто не человек перед ней стоял, а чудовище.
– Да не насиловал я ее!
– А твой дядя сказал, что насиловал!
– Дядя?! – вскричал парень. – Да это он меня заставил!
– Насиловать?!
– Да какой насиловать?! Жениться! Денег у нее куры не клюют…
– Ну и женился бы!
– Да нет у нее денег! Она сказала, что деньги ей не принадлежат!.. Сказала, что не отдаст…
– И ты ее ударил?
– Ну, сорвалось…
Гордеев представил, как Савиков наседал на Иру, требуя денег, а получив отказ, бьет ее. Беззащитную калеку бьет – кулаком, в лицо.
Он рванул к подлецу и, оттолкнув Усатова, ударил справа. Савиков ударился затылком о стену, плюхнулся на тумбочку, сполз на пол, сел, обхватив голову руками.
– Извини, сорвалось, – бросил он через плечо.
Пусть менты управляются здесь сами, а он уходит – и с чувством исполненного долга.
* * *
Ветерок над рекой, рябь на воде, поплавок мелко качается, но клева нет. Гордеев поднял удочку, чтобы перебросить крючок подальше от берега, а она вдруг задрожала, затряслась, через вибрацию впрыскивая в кровь рыбацкий восторг. Это ни с чем несравнимое чувство, когда на крючке бьется улов. И не думал, и не гадал, а окунька с ладошку вынул.
– И не стыдно с мелочовкой возиться? – раздалось вдруг за спиной.
Гордеев резко повернулся и увидел Федосова. Он стоял в плаще и такой же кожаной шляпе, изображая из себя сурового предводителя американских гангстеров.
На этот раз он был не один, с двух сторон к Гордееву подходили крепко сбитые парни в таких же плащах, но без шляп. Зато на руках кожаные перчатки, как будто для того, чтобы комфортней было бить – ломать носы, крушить челюсти, вышибать зубы.
– Какого черта?
– А племянника моего ударил, не стыдно? – зловеще усмехнулся Федосов.
– Твой племянник еще та мразь.
– Ему всего двадцать три года, ты его со всей силы, кулаком. А если бы убил…
– А если бы он мою сестру убил?
– Ну, не убил же…
– Ты же говорил, что не имеешь отношения к этому делу.
– Не имею. И Олега не заставлял. Просто сказал, что женщина при деньгах…
– И знаешь, кто ты после этого?
– А если не нравишься ты мне?
– Да нет, жаба тебя задушила, – усмехнулся Гордеев. – Мог бы и за десять миллионов бизнес купить, а отдал все восемнадцать.
– Жаба, сука, зверь страшный, беспощадный.
– Зря ты, что ли, Сотникова заказал? И деньги потратил, и свободой рисковал, а восемнадцать лямов все равно отдал.
– Я Сотникова не заказывал, – потемнел Федосов.
– И кто тебе поверит? – усмехнулся Гордеев.
– А мне не надо верить, в таких делах нужно доказывать. А доказательства нет. И быть не может.
– Ну, мне-то все ясно.
– Я просил тебя не лезть в это дело? – Федосов хищно сузил глаза и обнажил крупные, желтоватые, как у волка, клыки.
– Угрожаешь?
– Угрожал я в прошлый раз, но ты ничего не понял.
– Наказывать будешь?.. Ну, давай!.. Только давай до конца! Насмерть! Так, чтобы я больше не поднялся! А то если вдруг я выживу, я тебя на куски рвать буду!
У Гордеева от собственных же слов пошла кругом голова. Это же надо было додуматься – самого себя к смерти приговаривать. Но страх не схватил его за шкирку, не дернул, липкой свой ладонью закрывая рот. Как будто какой-то бес в него вселился. Он отшвырнул удочку, рванул на себе куртку, как матрос – тельняшку. Федосов растерянно вытянулся, с недоумением глядя на него.
– Я тебя, падлу, щадить не стану!
Гордеев шагнул к Федосову и торжествующе засмеялся, глядя, как тот пятится от него. Но до победы было еще далеко. Федосов махнул рукой человеку, который стоял у него за спиной, Гордеев обернулся и увидел надвигающийся на него кулак. Сильный удар в нос взорвал сознание, земля вдруг поменялась местами с небом, голова воткнулась в землю. И тут же кто-то ударил ногой в живот. А сверху на голову снова опустился кулак…
