Новое наступление
16 сентября наконец пришел приказ: «Бригаде выступить и 17.09.44 сосредоточиться в районе Монороштиа». Марш мы совершали ночью, со всеми мерами предосторожности и маскировки. В кромешной темноте танки двигались при тусклом свете подфарников, чутьем угадывая дорогу и направление. Ночи были холодные. Клонило ко сну. Перед рассветом мы вышли в указанный район, расставили и замаскировали танки. Автоматчики соскочили с танков, приплясывая и энергично размахивая руками, грелись, разминали затекшие ноги. Расставив танки и выставив засады, разместились в домах. Трое суток мы простояли в этом районе, находясь в резерве комкора, а к утру 19 сентября главные силы корпуса сосредоточились в районе Липова.
С утра 21 сентября развернулись тяжелые бои на ограниченном участке местности в районе города Арад – важнейшем узле железных, шоссейных и грунтовых дорог. Противнику удалось собрать довольно крупную группировку войск из отходящих из Румынии частей и нанести удар по ослабленным частям нашего 18-го танкового корпуса и соединений 53-й армии. С большими потерями наши войска медленно отходили, оставив важные населенные пункты Зигманд-Куз и Этвекеш. В этот момент комкор решил ввести в бой свой резерв и по радио поставил задачу командиру 170-й танковой бригады: «Незамедлительно перейти в наступление. Совместно с главными силами корпуса разгромить противостоящего противника и вернуть оставленные населенные пункты». Чунихин приказал выводить батальоны на рубеж ввода в бой, а сам, забрав комбатов, помчался уточнять обстановку и увязывать взаимодействие с воюющими бригадами корпуса. С подходом танков он уточнил на местности задачи батальонам и определил время «Ч» – начало атаки.
Наступление началось. Для Задорожного это был экзамен на прочность и самостоятельность. Он излишне нервничал, суетился, дергал меня и Рязанцева – в общем, больше мешал, чем помогал. Атака с ходу нам не удалась, и мы отошли на исходные позиции. Комбриги подтянули артиллерию, подоспела авиация. После повторного уточнения задачи мы перешли в наступление, поддерживаемые авиацией и артиллерией. Моя рота вышла на восточную окраину Зигманд-Куз, рота Рязанцева – к огневым позициям вражеской артбатареи. Расстреляв и раздавив орудия, она с большим трудом пробилась к шоссе Шимандул-Арад, где была оставлена и теперь вела огневой бой. Рота понесла ощутимые потери. Один танк был подбит и неподвижно стоял на окраине, а два других догорали в самом Зигманд-Куз. Моя рота уничтожила один танк, разбила три противотанковые пушки, но при этом потеряла один танк. С большим трудом и значительными потерями бригада овладела Зигманд-Куз, вышла на шоссе, ведущее на Арад. Ожесточенный бой продолжался до позднего вечера…
С рассветом 22 сентября бригада во взаимодействии с 32-й мотострелковой бригадой продолжала наступление. Сбив противника с шоссейной дороги, наш батальон перешел к преследованию отходящего противника, но при подходе к Сфынту-Поул мы опять уперлись в оборону и с ходу прорваться не смогли. Тогда пехота и артиллерия усилили натиск с фронта, а танки, незаметно выйдя из боя под их прикрытием, оторвались от противника. Используя пересеченную местность, по лощинам, вне дорог, мы обошли узел сопротивления и ударили в тыл противнику. Немцы не ожидали этой атаки, дрогнули и стали отходить. Однако в воздухе незамедлительно появилась вражеская авиация. Она беспрерывно бомбила и обстреливала боевые порядки бригады. На многих танках были пробиты запасные топливные бачки, сорваны полки и ящики с инструментом, покорежены катки. Были ранены и отправлены в госпиталь комроты старший лейтенант Рязанцев и офицер связи бригады старший лейтенант Чебашвили. Этот «экзамен» капитан Задорожный не выдержал: он явно не был готов командовать батальоном. Чунихин приказал Задорожному свести все танки в мою роту и, подъехав к нашему расположению, лично поставил задачу. Сводная рота продолжала наступление. Ведя бой с отходящими подразделениями противника, танки совместно с батальоном автоматчиков вышли к развилке шоссейных дорог в 6 км от города Гайя, где наткнулись на упорное сопротивление вражеских танков и артиллерии.
Я с ходу развернул сводную роту и совместно с батальоном автоматчиков атаковал противника. Около двух часов шел упорный напряженный бой. Мы буквально прогрызали оборону противника, и вот он не выдержал и стал медленно отходить. Я уловил этот момент и вырвался вперед. За мной пошел Коля Максимов, а следом и вся сводная рота. Отдельные подразделения венгров и немцев стали сдаваться в плен. Вскоре наши танки вышли на развилку шоссейных дорог, и задача дня была выполнена. Этот узел шоссейных дорог, идущих из Арады на север и северо-запад, имел большое значение: с его захватом пути отхода противнику были отрезаны. За день боя противник понес значительные потери, но и сводная рота потеряла три танка.
Наш батальон и батальон автоматчиков заняли круговую оборону. Танков у нас осталось очень мало, а пополнения не предвиделось. Опускался прохладный осенний вечер. Уставшие за день танкисты, автоматчики, артиллеристы закреплялись и улучшали свои позиции. В район обороны прибыл офицер связи бригады Саша Чащегоров и передал приказ: «Комбатам и Брюхову срочно прибыть в штаб бригады». На моем танке мы направились в штаб, который располагался невдалеке от Гайи, в живописном фольварке.
На большой скорости танк подкатил к автобусу комбрига. Здесь уже собрались все офицеры штаба и командиры подразделений. Полковник Чунихин приказал достать карты и сразу приступил к постановке задачи: «Сегодня в ночь скрытно от противника выйти из боя и, резко изменив направление, наступать на Баттонью, Мако, Ходмезевашархей. Вперед высылается передовой отряд в составе танков 1-го танкового батальона, усиленного артдивизионом и танкодесантной ротой. Командиром передового отряда назначаю Брюхова». Я ответил по форме: «Есть!» – «Ваша задача, – продолжал комбриг, – первым перейти государственную границу Румынии и Венгрии, не ввязываясь в затяжные бои, освободить Баттонью. Начать освобождение Венгрии и обеспечить наступление бригады на Мако».
Ночью передовой отряд сосредоточился в небольшой роще. Машины дозаправили горючим, пополнили боеприпасами, хорошо накормили людей и около 2 часов ночи 23 сентября начали выдвижение к венгерской границе. Шли на ощупь, по проселочным дорогам, соблюдая все меры предосторожности и маскировки. Ночную тишину нарушал лишь гул моторов и лязг гусениц. С рассветом мы вышли на улучшенную грунтовую дорогу, которая вела к границе. Поеживаясь от утренней прохлады, пристально вглядываясь вдаль, сидели на башнях командиры машин. Автоматчики грелись на трансмиссии. Мы остановились, внимательно осматривая местность впереди. Покосившийся пограничный столб, обрывки колючей проволоки и поваленный шлагбаум говорили о том, что здесь проходит государственная граница Румынии и Венгрии. Узкая проселочная дорога вела к Баттонье. Слева и справа от дороги, вперемежку с рощами, простирались поля неубранной, спелой кукурузы, тут и там просматривались отдельные, убогие домики хуторов, утопающие в зелени. Стояла непривычная тишина. Казалось, что нет никакой войны. Но не прошли мы и полукилометра, как эту тишину разорвал грохот разрывов снарядов и мин, треск пулеметных очередей. Это взвод Максимова встретился с противником, развернулся и атаковал его. Завязался короткий, стремительный и хлесткий бой. Опорный пункт с ходу был смят, и наш передовой отряд продолжал движение по дороге на Баттонью. В воздухе появилась «рама». Описав круг над передовым отрядом, она легла на обратный курс – верный признак того, что надо ждать самолетов противника. Зенитных средств передовой отряд не имел. Около хутора перед самой Баттоньей я приказал рассредоточить и замаскировать танки, радистам снять лобовые пулеметы и вместе с автоматчиками приготовиться к отражению воздушного налета. Мы замаскировались снопами сжатой пшеницы, и вскоре действительно появились три «Мессершмитта». Поначалу они не обнаружили танки, но потом, пройдя на бреющем, разметали нашу нехитрую маскировку. Мой танк стоял крайним у дороги, его они и атаковали. Один из снарядов попал в трансмиссионное отделение, и танк загорелся. Мы выскочили, залегли в кювете. Вскоре сдетонировал боекомплект, сорвав башню танка с погона. Ее верхний лист взмыл высоко вверх прямо надо мной. Я пополз по канаве, с ужасом думая, что сейчас он упадет на меня, но он упал в 20 метрах.
Израсходовав боеприпасы, самолеты улетели. Ждать повторного налета авиации мы не стали, а пошли вперед. Я приказал взводу Алексашина продолжать наступление вдоль дороги, отвлекая на себя противника, а два других взвода пошли левее и правее ее. Неожиданно путь нам преградил глубокий ров, вырытый, по-видимому, для осушения полей. Атака захлебнулась, танки встали. Противник открыл сильный артиллерийский огонь, корректировавшийся с колокольни церкви в центре Баттоньи. В этой критической ситуации я приказал всем развернуть пушки назад и преодолеть ров в удобных местах. Первым преодолев ров, я рванул вперед, на ходу стреляя из пушки и пулеметов; за мной шли остальные танки. Атака возобновилась, а когда удачным выстрелом сбили корректировщика с колокольни, огонь артиллерии ослаб. Прикрываясь домами, маневрируя, мы вышли в центр городка. Противник стал отходить, прятаться в домах. Наши автоматчики прочесали дома и улицы, и к 12.00 23 сентября городок Баттонья был освобожден. Передовой отряд вышел на его северо-западную окраину, где перешел к обороне. Так был освобожден первый венгерский город. Первый бой на территории Венгрии оказался на редкость упорным и жестоким. Противник не хотел мириться с потерей Баттоньи. Он подтянул резервы и неоднократно контратаковал, бросая танки и пехоту при поддержке авиации и артиллерии, но наш передовой отряд устоял, отбив все атаки.
К исходу дня противник отошел, потеряв в боях 9 танков (4 из них были на моем личном счету), 7 противотанковых пушек, 13 минометов и оставив в Баттонье два склада боеприпасов. Наши потери составили четыре танка с экипажами… Полковник Чунихин по радио поздравил меня с переходом государственной границы Венгрии, поблагодарил за выполнение поставленной задачи и приказал закрепиться на достигнутом рубеже. Нам подвезли боеприпасы и горючее, а когда подъехала кухня, мы накормили личный состав и дали ему возможность немного передохнуть. Тогда же мы похоронили убитых…
Ночь прошла спокойно. Жители, напуганные фашистской пропагандой, боялись показываться на улицах, прятались в домах и погребах. К утру они осмелели – первыми появились любознательные ребятишки, за ними – молодые женщины.
