Глава 48
Тетрадь в клеточку
Мужики противные. Хорошо, что это по Интернету, а не живьем. Живьем я бы не согласилась… Мы бы на это не пошли.
Катя вчитывалась в записи среди цифр и уравнений. Аглая делала их походя, делилась своими сокровенными мыслями и переживаниями с тетрадкой по алгебре. Нет, это был не дневник девочки в традиционном его понимании. Это были мысли Аглаи. Рано повзрослевшей, отмеченной печатью гениальности в математике и рассуждавшей в то же время цинично и наивно.
Они сначала думают, что это все на халяву. Нашли идиотку. А когда до них доходит, что все не бесплатно, то… Конечно, одна бы я ничего не сделала, никогда бы их не нашла… Мы это обсуждали вдвоем – шансов пятьдесят на пятьдесят. Так и получилось. Двое сорвались с крючка, сразу отрубили все концы. А двое других заплатили. Мы решили, что если требовать не так много – всего по двадцать тысяч, то эти засранцы заплатят. Если требовать больше – по сорок – пятьдесят, то жадность перевесит страх. Собственно, мы ведь просто их шантажируем, угрожаем все рассказать. А сделать-то мы ничегошеньки не можем. Так вот если просить по пятьдесят тысяч, они от жадности начнут думать и… В общем, это обречено. А двадцать тысяч небольшая сумма, они нам заплатят, лишь бы отвязаться. От меня отвязаться, лишь бы я оставила их в покое и молчала.
Кто это «мы»? – подумала Катя. Но дальше на пяти страницах снова шли одни лишь уравнения. И вот новые мысли «на полях».
Двое нам заплатили. За несколько часов мы заработали сорок тысяч. Мама бы в обморок упала. Но я ей не скажу. Мы решили, что моим компьютером пользоваться нельзя, несмотря на то что я часто подолгу дома одна. Мама всюду сует свой любопытный нос. Поэтому когда надо, он приносит свой ноутбук, и работаем на нем. А я, чтобы чатиться и поддерживать «папиков» в нужном градусе возбуждения, хожу в интернет-забегаловку. Мы решили, что если общаться с разных компьютеров, так безопаснее. В общем-то это легкие деньги, и нам надо их только накопить. Пожениться мы можем все равно лишь через четыре года, и я еще должна поступить в универ. Мы решили, что все неважно, мы все равно принадлежим друг другу и для нас это навсегда, мы – одно целое. Странно, когда я пишу это, я абсолютно спокойна, а когда он уходит за дверь или когда не звонит мне больше двух часов, у меня сердце в груди обрывается… Неужели это и есть любовь? Мне порой хочется плакать… Это потому что счастье пришло. Но нам нужны деньги. Я это понимаю даже больше, чем он. Без денег мы вообще ничто и никто, без денег нет будущего. Надо зарабатывать – сейчас вот так и потом, возможно, тоже, пока я еще выгляжу как тупая нимфетка… Мужики на это клюют. Они все – развратники. Они все трусы. А значит, мы этим воспользуемся. И будем копить наши деньги – на свадьбу, на жизнь, на нас.
Катя вспомнила фотографию Аглаи – пухлый симпомпончик. А под этой внешностью маленькой «пышки» – ум, талант, воля, недетский цинизм и… В кого она так влюбилась? В четырнадцать лет? Пишет, что до свадьбы еще четыре года – это до совершеннолетия. В своего ровесника, в одноклассника?
Снова – страницы цифр, графиков. Икс, игрек… Чистая алгебра… Катя вдруг поняла, что это хобби, увлечение для девочки – как рисование или лепка, как танцы, а тут решение уравнений. Она побеждала на математических олимпиадах МГУ. А по Интернету…
Что ж, из написанного ясно – букаке-вечеринки не плод фантазии. Аглая завлекала взрослых мужчин по Интернету, она цепляла педофилов и потом вместе с кем-то вымогала у них деньги. Не слишком большие суммы, в надежде, что заплатят, испугавшись шантажа. Но как она узнавала этих педофилов? Они ведь дьявольски осторожны, их полиция порой годами не может накрыть.
Катя подумала – если бы Вавилов тогда, пять лет назад, отыскал вот эту тетрадку по алгебре, следствие получило бы и другую версию. Но он… он думал стандартно – про дневник. Он тоже искал девчачий дневник…
Новая запись:
А он ничего – не такой противный, как остальные. Когда раздевается перед камерой – атлет. Такие плечи, качок. Просит меня раздеться и сначала повернуться к нему попой. Ему нравится не когда я ласкаю свою киску, а когда вставляю в попу палец. Он не пользуется маской, как тот, что был перед ним. Я вижу его лицо. Он симпатичный, но потом его лицо меняется… когда происходит это…ну это… Он задает мне вопросы, порой очень настойчиво. Я, конечно, вру, мы так решили – я должна всегда врать. Но… не то чтобы он понравился мне, просто… Он симпатичнее, чем все другие. Он такой большой. И он ласковый. Я чувствую, что я ему и правда нравлюсь. Я вижу это в его глазах. Если честно, мне не очень хочется требовать с него деньги. Но… нет, это просто чушь, конечно же, мы с него их потребуем в конце, не сейчас. И Ник говорит, что у него еще мало времени, чтобы нащупать концы, подходы к нему по Интернету, так что…
Кто такой этот «Ник»? Николай, Коля? Катя лихорадочно вспоминала дело Аглаи. Одноклассники, их допросы – был ли там среди них какой-то Николай? Нет, сейчас не вспомнить… А этот очередной «любитель нимфеток» – Аглая пишет про него как-то по-другому. Кажется, он девочке приглянулся. В этом и есть чудовищность ситуации – взрослый педофил порой нравится своим несовершеннолетним жертвам.
Он все спрашивает, сколько мне лет, в каком я классе. В этот раз я разделась, и он – перед своими камерами. Но мы просто начали болтать. Ник разозлился. Он вообще всегда уходит на кухню или в маминой комнате сидит, когда камера в его ноутбуке включена и я обрабатываю очередного «папика». А тут он вдруг разозлился. Он ревнует меня? Вот класс! Я счастлива. Пусть поревнует немножко. Я сказала ему, чтобы успокоить, что с этого качка мы потребуем больше – тысяч двадцать пять – тридцать. И он сразу остыл, поцеловал меня. А я вечером скатала на роллах в «железку» и вышла в чат… Ну к нему, он ждал меня с нетерпением, и мы опять болтали. И я рассказала ему про олимпиаду в МГУ и про училку географии, что достает меня каждый раз, потому что она убогая, упертая дура. Он спрашивал меня – где ты живешь? Почему-то он знает, что я не иногородняя, то есть не с периферии, а москвичка. Ну в общем-то если, конечно, наш город можно тоже считать Москвой, мы ведь так близко. Но я не сказала ему… Он снова спросил, сколько мне лет. И когда я ответила – возраст Джульетты, он сказал: моя девочка ненаглядная, мы могли бы пожениться, когда тебе исполнится восемнадцать. У меня сердце упало, но я не такая дура. Я спросила – ты что, любишь меня? А он так серьезно написал – кажется готов влюбиться… или уже… Уже влюбился, что ли? Он ответил, что очень по мне скучает, считает минуты и часы. И попросил у меня номер мобильного. Сказал, что не будет звонить, мы просто могли бы так чаще общаться в чате. И я… я дала ему номер мобилы.
Катя опустила тетрадь на колени. Педофил охмурял свою жертву. Но он тоже действовал против правил. Обычно номера телефонов – табу. Девочка начала поддаваться его напору. Она дала ему номер телефона и, кажется, не сообщила об этом своему возлюбленному. Конечно, кто скажет одному про другого, с кем начался флирт?
Снова уравнения, числа на нескольких листах, помарки, зачеркивания – Аглае, видно, попалась трудная задача.
Он говорит, что я само совершенство. Он так это говорит, что… Ну я не знаю… Ник так не умеет, он и слов таких не знает. Но все равно, все равно, все равно, я люблю только Ника. Мы поженимся, мы так решили, вся жизнь впереди. Сегодня Ник сидел все время на кухне, у него теперь второй ноутбук, он что-то там колдует с программой, говорит, что в этот раз сложности, там какая-то защита стоит. Я не врубаюсь особо. Я разделась перед камерой. И он тоже разделся. И попросил меня опять повернуться попой. Я долго так стояла. Я не видела, что он там делает у себя, смотря на меня. Потом я повернулась и… у него такое лицо – полное блаженства и счастья. Он сказал, что я дарю ему радость. А ночью, когда я уже была в постели, мама пришла домой пьяная совсем. А он прислал мне SMS – скучаю по тебе, моя маленькая. И я… я ответила, что тоже скучаю по нему. Я и правда скучаю. Я плачу – я люблю только Ника, я не хочу, чтобы было вот так.
Страница с единственным уравнением и графиком. А дальше текст:
Ник позвонил мне, попросил срочно встретиться после школы. Мы пошли ко мне домой. Он нервничает. Он сказал, что обошел защиту и вскрыл его почту. Там все сложнее, чем с тем, кто был раньше, ну кто все в маске перед камерой выдрючивался. Тот работал в «Газпроме», он заплатил нам сразу, не торгуясь. А этот… в общем Ник сказал, что он мент.
Катя ощутила, как у нее внезапно потемнело в глазах. Она сидела в полной тьме несколько секунд. Наверное, спазм… Потом свет вернулся, но строчки, написанные детским почерком девочки, прыгали у нее перед глазами.
Ник сказал, что этот заплатит точно – потому что он мент. Он велел мне попросить с него сорок пять. И я… я сказала – да. Я думаю, нам надо это прекратить. Пусть он нам заплатит и… в общем, я не хочу потерять Ника. Про этого мента я не знаю ничего, может, он женат и у него куча детей. Ник сказал, что вскрыл его почту. Это служебные письма. Он теперь много про него знает, а не только имя и фамилию. У него фамилия такая же, как у того академика, генетика, которого Сталин гнобил, приговорил к расстрелу за какие-то там семена, но потом расстрел заменили заключением, он умер в тюрьме, а в Москве в его честь назвали улицу. Мы по биологии это проходили. Ник послал ему письмо на тот мейл – ну как всегда, якобы от меня. Заплати, иначе мы все всем расскажем и у нас копии видео. Он дал ему время на ответ. Он уверен, что мент заплатит, потому что менты, как никто, боятся огласки.
Катя сгорбилась, стараясь, чтобы этот спазм… эта темнота…
Она растеряла все свои мысли, кроме одной.
Фамилия, как у генетика, который умер в тюрьме… ВАВИЛОВ.
Мент, развлекавшейся онлайн с Аглаей, заставлявший девочку раздеваться догола и поворачиваться к нему… Мент, который почти влюбился…
Катя ударила кулаком по продавленному дивану. Она ударила кулаком по стене, она готова была сокрушить все вокруг, весь мир.
Там еще была запись, а дальше шли уже пустые страницы.
Он ночью прислал мне SMS. Пишет, что приготовил деньги. Пишет, что и так был готов подарить мне их, потому что я заслужила, у меня красивая попка. Он сказал, что будет ждать меня возле школы в парке после уроков, чтобы я прошла через заднюю калитку. Откуда он узнал про мою школу? В общем, это уже не важно, раз он деньги дает. Я сейчас позвонила Нику, но он, видно, в метро едет, мобильник недоступен. Он сегодня целый день на работе. Я попробую смотаться с уроков пораньше, надо встретиться с ним перед тем, как… в общем, если получится, пусть тоже смотается с работы, чтобы побыть возле школы. Все, надо бежать, иначе опоздаю на уроки и завуч снова на меня окрысится. Сердце стучит, я даже рада, что увижу его. Нет, правда, как он узнал, в какой школе я учусь?
По номеру мобильного – вот как он узнал, где ты учишься, Аглая.
Вавилов… он узнал про тебя все, глупая маленькая шантажистка. Он пробил твой номер мобильного. Он узнал твое имя, фамилию, адрес, номер паспорта. Остальное дело техники. Он же классный сыщик.
Это он убил тебя там, в кустах у задней калитки возле трансформаторной будки. Он – начальник розыска твоего родного города Рождественска (вот ведь прихоть судьбы, что вы жили бок о бок, общаясь в чатах!). Он не мог допустить, чтобы его педофильские шашни – пусть даже и в сфере чистого виртуала, бесконтактного секса с несовершеннолеткой – выплыли наружу. Он не мог допустить и тени риска возможного шантажа. Он убил тебя там, возле школы. И там же на ум ему пришел твой наивный рассказ про злую училку. И он вспомнил классику криминалистики, что изучал еще курсантом в школе МВД про инсценировку изнасилования. Про венское дело. Он воплотил его в жизнь. А потом начал сам расследовать то, что натворил, тщательно заметая следы и пуская следствие по ложному пути.
Катя встала, сжимая в руке тетрадь, эту драгоценную улику.
Она ощущала дурноту, словно ее вот-вот вырвет.
Но она не могла позволить себе ни корчиться в спазмах возле унитаза, ни падать в обморок, ни реветь как корова, оплакивая навсегда разбитые иллюзии о полицейском братстве.
Тут в Рождественске – маленьком и гнилом, пропитанном предательством и кровью, ее ждало еще одно дело.
Марина Рябова, которую Вавилов когда-то допрашивал со всей настойчивостью опытного, безжалостного профи.
