Глава 24
Бумажное море
С улицы Марины Расковой Катя и Артем Ладейников вернулись в Главк. Полковник Гущин еще не появился, но кабинет его открыт и там, как и в приемной, туча народа. Оперативники среди горы уголовных дел шелестят страницами протоколов. Катя и Артем Ладейников присоединились к компании. Ладейников тут же открыл свой ноутбук. Оперативники облепили его как мухи и начали тихо наперебой диктовать те сведения, что они выудили из дел и которые им казались важными для дайджеста.
Катя решила выбрать себе из этой горы документов тоже что-то для изучения. Ее крайне раздражал вот такой способ – хаотичный, как она считала. Какими-то урывками, то один том одного дела, то второй том третьего дела. Нет бы сразу все… Но потом она обозревала весь этот грандиозный объем и понимала, что одному человеку читать все эти тома – особенно протоколы судебных заседаний – нужно в течение месяца, а то и двух, не отвлекаясь ни на что. Полковник Гущин терять месяц только на чтение не мог себе позволить, но должен был быть в курсе всего, что написано в этих томах. Поэтому тут трудился коллективный ум. Плохо ли хорошо, но они выбрали путь наименьшего сопротивления.
Катя повздыхала, а затем тоже села за совещательный стол и начала читать.
Артем Ладейников протянул ей одну из справок – дело о взятке прокурора Грибова. При просмотре всех томов оказалось, что Игорь Вавилов ни разу не допрашивал прокурора сам, лично. Все допросы вели сотрудники отдела по борьбе с коррупцией. Алексей Грибов-младший тоже был допрошен ими – один раз, и ничего существенного не сказал. Естественно, он не стал бы свидетельствовать против отца.
– Игорь Петрович в аресте прокурора участвовал, но больше ни с ним, ни с его сыном в деле не пересекался, – сказал Артем.
Катя кивнула. А сама подумала – это ничего не значит. Вообще как все там было на самом деле между ними – и это касается не только сына прокурора, но и Павла Мазурова и завуча Натальи Грачковской, – как все было между ними, знают лишь они и Вавилов. Этого не прочтешь между строк протоколов. Как, например, Вавилов использовал оперативные методы, как давил на подозреваемых, заставляя их сознаться.
Но они ведь не сознались. Ни Мазуров, ни Грачковская. Прокурор признался, потому что его поймали с поличным, дело очевидное. Однако Павла Мазурова там, в номере отеля, ведь тоже поймали с поличным, и дело тоже было очевидным. Но он вот не сознался, все отрицал…
«Надо самой прочесть, что он говорил Вавилову на допросе!» – решила Катя. И начала искать среди томов второй том дела об изнасиловании.
Но ей попался второй том дела об убийстве Аглаи Чистяковой. Никто с ним сейчас не работал, и Катя не могла устоять.
А что там, в этом томе?
В этот толстенный том аккуратно были подшиты протоколы допросов, проведенных именно Вавиловым – в школе. Катя листала, бегло просматривала. Титаническую работу проделал начальник розыска, надо ему отдать должное. По поручению следователя он лично допросил всех одноклассников Аглаи и учеников параллельного класса, а также учеников других классов – младших, игравших в тот день во дворе школы после уроков.
Катя насчитала 73(!) протокола допроса школьников, и в этом томе были подшиты также и протоколы допроса учителей – в том числе директрисы и учителя химии Белкина.
Протокола допроса Грачковской в этом томе не было. Зато в самом конце подшит протокол допроса матери Аглаи.
Катя подошла к Артему Ладейникову и спросила – обработан ли, изучен ли уже весь этот объем. Он полистал файлы в своем ноутбуке. Повернул экран к Кате.
Что ж, из всего этого моря бумаг сыщики выудили самое главное – отсутствие конкретных фактов.
Одноклассники Аглаи характеризовали ее как «зануду». Девочка интересовалась исключительно математикой и решением уравнений. Проучившись всего два года в этой школе, она так и не завела себе в классе подруг. Одноклассники жалели Аглаю, но все равно высказывались о ней как о чужой – мол, думала лишь об учебе, рвалась на разные олимпиады и конкурсы, одевалась плохо, потому что ее мать еле сводила концы с концами и у них денег ни на что особо не было, даже на кино. Все подтверждали, что Аглая часто спорила на уроках географии с учительницей Натальей Грачковской. А та к ней тоже «привязывалась по пустякам», «не давала жизни» и грозилась «испортить ЕГЭ».
После окончания уроков в ту пятницу Аглая вроде пошла домой, но никто из одноклассников ее не видел. Не видели девочку и школьники младших классов, игравшие во дворе в ожидании родителей. Зато некоторые из них видели в школьном дворе и возле футбольного поля завуча Наталью Грачковскую.
Катя вспомнила это маленькое поле. За ним – забор, а там калитка в парк и всего в нескольких метрах эта трансформаторная будка и «щель» за ней.
Артем Ладейников порылся среди томов и протянул Кате тоненькое дело.
– Суицид, полковник Гущин приказал и этот материал из архива поднять тоже.
Катя поняла, что это материалы проверки обстоятельств смерти матери Аглаи. Ее мать звали Аделаида. Катя подумала – какие звучные имена и какой страшный конец у обеих.
Мать Аглаи повесилась дома в ванной. Ее предсмертная записка тоже подшита в дело. Неровный косой почерк: «Простите, не могу больше. Дочка моя там совсем одна. Не оставлю ее там, как оставляла здесь…»
Катя закрыла глаза. Вот так…
Потом она собралась с силами и открыла в толстом томе протокол допроса этой женщины.
Глянула на дату. Вавилов допрашивал ее за десять дней до самоубийства. В протоколе и в вопросах не сквозило никакой жесткости. Вавилов старался быть очень аккуратным, понимая, что перед ним мать, потерявшая дочь. И все же вопросы его были остры.
Часто ли оставляла Аглаю одну дома, часто ли уезжала…
Часто.
Имела ли связи с мужчинами?
Имела.
Чем зарабатывала на жизнь и содержание дочери?
Старалась подработать дизайном… Мы всегда нуждались в деньгах, и Аглая это понимала, не жаловалась, пыталась помогать чем можно.
Жаловалась ли Аглая на учительницу Грачковскую?
Да, она говорила о ней постоянно, злилась, обижалась, жаловалась на несправедливость и тревожилась, что географичка запорет ей баллы.
Вызывали ли вас как мать в школу из-за конфликта Аглаи и Грачковской?
Нет, не вызывали. Все, что происходило, я знала лишь со слов дочери.
Курила ли Аглая?
Нет, не курила. В доме курю только я…
Как Аглая проводила свое свободное время?
Учила уроки и иногда гуляла, она любила кататься на роликах и во время прогулок решала уравнения. Так она говорила.
Есть ли у вас подозрения, кто совершил убийство?
Ее убила Грачковская. Больше некому. Она была врагом Аглаи.
Вот так. Катя отложила том в сторону. Мать девочки обвиняла в ее убийстве учительницу. Что еще можно тут сказать? Наверное, весь город так думал, вся школа, все соседи.
Но достаточных фактов и доказательств довести дело до суда и предъявить Грачковской обвинение так и не нашлось. Вавилов не смог.
А что говорят экспертизы?
Катя начала искать следующий том дела об убийстве Аглаи Чистяковой. Но – нет, с ним кто-то уже работал.
Вместо него ей попался том с подшитыми экспертизами по делу об изнасиловании в отеле «Сказка».
«И правда так можно рехнуться», – подумала Катя. Это невозможно вот так переключаться с одного на другое. Это портит все восприятие, мутит всю картину. Потому что и так ни черта не понятно, а тут еще эта чехарда.
Полковник Гущин создал этот метод чересполосицы для себя – мол, кто-то что-то прочтет, а для него вычленят самое главное. Но это может быть большой ошибкой. То, что сейчас кажется главным, и так уже звучало на суде. А они-то раскрывают совсем другое дело: кто и за что из всех этих фигурантов мстит сейчас Вавилову?
Она начала читать заключения экспертиз. Потерпевшая Марина Приходько, освидетельствование, осмотр, данные биологической экспертизы.
Все, как и написал Артем Ладейников под диктовку оперативников в своем компьютерном дайджесте, – экспертиза обнаружила сперму и ДНК Павла Мазурова. А также зафиксировала, что Марина Приходько по прозвищу Мимоза была сильно избита – синяки на плечах, на бедрах, сотрясение мозга, перелом кости носа, трещина левой скуловой кости. Потребовалась хирургическая операция лицевого отдела и затем серия пластических операций.
На самом Павле Мазурове выявлены следы ДНК Марины Приходько. Кроме того, у него травма затылочной области – рана, рассечение кожи – следствие удара бутылкой по голове.
Он ее избивал и насиловал, она сопротивлялась и ударила его бутылкой. Так их и застали, когда сломали дверь. Это видела Виктория Одинцова. Все сходится. Кроме…
– Ты чего такая сердитая?
Катя оторвалась от заключения. Полковник Гущин собственной персоной. Он буквально на цыпочках прокрался в свой кабинет, оккупированный оперативниками.
– У меня ум за разум заходит, Федор Матвеевич, – призналась Катя. – Мы тянем сразу три нитки одновременно. И мы запутаемся. Мы можем не увидеть каких-то важных деталей… не деталей, а несоответствий, намеков.
– И какие же несоответствия ты имеешь в виду?
– Ну, не знаю, я просто к примеру. Вот мы сегодня Викторию Одинцову допрашивали, а она нам про пар изо рта.
– Про какой еще пар изо рта?
– Ну, мол, когда они в номер вошли в ту ночь, там было так холодно, что у нее шел пар изо рта.
– Окно было открыто, что ж тут странного? Эта Мимоза орала благим матом, на помощь звала. Могла окно или балкон распахнуть, призывать на помощь.
– Окно и балконная дверь, как указано в протоколе осмотра, были закрыты, шторы задернуты, я отлично это помню, сама читала, – возразила Катя. – А Вавилов сам лично писал протокол осмотра. Он такую деталь бы не упустил.
– Ну значит, у них отопление там не работало. – Гущин пожал плечами. – Чего ты к этому так прицепилась? Это так принципиально важно, что ли?
– Нет, но… Это пример того, в какой мы суете и путанице по этим трем делам.
– Все потом устаканится. Нам надо как можно скорее все это изучить.
– Проще еще раз побеседовать с Одинцовой, – заметила Катя. – Я завтра выкрою время и поеду снова в Рождественск, поговорю с Викторией там, в кафе, еще раз.
– Я тебе лучший вариант предложу, – сказал Гущин. – Я завтра намерен нанести визит самой Мимозе. Она стала богатой дамой, свой собственный салон на Садовом кольце. Ты там мне будешь полезна в этой дамской парикмахерской.
Катя подумала и покачала головой.
– Нет, Федор Матвеевич, я лучше съезжу к ключевому свидетелю. Надо устранить это несоответствие.
– Я не понимаю, почему это тебя так всполошило.
– Ничего меня не всполошило. Там все ясно, кроме… кроме пара изо рта. Пусть Виктория мне сама это прояснит. Может, она оговорилась или перепутала. Мы должны все выяснить досконально. Это ясное, абсолютно очевидное дело, и тем не менее ни на следствии, ни на суде Павел Мазуров своей вины не признал. Вот прокурор Грибов тот сразу во всем сознался, а этот нет.
– Прокурор Грибов – юрист. Он прекрасно понимал, что чистосердечное раскаяние смягчает приговор.
– И тем не менее он-то сидит, а Павла Мазурова, который был в несознанке, выпустили по амнистии на условно-досрочный, – хмыкнула Катя. – Нет, Федор Матвеевич, тут ваша логика не работает. А поэтому я поеду в Рождественск и сама все еще раз уточню.
– А, тебя не переспоришь. – Гущин махнул рукой и начал громко раздавать оперативникам очередные ЦУ.
