Глава 11

В трактире я начала приходить в себя. Внутрь мы не пошли, устроились на улице, за деревянным столом под полосатым линялым навесом, чтобы приглядывать за привязанным к коновязи Волком. Поклажу с коня Тиваль снял, прихватил с собой и запихнул под ноги. Еду заказывал тоже Тиваль. Мне он выбрал куриный суп, потом жареную печёнку, а под конец пирог с абрикосовым вареньем.

— Кормлю тебя тем, что у нас раненым после кровопотери дают. И пей побольше! Не хочется мне тебя отпускать, несмышлёная ты ещё…

Себе Тиваль взял большое блюдо жареной картошки с огромным куском мяса, которое аккуратно кромсал кинжалом.

Я и сама чувствовала себя неуверенно. Куда идти дальше? Теперь я знаю почти точно, что летать по небу мне не судьба. Так продолжать ли поиски или смириться с тем, что имею? По разуму, сейчас, когда научилась и вести себя как следует, и грамоту освоила, и порядки в хороших домах узнала — в большом городе место себе найду. Только это ли мне нужно? Почему я чувствую себя перелётной птицей, потерявшей путь?

— Знаешь, Суна, глядел я на тебя по дороге. Ты не ноешь, не жалуешься, характер ровный, от работы не бегаешь. Вот и появилась мысль — а не хочешь ли ты послужить у нас в патруле?

Ровный характер дал скачка, я подпрыгнула на табуретке. Я — в патруле? У меня в кружке кисель с клюквой, а Тиваль чего наглотался?

— Да не дёргайся ты так! Я ж тебе говорил, что у нас заимка недалеко от города. Там и живём между рейдами. Но одним мужчинам, сама понимаешь, несподручно. Кто-то должен дом в порядке держать, готовить и всё такое. У нас две женщины работают, только Марлина замуж за одного из наших вышла, и ей рожать уже скоро. Так что спрошу прямо, — глаза Тиваля загорелись, патрульный наклонился ко мне, навис, аки орёл с чёрными крыльями, заслонив плечами небо, — ты готовить хорошо умеешь?

— Не знаю… — испугалась я напора.

— Ну, вот так можешь? — Тиваль ткнул кинжалом в середину своей тарелки.

— Могу, наверное, если есть из чего, — неуверенно заморгала я.

— Отлично. Тогда сейчас доедим и трогаемся. Тебе в городе что-нибудь нужно?

Я задумалась, соображая…

— Если так долго вспоминаешь, значит, не нужно, — фыркнул Тиваль.

— А ты на самом деле частично эльф?

— Прадед был родом из Мириндиэля. То есть дед — полукровка, как и у тебя. Меня в Мириндиэль даже не пустят, я по их меркам уже человек.

— А они вправду никого через границу не пропускают? — воспользовалась я случаем узнать побольше.

— Правда. У них порядки строгие.

— А почему? К драконам же всем можно?

— Можно. Только желающих идти в Тер-Шэррант немного. Дорог там почти нет, сплошные горы, и жарко очень. Я подходил к границе, подумал немного — и назад повернул.

— А далеко отсюда до границы?

— Не очень. То есть не близко, но пешком добраться можно. Говорят, во время большого последнего извержения Шангари — это ихний вулкан — чёрный пепел по небу до Тихого озера несло…

Я попыталась представить. Не выходило.

— Ну ладно. Доела? Тогда встаём и трогаемся. И так застряли, — вернул меня на землю Тиваль.

Снова забираясь с яслей у коновязи на Волка, я размышляла о том, как всё складывается хорошо. Во-первых, пока мне с Тивалем по пути. Во-вторых, у патрульных наверняка есть карты — можно будет узнать поточнее, куда путь держать и долго ли идти. А в-третьих, вдруг на этой заимке и впрямь для меня место сыщется? Если там все такие, как Тиваль, я б осталась…

— Видишь холм за полем? Нам туда, — махнул Тиваль рукой вправо.

От тракта через голое пока поле, половина которого была вспахана, а вторая, покрытая жухлой травой, лежала под паром, отходила грязная колея со следами конских копыт. Примерно через пол-лиги дорога ныряла в кусты у подножья поросшего лесом пологого холма, над вершиной которого курился дымок, явно поднимавшийся из трубы дома. Кусок невспаханной части поля ближе к холму был огорожен в два ряда жердями, там гуляли две кобылы с жеребятами-годовичками.

Вроде ничего. Сосны вон растут, значит, местность здоровая. Интересно, а землю кто пашет? Неужто сами патрульные?

— На лугу, — ткнул пальцем Тиваль в невозделанную часть поля, — у нас красный клевер растёт. Косим по три раза за лето на сено для коней.

— А там что? — ткнула я пальцем в пашню. Тёмная земля выглядела хорошей, жирной.

— В принципе, это тоже наше. Но, сама понимаешь, заниматься севом да жатвой патрульным некогда. Так что отдали в пользование соседней деревне с уговором, что те за аренду будут расплачиваться овсом и пшеницей. Их нам так и эдак покупать бы пришлось. Вообще, патрулям идут деньги из казны, но те уходят на оружие, снаряжение, лекарства, коней. Ну и жалованье, конечно. У нас хозяйством заправляет Онисий по прозвищу Батька, он дельный мужик.

— А сколько стоит верховая лошадь? — пользуясь подходящим случаем, поинтересовалась я. — И сколько тут патрульных?

— Нас примерно десяток. Когда чуть больше, когда меньше. Недавно вот двое ушли наёмниками с дальним караваном, понесло их север смотреть… — Тиваль укоризненно качнул темноволосой головой. — Осталось восемь. Трое сейчас в паре дней пути впереди по дороге — там мост паводком снесло, надо проследить, чтобы восстановили как следует. То есть теперь, если ничего за дни, пока меня не было, не поменялось, дома пятеро. Ну и две женщины, это я тебе уже говорил. А конь вроде Волка потянет на двадцать — двадцать пять золотых. Как сторгуешь. Он полукровка, но стати неплохие, отлично выезжен и очень выносливый.

Понятно. «Стати» — раньше я такого словечка не слышала — это, наверное, то, как Волк выглядит.

— Вон, кстати, — показал Тиваль пальцем на гнедого жеребёнка, который, задрав короткий, похожий на мочалку хвост и забавно подпрыгивая из-за несоразмерно длинных ног, скакал вдоль ограды за нами вслед, — Волков сынишка. У нас четыре хороших кобылы, так какой смысл покупать коней задорого, если сами разводить и объезжать можем?

Ну да, звучит разумно. Зачем тратить деньги, если есть своё? Ой, вспомнила, ещё узнать же хотела…

— Тиваль, а что такое пурбертаный?

— Что-что? Пубертатный, что ли? Это где ты такое услыхала? А, у той кровопийцы Сайры, небось… — Тиваль повернул голову и подмигнул. — Это значит подросткового возраста. Как ребёнок превращается в девушку или парня, вот оно и есть.

Теперь понятно.

— Значит, звать тебя Суной, шестнадцать лет, хочешь попробовать работать у нас, — внимательно меня разглядывая, произнёс светлобородый широкоплечий мужик средних лет, тот самый Батька, о котором говорил Тиваль.

Я сглотнула и неуверенно кивнула.

— Откуда ты родом, Суна?

Ох, и что отвечать-то? Это же патрульные, у них карты есть, и вообще они, наверное, всё на сто лиг окрест знают! Скажу что-то не так — сразу поймают. Но, с другой стороны, и правду не расскажешь. Вдруг меня до сих пор ищут за то, что я в Сайрагане лорда ранила? Значит, всё же придётся врать, причём по-новому. Ну почему ж я, дура такая, об этом заранее не подумала?

— Из Соснового Дола, эта деревушка небольшая в лесу за Гифарой — всего двадцать три двора у нас. Мы там с бабушкой вдвоём жили… — бросив короткий взгляд на Батьку, я уставилась в пол.

— Не слышал о такой, — качнул головой Батька.

Да я тоже только что узнала, что этот дол на свете есть… что на язык подвернулось, то и ляпнула.

— Я сначала на запад, как мне бабушка велела, лесом пробиралась. Вышла на дорогу за Гифарой, а там до города всего ничего было, — добавила я почти правду, потому что показалось, что от меня ждут подробностей. — А как снег растаял, двинулась дальше, искать город побольше, где работа есть хорошая.

— Тиваль уж рассказал, как нашёл тебя на дереве, — хмыкнул Батька. — Ну ладно, поглядим. Занимай пока бывшую комнату Марлины, у той с мужем теперь свой дом есть. О жалованье потолкуем через неделю, если решишь остаться и сама нам подойдёшь.

— А кормить будут? — забеспокоилась я. А то вдруг платить за еду придётся?

— Не будут, — зубасто усмехнулся дядька. — Сама нас кормить будешь.

— Не пугай ты её, Онисий, — вступился Тиваль. — Суна простая, всё буквально понимает. Ещё сбежит со страха от твоих шуточек. — Обернулся ко мне: — Имеется в виду, что будешь помогать на кухне. А за неделю уж определись, хочешь тут остаться или нет.

А-а, тогда понятно. А то я уж действительно струхнула.

— Да, забыл спросить: драться, стрелять, ездить верхом умеешь? — прищурился на меня Батька.

— Не-а… — снова испугалась я.

— Не волнуйся, научим.

Растерянно сглотнула. Шутит, что ль, опять? Мне соглашаться надо или промолчать?

— Пойдём, комнату покажу, — потянул меня за руку Тиваль. — И с остальными познакомлю.

Я молча потянулась следом.

Одно радует — кажется, тут протирание хрусталя в горках не актуально.

— Ну у тебя и глазищи были, как плошки! — рассмеялся Тиваль, утянув меня за поворот коридора, откуда начиналась лестница на второй этаж. — Ты ж не безрукая, не косая, не трусиха, так что всему научишься.

— А нужно?

— Нужно. — Смеха в голосе поднимающегося по крутым ступеням Тиваля уже не было. — Патрульные бандитам как кость в горле. Заметила, каких мы псов держим?

Ну, ещё б не заметить трёх серо-пегих зверюг во дворе, каждая с телёнка размером. Волкодавы.

— Было пару раз, что на нас разбойники нападали. Правда, вот уж четыре года, как тихо. Но лучше быть готовыми.

— А зачем нападали? Тут же, наверное, денег больших нет?

— Зато есть оружие, лошади, снаряжение. И, главное, эти идиоты считали, что если перебьют нас, смогут оседлать дорогу и спокойно грабить обозы.

— А смогли бы?

— Да жди! В последний раз у нас как раз ночевал один приезжий. Не знаю как, но он сумел позвать подмогу. Прилетела пара драконов, и разбойники сразу кончились. Даже хоронить было нечего. Императрица на дорогах беспорядка не потерпит. Но ты ж вроде сама хотела научиться драться?

Хотела. Только не уверена, что у меня хоть что-то получится. Управляться с мечом и махать поварёшкой — две большие разницы!

— Ладно. Смотри, вот мы и пришли. Это твоя комната. — Тиваль толкнул деревянную некрашеную дверь с железной ручкой.

Ух ты, большая! Кровать настоящая, деревянная, не тюфяк какой на полу. Две подушки, пёстрое лоскутное одеяло. На полу у постели — цветной тряпичный коврик. У стены — габаритный сундук, над ним полки. Рядом зеркало в деревянной раме. У окна — стол с парой стульев… А в столбе солнечного света, падающего из окна, пылинки пляшут — выходит, окна тут на юго-запад.

— Бросай здесь свой мешок, и пойдём на кухню, познакомлю тебя с Оласой и Марлиной.

Когда мы уже спустились в нижний коридор, навстречу попался невысокий русоволосый парень с глазами зелёными, как у меня самой.

— Привет, Тиваль! Вернулся?

— Привет, Эста!

— А кто это с тобой?

— Познакомься, это Суна. Если ей у нас понравится, останется тут помогать.

— Привет, Суна. — Парень отвесил мне изящный поклон.

Я настолько растерялась, что в ответ машинально присела в книксене и произнесла:

— Доброго дня, лорд Эста!

— О, сразу лорда распознала, слышал?! — усмехнулся зеленоглазый.

— А говорила, что из деревни… — удивился Тиваль.

Я смутилась.

Гремевшая кастрюлями на кухне Оласа оказалась напором и наскоком Батьке под стать — меня с порога закрутили, завертели, рассматривая, ощупывая и расспрашивая. А потом тут же велели ополоснуть руки и усадили чистить морковь.

— Ну, всё, я пошёл, — попятился к двери Тиваль. — Если что, найдёшь меня внизу, как раз под твоей комнатой. А если там нет, значит, я на стрельбище или в конюшне.

— Постой-ка! — окликнула уже почти смывшегося Тиваля Оласа. — Раз зашёл, натаскай-ка дров, а то кончаются! Да, и вода тоже нужна!

Я отвернулась, пряча улыбку. Эх, бедный Тиваль, не успел удрать — припахали!

Но вообще огневолосая Оласа приглянулась мне с первого взгляда — очень живая, симпатичная, круглолицая, с тёмными, почти чёрными глазищами. Даже россыпь веснушек на носу и щеках её не портила. И за словом в карман не лезет. А делает всё споро, быстро, играючи, как вихрем крутит. С такой рядом должно быть легко. Интересно, сколько ей лет? На вид чуть за двадцать… А тогда почему ещё не замужем?

— Я закончила! — доложила о почищенной морковке.

— Молодец! Теперь порежь соломкой, это в маринад для рыбы.

Потом я чистила полведра неизбежной картошки впрок, к завтраку, затем, хлюпая носом, резала лук, после потрошила рыбу, попутно приглядывая за варящимся рисом… Для меня главным было, что всё это можно было делать, сидя на табуретке, а не на неудобной тряской конской спине — поясница и бёдра продолжали ныть, протестуя против непривычного способа передвижения.

Вернулся Тиваль — сначала с дровами, затем с вёдрами… Последние поставил у самого порога, подмигнул мне и, пока Оласа не засекла, отступил на цыпочках и беззвучно растаял в полумраке коридора. Смылся.

— Ну, всё! Ужин готов, а на завтрак картошку с тушёным мясом сделаем. — Оласа удовлетворённо вытерла покрасневшие ладони о фартук. — Вовремя ты приехала, у Марлины сегодня живот прихватило, ей полежать нужно. А я одна закрутилась с этой ордой проглотов… Сейчас на стол накроем, и можно отдыхать.

— А посуду потом мыть? — удивилась я.

— Это уж сами парни. С парой тарелок каждый справится. Я их особо не балую, а то на шею сядут. В поле себе котелки моют? — значит, и тут могут. Хватит того, что готовим и стираем. Кстати, уборка в комнате — тоже личное дело каждого. Мы только кухню со столовой да Батькин кабинет в порядке держим. Начнут просить помочь — на уговоры не поддавайся, а отсылай прямо ко мне. Да, ты сама-то готовишь хорошо?

— Картошку сварю, мясо пожарю, — отозвалась я. — Ещё бабушка замечательно пироги с грибами и капустой пекла из дрожжевого теста, а я помогала. Но не знаю, выйдет так у меня одной или нет.

— Пироги я тоже вроде умею. Попробуем потом вместе. Пойдём, я тебе бельё для кровати дам и покажу, где мы моемся.

Пока накрывали с Оласой на большой стол в комнате по соседству с кухней, заглянули ещё двое парней — братья Лэш и Лир — лет двадцати, черноволосые, широкоплечие, симпатичные и — судя по интересу в глазах — жутко голодные. Я так и не поняла, кто из них старший, болтали они наперебой и запутали меня совершенно. Закончилось тем, что размахивающая полотенцем Оласа выгнала обоих.

— Летают тут всякие, жужжат, как мухи, — и подмигнула мне.

Я неуверенно улыбнулась в ответ.

За ужином было шумно — патрульные балагурили, смеялись, подкалывали друг друга, вспоминали какие-то давние случаи — то бестолковых путников, застрявших на дороге, то общих знакомых в Суре. Я тихо сидела между Оласой и Тивалем и чувствовала себя не в своей тарелке. А когда ко мне обращались, смущалась и старалась отвечать коротко, односложно.

Очутившись наконец в кровати, долго ворочалась с боку на бок, пытаясь разобраться во впечатлениях, нравится мне здесь или нет? Вот сама не знаю. Я-то думала, мне веселья с разговорами не хватает, как в деревне с подружками было, а выходит, всё не так. Оказалось, что когда все вокруг такие говорливые да шумные, я, привыкшая вперёд не высовываться и без дела рот не открывать, чувствую себя будто рыба на берегу. Так свободно я вести себя не умею. И рассказать мне особо нечего. А то немногое, что было — о Янисе и о том лорде, — предпочла бы не вспоминать.

Первая неделя пролетела незаметно. Я крутилась с утра до вечера — готовила, стирала, подметала комнаты и двор, кормила кур, стараясь не сидеть без дела и помогая Оласе, и дни мелькали, как спицы в быстро катящемся колесе. На деревьях уже по-настоящему набухли почки, днём маленькими жёлтыми солнышками цвела мать-и-мачеха, там, где уже подсохла земля, пробилась ярко-зелёная свежая трава.

Хозяйство у патрульных было немаленьким — не просто заимка, а настоящая усадьба. Посередине — на самой вершине холма — стоял большой двухэтажный дом из толстенных сосновых брёвен. А ещё была конюшня на два десятка лошадей, скотный двор, курятник, пара сараев для разных надобностей, здоровенный амбар непонятного назначения, имелась даже небольшая кузня, где Онисий лично ковал подковы. Чуть ближе к лесу особняком красовалась свежим срубом новая пятистенка Марлины. Муж её — Форт — был сейчас в отъезде, следил за починкой того самого уплывшего с паводком моста. На опушке же располагалось стрельбище с насаженными на колья соломенными чучелами и намалёванными на липовых щитах кругами мишеней. А на склоне, обращённом к большаку, высилась деревянная обзорная башня: поднимись наверх — и тракт на пару лиг в каждую сторону как на ладони.

С дальней от дороги стороны у подножья холма протекала небольшая речка, звавшаяся Кряквой. Но пока вода в ней была ледяной, а по заросшим бурым прошлогодним камышом берегам хлюпало.

Оласа — я сама слышала — сказала Батьке, что мной довольна.

По ходу чистки картошки я узнала, что у Оласы таки есть жених — как раз один из тех двоих, что отправились на север.

— Алэр всю жизнь тут просидел, вот и захотел мир посмотреть, прежде чем остепениться, — пожала Оласа плечами, с нажимом, даже с неким остервенением, выковыривая глазок. Как изничтожая личного врага.

Гм, похоже, Оласа не больно рада тому, что этого Алэра непонятно куда и неведомо насколько унесло. Я б на его месте поспешила вернуться, пока палёным не запахло.

Ещё я познакомилась с Марлиной, длиннокосой улыбчивой шатенкой лет двадцати. Хотя той было не до меня — ребёночек был беспокойным, без конца брыкался, заставляя Марлу хвататься то за живот, то за поясницу и охать. А до родов оставалось ходить ещё два месяца.

Я немного освоилась, хотя по-прежнему робела, сталкиваясь в коридоре или на дворе с мужчинами. Лэш и Лир держались дружелюбно, здоровались, но большого интереса не проявляли. Может, потому, что меня красавицей ни с какого ракурса не назвать, а может, я им казалась тупой из-за того, что почти всегда молчала и старалась сбежать побыстрее. Зеленоглазый Эста тоже не приставал с вопросами, хотя при случайных встречах подмигивал и иногда забавно шутил. Сама я заговаривала только с Тивалем, и то, когда рядом не было посторонних.

За столом я по-прежнему вела себя тихо. Через несколько дней пришло правильное слово — отстранённо. Словно глядишь с улицы в окно на чужое веселье. Внутри огонь горит, шумят, смеются, празднуют… а ты снаружи смотришь, а сама ни при чём. Интересно, почему так? Может, я ещё не отошла от истории с Янисом?

Некоторые вещи казались мне странными, некоторые просто поражали. Например, однажды я спросила Оласу, была ли та тут, когда на пост напали разбойники, и умеет ли она драться?

— Ну-ка, подкинь повыше кусок мяса, который отбиваешь, — усмехнулась Оласа с другого конца кухни.

Я сделала, как она велела, и только ойкнула, когда просвистевший рядом с плечом нож пришпилил отбивную к висевшей на стене большой разделочной доске.

— Вот так, — удовлетворённо кивнула Оласа. — Я и из лука неплохо стреляю. На мечах, правда, так себе…

Наверное, и мне бы хорошо так научиться. Только как это сделать?

Оласа будто поняла:

— Погоди, пока от моста Коннорт вернётся, он у нас обычно с новичками нянькается. Ты ж остаёшься?

Я заморгала… а потом закивала: да, да, остаюсь!

— Ну, пошли, сходим к Батьке.

Жалованье мне положили четыре серебрушки в неделю. А потом устроили настоящий допрос: езжу ли верхом, умею ли взводить арбалет, метать кинжал, драться ножом, обрабатывать и перевязывать раны? Я монотонно мотала головой, чувствуя нарастающие растерянность и отчаянье. Не говорить же, что могу огреть граблями?

— Ну, ничего, постепенно освоишься, — вздохнув, почесал русую бороду Батька. Потом его лицо стало хитрым, серые глаза прищурились. — Давай сделаем так Тиваль тебя привёз, ему и отвечать. Сначала научись верхом ездить и хоть как из лука стрелять. А там поглядим. Срок месяц. Не справишься — вычту из жалованья Тиваля.

Это как же?

Я в полном ужасе помчалась на конюшню, искать патрульного. Может, мне уйти прямо сейчас, чтоб не подводить хорошего человека?

— Суна, что стряслось?

— Батька… Он хочет, чтоб я верхом из лука стреляла. А если не выстрелю, тебе денег больше не дадут!

— Ну-ка, ну-ка… успокойся. И перестань махать руками, лошадей перепугаешь. А теперь давай по порядку…

Итогом разговора стало то, что мы вместе отправились на кухню, где Тиваль предупредил Оласу, что иногда станет брать меня с собой в ближние поездки. На отдельной лошади.

— Ладно, раз Батька считает, что надо, как-нибудь выкручусь, — вздохнула Оласа.

Мне стало ещё неудобнее. Получалось, что я, мало того, что неумеха, так ещё и от работы отлыниваю.

— Не переживай, — утешила меня Оласа, когда Тиваль, предупредив, что ждёт меня завтра в семь утра на конюшне, вышел с кухни.

— Давай я хоть картошки побольше впрок начищу? Холодной водой зальём, в погреб поставим, и пусть стоит…

— Ну, давай.

Кстати, я случайно выяснила у Оласы, почему патрульные не глядят в мою сторону. Оказалось, Тиваль всех предупредил, что коли кто приставать начнёт, то он самолично шею намылит.

Меня услышанное и обнадёжило — может, не такая уж я страхидла, — но одновременно и встревожило. Почему Тиваль меня охраняет? Зачем? Просто так или тут есть какая-то задняя мысль?

Впрочем, скоро стало не до праздных размышлений. Тиваль взялся за меня всерьёз. Сначала показал, как седлать, правильно надевать уздечку, повторил уже мне известное, что лошадям пальцы в рот не суют, если, конечно, лишних нету. Хочешь дать морковку — предложи с ладони. Я конфузилась, но тужилась, как могла, изо всех сил затягивая подпруги. Потому что если подведу, накажут не меня, а Тиваля. Хорошо хоть лошадей я не боялась… Зато умудрилась отличиться, в первый раз садясь в седло. Тиваль как раз вышел, а пожилой мерин по кличке Храп, на которого мне предстояло взобраться, стоял пень пнём, развесив уши и не проявляя никакого энтузиазма… Вот я и решила порадовать учителя самостоятельностью и сообразительностью.

Что сказать? С задачей я справилась — мне удалось поразить Тиваля. Сначала я, вставив ногу в стремя и оттолкнувшись от земли, зависла у бока лошади, цепляясь руками за седло. Наконец, собралась с силами, махнула свободной ногой… а потом неожиданно оказалось, что сижу лицом к хвосту. То ли стремя так перекрутила, то ли это вообще была неправильная нога.

Вернувшийся Тиваль сначала опешил, потом, фыркая, обошёл конную меня кругом и поинтересовался:

— Это ты что, готовишься к стрельбе из лука по преследующим врагам?

Ну да, очень смешно. Только спускаться-то как? Наверное, надо сообразить, как я сюда влезла, и тем же макаром слезть назад.

— Бросай оба стремени, сниму, — вздохнул патрульный.

Через пару дней мы с Храпом уже трусили по подсохшему загону. Я пыталась научиться привставать на рыси через такт, как Тиваль, но пока дело на лад не шло. Ноги и спину снова ломило, но я всё равно была горда — проходивший мимо Эста назвал меня всадницей и сказал, что я правильно держу повод и вообще неплохо справляюсь. Счастье продолжалось ровно до момента, когда из кустов прямо перед носом Храпа с карканьем не вылетела ворона. Что произошло дальше, я не поняла: мне здорово поддало под зад, подбрасывая вверх, а потом конь куда-то пропал, а я оказалась лежащей в грязи на спине и созерцающей небеса.

Закончив любоваться на облака, кое-как поднялась и начала озираться. С Храпом всё в порядке? Кажется, всё… вон в дальнем углу левады к траве тянется… Когда только ускакать туда успел?

— Так, — раздался голос Тиваля. — Урок первый: падают все. Это нормально. Но когда падаешь, старайся не выпускать из рук повод! Это здесь загон, лошади деваться некуда, а как станешь ловить ускакавшего коня в поле или в лесу? Но плохо не только то, что ты домой пешком пойдёшь, а то, что лошадь может наступить на брошенный повод, споткнуться и покалечиться.

Ой!

— А ещё, если конь осёдлан, не позволяй пастись. Во рту железо, траву он нормально не прожуёт. И живот перетянут, может заподпружиться. Хочешь побаловать — сначала ослабь подпруги и, если есть возможность, отстегни от уздечки трензель. Поняла?

Я со всех ног кинулась к Храпу…

Тот покосился на меня тёмным глазом, всхрапнул, бодро поддал задом — и размашистой рысью дунул прочь.

— Урок последний: всегда подходи к лошади спокойно. Резких движений они не любят.

Эх, ну какая из меня всадница? Расстройство одно…