Глава 16
– Присаживайтесь, лейтенант! – Майор Федоткин кивнул на стул.
В помещении кроме него и ротного находился еще один человек – и от его присутствия было как-то неуютно. Молчаливый капитан-особист пока еще не задал ни одного вопроса и даже почти не глядел на Малашенко. Так, бросил взгляд мельком – и все. Казалось, он всецело погружен в свои бумаги, которые были разложены перед ним на другом столе. Но лейтенанта не обманывала его кажущаяся невнимательность. Плавали – знаем, как когда-то говаривал Красовский. «Есть на свете два сказочных персонажа – Дед Мороз и невнимательный особист!» Эх, старшина, старшина! И где теперь лежат твои кости?
– Я прочел ваш рапорт. – Майор кивком указал на лежащий рядом лист бумаги. – Мы все его прочли. Разумеется, у всех возникло множество вопросов, которые требуют немедленного разрешения. Но не будем спешить. Давайте по порядку. Каково состояние роты, товарищ старший лейтенант?
Ротный поднялся со своего места:
– Из немецкого тыла вышло одиннадцать человек, во главе с лейтенантом Малашенко. Вынесли на руках четверых раненых, которые направлены в медсанбат. Итого – пятнадцать человек. Рота фактически уничтожена, в строю осталось одно отделение. Задание по уничтожению склада арттехвооружения противника не выполнено. Потери противника в результате действий роты, совместно с приданными силами, оцениваем ориентировочно до двух взводов пехоты только убитыми и более трех – ранеными. Подбито два танка, захвачено и выведено из строя одно зенитное орудие. Нанесен существенный ущерб складским постройкам…
– Ну да, – сжал губы Федоткин. – Еще и саперный взвод упомянуть позабыли – а оттуда всего один человек и уцелел. И десантников – они не вышли к указанному месту…
– Про десантников, товарищ майор, я вообще никаких сведений не имею. А уцелевший сапер вышел вместе с бойцами роты.
– Ладно! – махнул рукой Федоткин. – Сейчас не об этом разговор. По какой причине провалилась столь тщательно спланированная операция?
Взоры всех присутствующих обратились к Малашенко. Лейтенант встал:
– Во-первых, товарищ майор, повторю то, что уже указал в рапорте, – нас ждали! Противник заранее подготовился к возможному нападению. В лесу сидели в засаде егеря, на позициях были замаскированы танки. Даже зенитчики – и те открыли огонь моментально, словно только команды ждали. В заборе, ограждающем склад, имелись подготовленные и подпиленные секции, за которыми располагались огневые точки… да и авиация не нанесла удар, а он бы сильно помог!
– Бомбардировщики ждали, – нехотя произнес майор. – На ближайших аэродромах стояли в готовности истребители… никто не ушел бы назад. Поэтому и была отменена штурмовка.
Малашенко усмехнулся уголками губ:
– Тем более, товарищ майор… Да и, кроме того, старшина Красовский обнаружил на пути нашего возможного отхода хорошо замаскированную засаду. Нам удалось ее обойти, но избежать боя совсем – не вышло, немцы нас заметили. Мы потеряли еще трех человек, но внезапно они прекратили преследование и отошли.
– А вот с этого момента, – «проснулся» особист, – я бы попросил вас поподробнее! Что значит – отошли? Отступили, не приняв боя?
– Ну… – смутился лейтенант, – возможно, я не совсем точно выразился. Они, собственно, и не наступали. Немцы растянулись цепью, перекрывая нам возможный путь отхода. Мы постарались их обойти, но были замечены. Завязалась перестрелка, они старались сковать нас огнем и задержать на месте. Как я думаю, нас подставляли под удар тех, кто шел за нами следом.
– Точно шли? – наклонил голову особист.
– Мы их видели. Но нам удалось оторваться, сделав обманный маневр. Несколько километров удалось выиграть, и имелись основания думать, что, обойдя засаду, удастся оторваться совсем.
– Так.
– Но в какой-то момент огонь со стороны противника стал стихать. Нам удалось разорвать соприкосновение с засадой и отступить в лес. Немцы нас не преследовали. А те, кто шел по следам, так и не появились больше.
– Да и не могли, – кивнул особист. – К этому времени у них уже был приказ отойти назад к складу. Спасибо, товарищ лейтенант…
Наступила неловкая пауза.
Никто не решался начать первым. Особист удивленно посмотрел на Федоткина, и тот, словно что-то вспомнив, повернулся к Горячеву:
– Что там говорил ваш пленный фриц? Тот, которого притащили бойцы этого самого старшины.
– Немцы получили приказ пропустить наших бойцов в свой тыл и не препятствовать проходу. Только сообщить. В частности, именно поэтому и не был отдан приказ самолетам на штурмовку. А вам, – повернулся ротный к вскочившему с места Малашенко, – просто не было возможности это сообщить. Никаких условных сигналов на этот счет не предусматривалось, и самолет-разведчик ничего передать вам не мог.
– Да и потом… – почесал подбородок майор. – Мало ли чего мог придумать немец со страху?
– Но авиационный удар вы все-таки отменили? – печально улыбнулся Малашенко.
– К этому времени уже подоспели данные разведки аэродромов противника – там находились в готовности группы истребителей… – развел руками Федоткин.
– Иными словами, товарищи, – постучал карандашом по столу особист, – имела место утечка совершенно секретных сведений к противнику. И это подтверждено словами лейтенанта Малашенко. Так? Или у кого-то есть иное мнение?
Иного мнения не имелось.
Лейтенант еще полчаса отвечал на различные вопросы, после чего его отпустили.
Когда за ним закрылась дверь, майор вопросительно посмотрел на особиста – тот что-то увлеченно писал в блокноте.
– Кстати, товарищ старший лейтенант! – словно что-то вспомнив, повернулся тот к ротному. – Чем теперь будет занят товарищ Малашенко?
– Пополнения ждать будем… Взвод укомплектовывать. А что?
– То есть расположения части он покидать не будет?
– Зачем?
– Вот и я думаю…
Майор с ротным переглянулись – пошло что-то совсем непонятное.
– Ах да! Вы не в курсе… Дело в том, что, по нашим сведениям, немцы пропустили уцелевших разведчиков назад потому, что среди них находился их агент. Тот, кто и сообщил противнику о наших планах…
Федоткин расстегнул воротник – в избе внезапно стало душновато.
– Вы удивлены? – приподнял бровь особист. – Простите, но это же ваши сведения! Пленного немца доставили ваши бойцы, товарищ Горячев, лейтенант Малашенко – тоже ваш подчиненный… Ну а наши источники только подтвердили сведения, которыми вы располагали и без нас.
– Это… это точно? – Майор внезапно охрип.
– Тот же источник, что сообщил вам о готовых к вылету истребителях, – фронтовое подразделение радиоперехвата. В отношении истребителей вы ведь поверили сразу, отчего же не поверить и здесь? Вот, кстати, и текст дешифрованной радиограммы… – Особист вытащил из полевой сумки лист бумаги. – Можете ознакомиться…
«Не проявлять особенной активности в преследовании уходящей группы русских. В составе группы находится ценный информатор».
– Подписал радиограмму майор Хайнеманн. Вам такая фамилия известна, товарищ майор? – взял на изготовку карандаш особист.
– Да… Это очень серьезная фигура, несмотря на не очень высокое звание.
– Ну вот! Другой разговор! Как всем понятно, этим информатором является не рядовой боец, тот попросту ничего не знал о планах операции. Уж тем более о предполагаемом налете авиации. Немцы, судя по всему, получили информацию не менее недели назад. Кто был осведомлен обо всем этом здесь?
– Я, – прокашлялся Федоткин, – как автор плана нападения. Старший лейтенант – как командир роты. Командиры взводов…
– Полагаю, что мы можем ограничить этот список теми, кто в настоящий момент жив – и находится здесь, – мягко перебил его капитан. – По этой же причине я не рассматривал бы кандидатуры командира саперного взвода и командира взвода минометчиков…
– Авиация…
– Там уже работают.
– Но…
– Поскольку никто из вас за линию фронта не ходил… – развел руками особист. – У нас остается только один кандидат. Вы согласны?
* * *
– Товарищ майор!
Задремавший у стола Федоткин вскинул голову и протянул руку вправо, нашаривая фуражку.
– Что случилось?
У дверей вытянулся посыльный.
– Через линию фронта перешел боец разведроты. Марат Казин из взвода старшины Красовского.
– Так. И что он сказал?
– Помощи просит. Там, совсем рядышком с немецкими окопами, старшина Красовский лежит.
– Что значит лежит? Ранен, что ли?
– Никак нет, товарищ майор. Не ранен. С ним боец раненый. Вдвоем им его через линию фронта не перетащить, вот старшина и отправил Казина за помощью.
– Им тут что, Невский проспект? Туда-сюда спокойно гулять можно?
– Никак нет, товарищ майор, не Невский здесь. Там часовой немецкий был. Так старшина его задавил. Час точно еще есть, чтобы пройти. За командиром роты побежали уже.
– Черт знает что! – Федоткин помотал головой, прогоняя сон. – Ладно, давайте тащить этого бойца. А Красовского немедленно ко мне! И это… В особый отдел пошлите кого-нибудь, пусть капитана Азарова оповестят.
* * *
Когда из предрассветных сумерек вынырнули темные силуэты, моя рука по привычке дернулась было к пулемету. Но головной прохрипел пароль, и ствол моего оружия качнулся вниз.
– Раненый где?
– Вон там, в ложбинке.
Чуть слышный топот ног, скрипнули жерди носилок, и неясные силуэты проплыли мимо меня, возвращаясь назад. Встаю и я. Здесь делать больше нечего, надо уходить. Но я еще вернусь, и кое-кому здорово поплохеет.
* * *
Когда в сенях затопали сапоги, старший лейтенант Горячев, нервно расхаживавший по комнате, остановился и резко – взвизгнули каблуки – повернулся к входу. Наклонив голову, через порог переступил старшина Красовский. Поставил к стене пулемет и кинул ладонь к пилотке:
– Товарищ майор! Старшина Красовский с бойцами прибыл в расположение части! В строю, кроме меня, один боец, и один направлен в медсанбат.
– Присаживайтесь, старшина, – кивнул на лавку майор.
Но еще раньше старший лейтенант двумя длинными шагами сократил расстояние между собой и старшиной и схватил того за плечи:
– Вернулся, Максим!
– Точно так, товарищ старший лейтенант! Вернулся. Спать хочу, сил нет никаких уже вообще.
– Ничего, старшина, отоспаться время будет, – ответил с места Федоткин. – Пара вопросов у нас к тебе всего есть, а потом спи – хоть тресни. Насчет чая горячего я распоряжусь, да и перекусить что-нибудь сообразим, проголодался небось?
* * *
Ответ на «пару вопросов» затянулся часа на три. И только тогда, когда мой язык стал откровенно заплетаться, начальство, смилостившись, отпустило меня поспать. Как я добрался до дома, как укладывался – не помню ничего. Кто-то что-то меня спрашивал, я спросонья отвечал…
Не помню. Ничего не помню.
* * *
– И что вы хотите этим сказать? – Федоткин неприязненно покосился на особиста.
А тот, словно никогда и спать не ложился, – опрятный и подтянутый, даже чисто выбритый, невозмутимо делал какие-то пометки в своем блокноте.
– Я? – удивился Азаров. – Помилуйте, товарищ майор, да я вообще ничего не говорю! Это все показания ваших же солдат!
– Так… – пригладил волосы майор. – Давайте все сначала, я уже что-то запутался.
– Хорошо, – наклонил голову особист. – Сначала так сначала.
Он перекинул несколько листов блокнота.
– После нападения на немецких часовых никто старшину Красовского не видел до момента его появления на точке сбора. Это подтверждено показаниями почти десятка человек. Что он делал и где находился?
– Он напал на расчет немецкой пушки! – вставил свое замечание ротный. – Она вела огонь по своим, и это видели многие!
– То, что орудие вело огонь, никто и не отрицает, – спокойно парировал капитан. – Вот только Красовского там никто не видел, все это известно лишь с его слов. Ладно. Продолжим. Получив приказание прикрыть отход, старшина вместе с бойцами своего взвода выдвигается опять-таки к позициям зенитчиков. Не стану оспаривать целесообразность такого решения – я все же не строевой командир и чего-то могу и не понимать. Но! Дальше опять непонятно.
– Есть же показания Охримчука и Казина – там все предельно ясно, по-моему… – буркнул с места Горячев.
– Что именно вам понятно, товарищ старший лейтенант? – поинтересовался особист. – То, что, выпустив по складу – практически в упор – три десятка снарядов, удалось взорвать всего два вагона? И все? Весь ущерб?
– Красовский – не артиллерист. Даже и такой результат – и то удача! – парировал ротный.
– Странно… В вагон на разгрузочной площадке – попал. Причем вторым выстрелом! А в гораздо больший склад – тремя десятками снарядов, между прочим, не попал?
– Не так все просто, товарищ капитан, – покачал головою Федоткин. – Склады обвалованы, снарядом земляную насыпь так легко не пробить! Там несколько метров толщины, между прочим!
– Тремя десятками снарядов-то не пробить? – удивленно приподнял бровь Азаров. – Надо будет поинтересоваться у артиллеристов! Спасибо!
И он сделал еще одну пометку в блокноте.
– Далее… Эпизод с крестом. Все опрошенные в один голос утверждают – старшина к кресту не пошел, остался стоять на месте. Правда, Казин говорит, что слышал команду залечь – но вот Охримчук такой команды не слышал отчего-то…
– Он ранен и контужен… – развел руками Горячев. – Что ж вы от него хотите?
– Допустим, – кивнул капитан. – Однако я еще не закончил. Дальнейшего боя вообще никто не видел. Да, оба бойца уверяют, что слышали выстрелы и взрывы, но собственно боестолкновения никто не наблюдал. Вы хотите меня уверить в том, что старшина в одиночку перебил всех немцев, которые шли за ними по пятам? Из винтовки перестрелял? Он такой меткий стрелок?
– Вообще-то да, – не унимался ротный. – Очень даже хороший! Так у него же был пулемет!
– И где он его раздобыл? Немцы одолжили?
Старший лейтенант промолчал.
– Последний эпизод, – снова сверился с блокнотом особист. – Переход через линию фронта. Как был снят часовой – никто не видел. Охримчук был без сознания и не может утверждать, что старшина был с ним рядом все то время, пока Казин ходил за помощью. Почти полтора часа, между прочим. Кстати, а отчего Красовский сам через фронт не пошел? Он, между прочим, командир взвода, старшина. Мог бы гораздо быстрее организовать помощь раненому, нежели рядовой боец.
Оба его собеседника молчали.
– Подвожу итог. Мы достоверно знаем, что среди вышедших через линию фронта командиров есть вражеский агент. Таковых командиров у нас только двое – лейтенант Малашенко и старшина Красовский. Оба принимали участие в разработке плана нападения. Но если все действия лейтенанта происходили на глазах у большого количества бойцов, что подтверждается их показаниями, то старшина Красовский большую часть времени отсутствовал неизвестно где. Его слова никем подтверждены быть не могут. Мог ли он в это время иметь контакт с немцами? Агентурный контакт, я имею в виду. Мог. Возразите, что и этого никто не видел? – Особист поднял глаза на офицеров. – Соглашусь. Но таковой возможности исключить не могу. Далее. Действия Красовского при отходе тоже не всегда находят свое подтверждение. Боя никто из бойцов не видел, наличие пулемета у старшины труднообъяснимо. Он отсылает через линию фронта рядового бойца – а сам остается в немецком тылу. Почему?
– А вы сами-то, товарищ капитан, как можете все это объяснить? – спросил ротный.
– Немцы вполне могли подстроить своему агенту правдоподобную легенду. Чтобы выставить его героем в наших глазах. Или вы уж настолько их недооцениваете? Напрасно!
Федоткин молча вертел в руках карандаш.
Азаров закрыл свой блокнот, убрал его в полевую сумку. Встал.
– Я уж молчу о том, что старшина не в первый раз оказывается в окружении… Странно это, вы не находите, товарищи? И каждый раз выходит оттуда прямо-таки геройским образом! Может быть, его уже пора к ордену за это представлять?
Оба офицера ничего на это не ответили.
– Я доложил руководству о своих выводах. – Капитан надел фуражку и поправил гимнастерку. – Оно с ними согласилось. Можете спокойно планировать ваши операции и дальше, товарищ майор. Мое участие в деле завершено.
– А… – вскинулся было ротный.
– Старшина Красовский будет арестован и предстанет перед судом военного трибунала. Надеюсь, никаких возражений у вас против этого нет?
