Книга: Молодые львы
Назад: 19
Дальше: 21

20

— Скажу тебе по правде, — говорил Колклаф, — я очень жалею, что ты вернулся. Ты позор для нашей роты, и я не думаю, что из тебя удастся сделать солдата даже за сотню лет. Но, клянусь богом, я не пожалею для этого сил, если даже мне придется разодрать тебя пополам.
Ной уставился на белый дергающийся кончик капитанского носа. Ничего не изменилось: тот же ослепительный свет в ротной канцелярии, а над столом старшины все та же устаревшая шутка, написанная на прикрепленной кнопками к стене бумажке: «Номер священника 145. Плакать в жилетку можете ему». Голос Колклафа звучал все так же, и казалось, говорит он то же самое, а в ротной канцелярии стоял все тот же запах сырого дерева, пыльных бумаг, потной форменной одежды, ружейного масла и пива. Как будто он и не уезжал отсюда. Трудно было представить, что за это время что-то произошло, что-то изменилось.
— Само собой разумеется, у тебя не будет привилегий, — медленно и важно говорил Колклаф, наслаждаясь собственными словами, — ты не будешь получать ни увольнительных, ни отпусков. В течение ближайших двух недель ты будешь нести наряд на кухне ежедневно, а потом по субботам и воскресеньям. Ясно?
— Так точно, сэр.
— Спать будешь на прежней койке. Предупреждаю, Аккерман, ты должен быть солдатом в пять раз больше, чем любой другой в подразделении, если хочешь остаться в живых. Ясно?
— Так точно, сэр.
— А теперь уходи отсюда и больше не появляйся в канцелярии. Все.
— Слушаюсь, сэр. Благодарю вас, сэр. — Ной отдал честь и вышел. Он медленно направился по знакомой линейке к своей старой казарме. Когда в пятидесяти ярдах он увидел свет в незанавешенных окнах и двигающиеся в помещении знакомые фигуры, у него защемило сердце.
Он неожиданно повернулся. Следовавшие за ним в темноте три человека остановились. Он узнал их: Доннелли, Райт, Хенкель. Он даже заметил, что они ухмыляются. Угрожающе разомкнувшись, они медленно, почти незаметно двинулись на Ноя.
— Мы комитет по организации встречи, — заявил Доннелли. — Рота решила устроить тебе хороший прием по старинному обычаю, когда ты вернешься. Вот мы тебе его сейчас и устроим.
Ной быстро опустил руку в карман и вынул пружинный нож, который купил в городе по пути в лагерь. Он нажал кнопку, и из рукоятки выскочило шестидюймовое лезвие, ярко и угрожающе блеснувшее в его руке. Увидев нож, все трое остановились.
— Всякий, кто ко мне прикоснется, — спокойно произнес Ной, — получит вот это. Если кто-нибудь в роте снова тронет меня, я убью его. Передайте это остальным.
Он стоял выпрямившись, держа перед собой нож на уровне бедра.
Доннелли посмотрел сначала на нож, потом на своих приятелей.
— А, черт с ним, — предложил он. — Оставим его в покое до поры, до времени. Он же псих. — И они медленно пошли прочь. Ной все продолжал стоять с ножом в руках.
— До поры, до времени, — громко крикнул Доннелли, — не забудь, я сказал — до поры, до времени.
Посмеиваясь, Ной смотрел им вслед, пока они не скрылись за углом. Он взглянул на длинное зловещее лезвие, уверенно захлопнул нож и положил его в карман. Направляясь к казарме, он вдруг понял, что открыл способ, как остаться в живых.
И все же, подойдя к двери казармы, он долго колебался, не решаясь войти. Он слышал, как в казарме кто-то пел; «Я возьму тебя за ручку, и тогда поймешь…»
Ной распахнул дверь и вошел. Райкер, находившийся у двери, первый заметил его.
— Боже мой! — воскликнул он. — Посмотрите, кто пришел.
Ной опустил руку в карман и нащупал холодную костяную ручку ножа.
— Э! Да это Аккерман, — крикнул через всю казарму Коллинс, — как вам это нравится?
Все вдруг столпились около него. Ной незаметно отступил к стене так, чтобы никто не смог встать позади него. Он положил палец на маленькую кнопку, при помощи которой открывался нож.
— Как там было, Аккерман? — спросил Мейнард. — Хорошо провел время? Небось, побывал во всех ночных клубах?
Все засмеялись, а Ной вспыхнул, но, внимательно прислушавшись к их смеху, понял наконец, что в нем нет ничего угрожающего.
— Бог мой, Аккерман, — воскликнул Коллинс, — видел бы ты лицо Колклафа в тот день, когда ты смылся! Ради одного этого стоило пойти в армию. — Все громко захохотали, с удовольствием вспоминая тот памятный день.
— Сколько времени тебя не было, Аккерман? — спросил Мейнард. — Два месяца?
— Четыре недели, — ответил Ной.
— Четыре недели? — удивился Коллинс. — Четыре недели отпуска! Хватило бы у меня духу на это, клянусь богом…
— Ты отлично выглядишь, парнишка. — Райкер похлопал его по плечу. — Тебе пошло это на пользу.
Ной недоверчиво посмотрел на него. «Очередная шутка», — подумал он и крепче сжал рукоятку ножа.
— После того как ты удрал, — сказал Мейнард, — трое ребят с твоей легкой руки ушли в самоволку… Ты подал всем пример. Приезжал полковник и задал жару Колклафу прямо при всех. «Что это за рота, — орал он, — где всякий прыгает через забор! Ваша рота на самом плохом счету в лагере», и все в таком роде. Я думал, Колклаф перережет себе горло.
— Вот, мы нашли их под казармой, и я сохранил их для тебя, — сказал Бернекер, протягивая ему небольшой завернутый в тряпку, пакет.
С недоумением посмотрев на широко улыбающееся детское лицо Бернекера, Ной стал медленно развертывать тряпку. Там лежали три книги, немного заплесневевшие, но пригодные для чтения.
Ной медленно покачал головой.
— Спасибо, — сказал он, — спасибо, ребята. — Он нагнулся, чтобы положить книги, и не решался подняться, чтобы наблюдавшие за ним парни не видели его растроганного лица. Он смутно понял, что его личное перемирие с армией состоялось. Оно состоялось на безумных условиях: на угрозе ножом и на нелепом престиже, выросшем из его сопротивления власти, но оно было реальным. Он стоял, смотря затуманенными глазами на потрепанные книги, лежавшие на койке, прислушиваясь к невнятному гулу голосов за спиной, и чувствовал, что это перемирие, видимо, будет продолжаться, а может быть, даже перерастет в союз.
Назад: 19
Дальше: 21