XXX. Триумфеминат
Приехав в Париж, король отправился в совет и часть дня работал. Молодая королева осталась с Анной Австрийской и по уходе короля разрыдалась.
– Ах, матушка, – сказала она, – король больше меня не любит. Что будет со мной, боже праведный?
– Муж всегда любит такую жену, как вы, – отвечала Анна Австрийская.
– Может наступить время, матушка, когда он полюбит другую.
– Что вы называете любить?
– Ах, всегда думать о ком-нибудь, всегда искать встречи с этим лицом!
– А разве вы заметили у короля что-нибудь подобное? – спросила Анна Австрийская.
– Нет, сударыня, – неуверенно молвила молодая королева.
– Вот видите, Мария!
– А между тем, дорогая матушка, согласитесь, что король пренебрегает мною.
– Король, дочь моя, принадлежит всему королевству.
– Вот почему он не принадлежит мне; вот почему и меня, как многих королев, король бросит, забудет, и любовь, слава, почести станут уделом других. Ах, матушка, король так красив! Многие женщины будут признаваться ему в любви, многие будут любить его!
– Женщины редко любят в короле мужчину. Но если бы это случилось, в чем я сомневаюсь, пожелайте, Мария, чтобы эти женщины действительно любили вашего мужа. Во-первых, самоотверженная любовь женщины быстро надоедает мужчине, во-вторых, полюбив, женщина теряет всякую власть над мужчиной, от которого она не добивается ни могущества, ни богатства, а только любви. Итак, пожелайте, чтобы король любил как можно меньше, а его избранница как можно больше.
– Ах, матушка, беззаветная любовь заключает в себе огромную силу.
– А вы говорите, что вы покинуты!
– Это правда, я говорю глупости… Но одного, однако, я не могла бы вынести.
– Чего именно?
– Счастливого выбора, новой семьи, которую он нашел бы у другой женщин. О, если я когда-нибудь узнаю, что у короля есть дети… я умру!
– Мария! Мария! – улыбнулась в ответ королева-мать и взяла за руку молодую женщину. – Запомните то, что я вам скажу, и пусть мои слова всегда будут служить вам утешением: у короля не может быть наследника без вас, у вас же он может быть без короля.
И с этими словами Анна Австрийская громко расхохоталась, покинула свою невестку и пошла навстречу принцессе, о приходе которой в эту минуту доложил паж.
Лицо у принцессы было озабоченное, как у человека, что-то затеявшего.
– Я пришла узнать, – начала она, – не утомило ли ваши величества наше путешествие?
– Нисколько, – отвечала королева-мать.
– Немного, – проговорила Мария-Терезия.
– А я очень обеспокоена.
– Чем? – взглянула на нее Анна Австрийская.
– Король, наверное, устал от верховой езды.
– Нет, ему было полезно прокатиться верхом.
– Я сама посоветовала ему, – сказала, побледнев, Мария-Терезия.
Принцесса ничего не отвечала, а только улыбнулась одной из свойственных ей улыбок, при которой все лицо ее оставалось неподвижным и только губы кривились. Она тотчас же переменила тему разговора:
– Мы нашли Париж совершенно таким же, как покинули его: по-прежнему интриги, козни, кокетство.
– Интриги! Какие интриги? – спросила королева-мать.
– Много говорят о господине Фуке и госпоже Плесси-Бельер.
– Которая записалась, значит, под десятитысячным номером? – усмехнулась королева-мать. – Ну а козни?
– По-видимому, у нас какие-то неприятности с Голландией.
– Принц рассказал мне историю с медалями.
– Ах, медали, отчеканенные в Голландии, – воскликнула молодая королева, – на которых изображено облако, проходящее по солнцу-королю! Напрасно вы называете это кознями. Это просто неприличная выходка.
– Такая жалкая, что король не обратит на нее внимания, – заметила королева-мать. – А что вы скажете о кокетстве? Вы намекали на госпожу д’Олон?
– Нет, нет! Нужно искать поближе.
– Casa de usted, – прошептала королева-мать на ухо невестке, не шевеля губами.
Принцесса не услышала этих слов и продолжала:
– Вы знаете ужасную новость?
– Как же! О ранении господина де Гиша?
– И вы, как и все, объясняете это несчастным случаем на охоте?
– Да, конечно, – ответили обе королевы, проявив на этот раз интерес.
Принцесса подошла ближе.
– Дуэль! – произнесла она.
– А! – воскликнула Анна Австрийская, для ушей которой слово дуэль звучало неприятно: во время ее царствования дуэли были запрещены во Франции.
– Прискорбная дуэль, которая чуть было не стоила принцу двух его лучших друзей, а королю – двух преданных слуг.
– Из-за чего же произошла эта дуэль? – спросила молодая королева, движимая каким-то тайным инстинктом.
– Из-за кокетства, – торжествующе сказала принцесса. – Противники рассуждали о добродетели одной дамы: один находил, что рядом с нею Паллада – ничто; другой уверял, будто эта дама подражает Венере, прельстившей Марса, и эти господа подрались, как Ахилл с Гектором.
– Венера, прельстившая Марса? – прошептала молодая королева, не решаясь углублять аллегорию.
– Кто же эта дама? – начала без обиняков Анна Австрийская. – Вы как будто сказали, что она фрейлина?
– Неужели сказала? – удивилась принцесса.
– Да. Мне показалось даже, что вы назвали ее имя.
– А знаете ли вы, что такая женщина приносит большое несчастье в королевский дом?
– Это мадемуазель де Лавальер? – спросила королева-мать.
– Представьте, да; эта дурнушка.
– Я считала ее невестой одного дворянина, который не является ни господином де Гишем, ни господином де Вардом.
– Очень возможно, ваше величество.
Молодая королева взяла вышивание и с притворным спокойствием стала распутывать нитки; однако дрожащие пальцы выдавали ее волнение.
– Что такое вы сказали о Венере и Марсе? – продолжала расспрашивать королева-мать. – Разве есть какой-нибудь Марс?
– Она хвастается, что есть.
– Вы говорите, хвастается?
– Это и было причиной дуэли.
– И господин де Гиш держал сторону Марса?
– Да, конечно, как преданный его слуга.
– Преданный слуга! – вскричала молодая королева, забыв всякую сдержанность, настолько ее мучила ревность. – Чей слуга?
– Защищать Марса, – говорила принцесса, – можно было, только принеся в жертву Венеру. Поэтому господин де Гиш утверждал, что Марс решительно ни в чем не повинен и что Венера просто хвастунья.
– А господин де Вард, – спокойно спросила Анна Австрийская, – настаивал, что Венера права?
«Дорого же вы, де Вард, поплатитесь за рану, нанесенную благороднейшему человеку!» – подумала принцесса.
Она с ожесточением напала на де Варда, мстя таким образом за раненого и возвращая одновременно собственный долг; принцесса была уверена, что ей удастся окончательно погубить своего врага. Она наговорила о нем так много, что если бы слова ее слышал Маникан, он пожалел бы о своих хлопотах за друга, – столько вреда принесли они несчастному врагу.
– Во всем этом, – сказала Анна Австрийская, – я вижу только одно зло – Лавальер.
Молодая королева снова принялась за работу с полнейшим хладнокровием. Принцесса слушала.
– Разве вы не согласны со мной? – обратилась к ней Анна Австрийская. – Разве вы не считаете ее причиной ссоры и поединка?
Принцесса отвечала неопределенным жестом, который можно было принять и за утвердительный и за отрицательный.
– В таком случае я не понимаю, что вы говорили об опасности кокетства, – заметила Анна Австрийская.
– Да ведь если бы эта особа не кокетничала, – поспешно ответила принцесса, – Марс не обратил бы на нее никакого внимания.
При новом упоминании о Марсе щеки молодой королевы на мгновение вспыхнули, однако она продолжала работать.
– Я не желаю, чтобы при моем дворе одних мужчин вооружали против других, – флегматично произнесла Анна Австрийская. – Эти нравы были, может быть, терпимы во времена, когда раздробленное дворянство объединялось только ухаживанием за женщинами. В те времена царили женщины, поддерживая путем частых поединков отвагу мужчин. Но теперь, слава богу, во Франции только один повелитель. Этому повелителю должны быть посвящены все силы и все помыслы. Я не потерплю, чтобы моего сына лишали преданных слуг.
И, повернувшись к молодой королеве, спросила:
– Что делать с этой Лавальер?
– Лавальер? – с изумлением подняла глаза Мария-Терезия. – Я не слыхала этого имени.
Этот ответ сопровождала ледяная улыбка, которая подходит только королевским устам.
Принцесса сама была дочерью короля и отличалась большой гордостью и большим умом; однако слова Марии-Терезии уничтожили ее. И ей понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя.
– Это одна из моих фрейлин, – поклонилась принцесса.
– В таком случае, – произнесла Мария-Терезия тем же тоном, – это касается вас, сестра… а не нас.
– Простите, – возразила Анна Австрийская, – это касается меня. Я отлично понимаю, – продолжала она, многозначительно взглянув на принцессу, – почему ваше высочество сказали мне об этом.
– Все, что исходит от вас, – криво улыбнулась англичанка-принцесса, – исходит от самой мудрости.
– Ее можно будет отослать в провинцию, – мягко заметила Мария-Терезия, – и устроить ей пенсию.
– Из моей шкатулки! – живо прибавила принцесса.
– Нет, нет, принцесса, – перебила Анна Австрийская, – не нужно шума. Король не любит, чтобы о дамах распускали дурные слухи. Пусть все это кончится по-семейному. Принцесса, вы будете настолько любезны и пришлете сюда эту девушку… А вы, дочь моя, будьте добры оставить нас на несколько минут.
Просьбы вдовствующей королевы были равносильны приказаниям. Мария-Терезия удалилась в свои покои, а принцесса велела пажу позвать Лавальер.
