XXII. После ужина
Король взял де Сент-Эньяна под руку и прошел с ним в соседнюю комнату.
– Как вы запоздали, граф! – сказал король.
– Я ждал ответа, государь.
– Неужели она так долго отвечала на то, что я ей писал?
– Государь, ваше величество соблаговолили сочинить стихи; мадемуазель де Лавальер пожелала отплатить королю тою же монетой, то есть золотой.
– Она ответила стихами, де Сент-Эньян? – вскричал король. – Дай их сюда.
И Людовик сломал печать маленького письма, где действительно оказались стихи, которые история сохранила нам; они лучше по замыслу, чем по исполнению.
Они, однако, привели в восхищение короля, и он бурно выразил свой восторг. Но общее молчание, воцарившееся в зале, несколько смутило Людовика, столь чувствительного к требованиям этикета. Он подумал, что его радость может дать повод к нежелательным толкам.
Людовик спрятал письмо в карман; затем, повернувшись в сторону гостей, обратился к Портосу:
– Господин дю Валлон, ваше присутствие доставило мне большое удовольствие, и я буду очень рад видеть вас вновь.
Портос поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.
– Господин д’Артаньян, – продолжал король, – вы подождете моих приказаний в галерее; я вам очень признателен за то, что вы познакомили меня с господином дю Валлоном. Господа, завтра я возвращаюсь в Париж по случаю отъезда испанского и голландского послов. Итак, до завтра!
Зала тотчас же опустела.
Король взял де Сент-Эньяна под руку и велел ему еще раз перечитать стихи де Лавальер.
– Как ты их находишь? – спросил он.
– Государь… стихи очаровательны!
– Да, они чаруют меня, и если бы они стали известны…
– То им позавидовали бы поэты; но они их не узнают.
– Вы передали ей мои стихи?
– О, государь, как она их читала!
– Боюсь, что они слабы.
– Мадемуазель де Лавальер о них другого мнения.
– Вы думаете, что они пришлись ей по вкусу?
– Я уверен, государь…
– В таком случае мне нужно ответить.
– Государь… сейчас… после ужина… это утомит ваше величество.
– Пожалуй, вы правы… заниматься после еды вредно.
– Особенно писать стихи; кроме того, в настоящую минуту мадемуазель де Лавальер очень огорчена.
– Чем же?
– Ах, государь, как все наши дамы!
– Что случилось?
– Несчастье с беднягой де Гишем.
– Боже мой, с де Гишем?
– Да, государь, у него разбита кисть, прострелена грудь, он умирает.
– Умирает? Кто вам сказал это?
– Маникан только что отправил его к доктору в Фонтенбло, и слух об этом дошел сюда.
– Бедный де Гиш! Как же это произошло?
– Как это с ним случилось, государь?
– Вы сообщаете мне все очень странным тоном, де Сент-Эньян. Расскажите подробности… что он говорит?
– Он ничего не говорит, государь. Говорят другие.
– Кто именно?
– Те, кто его отнес к доктору, государь.
– Кто же это?
– Не знаю, государь; об этом надо спросить господина де Маникана, господин де Маникан его друг.
– У него много друзей, – сказал король.
– О нет, – возразил де Сент-Эньян, – вы ошибаетесь, государь. У господина де Гиша немало врагов.
– Откуда вы это знаете?
– Королю угодно, чтобы я объяснил?
– Конечно.
– Государь, я слышал о ссоре между двумя придворными.
– Когда?
– Сегодня вечером, перед ужином вашего величества.
– Это ничего не доказывает. Я отдал такие строгие приказания относительно дуэлей, что, мне кажется, никто не посмеет нарушить их.
– Сохрани меня боже кого-нибудь оправдывать! – вскричал де Сент-Эньян. – Ваше величество приказали мне говорить, и я говорю.
– Так расскажите мне, как был ранен граф де Гиш.
– Государь, говорят, что на охоте.
– Сегодня вечером?
– Сегодня вечером.
– Раздроблена рука, прострелена грудь! Кто был на охоте с господином де Гишем?
– Не знаю, государь… Но господин де Маникан знает или должен знать.
– Вы что-то скрываете от меня, де Сент-Эньян.
– Ничего, государь, решительно ничего.
– В таком случае объясните мне, как все произошло; может быть, разорвало мушкет?
– Очень может быть. Но, взвесив все обстоятельства, государь, я думаю, что нет: возле де Гиша был найден заряженный пистолет.
– Пистолет? Разве на охоту ходят с пистолетами?
– Государь, говорят также, что лошадь де Гиша была убита и что труп ее до сих пор лежит на поляне.
– Лошадь? Де Гиш был верхом? Де Сент-Эньян, я ничего не понимаю. Где все это произошло?
– В роще Рошен, на круглой поляне, государь.
– Хорошо, позовите господина д’Артаньяна.
Де Сент-Эньян повиновался. Вошел мушкетер.
– Господин д’Артаньян, – сказал король, – вы выйдете отсюда по запасной лестнице.
– Слушаю, государь.
– Сядете верхом.
– Слушаю, государь.
– И отправитесь в рощу Рошен, на круглую поляну. Вы знаете это место?
– Государь, я два раза дрался там.
– Как! – вскричал король, ошеломленный его ответом.
– Государь, до указа господина кардинала де Ришелье, – отвечал д’Артаньян со своей обычной невозмутимостью.
– Это другое дело, сударь. Итак, вы поедете туда и тщательно осмотрите местность. Там ранили человека, и вы найдете там мертвую лошадь. Вы мне доложите, что вы думаете об этом происшествии.
– Хорошо, государь.
– Разумеется, я хочу выслушать ваше собственное мнение, а не мнение других.
– Вы услышите его через час, государь.
– Запрещаю вам сноситься с кем бы то ни было.
– Исключая человека, который даст мне фонарь, – сказал д’Артаньян.
– Ну, понятно, – рассмеялся король в ответ на эту вольность, которой он не потерпел бы ни от кого, кроме капитана мушкетеров.
Д’Артаньян вышел по запасной лестнице.
– Теперь пусть позовут моего врача, – приказал Людовик.
Через десять минут пришел, запыхавшись, врач.
– Сударь, – обратился к нему король, – вы отправитесь с господином де Сент-Эньяном, куда он вас поведет, и дадите мне отчет о состоянии больного, которого вы увидите.
Врач беспрекословно повиновался: в это время никто уже не решался ослушаться Людовика XIV. Он вышел в сопровождении де Сент-Эньяна.
– Вы же, де Сент-Эньян, пришлите мне Маникана, прежде чем доктор успеет с ним поговорить.
Де Сент-Эньян поклонился и вышел.
