Глава третья

Письмо Освальда Коринне

Поверьте, я не посмел бы вам писать, если бы не знал, что вы самая великодушная женщина на свете! Вы вправе осыпать меня упреками, и будет только справедливо, если ваши страдания истерзают мне сердце. Разве я не изверг, Коринна? Ведь я причинил вам столько зла, хотя и любил вас. Но я сам так жестоко страдаю, что не могу считать себя закоренелым злодеем! Вам известно, что, когда я вас встретил, я был подавлен печалью, которую мне суждено испытывать до конца моих дней. Я не надеялся на счастье. Я долго боролся с собой, сопротивляясь вашему обаянию, но, когда наконец ему подчинился, я все-таки не смог прогнать грустное чувство, предвестие моей несчастной судьбы. То мне представлялось, что вы посланы мне для моего блага отцом, который следит с небес за моей участью и молит Творца, чтобы меня любили на земле так же нежно, как любит меня он. То мне казалось, что я нарушу его волю, если женюсь на чужестранке и отклонюсь от жизненной стези, предначертанной мне моими обязанностями и положением в обществе. Эти чувства возобладали надо мной, когда, вернувшись в Англию, я узнал, что отец заранее был против моего брака с вами. Будь он жив, я дерзнул бы поспорить с ним и, быть может, настоял на своем; но те, кого уже нет, не могут нас услышать, и их последняя воля становится для нас еще более дорога и священна.

Ко мне вернулись все былые привычки, и я почувствовал, как глубоко связан с родиной; я встретил вашу сестру, предназначенную мне в жены отцом: мне казалось, что с ней я обрету покой в семейной жизни. В моем характере есть известная слабость, и я страшусь всего, что может внести тревогу в мое существование. Я легко обольщаюсь новыми надеждами, но я столько страдал, что моя израненная душа боится слишком сильных волнений; я боюсь принимать решения, которые могли бы заставить меня оскорбить память близких мне людей, тех, кого я люблю с колыбели. И все же, Коринна, если бы я знал, что вы приехали в Англию, я никогда бы не отказался от вас — чудесное доказательство вашей любви победило бы все мои колебания. Ах, к чему говорить, что бы тогда произошло? Были ли бы мы счастливы, способен ли я быть счастливым? Я так нерешителен, что, даже избрав самый прекрасный жребий, неминуемо сожалел бы о другом!

Когда вы вернули мне свободу, я разгневался на вас: мне пришли на ум мысли, какие пришли бы всякому, кто видел вас. Я сказал себе, что столь выдающаяся женщина легко может обойтись без меня. Коринна, я знаю, что разбил ваше сердце; но я думал, что жертвую только собой и буду страдать больше вас, что вы забудете меня, а я буду вечно о вас сожалеть. Потом меня захлестнули обстоятельства; я вовсе не отрицаю, что Люсиль вполне достойна тех чувств, которые она мне внушила. Но когда я узнал о вашей поездке в Англию и о том, сколько горя я вам причинил, жизнь стала для меня пыткой! Четыре года я искал смерти на поле сражения, не сомневаясь, что, узнав о моей гибели, вы простите меня. Конечно, вы можете сказать, что после стольких страданий и мук вы сохранили верность неблагодарному, который ее не заслужил; но подумайте о том, что жизнь мужчины осложняется всевозможными обстоятельствами, при которых легко нарушить постоянство в любви. Однако, если правда, что не дав никому счастья, я и сам его не нашел; если правда, что, с тех пор как я вас покинул, я одинок и ни с кем не бываю откровенен, что мать моего ребенка, имеющая все права на мою привязанность, не понимает моих самых сокровенных мыслей и чувств; если правда, что от безысходной тоски снова вернулась моя прежняя болезнь, от которой, Коринна, я некогда излечился благодаря вашим заботам, и я приехал в Италию не для поправления здоровья — вы же знаете, что жизнь мне недорога, — но для того, чтобы проститься с вами; если все это правда, неужели вы откажетесь повидаться со мною хоть один раз, один только раз? Я добиваюсь этого, ибо я верю, что так будет лучше и для вас. Не о своих страданиях я сейчас думаю. Пусть я буду несчастен! Пусть у меня навеки останется камень на сердце, но неужели я уеду отсюда, не поговорив с вами, не испросив у вас прощения! Я заслужил свои страдания и буду терпеть их. Но мне кажется, что у вас станет легче на душе, если вы сможете считать меня своим другом, если узнаете, как вы мне дороги, если вы это почувствуете по взгляду и голосу Освальда, этого преступника, сердце которого не так изменилось, как его судьба.

Я чту супружеские узы, я люблю вашу сестру; но сердце человеческое так странно и противоречиво, что может заключать в себе ту нежность, какую я питаю к вам, наряду с любовью к ней. Я не могу вам сказать о себе больше того, что написано здесь; все, что требует объяснения, лишь тяжелее обвинит меня. И все же, если бы я упал ниц перед вами, вы бы поняли, несмотря на всю мою вину и все обязательства, меня связывающие, как много вы еще значите для меня, и наша беседа облегчила бы ваше сердце. Увы! у нас обоих слабое здоровье, и я не думаю, что Небо дарует нам долгую жизнь, так пусть же тот из нас, кто уйдет раньше, будет уверен, что друг, оставшийся на земле, будет оплакивать и любить его. Только невинный достоин подобной отрады; но да будет она дарована и виноватому!

Коринна, бесценный друг мой, вы умеете читать в сердцах, догадайтесь же о том, чего я не могу высказать! Поймите меня так, как вы некогда умели меня понимать. Позвольте мне увидеть вас, позвольте мне припасть моими бледными губами к вашим ослабевшим рукам! ах, не я один совершил это зло, нас обоих погубила любовь: два существа, любивших друг друга, покарала судьба; но один из них был обречен совершить преступление, и, может быть, он, Коринна, заслуживает не меньшего сострадания!

Ответ Коринны

Если бы мне надо было увидеть вас лишь затем, чтобы простить вас, я без колебаний согласилась бы на это. Не знаю, почему я не чувствую к вам неприязни, хотя муки, которые вы причинили мне, ужасны, невыносимы. Должно быть, я вас все еще люблю, ибо у меня нет ни тени злобы против вас; одна религия не могла бы так меня обезоружить. Порой я теряла рассудок; порой я думала, что не доживу до вечера (то были самые отрадные минуты), ибо сердце мое вот-вот готово было разорваться; порой, наконец, я сомневалась во всем, даже в добродетели: вы были для меня ее воплощением, образцом, вы руководили мною во всех моих мыслях и чувствах, когда вдруг одним ударом был положен конец и моему восхищению вами, и любви моей к вам.

Что сталось бы со мной без помощи свыше? Все в мире было для меня отравлено воспоминаниями о вас. Мне осталось лишь искать убежища в сокровенной глубине моего сердца, и Господь не отринул меня. Мои телесные силы слабеют, но я ощущаю душевный подъем, и Он поддерживает меня. Мне радостно думать, что мы призваны стать достойными бессмертия, — вот единственная цель нашего существования. Счастье, страдания — все ведет к этой цели; вы были избраны для того, чтобы вырвать меня из земного бытия, из жизни: я слишком крепко за нее держалась.

Когда мне стало известно, что вы приехали в Италию, когда я снова увидела ваш почерк, когда я узнала, что вы здесь, рядом, по ту сторону реки, в моей душе поднялась ужасная буря. Чтобы совладать со своими чувствами, я непрестанно напоминала себе, что вы женаты на моей сестре. Не скрою, свидание с вами казалось мне величайшим счастьем, я готова была в порыве безумия променять вечный покой на минуту неизъяснимого волнения; но Провидение не допустило моей гибели. Разве вы не супруг другой женщины? Что бы я могла вам сказать? Разве мне дозволено умереть у вас на руках? Как мучила бы меня совесть, если бы я не пошла на жертву, если бы жаждала счастья в мой последний день, в мой последний час. Быть может, теперь я предстану перед Всевышним с надеждой на спасение, ибо я победила желание видеть вас. Это важное решение успокоит мою душу. Счастье, которое я испытывала, когда вы меня любили, не находится в гармонии с нашей природой: оно будоражит, оно тревожит, оно так непрочно! Но неустанная молитва, благочестивые размышления, стремление к самоусовершенствованию и покорность велениям долга — вот что доставляет нам сладостную отраду. И кто знает, не утратила ли бы я, услышав ваш голос, тот душевный покой, который мне, кажется, удалось обрести? Вы меня очень огорчили известием о плохом состоянии вашего здоровья. Ах, я не могу заботиться о вас, но могу страдать вместе с вами. Да благословит вас Бог, милорд! Будьте счастливы, не нарушая законов благочестия! Когда человек находится в тайном общении с Богом, он изливает перед Ним свои чувства и слышит ответствующий ему голос, словно два друга поселяются в одной душе. Неужто вы будете искать то, что зовется счастьем? Ах, где вы найдете такую любовь, какая была у меня к вам? Знаете ли вы, что я благословляла бы свою судьбу, если бы вы дозволили мне последовать за вами в безлюдные степи Нового Света? Знаете ли вы, что я служила бы вам как рабыня? Знаете ли вы, что я простерлась бы перед вами ниц в пыли, как перед посланцем Небес, если бы вы продолжали меня любить? И вы пренебрегли такой любовью? вы пренебрегли чувством, равного которому не было на земле? Вы причинили мне горе, равного которому также не было на земле! Так не стремитесь же к счастью, не оскорбляйте меня мыслью, что оно вам доступно! Молитесь же, молитесь, подобно мне, и пусть наши мысли встретятся в небесах!

И все же, когда я почувствую, что мой конец уже близок, я, быть может, незаметно погляжу на вас, когда вы пройдете мимо меня. Почему бы мне это не сделать? Когда в моих очах померкнет свет, когда я уже ничего не буду различать вокруг себя, тогда, без сомнения, передо мной всплывет ваш образ. Разве он не станет более ясным оттого, что я недавно видела вас? Боги древних никогда не приближались к ложу умирающих; я не допущу вас к моему смертному ложу, но я хочу, чтобы ваши черты ожили в моем угасающем сознании, Освальд, Освальд, что я сказала? вы видите, что со мной делается, когда я предаюсь мыслям о вас?

Почему Люсиль не хочет видеть меня? Она ваша жена, но ведь она моя сестра. Я найду для нее ласковые и добрые слова. Почему не приведут ко мне вашу дочь? Я не должна видеть вас, но ведь все ваши близкие — мне родные, разве они отвергли меня? Неужто боятся, что малютку Жюльетту опечалит мой вид? Правда, теперь я похожа на тень, но я смогу улыбнуться вашему ребенку. Прощайте, милорд, прощайте! Подумайте, я могу назвать вас своим братом, но ведь только потому, что вы стали мужем моей сестры. Ах, по крайней мере, вы наденете траур, когда я умру, и в качестве родственника будете присутствовать на моих похоронах. Мой прах перенесут в Рим; велите, чтобы мой гроб повезли по той самой дороге, по которой некогда проезжала моя триумфальная колесница, и остановитесь на том месте, где вы протянули мне венок, упавший с моей головы. Нет, Освальд, нет, это нехорошо с моей стороны. Я ничем не хочу вас огорчать; мне нужна лишь одна ваша слеза, один ваш взгляд, обращенный к небесам, где я буду вас ждать.

Отправить