– Тебе нездоровится, сестра? Голова болит? – спросила Шойлоджа.

– Нет, ничего, – ответила Комола. – Почему не видно дяди?

– В школе каникулы, и мама послала его в Аллахабад навестить Бидху, она уже несколько дней нездорова.

– А когда он вернется?

– Думаю, он задержится там не больше недели. Ты слишком утомилась, устраивая свое бунгало. Поужинай сегодня пораньше и ложись скорее спать.

Самое лучшее было бы рассказать все Шойлодже, но Комола не могла решиться на это. Кому угодно, только не Шойле; сказать ей, что человек, которого она столько времени считала своим мужем, в действительности не муж ей, казалось Комоле совершенно невозможным.

Запершись в спальне, девушка при свете лампы перечитала письмо. Имени и адреса в письме не было, но Комола сразу поняла, что адресовано оно женщине, на которой Ромеш хотел жениться, и что из-за Комолы ему пришлось с ней расстаться. Ромеш не скрывал и того, что любит эту женщину всем сердцем и лишь из жалости к одинокой девушке, которая по несчастной случайности оказалась в его руках, он, не имея иного выхода, решил навсегда отказаться от своей любимой.

Теперь Комола наконец поняла отношение к ней Ромеша, начиная с их встречи на отмели посреди реки и кончая Газипуром.

В то время как Ромеш, зная, что она жена другого, не мог придумать, как с ней поступить, Комола считала его своим мужем и, ни о чем не подозревая, собиралась строить домашний очаг на всю жизнь. Сейчас, когда она думала об этом, стыд вонзался в нее, словно раскаленная стрела. Она готова была провалиться сквозь землю, когда на память ей приходили всевозможные эпизоды их совместной жизни. Этот стыд запятнал всю ее жизнь, и от него не было спасенья!

Резким движением Комола распахнула дверь и вышла в сад. Была темная зимняя ночь; от черного неба веяло холодом камня. Воздух был прозрачен, ярко горели звезды.

Прямо перед ней чернела роща манговых деревьев. Мысли Комолы путались. Она опустилась на холодную траву и сидела так, застыв, словно изваяние. Глаза ее были сухи, в них не было ни слезинки.

Сколько времени провела она так – неизвестно, но вдруг почувствовала, что жестокий холод проник ей в самое сердце. Ее охватил озноб.

Глубокой ночью, когда тонкий луч ущербной луны прорезал темный край неба над молчаливой пальмировой рощей, Комола медленно встала, пошла к себе в спальню и заперлась там.

Утром, раскрыв глаза, она увидела у своей постели Шойлоджу. Поняв, что уже поздно, смущенная девушка поспешно села в кровати.

– Не вставай, сестра, поспи еще немного. Ты, наверно, заболела? Лицо осунулось, под глазами темные круги. Что-нибудь случилось? Почему ты не расскажешь мне всю правду? – И Шойлоджа, присев на постель, обвила руками шею Комолы.

Грудь девушки судорожно вздымалась: не сдерживаясь больше, она уткнулась лицом в плечо Шойлоджи и дала волю слезам. Не говоря ни слова, Шойлоджа крепче обняла подругу. Но через мгновенье Комола вырвалась из ее объятий, встала, вытерла глаза и через силу рассмеялась.

– Перестань смеяться, – сказала Шойлоджа. – Знаешь, много я видела девушек, но такой скрытной еще никогда не встречала. Однако не надейся, что я позволю тебе молчать, не на такую напала! Хочешь, я скажу, в чем дело? Ромеш-бабу не прислал тебе из Аллахабада ни одного письма – вот ты и рассердилась, гордячка какая! Но пойми, он уехал по делам и через два дня вернется. Зачем жe так сердиться, ведь не в его силах подгонять время! Перестань! Но знаешь, сестра, я даю тебе сейчас столько разумных советов, а случись со мной такое, было бы то же самое! Ведь мы, женщины, готовы лить слезы из-за каждого пустяка. Ну, улыбнись же – и все забудется.

С этими словами Шойлоджа притянула Комолу к себе и спросила:

– Скажи правду, ведь ты сейчас думаешь, что никогда ему этого не простишь, да? Ни за что?

– Конечно.

Шойлоджа потрепала девушку по щеке.

– Ну, вот, я так и думала! Что ж, посмотрим, посмотрим!

В это же утро, сразу после разговора с Комолой, Шойлоджа написала отцу в Аллахабад.

«Комола очень расстроена, что не получает писем от Ромеша-бабу, – писала она, – бедняжка совсем одинока в незнакомом городе, а он все время в отъезде, да еще и писем не шлет, подумай сам, как ей тяжело! Неужели он еще не уладил все свои дела? Все заняты, но разве так трудно урвать минутку и написать хотя бы две строчки!»

Встретившись с Ромешем, дядя прочел ему несколько фраз из письма Шойлоджи и хорошенько его отругал.

Ромеш был не на шутку увлечен Комолой, но именно это и увеличивало его сомнения и заставляло медлить с отъездом, а тут еще дядя прочел ему письмо Шойлоджи!

Ромеш пришел к заключению, что Комола очень скучает без него, но стыдится сама написать об этом.

Уверившись в любви Комолы, Ромеш перестал колебаться. Теперь речь шла не только о его личном счастье, но и о счастье девушки. На песчаном островке посреди реки всевышний не просто привел их друг к другу, но и слил воедино их сердца. Подумав об этом, Ромеш, не медля более ни минуты, сел за письмо к Комоле.

«Любимая! – писал он. – Не сочти такое обращение простой эпистолярной условностью. Я ни за что не назвал бы тебя так, если бы не чувствовал, что действительно люблю тебя больше всех на свете. Если ты когда-нибудь сомневалась во мне, если я причинил боль твоему нежному сердцу, пусть то, что я искренне называю тебя своей любимой, положит конец твоим сомнениям и страданиям.

Да и стоит ли подробно писать об этом. До сих пор многие мои поступки причиняли тебе огорчения. Если ты еще сердишься на меня, я оправдываться не стану, скажу лишь, что теперь ты для меня самая любимая, нет никого на свете, кто был бы мне дороже. Если и эти слова не заставят тебя забыть все незаслуженные обиды и горе, которое я тебе причинил, то уж больше ничем я помочь не смогу.

Итак, Комола, назвав тебя своей любимой, я покончил с нашим прошлым, омраченным сомнениями, и положил начало полному любви будущему. Об одном молю: верь, что ты для меня самая дорогая. Если поверишь этому всем сердцем, то не станешь расспрашивать и подозревать меня! Не осмеливаюсь спрашивать, любишь ли ты меня. Да и не буду! Я уверен, что настанет день, когда сердце твое без слов передаст благоприятный ответ моему сердцу. Это подсказывает мне моя любовь. Я не настолько самонадеян, чтобы считать себя достойным твоей любви, но неужели мое чувство к тебе останется без ответа? Знаю, что письмо это покажется тебе несколько странным и, может быть, надуманным, мне даже хочется порвать его. То, что я хотел бы сказать тебе, написать невозможно. Я не знаю, что ты ответишь, поэтому не могу выразить все, что чувствую. Как только мы полностью поймем друг друга, мне будет легче писать. Воздух лишь тогда свободно проникает в комнату, когда распахнуты все двери. Комола, дорогая, когда я наконец раскрою двери твоего сердца?

Все это придет постепенно, со временем. Ни о чем не надо беспокоиться. Я приеду на следующее утро после того, как ты получишь это письмо. Прошу тебя, жди меня в нашем новом доме. Долго мы с тобой были без крова, я больше не хочу ждать. На этот раз я вернусь в свой собственный дом и госпожу моего сердца хочу видеть хозяйкой этого дома. Это будет наш второй «благоприятный взгляд». А ты помнишь первый – в лунную ночь, на берегу реки, среди пустынных песчаных отмелей? Ни крыши, ни стен, ни родных, ни друзей, ни соседей – далеко-далеко от дома. Тогда казалось, что это сон, мираж. Поэтому я так жду настоящего «благоприятного взгляда» ласковым и ясным утром, в нашем собственном бунгало. Ты будешь стоять на пороге, озаренная лучами утреннего солнца, с ласковым улыбающимся лицом. Такой я сохраню тебя в своем сердце на всю жизнь. Я весь исполнен нетерпеливого ожидания.

Любимая! Я, словно гость, жду у ворот твоего сердца, не гони же меня!

Молящий о благосклонности Ромеш».