Дома Ромеш узнал, что ему выбрали невесту и уже назначен день свадьбы.

В те времена, когда Броджмохон-бабу был беден, его друг, Ишан, уже имел адвокатскую практику. Именно благодаря его помощи Броджмохон достиг благосостояния. Когда Ишан неожиданно умер, выяснилось, что он не оставил ничего, кроме долгов, и его вдова с маленькой дочерью остались нищими. Теперь дочь Ишана была уже невестой, и Броджмохон решил женить на ней своего сына. Кое-кто из доброжелателей Ромеша возражал против этого брака, говоря, что девушка не очень-то красива.

– Не понимаю я этого, – отвечал Броджмохон. – Человек не цветок и не бабочка, наружность для него не самое главное. Если девочка будет такой же хорошей женой, какой была ее мать, Ромеш может считать себя счастливцем.

От всеобщих толков о своей скорой свадьбе Ромеш стал сам не свой. Целыми днями он бесцельно бродил по дому, придумывая то один план освобождения, то другой, но все они казались ему неосуществимыми. Наконец, набравшись храбрости, он обратился к отцу:

– Я не могу жениться, я связан обетом с другой.

– Что ты говоришь! – воскликнул Броджмохон. – И уже состоялась помолвка?

– Да нет… не совсем… но…

– И ты обо всем уже договорился с родителями невесты?

– Нет, сговора пока не было.

– Ах, не было! Ну уж если ты столько молчал, то можешь молчать и дальше.

– Нет, – после небольшой паузы сказал Ромеш, – я поступлю нечестно, если возьму в жены другую девушку.

– Но вовсе не жениться будет еще менее честно с твоей стороны.

Больше возражать было нечего. Теперь Ромешу оставалось лишь надеяться на какую-нибудь случайность. Астрологи предсказывали, что весь год после назначенного дня свадьбы будет неблагоприятным для совершения брачной церемонии. Пусть только пройдет этот день, а потом он получит целый год отсрочки.

Невеста жила довольно далеко. Чтобы попасть к ней, нужно было три-четыре дня плыть по разным речушкам.

Желая иметь в запасе достаточно времени на непредвиденные путевые задержки, Броджмохон решил отправиться в путь за неделю до назначенного дня.

Всю дорогу дул попутный ветер, и они добрались до Шимулгхата, где жила невеста со своей матерью, меньше чем за трое суток. До свадьбы оставалось еще четыре дня.

Броджмохон на это и рассчитывал: мать невесты жила очень бедно, и ему давно хотелось перевезти ее в свою деревню, чтобы он мог, во исполнение долга дружбы, сделать ее жизнь счастливой и обеспеченной.

Но раньше он не считал себя вправе предложить ей это, потому что между ними не было никаких родственных связей.

Теперь же, ввиду предстоящей свадьбы, Броджмохон уговорил наконец вдову переехать: у бедной женщины во всем мире осталась одна только дочь, и она решила, что ее прямой долг жить вместе с дочерью и заменить мать рано осиротевшему зятю.

«Пусть люди говорят что хотят, – повторяла вдова, – а мое место рядом с дочерью и зятем».

Прибыв в Шимулгхат, Броджмохон стал готовить к перевозке имущество своей новой родственницы. Он рассчитывал, что после свадьбы они все вместе отправятся в путешествие, и поэтому взял с собой из дома нескольких родственниц.

Во время свадебного обряда Ромеш не стал читать положенных молитв, в момент благоприятного взгляда закрыл глаза; опустив голову, молча вытерпел взрывы веселого смеха и шутки в брачных покоях; всю ночь пролежал на краешке постели, повернувшись спиной к невесте, а на заре покинул комнату.

Когда брачные церемонии кончились, все расселись по лодкам и двинулись в обратный путь: в одной лодке сидели подруги с невестой, в другой старшие родственники, в третьей жених со своими друзьями. В отдельной лодке разместили музыкантов. Они играли и пели свадебные песни, веселя гостей.

Весь день стоял невыносимый зной. На небе не было ни облачка, лишь горизонт был подернут какой-то тусклой дымкой, и от этого рощи по берегу реки казались пепельно-серыми. Ни один лист не шевелился на деревьях. Гребцы обливались потом. Еще до наступления сумерек один из лодочников обратился к Броджмохону:

– Господин, давайте остановимся здесь, а то теперь долго негде будет причалить.

Но Броджмохону не хотелось задерживаться в пути.

– Незачем здесь причаливать, – возразил он. – Ночь будет лунная, и вы получите хороший бакшиш, если мы до рассвета прибудем в Балухат.

Вскоре деревня осталась позади. С одной стороны потянулись раскаленные песчаные отмели, с другой – неровная линия высокого, обрывистого берега. Взошла луна, но свет ее, пробивавшийся сквозь мглистую дымку, был тусклым, как мутный взгляд пьяного. Небо по-прежнему оставалось ясным, – на нем не видно было ни одной тучки, но вдруг откуда-то донеслись глухие раскаты грома. Оглянувшись, путники увидели, что к ним из-за горизонта с невероятной быстротой приближаются гигантский, словно взвихренный к небу невидимой метлой, столб из веток, прутьев, пучков травы и тучи пыли с песком.

Раздались крики:

– Берегись! Спасайся! Гибнем!

Что произошло минутой позже, рассказать уже было некому. Смерч пронесся узкой полосой, все круша и сметая на своем пути. Когда он стих так же внезапно, как и начался, от лодок не осталось и следа.