На следующее утро Комола пришла в дом дяди Чоккроборти. Оставшись наедине с Шойлой, она крепко обняла подругу.

– Почему, сестра, ты сегодня такая счастливая? – спросила Шойла.

– Сама не знаю, диди, – ответила Комола. – Но мне кажется, что все мои беды кончились.

– Расскажи все! – воскликнула Шойлоджа. – Мы ведь с тобой пробыли до самого вечера. Что же такое могло произойти после?

– Да ровно ничего. Только у меня такое чувство, будто теперь он принадлежит мне. Всевышний сжалился надо мной.

– Пусть будет так. Но все же не скрывай от меня ничего.

– Мне нечего скрывать, диди, – заверила ее Комола. – Просто не знаю, что тебе еще сказать. Прошла ночь, и, когда я утром проснулась, мне показалось, что жизнь приобрела для меня новый смысл. Я так счастлива! И работать было так легко, что невозможно выразить. Ничего больше мне не надо. Боюсь только, как бы не отняли у меня мое счастье. Не верится, что отныне каждый день моей жизни будет таким же светлым.

– Я тоже думаю, дорогая, что судьба не будет больше тебя обманывать, – сказала Шойла. – Ты заслужила свое счастье.

– Нет, нет! Не говори так, диди. Все заслуженное мной я получила и ни в чем не виню всевышнего. Больше мне ничего не надо!

В эту минуту в комнату вошел дядя.

– Дорогая, ты должна выйти к Ромешу-бабу, – обратился он к Комоле. – Он уже здесь.

До этого между Ромешем и Чоккроборти произошел следующий разговор.

– Я знаю ваши отношения с Комолой, – сказал дядя Ромешу. – И советую теперь, когда все выяснилось, забыть прошлое, связанное с ней. Предоставьте все воле всевышнего, а сами ничего не предпринимайте.

– Прежде чем забыть Комолу, я должен рассказать о ней Нолинакхо, – возразил Ромеш. – Не знаю, нужно ли вновь поднимать эту историю, во всяком случае, необходимо рассказать то немногое, что я знаю, и получить свободу.

– Хорошо, подожди меня здесь, я сейчас вернусь, – сказал дядя.

Ромеш сел у окна и стал рассеянно следить за движущимся по улице людским потоком. Услыхав позади себя шаги, он обернулся и увидел девушку, в поклоне склонившуюся до земли. Когда она встала, Ромеш не сдержался и с криком «Комола» вскочил. Комола стояла не шелохнувшись.

– Благодаря милосердию всевышнего все невзгоды Комолы остались позади. Счастье пришло на смену горю, – сказал вошедший вслед за девушкой дядя. – Когда ей грозила опасность, вы помогли ей, хотя вам пришлось много перенести. В течение долгого времени ее жизнь была связана с вашей. И Комола не могла расстаться с вами, не попрощавшись. Она пришла просить вашего благословения.

Ромеш молчал.

– Будь счастлива, Комола, – наконец с трудом вымолвил он. – И прости мне мою невольную или умышленную вину перед тобой.

Девушка ничего не ответила, она стояла, прислонившись к стене.

– Скажи, может быть, тебе нужна моя помощь, – помолчав, спросил Ромеш. – Должен ли я кому-нибудь рассказать о тебе?

– Прошу вас, не делайте этого, – умоляюще сложила руки Комола.

– Я долгое время не рассказывал о тебе никому. Молчал, даже когда это грозило мне неприятностями. И лишь несколько дней назад, уверенный, что это не повредит тебе, я поведал о твоей судьбе одной семье. Но мне и сейчас кажется, что это обстоятельство скорее принесет тебе пользу, чем вред. Дядя, вероятно, слышал об Онноде-бабу и его дочери…

– Конечно, я знаком с Хемнолини! – прервал его дядя. – Так они все знают?

– Да, – подтвердил молодой человек. – Если необходимо еще что-нибудь сообщить им, я готов. А мне самому ничего не надо. Я потерял много времени, и многое от меня ушло. Теперь необходимо исполнить свой долг и обрести свободу. Свобода – главное для меня.

Дядя ласково пожал ему руку.

– Нет, Ромеш-бабу, – успокоил он его. – Ты уже выполнил свой долг. Ты много страдал и теперь свободен. Будьте счастливы, да сопутствует вам успех – вот вам мое благословение.

– Я ухожу, – сказал Ромеш, глядя на Комолу.

Девушка молча поклонилась ему до земли.

Словно во сне вышел Ромеш из дома Чоккроборти.

«Хорошо, что я встретил Комолу, – подумал он. – Эта история не кончилась бы добром, не узнай я, что она жива. До сих пор не могу понять, что заставило ее покинуть в ту ночь наш дом в Газипуре. Одно ясно – сейчас я лишний, я предоставлен самому себе и один вступаю в жизнь. С прошлым все кончено».