Однажды Кхемонкори позвала сына к себе.

– Я нашла тебе невесту и обо всем договорилась, – сообщила она.

– Так уж и договорилась? – улыбнулся молодой человек.

– А почему бы и нет? – возмутилась Кхемонкори. – Много ли мне осталось жить! Выслушай меня. Я очень привязалась к Хемнолини. Сейчас редко встретишь такую девушку. Правда, что касается цвета ее кожи, то…

– Пощади, ма! – прервал ее Нолинакхо. – Я и не думаю о цвете кожи. Но как я женюсь на ней? Возможно ли это?

– Чепуха! Я не вижу никаких препятствий.

Нолинакхо было трудно убедить мать. Он хотел объяснить ей, что Хемнолини в течение долгого времени смотрела на него только как на своего духовного наставника, и так неожиданно предложить ей выйти замуж за него казалось ему унизительным. Но он промолчал. А Кхемонкори продолжала:

– На этот раз я не буду слушать твоих возражений. Я не потерплю, чтобы ты в твои годы из-за меня отказался от радостей жизни и стал аскетом. Как только наступит благоприятный день, я все устрою, и помни, я сдержу свое слово.

Спустя некоторое время Нолинакхо сказал:

– Ма, мне нужно признаться тебе кое в чем. Но прошу тебя, не волнуйся раньше времени. Прошло почти десять месяцев с тех пор, как произошел этот случай. Но я знаю тебя, ма. Даже тогда, когда опасность давно миновала, тебя не покидает чувство страха. Поэтому я так долго не решался рассказать тебе все. Совершай какие угодно обряды, чтобы устранить неблагоприятное сочетание светил для меня, но только не терзай напрасно своего сердца.

Кхемонкори была глубоко взволнована.

– Я не знаю, что ты расскажешь, мой мальчик. Но после такого предисловия не могу не беспокоиться. Сколько прожила на свете, а до сих пор не научилась владеть собой. Как мне хотелось держаться подальше от мирских забот, но несчастье не нужно искать, оно само свалится на голову. Хорошее ли ты мне собираешься сказать, плохое ли – все равно говори. Я слушаю тебя.

– Был конец магха, – начал свой рассказ Нолинакхо, – я распродал все свое имущество в Рангпуре, сдал дом с садом внаем и возвращался в Калькутту. Когда я доехал до Санры, мне пришла в голову фантазия остальную часть пути проплыть по Ганге. Я нанял большую лодку и отправился в путь.

Через два дня мы пристали к песчаному берегу, и я стал купаться. Вдруг смотрю, идет по берегу наш Бхупен с ружьем в руках. Увидев меня, он подпрыгнул от радости и закричал: «На ловца и зверь бежит!» Оказалось, он работает в тех местах помощником судьи, а сейчас, захватив с собой палатку, путешествует по своему округу. Мы давно не виделись с ним, и он ни за что не хотел отпускать меня, поэтому дальше мы отправились вместе.

Однажды мы остановились ночевать в деревне Дхобапукур. Это было большое селение. Вечером мы пошли погулять. На краю поля стоял крытый тростником дом, окруженный забором. Мы зашли туда. Хозяин вынес во двор два плетеных стула и предложил нам сесть. В это время на веранде шли занятия. Учитель сидел на стуле, положив ноги на один из столбиков веранды, дети расположились на полу с грифельными досками в руках и громко вслух повторяли урок.

Звали хозяина Тарини Чатудже. Он подробно расспросил Бхупена обо мне.

Когда мы возвращались, Бхупен заметил:

– Везет же людям. Наверняка тебе будут сватать невесту.

– Откуда ты взял? – удивился я.

– Этот Тарини Чатудже – ростовщик, второго такого подлеца на свете не сыщешь. Как только появляется новый судья, Тарини тотчас начинает хвастать своей добротой и благородством. Вот почему он разрешил устроить школу в его доме. За это учителю, которого Тарини кормит, приходится просиживать до десяти часов вечера и подсчитывать для него проценты.

А жалованье он получает от государства и из школьного фонда. Одна из сестер Чатудже потеряла мужа. Не найдя нигде приюта, несчастная пришла к брату. Она была беременна. Во время родов она умерла, так как не получила необходимой медицинской помощи. Осталась дочь. Другая сестра Чатудже, тоже вдова, выполняла всю работу по хозяйству, благодаря чему Чатудже мог сократить расходы на прислугу. Она-то и заменила девочке мать.

Девочка была еще очень мала, когда умерла ее тетка. Но Тарини и его жена заставляли ее выполнять самую тяжелую работу да еще каждый день бранили и попрекали племянницу. Теперь надо выдать ее замуж. Но кто женится на сироте? К тому же здесь никто не знает ее родителей. Девочка появилась на свет после смерти отца, и сельские сплетницы до сих пор судачат об этом. Все знают, что Тарини Чатудже очень богат, и нарочно порочат девочку, чтобы выжать из ее дяди приданое побольше. Четыре года подряд ее выдают за десятилетнюю. Следовательно, сейчас ей по крайней мере четырнадцать лет. Зовут ее Комола, она настоящая Лакшми. Я не встречал более красивой девушки. Стоит в деревне появиться какому-нибудь молодому брахману издалека, как Тарини пытается женить его на Комоле. Но если юноша выразит согласие, сельские жители непременно отговорят его. Теперь твоя очередь.

Знаешь, ма, мне было тогда все равно, и я, не раздумывая, сказал, что женюсь на этой девушке. К тому же я давно решил жениться на молоденькой девушке, исповедующей правоверный индуизм, чтобы сделать тебе приятное. Я понимал, что, если введу в наш дом взрослую девушку из «Брахма-Самаджа», это не принесет никому из нас счастья.

Бхупен был несказанно удивлен.

– Что ты говоришь! – воскликнул он.

Но я ответил:

– Не уговаривай. Это решено.

– Нет, ты серьезно?

– Совершенно! – ответил я.

В тот же вечер Тарини Чатудже навестил нас. Перебирая в руках свой брахманский шнур, он сказал:

– Вы должны помочь мне. Посмотрите на девушку. Не понравится, тогда дело другое. Только не слушайте моих завистников.

– Мне не нужно смотреть на нее, – ответил я. – Назначьте день свадьбы.

– Послезавтра – благоприятный день. Вот и устроим свадьбу, – сказал Тарини.

За его поспешностью таилось желание как можно меньше потратиться на свадьбу. Итак, свадьба состоялась.

– Свадьба состоялась! – в смятении повторила Кхемонкори. – Что ты говоришь, Нолин!

– Да, состоялась. С женой мы сели в лодку и после полудня отправились в путь. К вечеру неожиданно налетел горячий смерч, чего никогда не бывает в месяце фальгун. Вмиг нашу лодку перевернуло, как перышко.

– О боже! – простонала Кхемонкори, похолодев от ужаса.

– Спустя некоторое время, – продолжал свой рассказ Нолинакхо, – я пришел в себя и увидел, что барахтаюсь в воде. Вблизи не было ни лодки, ни моих спутников. Выбравшись на берег, я заявил в полицию. Искали долго, но безуспешно.

– Что было, то прошло, – с трудом вымолвила побледневшая Кхемонкори. – Больше никогда не напоминай мне об этом. Как подумаю, сердце мое разрывается на части.

– Я никогда ничего не рассказал бы тебе, – ответил Нолинакхо, – если бы ты не настаивала на свадьбе.

– Неужели после этого несчастья ты никогда не женишься?

– Нет, не из-за этого, ма. Но вдруг девушка спаслась?

– В уме ли ты? Если бы она спаслась, то дала бы знать о себе.

– Но ей ничего обо мне не известно. Для нее нет более незнакомого человека, чем я. Мне кажется, что и лица моего она не рассмотрела как следует. Приехав в Бенарес, я послал свой адрес Тарини Чатудже. Он сообщил мне, что у него нет никаких сведений о Комоле.

– Ну, и что же?

– Тогда я решил, – продолжал Нолинакхо, – что лишь по прошествии года смогу считать ее погибшей.

– Ты всегда все преувеличиваешь! – воскликнула Кхемонкори. – Зачем ждать целый год?

– Год скоро кончится, ма, – ответил Нолинакхо. – Сейчас огрохайон, поуш считается неблагоприятным месяцем для заключения браков, а затем еще два месяца – магх и фальгун… и все.

– Ну, хорошо, – согласилась Кхемонкори. – Но ты будешь все это время считаться помолвленным. Я уже обо всем договорилась с отцом Хемнолини.

– Человек может только предполагать. Будем же уповать на того, кто один может решить судьбу человека, – сказал Нолинакхо.

– Пусть будет так, мой мальчик. Меня до сих пор охватывает дрожь, когда я вспоминаю твой рассказ.

– Этого я и опасался, ма. Ты теперь не скоро успокоишься. Стоит тебе разволноваться, и ты долго не можешь прийти в себя. Поэтому я и не хотел ничего говорить.

– И хорошо делал, сын мой, – сказала Кхемонкори. – Не знаю, что теперь со мною стало. Услышу о каком-нибудь несчастье и потом никак не могу отделаться от чувства страха. Я боюсь открыть письмо, опасаясь, что в нем – плохая весть. И вас всех просила не рассказывать мне ничего. Очевидно, мне пора покинуть этот мир. Иначе зачем бы судьба нанесла мне еще один удар?