XII. План сражения
Было далеко за полночь, когда аббат Фуке явился к брату в сопровождении Гурвиля. Три этих человека, встревоженные предстоявшими событиями, были похожи не на сильных мира сего, а скорее на трех заговорщиков, которых объединяла одна общая мысль о будущем преступлении. Фуке ходил по комнате взад и вперед, опустив взгляд и нервно потирая руки. Наконец, собравшись с духом, он произнес:
– Аббат, вы говорили мне сегодня о людях, которых содержите.
– Да.
– Скажите откровенно: что это за люди?
Аббат колебался.
– Не бойтесь и говорите прямо. Я не расположен ни грозить вам, ни шутить.
– Вы желаете знать правду? Хорошо. Эти сто двадцать человек – мои друзья и участники моих развлечений. Они преданы мне, как воры виселице.
– И вы вполне можете положиться на них?
– Во всем.
– Они вас не выдадут?
– На меня никогда не падет подозрение.
– Это люди решительные?
– Они сожгут Париж, если им обещать, что сами они останутся целы.
– Моя просьба, аббат, заключается в следующем, – сказал Фуке, отирая выступивший на лбу пот. – В известный момент все ваши люди должны напасть на тех, кого я укажу. Это возможно?
– Они не в первый раз пойдут на подобное дело.
– Но если этой шайке придется столкнуться с вооруженной силой?
– И к этому им не привыкать.
– В таком случае соберите их всех в полном составе.
– Хорошо. Где?
– На Венсенской дороге, завтра, к двум часам.
– Чтобы отбить д’Эмери и Лиодо? Значит, будет схватка?
– Да, и серьезная. Вы боитесь?
– Не за себя, а за вас.
– Будут ли знать ваши люди, на что они идут?
– Они слишком умны, чтобы не догадаться. Однако министр, восставший против короля… очень рискует.
– Что вам за дело до меня?.. Впрочем, мое падение будет и вашим падением.
– Было бы благоразумней, сударь, ничего не предпринимать: пусть король получит это маленькое удовольствие.
– Знайте, аббат, что заточение Лиодо и д’Эмери в Вен-сенский замок предвещает гибель и мне, и всем моим близким. Повторяю: если я буду арестован, то и вас бросят в тюрьму, или же я буду в тюрьме, а вас изгонят из Франции.
– Я в вашем распоряжении, сударь. Приказывайте.
– Я уже сказал: я хочу, чтобы завтра были вырваны из лап моих врагов два финансиста, которых хотят принести в жертву, хотя есть столько преступников, остающихся безнаказанными. Можете ли вы это сделать?
– Могу.
– Изложите мне ваш план действий.
– Он очень прост. Обычно стража при осужденных на казнь состроит из двенадцати человек.
– Завтра их будет сто.
– Я учел это и допускаю даже, что их будет двести.
– Тогда вам мало ста двадцати человек.
– Простите, в стотысячной толпе зевак всегда найдется тысяч десять разбойников и головорезов, которым не хватает только подстрекателей.
– Что вы хотите этим сказать?
– А то, что завтра на Гревской площади, которую я избрал местом действия, найдется десять тысяч помощников моим ста двадцати молодцам. Эти начнут дело, те докончат его.
– Хорошо, ну а что вы сделаете с узниками?
– Мы спрячем их в каком-нибудь доме на площади; страже придется осадить дом, чтобы отбить их… А вот еще лучше – некоторые дома имеют два выхода: один на площадь, другой – на одну из соседних улиц. Узники войдут в одну дверь, а выйдут в другую.
– Послушайте, – вдруг вскричал Фуке, – я придумал!.. Один из моих друзей, человек проверенный, дает мне иногда ключи от дома, который он снимает на улице Бодуайе. Обширный сад, примыкающий к этому дому, простирается до одного из домов на Гревской площади.
– Как раз то, что нам нужно, – сказал аббат. – А до какого дома?
– До довольно шумного кабачка под вывеской «Нотр-Дам».
– Я знаю его, – сказал аббат.
– Окна кабачка выходят на площадь, а задняя дверь во двор, где есть калитка в сад моего друга.
– Отлично!
– Вы войдете в кабачок вместе с узниками и будете защищать вход с площади, пока они не скроются через сад на улицу Бодуайе. Вы все поняли?
– Очень хорошо, монсеньор. Вы можете быть полководцем не хуже Конде.
– Сколько нужно денег, чтобы заплатить вашим бандитам и напоить их как следует?
– Ах, монсеньор, как вы выражаетесь! Хорошо, что они вас не слышат. Между ними есть люди очень щепетильные.
– Я хочу сказать, что нужно довести их до такого состояния, когда море по колено. Ведь завтра я сражаюсь с королем, а когда я сражаюсь, то должен победить. Понимаете?
– Понимаю, монсеньор. Так дайте мне денег.
– Гурвиль, выдайте аббату сто тысяч ливров.
– Хорошо… значит, действовать, ничего не щадя?
– Ничего.
– В добрый час.
– Монсеньор, – возразил Гурвиль, – если об этом узнают, никому из нас не сносить головы.
– Ах, Гурвиль, как вам не стыдно! – вскричал Фуке, вспыхнув от гнева. – Говорите о себе; что касается меня, то моя голова крепко сидит на плечах. Итак, решено, аббат?
– Решено, монсеньор.
– Завтра в два часа?
– Нет, лучше в двенадцать. Нужно исподволь подготовить наших сообщников.
– Вы правы, не жалейте вина в кабаке.
– Не стану жалеть ни вина, ни самого кабака! – со смехом отвечал аббат. – У меня есть отличный план; дайте мне привести его в исполнение, и вы увидите.
– А как же вы известите меня?
– Пришлю гонца; его лошадь будет стоять наготове в саду вашего друга. Кстати, как имя вашего друга?
Фуке обменялся взглядом с Гурвилем. Тот сказал, чтобы выручить своего патрона:
– Этот дом очень легко узнать: кабачок спереди, единственный в квартале сад – сзади.
– Отлично, отлично. Я предупрежу своих солдат.
– Проводите его, Гурвиль, – сказал Фуке, – и выдайте ему деньги. Погодите минуту, аббат… Какой характер мы придадим этому похищению?
– Самый простой: бунт.
– По какому же поводу? Ведь парижская чернь всегда довольна королем, когда он вешает финансистов.
– Я все устрою, – сказал аббат. – У меня есть на этот счет одна мысль.
– Какая?
– Мои люди с криком «Кольбер! Да здравствует Кольбер!» бросятся на узников, словно для того, чтобы разорвать их на части, считая виселицу слишком легкой казнью для них.
– В самом деле, какая удачная мысль! – сказал Гурвиль. – Что за воображение у вас, аббат!
– Я достойный член своего семейства, – с гордостью произнес аббат.
– Чудак! – проговорил Фуке. – План очень остроумен, – добавил он. – Действуйте и постарайтесь не проливать крови!
Гурвиль и аббат уехали вместе, очень озабоченные, а министр откинулся на подушки. Мысль о зловещих событиях завтрашнего дня переплеталась у него с любовными грезами.