Часть вторая
I. Первое появление Кольбера
Ночь прошла в томлении для умирающего и для короля: умирающий ждал избавления, король – свободы.
Людовик не ложился. Через час после того, как король вышел из спальни кардинала, он узнал, что умирающий, почувствовав себя лучше, приказал себя одеть, нарумянить и причесать и пожелал принять послов. Подобно Августу, кардинал считал мир огромным театром и намеревался сыграть как следует последний акт своей комедии.
Анна Австрийская не появлялась больше у кардинала; ей нечего было делать у него. Предлогом ее отсутствия были соображения приличия. Впрочем, кардинал не осведомлялся о ней: он хорошо запомнил совет, данный королевой сыну.
Около полуночи, когда румяна еще не сошли со щек Мазарини, у него началась агония. Он снова перечитал завещание. Оно вполне выражало его желания. Боясь, чтобы чья-либо корыстная воля, пользуясь его слабостью, не заставила его что-нибудь изменить в завещании, он приказал Кольберу, который прохаживался по коридору перед спальней умирающего, как самый бдительный часовой, никого не впускать к нему.
Король, запершись у себя, каждый час посылал кормилицу в покои Мазарини с приказанием доставлять ему самые точные сведения о состоянии кардинала. Узнав, что Мазарини дозволил одеть, причесать и убрать себя, принял послов, Людовик понял, что для кардинала началась отходная молитва.
В час пополуночи Гено испробовал последнее средство, считавшееся сильнодействующим. В те времена воображали, что против смерти есть еще какие-то тайные снадобья.
Мазарини, приняв это средство, успокоился минут на десять. Он сейчас же распорядился пустить слух, что произошел счастливый перелом болезни. Когда король узнал эту новость, холодный пот выступил у него на лбу. Он уже видел зарю свободы, рабство показалось ему теперь еще более невыносимым. Но следующее известие совершенно меняло картину: кардинал едва дышал и с трудом следил за молитвами, которые читал у его изголовья аббат из церкви Св. Николая.
Король в сильном волнении начал ходить по комнате и на ходу просматривал бумаги, вынутые им из шкатулки, ключ от которой хранился только у него.
Кормилица вернулась в третий раз и сообщила, что Мазарини сказал каламбур и приказал покрыть лаком принадлежащую ему «Флору» Тициана.
Наконец, часа в два утра, король не мог преодолеть усталости: он не спал уже целые сутки. Сон, непобедимый в молодости, овладел им. Однако король не лег в постель: он заснул в кресле. Часа в четыре вошла кормилица и разбудила его.
– Ну? – спросил король.
– Ваше величество, – прошептала кормилица, соболезнующе сложив руки. – Он умер!
Король быстро вскочил, словно его подбросила стальная пружина.
– Так ли это?
– Так.
– Кто сказал тебе?
– Господин Кольбер.
– А он знает это наверное?
– Он вышел из спальни и сказал, что сам прикладывал зеркало к губам кардинала.
– А, хорошо! – вырвалось у короля. – Но где же Кольбер?
– Он только что покинул спальню кардинала.
– И куда направился?
– Следом за мной.
– Так что он…
– Здесь, ваше величество, ожидает у ваших дверей, если вам угодно будет принять его.
Людовик подбежал к двери, сам отворил ее и увидел в коридоре Кольбера, неподвижно стоявшего в ожидании. При виде этой статуи в черном король вздрогнул, затем сделал знак Кольберу следовать за ним.
– Что вы пришли сообщить мне, сударь? – спросил Людовик, смущенный тем, что догадались о его сокровенных мыслях, которые он не мог утаить.
– Господин кардинал скончался, ваше величество, и я принес вам его последнее «прости».
Король задумался. Он внимательно смотрел на Кольбера, вспоминая слова кардинала.
– Вы были верным слугой его высокопреосвященства, о чем он сам мне говорил.
– Да, ваше величество.
– Вы посвящены в некоторые его тайны?
– Во все.
– Мне дороги друзья и слуги покойного кардинала, я позабочусь о том, чтобы вы были приняты ко мне на службу.
Кольбер поклонился.
– Вы, кажется, финансист?
– Да, ваше величество.
– Непосредственно моему дому вы, помнится, никогда не служили?
– Извините, ваше величество, я имел счастье подать господину кардиналу мысль об экономии, которая приносит казне вашего величества триста тысяч франков ежегодно.
– Какая же это экономия, сударь? – спросил Людовик XIV.
– Ваше величество изволите знать, что рота швейцарцев носит серебряное кружево на концах лент?
– Знаю.
– Я предложил пришивать к лентам кружево из фальшивого серебра; этого никто не может заметить, а на сто тысяч экю можно прокормить в течение шести месяцев полк и купить десять тысяч хороших мушкетов или построить корабль с десятью пушками.
– Правда, – заметил Людовик XIV, еще внимательнее всматриваясь в Кольбера. – По-моему, экономия очень уместная; смешно подумать, что солдаты носили такое же кружево, как вельможи.
– Я счастлив, что ваше величество одобрили мои действия, – ответил Кольбер.
– При кардинале вы вели только его дела? – спросил король.
– Его высокопреосвященство поручал мне еще проверять счета суперинтенданта финансов.
– А! – воскликнул Людовик XIV. Он собирался отпустить Кольбера, но последние слова заинтересовали его. – Покойный кардинал поручал вам контролировать счета господина Фуке? И каковы же результаты?
– Оказался дефицит, ваше величество. И если вы позволите…
– Говорите, господин Кольбер.
– Я должен дать вашему величеству некоторые объяснения.
– Нет, не надо. Вы же проверяли счета, скажите: каков итог?
– Это легко, ваше величество… Все пусто, денег нет.
– Будьте осторожны, сударь. Вы осуждаете управление господина Фуке, а он, по общему мнению, очень искусен в делах.
Кольбер покраснел, потом побледнел, чувствуя, что в эту минуту вступает в борьбу с человеком почти таким же могущественным, как умерший кардинал.
– Совершенно верно, ваше величество, он очень искусный человек, – отвечал Кольбер, низко кланяясь.
– Но если он искусный человек, а денег все-таки нет, то кто же виноват?
– Я никого не обвиняю, ваше величество, а только констатирую факты.
– Хорошо, составьте отчет и подайте его мне. Вы говорите, что есть дефицит? Но, может быть, это дефицит временный: кредит вернется, а с ним и деньги?
– Нет, ваше величество.
– Не в этом году, я понимаю, но, может быть, в будущем?
– Будущий год так же начисто съеден, как и текущий.
– Ну, еще через год.
– И он съеден.
– Что вы говорите, господин Кольбер?
– Я утверждаю, что истрачены доходы за четыре года вперед.
– Так придется сделать заем.
– Уже сделано три займа, ваше величество.
– Я создам новые должности и за них получу деньги.
– Невозможно, ваше величество: их создано слишком много. Откупщики приобрели их, но не исполняют своих обязанностей. К тому же господин суперинтендант получает с каждой из них треть, так что народ обирают, а ваше величество не извлекает из этого никакой пользы.
Король нетерпеливо сдвинулся с места.
– Объясните мне это, господин Кольбер.
– Ваше величество, выскажите яснее вашу мысль: каких объяснений вы желаете?
– Вы правы. Ясность прежде всего. Так вот. Если сегодня со смертью господина кардинала я стал королем и пожелаю получить деньги?
– Ваше величество их не получите.
– Странно! Как, мой суперинтендант не добудет мне денег?
Кольбер отрицательно покачал головой.
– Что же это значит? Неужели мы обременены такими долгами, что государственные доходы все равно что не существуют?
– Да, ваше величество.
Король нахмурил брови.
– Хорошо, – сказал он, – я соберу платежные обязательства и добьюсь от их держателей уменьшения налога и продажи по дешевым ценам.
– Невозможно, ваше величество: платежные обязательства превращены в векселя, которые для удобства и облегчения сделок разрезаны на столько частей, что теперь не узнать оригинала.
Людовик в сильном волнении ходил по комнате, все еще нахмурив брови.
Вдруг он остановился и спросил:
– Если все это правда, я разорен, еще не начав царствовать?
– Да, ваше величество, разорены, – отвечал бесстрастный счетовод.
– Однако ж деньги куда-нибудь делись?
– Разумеется, ваше величество, и для начала я принес записку о капиталах кардинала Мазарини, о которых он не хотел упомянуть ни в своем завещании, ни в других актах; он доверил их мне.
– Вам?
– Да, государь, и приказал передать их вашему величеству.
– Как! Кроме сорока миллионов, упомянутых в завещании, у господина Мазарини были еще деньги?
Кольбер поклонился.
– Какая бездонная пропасть этот человек! – прошептал король. – С одной стороны – Мазарини, с другой – Фуке; у них, может быть, более ста миллионов. Неудивительно, что у меня пусто в казне.
Кольбер ждал, не двигаясь с места.
– А сумма, которую вы должны передать мне, заслуживает внимания? – спросил король.
– Да, ваше величество, кругленькая сумма.
– Она составляет?
– Тринадцать миллионов ливров, государь.
– Тринадцать миллионов! – воскликнул Людовик XIV с радостным трепетом. – Вы говорите – тринадцать миллионов, господин Кольбер?
– Да, тринадцать миллионов, ваше величество.
– И никто не знает о них?
– Никто.
– И они в ваших руках?
– Да, ваше величество.
– Когда я могу получить их?
– Через два часа.
– Где же они?
– В погребе дома, принадлежавшего господину кардиналу и доставшегося мне по его завещанию.
– Так вы знаете завещание кардинала?
– У меня есть копия, подписанная его рукой.
Кольбер вынул бумагу из кармана и показал королю. Король прочел статью о передаче дома.
– Но, – сказал он, – здесь говорится только о доме и ни слова о деньгах.
– О них говорит моя совесть.
– И Мазарини доверился вам?
– Почему же нет, ваше величество?
– Он… такой недоверчивый!
– Мне, ваше величество, он, как видите, доверял.
Людовик с удивлением взглянул на простое, но выразительное лицо Кольбера.
– Вы честный человек, господин Кольбер, – сказал он.
– Это не добродетель, а долг, – холодно ответил Кольбер.
– Но эти деньги, может быть, принадлежат его семейству?
– Если б они принадлежали его семейству, то вошли бы в завещание, как вошло туда все имущество кардинала. Если б эти деньги принадлежали его семейству, то я, писавший дарственную, прибавил бы их к тем сорока миллионам, которые господин кардинал предлагал вам.
– Как! Вы составляли дарственную?
– Я, ваше величество.
– И кардинал любил вас? – спросил наивно король.
– Я говорил его высокопреосвященству, что ваше величество не примет дара, – сказал Кольбер прежним спокойным тоном.
Людовик провел рукою по лбу.
– О, как я еще молод, чтобы управлять людьми, – прошептал он.
Кольбер ждал, пока король придет в себя.
– В котором часу прикажете доставить деньги, государь? – спросил Кольбер немного погодя.
– Сегодня, в одиннадцать часов вечера. Пусть никто не знает, что я получил их.
– Куда прикажете привезти их?
– В Лувр. Благодарю вас, господин Кольбер!
Кольбер поклонился и вышел.
– Тринадцать миллионов! – воскликнул король, оставшись один. – Невероятно!
Потом он опустил голову на руки и как будто задремал.
Но через минуту король поднял голову, встал и, распахнув окно, подставил горевшее лицо свежему утреннему ветру, пропитанному благоуханием деревьев и цветов. Сияющая заря занималась на горизонте. Первые лучи солнца осветили молодого короля.
– Эта заря – заря моего царствования, – прошептал Людовик XIV. – Не предзнаменование ли посылает мне всевышний?..
