После того как компания Паскаль-Буше отвергла Денизу, она сблизилась с другой группой, которая нравилась ей меньше, зато лучше к ней относилась, ею верховодила Берта Пельто, дочь пон-де-лэрского нотариуса. У этой толстушки было действительно доброе сердце. Дениза подружилась с ней. Когда наступили пасхальные каникулы и им надо было разлучиться, они были этим очень огорчены. Берта сказала Денизе:

— Раз мы с тобой обе едем в Пон-де-Лэр, я попрошу маму, чтобы она как-нибудь пригласила тебя к нам.

Это приглашение стало для Денизы самым важным, самым лучезарным событием той весны.

Не без тревоги возвращалась она в дом на улице Карно, где ей предстояло провести две недели. Госпожа Эрпен на расстоянии превратилась для нее в грозное чудовище. Она ненавидела мать и сама упрекала себя за это. Вразрез со сложившимся у нее безобразным, отталкивающим образом матери, она сразу же была очарована, вновь увидев эту еще совсем молодую, полную жизни даму. На госпоже Эрпен было новое платье из молочно-синего крепона, показавшееся Денизе после черных монастырских передников радостным, как весна. За завтраком госпожа Эрпен старалась обворожить дочерей и мужа, была кокетлива, мила, нежна, насмешлива, — и в несколько минут завоевала их сердца.

Дом и сад показались Денизе крохотными, но вновь видеть их доставляло ей радость, которой она и сама не ожидала. В первый вечер, лежа в постели, она с удовольствием прислушивалась к паровозным гудкам. В шесть часов утра ее разбудили куранты училища Боссюэ; они играли «Венецианский карнавал», запинаясь перед некоторыми нотами, словно живой человек. Дениза встала и подошла к окну, чтобы посмотреть на улицу; сквозь серые сумерки виднелись рабочие в картузах, входившие в закусочную. Дениза оделась и спустилась в кухню. Викторина устроила ей торжественный прием; она приготовила к завтраку ее любимые блюда: пудинг из макарон и цыпленка с маслинами. Куртегез смущался в ее присутствии, называл ее теперь «мадемуазель Дениза» и уже не обращался к ней на «ты». Все семейство отправилось к поздней мессе в церковь Зачатия, и Денизе позволили подняться на хоры, к господину Турнемину. На паперти господин Эрпен молча отделился от жены и пошел вперед. Доктор Герен рассматривал в это время скульптуру портала, но обернулся в тот самый момент, когда мимо него проходила госпожа Эрпен с детьми.

Тогда Дениза поняла, что за лицемерной, спокойной видимостью в их семье все осталось по-прежнему. В понедельник госпожа Эрпен сказала, что ей придется съездить в Руан, чтобы навестить бедную больную мамочку. Дениза хотела было тоже поехать, но мать с недовольным видом отказалась взять ее с собой. В виде утешения отец повел ее к себе в контору. Она любила бывать на складах, где пахло шерстью и салом, ей нравились огромные тюки, на которые отец подсаживал ее, когда она была маленькой. Аристид Эрпен, дремавший в кресле, встал и подарил внучке двадцатипятифранковую золотую монету. Вечером, к обеду, госпожа Эрпен не вернулась.

— Мама, должно быть, опоздала на поезд в пять сорок девять, — сказал господин Эрпен с напускной непринужденностью. — Она подождет шесть десять.

— Девочки проголодались, сударь, — ответила с упреком мадемуазель Пероля, — им надо ложиться.

— Накормите их, — сказал он, — а я подожду.

Госпожа Эрпен приехала только в восемь. Дениза надеялась, что отец встретит ее сурово. А он только сказал:

— Как ты задержалась.

Она ответила:

— Я опоздала на поезд. Такая глупость: запирают двери за пять минут до отхода.

— Я так и думал, — сказал господин Эрпен, гордо взглянув на мадемуазель Пероля.

Денизе хотелось бы, чтобы он закричал; в это мгновение она пожалела, что родилась не мужчиной, а то она швырнула бы эту улыбающуюся женщину на пол, стала бы бить ее и терзать. Ничего подобного не произошло. На другой день госпожа Эрпен была еще жизнерадостнее и ласковее, муж ее — влюблен и покорен, как никогда.

Прошло дней пять, и Дениза стала беспокоиться, что нет весточки от Берты Пельто. Она поделилась с мадемуазель Пероля, потом с матерью.

— Я буду крайне удивлена, если госпожа Пельто пригласит тебя, — довольно желчно ответила госпожа Эрпен. — Она подруга твоей бабушки, а ее муж наш нотариус, но ни я у них, ни она у нас никогда не бывали, и я не намерена делать первые шаги.

— Но, мама, Берта три раза просила меня… А когда мы в монастыре прощались, она даже сказала: «Мне очень хочется, чтобы ты познакомилась с моим братом».

— Берта дурно воспитанная девочка. Она говорила, не спросившись у матери…

— Но, мама, мы с Бертой Пельто неразлучны… Мадемуазель д’Обрэ даже упрекнула меня за это… Однажды она сказала, глядя на нас, что не любит, когда подруги чересчур отстраняются от других.

— И она вполне права, — сказала госпожа Эрпен. — Повторяю, что, Берта, возможно, и очень расположена к тебе, но если бы ее мать хотела тебя пригласить, так она и пригласила бы.

— Мама, а вы не могли бы позвонить, чтобы узнать…

— Разумеется, я не могу клянчить, чтобы тебя пригласили, — ответила госпожа Эрпен.

Но, видя, что Дениза готова заплакать, она добавила неожиданно ласково:

— Уж в крайнем случае я могу позвонить и пригласить твою подругу к нам.

Дениза запрыгала и заплясала от радости. Она подумала, что еще приятнее будет видеть Берту дома, в своей собственной комнате, показать ей свои книги и игрушки. Но надежды не оправдались. Госпожа Пельто ответила, что «очень сожалеет, просит извинения, но Берта уже приглашена на все дни до конца каникул». Для Денизы это было большим горем.

Когда она вернулась в монастырь, мадемуазель д’Обрэ вызвала Берту к себе в кабинет и долго с ней говорила. Когда девочка вышла, Дениза поспешила к ней.

— Что она тебе сказала?

Берта была смущена, колебалась, она взглянула на окно, из которого начальница наблюдала за воспитанницами, потом увлекла Денизу в самый дальний уголок двора, под навес.

— Она запретила говорить тебе, а я не хочу, чтобы ты думала, будто это я. Оказывается, мама приезжала к ней и упрекнула ее за то, что я тебя пригласила к нам. И она мне сказала: «Я не могу одобрять или осуждать пожелания, которые мне высказывает насчет вас ваша мать, но мой долг сказать вам, что лучший способ не огорчать Денизу Эрпен, это поменьше дружить с ней…» Я не решилась ничего возразить. Как это неприятно!

Дениза не спросила, почему госпожа Пельто недовольна их дружбой. Она знала почему. И она озлобилась. Она перестала доверять Берте Пельто, начальнице, подругам. Чтобы возвыситься над ними, она решила «быть во всем первой». И она достигла этого. В течение трех лет она каждую неделю заслуживала отличие за успехи в науках. Зато она уже никогда не получала награды за поведение. Она стала такой же строптивой, какой была когда-то на улице Карно. В тринадцать лет она говорила начальнице, не смущаясь и смотря ей в глаза:

— Но я, по крайней мере, не лицемерка.

Ее восторженная набожность внезапно исчезла в тот день, когда Берта передала ей слова мадемуазель д’Обрэ. Только уроки музыки, которые давал ей старик Турнемин, умеряли на несколько часов в неделю ее отчаяние. Он приходил по понедельникам и четвергам, целовал ее в лоб и спрашивал:

— Занималась?

— Да, много, — отвечала она.

Редко бывало так, чтобы она действительно занималась. Исключительно одаренная, она без труда разбирала любые вещи. С первых же тактов Турнемин засыпал и просыпался только к концу пьесы. Тут она принималась упрашивать его:

— Сыграйте мне Прелюдию, Хорал и Фугу.

Он начинал играть, и его проворные, пухлые руки извлекали из старого рояля дивные мелодии; Дениза плакала.

— Какая ты глупенькая, — говорил он, — это прекрасно, слов нет, но зачем же плакать?

При подругах она бы не заплакала.

— Вы гордячка, Дениза, — говорил аббат Гиймен, с грустью смотря на нее. — Гордец не верит в самого себя, и поэтому-то ему и нужна поддержка. Смиряясь перед Господом, вы обрели бы уверенность в его доброте; перед его лицом вы почувствовали бы себя такой же, как все другие девушки, и избавились бы от своих тревог. «Ибо тот, кто унизит себя, будет возвеличен, а кто возвеличит себя — будет унижен».

Дениза не хотела унижаться. Она радовалась, когда учительницы говорили: «Дениза на редкость умная девочка, но несносная». Она была непримирима к несправедливости, и ей одновременно хотелось играть роль и угнетаемой праведницы, и бунтующей мстительницы. Она всегда делала уроки скорее всех, и поэтому у нее хватало времени тайком писать во время уроков романы и драмы, добродетельная героиня которых то искореняла всех своих врагов, то сама гибла на плахе. Однажды начальница отобрала у нее такую тетрадь. Прочитав ее, она пригласила к себе госпожу Эрпен и заявила, что ее дочь слишком восторженная девушка, чтобы находиться вместе с другими, что она сожалеет об этом, ибо очень расположена к Денизе, но просит после летних каникул не привозить Денизу в монастырь.