В молодости чтение популярных романов повергало меня в отчаяние. Как оказалось, других этот процесс тоже угнетает. Не так давно мне довелось побеседовать с одной умной девушкой.

— Ненавижу героиню романа, — призналась она. — Из-за этой выскочки чувствую себя просто ужасно. В обычной жизни я кажусь себе вполне нормальной и даже хорошей, но стоит взять в руки книгу, как сразу впадаю в бешенство. Никто не запрещает время от времени проявлять находчивость и остроумие. Всем нам порой удается сказать что-нибудь эффектное. Но неутомимая особа без конца изрекает один афоризм за другим. Ей даже не приходится задумываться и подбирать слова — они сами выливаются бурным потоком. У нее не случается неприятных минут, когда стоишь, чувствуешь себя неисправимой дурочкой и понимаешь, что выглядишь нелепо. А волосы? Честное слово, иногда даже начинает казаться, что у героини на голове парик. Так и хочется подкрасться сзади и как следует дернуть. Пышные локоны, видите ли, вьются по доброй воле; с ними даже делать ничего не надо. Посмотрите на мою мочалку: разве можно поверить, что утром я провозилась с ней три четверти часа? В итоге не имею права засмеяться, даже если вы расскажете что-нибудь очень веселое: дурацкая конструкция тут же развалится. С одеждой еще хуже. У героини нет ни одного платья, которое не сидело бы безупречно. Никаких проблем: можно подумать, что по утрам она выходит в сад и срывает наряды с дерева, как яблоки. Небрежно натягивает, спускается вниз и — о небеса! — все присутствующие дамы меркнут и мгновенно теряют шансы на успех. Теперь уже ничто не мешает им покинуть гостиную, все равно никто не заметит. И дело вовсе не в красоте. Если верить описанию, то героиня романа — настоящее чучело. Внешность не имеет для нее значения. Все получается как-то само собой. Вот это и бесит.

Если не обращать внимания на некоторые расхождения в мужском и женском восприятии, то примерно то же самое чувствовал и я, с неослабным вниманием следя за характером и поведением героя. Далеко не всегда поступки его заслуживают одобрения; порой горячий парень не рассчитывает нанесенный злодею удар, о чем впоследствии горько сожалеет, хотя и запоздало: остается лишь тяжело вздохнуть и купить венок. Как и все мы, он склонен к ошибкам; время от времени делает неправильный выбор и женится не на той девушке, с которой следовало бы связать судьбу. Но как же здорово у него все получается! Остается лишь позавидовать! Благородный герой даже снисходит до игры в крикет! Разумеется, меньше сотни очков никогда не набирает. Просто не знает, как набрать меньше, например, в том случае, если вдруг потребуется успеть на ранний поезд. Я и сам играл в крикет, но всегда мог остановиться на десяти или двадцати. Случалось, приходилось заканчивать и с худшим счетом.

И так со всем, за что он берется. Или совсем не интересуется греблей, или, если уж садится в лодку, то непременно участвует в университетской гонке. А потом прыгает в поезд, едет в Хенли и с такой легкостью выигрывает «Бриллиантовые весла», что другим амбициозным парням не имеет смысла даже спускаться к реке — лучше остаться на берегу. Если бы я жил в мире беллетристики и участвовал в регате, то первым делом, не дожидаясь начала гонки, обратился бы к сопернику с небольшим воззванием:

— Минуточку, сэр! — окликнул бы я его. — Признайтесь, кто вы — главный герой этого романа или, как и я, всего лишь второстепенный персонаж? Если герой, то стартуйте без меня. Я лучше отдохну на лодочной станции и спокойно попью чайку.

Герой популярного романа не понимает, что такое золотая середина. Если вдруг садится верхом, то с места в карьер мчится, словно ветер, и в следующем абзаце выигрывает скачки с препятствиями у всех возможных фаворитов. Толпа, населяющая страницы романов, не обладает способностью к наблюдению. Она волнуется по мелочам, зачем-то обсуждает результаты заездов, читает глупости, которые регулярно печатают спортивные газеты. Я бы ни за что не стал беспокоиться по пустякам. Направился бы прямиком к самому внушительному из букмекеров и заявил:

— Не кричите так громко, а то охрипнете. Лучше послушайте меня. Кто главный герой романа? Вот этот грузный верзила на маленькой пегой лошадке, которая постоянно кашляет и явно страдает костным шпатом? Каковы шансы против его победы с отрывом в десять корпусов? Тысяча к одному? Отлично! У вас есть мешок? Очень хорошо. Вот двадцать семь фунтов золотом и восемнадцать шиллингов серебром. Сюртук и жилет — еще десять шиллингов. Рубашка и брюки — не беспокойтесь, на мне останется нижнее белье, — скажем, семь и шесть. Ботинки — не будем торговаться — пяти шиллингов хватит. Итого двадцать девять фунтов шесть пенсов, правильно? Прибавим закладную на старинное родовое поместье — графу «получатель» я оставил пустой. А еще готов предложить долговую расписку на четырнадцать фунтов и пачку ценных бумаг, строго говоря, они принадлежат тетушке Джейн. Пусть все это богатство останется у вас до конца гонок: оценим для ровного счета в пятьсот фунтов.

Таким образом, я бы запросто получил пятьсот тысяч фунтов, правда, при одном условии: если бы букмекер не застрелился.

Население вымышленного мира совсем не умеет делать ставки. Если главный герой плавает, то делает это совсем не так, как мы, простые смертные. Встретить его в купальне невозможно; он не считает нужным платить положенные девять пенсов. Нет, он является в неурочный час и непременно в сопровождении дамы, чтобы было кому во время заплыва почитать стихи и рассказать дюжину-другую свежих анекдотов. Если мы начинаем разговаривать в море, то, как правило, до отказа наполняемся соленой водой. Этот хитрец умудряется лежать на спине и без умолку болтать, а волны, завидев его, в страхе разбегаются. В бильярдной он с легкостью обставит любого мошенника. Играть, правда, совсем не хочет, а соглашается сделать одолжение лишь для того, чтобы преподать урок плохим людям. Да и кий не держал уже много лет, с тех пор как баловался в юности, в Австралии. Оказывается, мастерство и по сей день сохранилось в первозданном блеске.

Ему не приходится вставать чуть свет, чтобы потеть с гантелями в руках. Он возлежит на диване в элегантной позе, а роскошная мускулатура нарастает сама собой. Если его конь отказывается прыгать через изгородь, он ловко соскальзывает на землю и легким движением руки перекидывает трусливое животное на противоположную сторону. Так значительно проще, чем тратить время на уговоры. Если он сердится и прислоняется плечом к массивной дубовой двери, то читатель заранее знает, что наутро придется вызывать столяра. Возможно, действие романа происходит в далеком прошлом. В таком случае, если наш герой вызывает на дуэль лучшего фехтовальщика Европы, безошибочная интуиция заставляет предостеречь несчастного.

— Глупец! — хочется воскликнуть, обращаясь к опрометчивому обидчику. — Это же главный герой! Послушайся дружеского совета и, пока жив, поскорее уноси ноги. Спасайся как можешь: проси прощения, садись на коня и скачи прочь — делай что-нибудь! Это не дуэль, это самоубийство!

Если герой — современный молодой человек, уже успевший потерять отца или имеющий в своем распоряжении лишь жалкое подобие родителя, недостойное столь высокого звания, то судьба непременно заносит его в библиотеку, не важно, в какую именно. Он стремительно минует полки с произведениями Вальтера Скотта и собранием сказок «Тысячи и одной ночи». Его цель — труды Платона. Инстинкт непреодолимо влечет к античности. С помощью словаря джентльмен штудирует классика от корки до корки, причем в оригинале — на древнегреческом языке. Освоив пласт, переходит к латинским авторам. Увлекшись, проводит в библиотеке все свободное время и даже забывает выйти к чаю.

Да, он таков. Ненавижу! Если у нашего героя нормальный отец, то учеба в лучшем, самом престижном колледже ему гарантирована. Он никогда не занимается, не открывает учебник, не готовится к семинарам: трудиться ему ни к чему, все блага мира сами плывут в руки. Это обстоятельство тоже чрезвычайно огорчает. Дело в том, что самому мне всегда приходилось упорно работать, причем с весьма скромным результатом. Мерзкий тип ведет разгульную жизнь, за которую других давным-давно выгнали бы из университета, но почему-то профессора с каждым днем любят его все больше и больше. Красавчик просто не в состоянии сделать ничего плохого и поступить неправильно. За две недели до конца семестра он обвязывает голову мокрым полотенцем. Это единственный из его секретов, который нам следует знать. Полотенце, очевидно, способно творить чудеса. Но если оно вдруг подкачает, он начнет пить крепкий чай, галлон за галлоном. Сочетание полотенца с чаем действует безотказно. Доказательство? Пожалуйста: неизменно блестящие результаты экзаменов.

Когда-то я и сам верил в магический эффект мокрого полотенца и крепкого чая. Боже мой, во что только я не верил в молодости! Можно было бы составить объемистую «Энциклопедию бесполезных знаний». Интересно, пробовал ли автор романа хотя бы раз поработать с мокрым полотенцем на голове? Я пробовал и готов со всей ответственностью свидетельствовать, что совершить малейшее движение, удерживая тюрбан из сухого полотенца, невероятно трудно. У варвара-турка сноровка, должно быть, в крови, а вот рядовому христианину трюк неподвластен. С мокрым полотенцем и того хуже: таскать его на макушке удается, лишь обладая ловкостью акробата. Проклятая конструкция то и дело развязывается и норовит свалиться. В темноте и отчаянии вы стараетесь выпутаться из противной сырой тряпки. Напрасно, полотенце со страстью льнет к телу. Умственные усилия неэффективно расходуются на изобретение красочных характеристик и выражение вашего личного отношения к поведению непокорного головного убора. Немало времени занимает стояние перед зеркалом в упорной попытке заново соорудить хитроумную чалму. К учебникам вы возвращаетесь в дурном расположении духа; вода стекает по носу, ручьями бежит по спине. До тех пор пока наконец не откажетесь от нелепой затеи, не швырнете в окно орудие провокации и не вытретесь насухо, никакой труд невозможен в принципе. Второе средство — крепкий чай — лично на меня всегда действовало резко отрицательно: во-первых, вызывало расстройство желудка, а во-вторых, немедленно вгоняло в сон. Заняться учебой удавалось, лишь устранив многочисленные негативные последствия злоупотреблений.

Но больше всего меня раздражает способность нашего героя к изучению иностранных языков. Будь он немецким официантом, швейцарским парикмахером или польским фотографом, я бы ему не завидовал. Этим людям нет необходимости учить языки. На мой взгляд, достаточно залить словарь кипятком, настоять в течение часа, процедить и принимать по столовой ложке перед сном. К тому времени как бутылка опустеет, язык надежно проникнет в плоть и кровь. Но ведь герой романа не таков! Он всего лишь обычный англосакс, а потому не вызывает доверия. Лично я годами ношу в карманах словари. В течение многих месяцев леди и джентльмены странного вида кричат на меня, активно жестикулируя. Я прячусь в укромных уголках и упорно повторяю вслух устойчивые выражения: надеюсь, что после этого полезные идиомы сами явятся в голову, как только потребуются, хотя ничего подобного не происходит. Признаюсь честно, что титанические усилия оказываются напрасными: не могу сказать, что обладаю блестящими знаниями. А этот самодовольный тип, ни разу не выезжавший дальше пригорода, внезапно решает отправиться в путешествие по Европе. И что же? В следующей главе мы застаем приятеля в процессе горячего спора: с полным знанием дела он обсуждает с французским или немецким ученым одну из важнейших проблем психологии. Оказывается, автор просто забыл упомянуть об этом раньше: когда-то на той улице, где живет герой, поселился на лето беженец из Франции, Германии или Италии. С тех пор джентльмен свободно владеет родным языком этого обездоленного человека.

Припоминаю, как однажды в приморский городок, где я отдыхал, приехала театральная труппа. Давали мелодраму. Героиня мирно спала в мансарде вместе со своим ребенком. По непонятным мне причинам оказавшийся злодеем джентльмен внезапно поджег дом. Правда, на протяжении трех предыдущих актов он постоянно жаловался на холодность леди — может быть, хотел слегка ее подогреть? Так вот, спуститься по лестнице было уже невозможно: всякий раз, как бедняжка открывала дверь, в комнату врывался столб пламени, едва не спаливший прекрасные волосы. Огонь терпеливо ждал в коридоре.

— Слава Богу, — воскликнула леди, заворачивая ребенка в простыню, — что в детстве меня научили ходить по проволоке!

Не теряя ни секунды, она распахнула окно и по ближайшему телеграфному проводу благополучно переправилась на противоположную сторону улицы.

Очевидно, примерно так же герой популярного романа, едва попав за границу, вспоминает, что когда-то был знаком с беженцем, и немедленно начинает говорить на его языке. Мне и самому доводилось встречаться с вынужденными переселенцами. Единственное, чему научили меня эти люди, — не оставлять без присмотра бутылку бренди.

Не верю героям и героиням, не способным сдержать поток красноречия на выученном в запыленной библиотеке языке. Готов поспорить, что, подобно всем нам, они с трудом подбирают слова, недоумевают, почему их никто не понимает, и умоляют встречных говорить помедленнее. О, эти блестящие дискуссии с зарубежными философами! О, эти страстные беседы с графинями! Не в воспаленном ли воображении они родились?

Однажды я ехал из Булони в Фолкстон в обществе английской леди. В Фолкстоне к нам подошла молодая француженка, озадаченная дальнейшим маршрутом по чужой стране, и задала какой-то простой вопрос. Моя спутница ответила с легкостью, поразившей даже ее саму. Француженка ушла, а леди вздохнула и удивленно воскликнула:

— Странно! Стоит вернуться в Англию, как сразу оказывается, что я свободно говорю по-французски!