Так началось все буднично: обыкновенный поезд в близкий привычный Крым.

Ехал я в самом начале июня, и поезд был переполнен мамами, бабушками, тетями, нянями и детишками всех возрастов до пятого класса включительно. Старшие еще сидели за партами. И в моем купе тоже обитали две нимфы в розовых платьицах. Им не было еще четырех лет вдвоем, но они очень мило кокетничали плечиками, сидя на горшочках. В коридоре говорили о курсовках, путевках, койках, о ранних фруктах и очередях за котлетами в “Волне”, “Чайке” и “Ласточке”. Говорили о морских ваннах, солнечных ваннах, воздушных ваннах, о купании и катании. А кроме того, на сон грядущий я еще выслушал лекцию о гигиене близнецов с демонстрацией практики кормления и укладывания.

— Вы, мужчины, не ведаете, что такое заботы, — сказала мне бабушка близнецов. — Едете себе отдыхать.

Несмотря на научные приемы укладывания, сна грядущего не получилось. Кокетливые близнецы плакали зачем-то всю ночь. Плакали методично и прилежно, аккуратно соблюдая очередность: одна стихает, другая заводится. В пять утра я вылез с головной болью, был настолько невежлив, что выразил неудовольствие.

— В доме отдыха отоспитесь, — сказала бабушка.

— Я, собственно, в командировку еду, — заикнулся я.

Но моя поправка не произвела впечатления.

— Устраиваются же некоторые, — фыркнула бабушка. — В Крым в командировку! А детишек небось кинул на жену. Приедете: “Ах, я устал, извелся, заработался!” И на юг, отдыхать от юга.

Удрал бы я из этого купе в конце концов, хоть бы в общий вагон, хоть бы в почтовый, еще в Туле удрал бы, если бы не соседка моя с верхней полки. Валерия, Лера… Эрой называла она себя.

Какими словами описать ее? Русая, сероглазая, пышные волосы, пышные плечи. Ах, да не в плечах дело, детали все путают. Представьте себе совершенство, сознающее свое совершенство. Понимаете ли, каждая женщина немножко артистка, каждая что-то изображает: наивность или же усталую опытность, холодность или чувствительность, пылкость, сентиментальность, трезвость, хозяйственность, музыкальность, артистичность. Мужчины тоже что-нибудь разыгрывают, наверное, и я тоже, это со стороны виднее. Все дело в том, что человек недоволен собой, он хочет быть каким-то иным. А Эра была совершенством, и потому она просто жила, она существовала и украшала мир своим присутствием. Она спала, и это было красиво. Она ела, это было естественно. Она молчала, это не тяготило. Она существовала, и это наполняло купе покоем. Ее хотелось созерцать, как греческую статую. И душа наполнялась равновесием, все волнения казались ничтожными. Я испытывал благоговение, да, благоговение, как перед величием моря или снежной вершины.

И все-таки мне захотелось заговорить.

— Снова спать? — спросил я после завтрака, когда длинные ресницы легли на чистые щеки.

— А если хочется? — сказала она.

— А поговорить вам не хочется?

— У вас есть интересные темы?

Есть у меня интересные темы? Я сразу смутился. Есть интересные темы у скромного цетолога, специалиста по зубатым китообразным, едущего в гости к дельфинам?

— Дельфины? — переспросила она. — И что они вам рассказывают?

А я — то думал удивить ее. Но в нашу эпоху всеобщей информации не только настоящие, но и будущие открытия общеизвестны, затасканы заранее. Первоклассники знают, что на Землю явятся пришельцы, люди вот–вот полетят на звезды, жизнь продлят до трехсот лет, а дельфины вступят в разговор. Все это знают, удивятся только астрономы, биологи и цетологи.

Удивятся, потому что они-то знают, как далеко до победы.