12. РАССКАЗ И ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
Пока Коля рассказывал о своем путешествии в будущее, Фима незаметно съел все котлеты — и те, что были оставлены Коле, и те, что мать поджарила себе с отцом. Но Коля не заметил опустошения, произведенного Фимой, потому что был так поглощен своими воспоминаниями, что Фима мог бы съесть и холодильник заодно с продуктами.
Человеку всегда хочется поделиться тайной. И чем тайна удивительнее и заветней, тем больше хочется ее рассказать. Человек отлично понимает, что надо молчать — его спасение в молчании, а сам носит в себе тайну, как бомбу замедленного действия, пока не взорвется. Если бы Алиса не пришла в школу, Коля, может, и удержался бы. Но сначала Алиса, потом толстяк-бандит — слишком много для одного человека. Тут уж без наперсника но проживешь.
Фима слушал как завороженный. Он и котлеты сожрал от волнения. Ел и не замечал, что делает. Иногда только говорил: «Ну!», или: «Чего же ты!», или: «Дурак!»
— Вот тогда я выскочил из его квартиры, — закончил Коля свой рассказ. — Примчался домой, все спрятал и думал — обошлось. Ты мне веришь?
— Верю, — сказал Фима, откусывая сразу половину батона. Его красные щеки блестели, как лакированные. — Ты бы такое не придумал. Даже я не смог бы придумать.
— Если ты эту тайну выдашь…
— А я и не собирался. К тому же таких легковерных, как я, ты не найдешь.
— И что ты скажешь?
— Что я скажу? Почему ты сразу или на следующий день этот аппарат не вернул обратно? Зашел бы в машину, вышел там, положил на столик, оставил бы записку: «Простите за беспокойство». Только тебя и видели.
— Не мог, — сказал Коля. — Ключ мать взяла. Она, оказывается, в больницу звонила, спрашивала, как там сосед, а он ей передал, чтобы она ключ, кроме его друга, никому, даже мне не давала. Видно, он вспомнил, что машина времени открыта. Вот мать куда-то и спрятала ключ. Наверно, на работу с собой носит.
— Ты бы ночью посмотрел.
— Смотрел. Не получилось.
Они помолчали. И вдруг Фима спросил:
— Где этот аппарат?
— Я тебе не только аппарат могу показать. У меня и другие доказательства есть.
— Чего же ты молчишь? Показывай.
Коля вытащил из ящика стола папиросную коробку. В ней лежали трофеи, привезенные из будущего.
— Сначала вот это. — он достал золотую звездочку. — Знаешь, что это такое?
— Звездочка.
— Личный подарок космонавта дальнего плавания капитана Полоскова. Каждая звездочка на груди означает число звездных экспедиций. Ясно?
— Ясно.
— Теперь вот это. Высохло только, но все равно угадать можно.
— Банановая кожура.
— Ты гений, Фима. Точно, это банановая кожура. Но не сегодняшняя. Со станции юных биологов на Гоголевском бульваре.
— А что, под открытым небом растут?
— Будут расти. И обезьяны будут прыгать.
— А банан ты съел?
— Банан на следующий день пришлось съесть, чтобы не сгнил.
— Кстати, если бы я побывал в будущем, хоть бананом бы своего друга угостил.
— Я боялся тайну выдать, а не от жадности.
— Всегда так, — сказал Фима. — Когда друг не нужен, о нем забывают. А когда надо спасаться, — где ты, друг? Спеши на помощь!
— Ладно уж. Дальше показывать?
— Показывай.
— Держи. Узнаешь?
— Бублик. Сухой совсем.
— Это растительный бублик, скороспелый, Аркаша вывел.
— Откусить можно?
— Погоди. Ты уже батон съел. А это, как ты думаешь, что такое?
— Камень.
— Просто камень?
— Откуда я знаю! Я скажу, что просто камень, а ты скажешь, что это марсианский алмаз.
— Ты почти угадал. Великая девица Милена Митина, кстати, моя землячка, из Конотопа, привезла его из гастрольной поездки по Галактике и мне подарила.
— Погоди, Коля, ты разве из Конотопа?
— Нет, это она из Конотопа.
— А почему тогда она твоя землячка?
— Потому что там, в будущем, я был из Конотопа.
— И тебе верили?
— Не всегда.
— Ну ладно. Что еще привез?
— А недостаточно? Вот листок, сухой, с быстрорастущего бубличного дерева…
— Я тебе, конечно, верю, но что ты мне показал? Золотую звездочку с военного погона, кожуру банана, бублик, сухой лист и камень. Если кто засомневается, он тебе в два счета докажет, что ты в будущем не был, а все придумал.
— Но ведь… — Коля посмотрел на свои сокровища чужими глазами, и его в самом деле взяло сомнение. — Но ведь ты-то веришь…
— Верю, — твердо сказал Фима. — Если ты еще чего покажешь.
— Тогда поклянись страшной клятвой, что никому не скажешь.
— Тоже мне романтик! Так только в детских книжках разговаривают.
— Ладно, дай слово.
— Я уже давал.
Коля вздохнул и полез под письменный стол, где стоял ящик с инструментами, остатками переиспользованного детского конструктора, проводами, сломанными выключателями и прочими ценными вещами. Внизу лежала коробка из-под туфель. В ней под слоем мелких деталей — черная сумка с ремешком через плечо.
— Ну вот, смотри, только не сломай.
Фима посмотрел, взвесил на ладонях.
— А как работает? — спросил он.
— Просто.
Коля повесил сумку через плечо, приоткрыл крышку, достал оттуда тонкий провод с наушником на конце, вставил его в ухо и сказал:
— Можно приступать к работе.
— А откуда ты знаешь, как он действует?
— У них машины довольно простые, минимум деталей. Я видел, как Алиса работала, а дома немного испытал.
— Ну, и о чем я сейчас думаю? — спросил Фима, стараясь ни о чем не думать.
— А чего на тебя настраивать? — сказал Коля. — Ты думаешь, как бы самому попробовать.
— А точнее?
— А точнее сейчас узнаем.
Коля открыл крышку сумки, внутри — колесико. Он стал медленно поворачивать его, настраивать.
— Ага… Ты есть хочешь? Ты же все котлеты сжевал.
— Врет твой аппарат! — сказал Фима. — Я о еде и не думал.
— Значит, твои мозги за тебя думали.
— И они не думали…
— Странно…
— Очень даже странно.
— Стой! Где кот?
Коля обернулся. Фима тоже. Кот сидел в углу комнаты, облизывался и пялил мрачные желтые глазищи.
— Прости, Фима, — сказал Коля. — Накладка по моей вине. Остановился на волне кота, а у него одна мысль — пожрать бы — и никаких других желаний, хотя с утра полную тарелку трески смолотил.
— Дай лучше мне попробовать, — сказал Фима. — Если уж машина такая простая.
— Погоди.
Коля снова покрутил колесико.
— Вот, — сказал он. — Могу повторять твои мысли слово за словом. Слышно лучше, чем по телефону. И не считай в уме, меня не собьешь. «Тридцать семь, тридцать восемь… тридцать девять… Неужели он в самом деле может мысли читать?» Это я за тобой повторяю. «Вот бы на уроках использовать… Руткевич пишет контрольную, а ты списываешь, не глядя».
— Коля, стой! — закричал Фима. — Все, я верю, ты угадал! Дай теперь мне!
Коля осторожно перевесил сумку со своего плеча на Фимино. Передал ему наушник и отошел к окну, словно его это не касалось.
— Крути колесико. Если услышишь про еду — это кот Маркиз. Крути дальше, настройка тонкая, диапазон действия метров двадцать, не больше. Наверно, у каждого мозга своя волна…
Фимка покрутил колесико, замер и долго слушал, закрыв глаза. Потом вынул наушник, положил сумку на стол и сказал:
— А я все-таки думал, что ты врал. А ты ни слова…
— Трудно поверить.
Фима сел на диван, скрестил руки на животе и сказал:
— Пожалуй, я слишком много котлет у тебя съел. Совсем обедать не хочется, а бабушка у меня: «Почему у нас плохой аппетит? Что болит у нашего мальчика?» Она меня совершенно распустила.
— Да ты о деле говори! — возмутился Коля. — Как можно думать о котлетах!
— А что говорить? Плохо твое дело. Ты прав.
— Почему плохо?
— Включись на мои мысли, послушай и поймешь. Зачем слова тратить?
— Ты еще русский язык, надеюсь, не забыл?
— Что тебе сказать? Натворил ты — дай бог.
— Знаю.
— И расхлебывать придется тебе.
— Но ты же мне друг!
— Друг. Иначе бы не переживал. Тебе пощады не будет.
— Уверен?
— Совершенно уверен. Ты нарушил первую заповедь путешественния во времени: нарушил его тайну.
— Но я даже не знал, что в будущее попаду.
— Соседу твоему тоже несдобровать.
— Послушай, они не такие уж жестокие. Там даже наши с тобой современники сохранились.
— Мальчишка ты! При чем тут современники? Я думаю, что тебя тайно переправят туда и ликвидируют. Чтобы уравновесить.
— Что уравновесить?
— Твой вред. Я один такой рассказ читал, американский. Там человек в прошлое попал, бабочку раздавил — и не того президента в Америке выбрали. Все связано.
— Я этого и опасался, — сказал Коля.
— А я еще читал рассказ, как один человек все изобретал фантастические проекты, за ним пришли из контрразведки будущего и убрали.
— Я ничего не изобретал.
— Ты похитил.
— Может, мне сознаться? Я уж думал подойти к Алисе и сказать: виноват, хотел как лучше. Я же не воровал, а отнял у бандитов.
— Кто тебе поверит? Факт налицо: ты унес аппарат. И, к сожалению, нет тебе пощады.
— Но что делать, Фимка? Может, старикам моим сказать?
— Нет, ты совсем рехнулся! Они тебя с полным правом тут же потащат к психиатру. Наш мальчик переучился, и у него ум за разум зашел.
— Да, ты прав.
— Единственный выход — молчать. Даже если тебя припрут к стенке — все равно молчать. А аппарат лучше бы в Москву-реку бросить.
— Нет, этого я не сделаю. Хочешь, тебе дам на сохранение?
— Чтобы меня вместо тебя ликвидировали?
Минут пять они молчали.
— Эврика! — сказал Фима. — Есть выход.
— Какой?
— Когда твой сосед возвращается?
— Наверно, через неделю или дней через десять. Мама его навещала.
— Вот и отлично. Как только он вернется — ты к нему в гости. А аппарат с собой берешь.
— И что? Я боюсь сознаться.
— И не сознавайся. Ты скажи, что тебе надо фрегат обмерить. Пока будешь мерить, осторожненько положи аппарат ему под стол. И уходи. Ясно?
— Он найдет и подумает на меня.
— А где у него доказательства? Может, кто-нибудь из его агентов забыл.
— А если…
— Никаких «если»! Главное — не забудь стереть с него отпечатки пальцев. Не забудешь?
— Нет.
— Улажено?
— Хорошо бы… Но ты никому не скажешь?
— Чтобы оказаться твоим соучастником в преступлении века? Никогда! Мне еще жить хочется… И вообще, я пошел домой. Ты не дрейфь, обойдется.
— Погоди! Хочешь, мы его во двор возьмем, послушаем, что люди думают…
— Что-то не хочется, меня к обеду ждут. А во дворе твои толстяки и жулики могут поджидать. — Фима натянул куртку. — Ты к двери не подходи, пускай нас вместе не видят…
Но когда дверь была уже открыта, он вдруг вернулся и спросил шепотом:
— А почему Алиса наш класс нашла? Она же тебя вблизи не видела.
— Я на скамейке подписался, помнишь?
— Идиот!
— Идиот, но я тогда же не думал, что так получится…
— В будущем всегда надо думать. Ты фамилию написал?
— Только имя. И класс.
— Твое счастье, что в классе три Коли, — сообразил Фима. — Будем вести следствие по ложному пути. Завтра изложу тебе подробности.
И Фима исчез.
13. НАПОЛЕОН ПО ЗАКАЗУ
Пираты не обязательно бегают по океанам и космосу с кинжалами, пистолетами, лазерлетами. Они встречаются где угодно. Бывает, младенец только доковылял до яслей, а уже пират: спешит отобрать у другого малыша игрушку. Бывает, пират в жизни никаких законов не нарушил, никого не ограбил и не убил, а в самом деле — там мысль украл, там слово зарезал, там чувство задушил, и вреда от него больше, чем от целого брига с пиратским флагом.
Правда, сейчас это к делу не относится, потому что Весельчак У и Крысс были самыми типичными представителями пиратского племени, объединяли в себе пиратов обычных и пиратов скрытых. Если удавалось, становились грабителями, убийцами и ворами. Если их прижмешь, перебивались сплетнями, интригами, обманом и клеветой.
Рассказывают, что как-то их поймали на туманной планете Ретиспера и решили показать тамошнему главному врачу-психиатру. Можно их вылечить? Тот их обследовал три месяца, ночей не спал, сам похудел на восемь килограммов и наконец доставил диагноз: «Полная атрофия совести». Что означает: нет в них ничего похожего на совесть, непонятно им даже, что такое стыд, раскаяние и даже жалость. Они и друг друга никогда не жалели.
Главного психиатра с планеты Ретиспера спросили:
— А что теперь с ними делать? Как лечить? Ведь нет неизлечимых болезней.
И врач ответил:
— На нашей планете уже справились со всеми болезнями. Но с этим редчайшим заболеванием справиться невозможно. Случай безнадежный. Будем думать, искать пути, лекарства…
Но, пока шли эти переговоры, пираты оглушили охрану, чуть не убили врача-психиатра и убежали. Так что вопрос, как лечить людей с полной потерей совести, остался открытым.
И вот такие люди случайно оказались в Москве.
Может, даже к лучшему, что они были по горло заняты поисками миелофона и у них не было времени отвлечься на иные каверзы и пакости. Хотя и между делом они успели их натворить достаточно.
Можно бы рассказать подробно о том, как пираты, увидев Алису, вслед за ней проникли в наше время, как они ее потеряли на улице, снова нашли уже в больнице, как они старались проникнуть в больницу, чтобы заставить Алису выдать Колю.
Можно рассказать о том, как они следили за больницей, заставляли тонкого и почти невидимого валапасского ужа подслушивать разговоры врачей и сестер, как они готовили похищение Алисы с помощью лже-Алика, в которого превратился Крысс. Можно рассказать и о том, как они снова потеряли Алису и снова ее искали, все сужая и сужая круги.
Можно рассказать и о другом — как они эту неделю жили в Москве, как разыскали заколоченный дом, из которого выехали все жильцы, потому что дом должны были скоро снести, как устроили в нем логово. Можно рассказать, как они добыли себе одежду, загипнотизировав кассиршу в универмаге, и как воровали продукты, — но стоит ли тратить время на этих негодяев?
Для дальнейшего повествования нужно только рассказать, как пираты устроились на работу.
Как-то они сидели в сквере, намаявшись от ходьбы. Весельчак У сказал:
— Денег мало.
— Я тебе сколько хочешь сделаю, — сказал Крысс. — Будут как настоящие.
— Твои деньги опасные: на пять шагов отойдешь — они растают.
— Кого-нибудь ограбим.
— Нет, — сказал Весельчак У, — это тоже опасно. Я очень заметный. Меня скоро поймают. Ты-то превратишься в кого хочешь и сбежишь, а я попадусь.
— Не беспокойся, я тебя спасу, — сказал Крысс.
— Так я тебе и поверил! — сказал Весельчак У. — Если плохо придется, ты меня сразу продашь.
— Как и ты меня, — ответил Крысс. — Смотри, что это?
К скверу подъехал большой фургон с надписью «Киносъемочная». Фургон затормозил, из него выскочили молодые люди, которые вытащили прожекторы и потянули кабели. Подъехали другие машины.
Прожекторы, несмотря на яркий солнечный день, установились лучами в окна выходившего в сквер старинного особняка. Приехал автобус, полный драгун и гусар в киверах.
Юркий мужчина в громадных очках закричал в мегафон:
— Где Наполеон? Где Наполеон, я спрашиваю!
— В буфете остался, — сказала гордая красавица в платье до земли. — Наверно, на автобус опоздал.
— Ну что ты будешь делать! — воскликнул человек в очках. — Как вы прикажете мне снимать без Наполеона?
— Едет, едет! — закричали окружающие.
Подъехало такси. Из такси вышел Наполеон. Правда, пираты, по необразованности и потому, что родились на другой планете, полагали, что Наполеон — это должность.
— Иван Семенович! — воскликнул человек в больших очках. — Ты меня без ножа режешь!
Крысс насторожился. Он был коллекционером. Коллекционировал пытки.
— Никогда, — ответил Наполеон, сорвал треуголку и сел на барабан. — У меня мигрень.
— Не может быть! Но ведь ты уже приехал! — человек в очках был возмущен, растерян, но не терял надежды.
— А я не приехал, — сказал Наполеон. — Я только предупредил тебя и поехал в поликлинику.
С этими словами Наполеон сел в такси. Его строгий профиль в окошке такси был непреклонен.
— Все, — сказал человек в очках, глядя вслед машине. — День погиб! — он воздел к небу руки и произнес: — Полцарства за Наполеона!
— Не беспокойтесь, Ниткин, — сказала дама в длинном платье. — Не переживайте. Он не стоит вашего мизинца.
И тогда из кустов вышел Наполеон, ничем не отличавшийся от уехавшего.
— Сколько стоят ваши полцарства? — спросил он у Ниткина голосом Ивана Семеновича.
— Что такое? Что такое? — удивился Ниткин. — Как можно? Ты же только что уехал! Это что, шутка, что ли? Если шутка, то плохого тона.
— Я другой Наполеон, — сказал Крысс. — Несите полцарства.
Он сел на барабан, потому что думал, что это занятие всех наполеонов, а вокруг собралась киногруппа, и никто ничего не мог понять.
В этот момент из кустов выплыл Весельчак У.
— Могу засвидетельствовать, — сказал он. — Мой помощник может скопировать кого угодно. У него талант.
— Не верю! — закричал Ниткин. — Не верю! Докажи, что ты не Иван Семенович, который уехал, бросив нас на произвол судьбы.
— Одну минутку, — сказал Крысс.
Он провел перед лицом ладонью и превратился в самого режиссера Ниткина.
— Убедительно, — сказал режиссер. — Какое перевоплощение! Где же я видел это неприятное лицо?
— Это вы, Ниткин, — подсказала дама в длинном платье ангельским голосом.
Остальные захихикали. Режиссер строго сказал:
— Все по местам, начинаем съемку!
— Нет, — сказал Весельчак У, — сначала о деньгах. Как платить будете?
— По ставке, — ответил режиссер. — Как за массовку.
— А это много? — спросил Крысс.
— Ну, как вам сказать…
— Тогда платите мне столько, сколько получал ваш старый Наполеон.
— Но это невозможно… Он заслуженный артист…
— Ах, невозможно? — сказал Крысс.
— Стойте! Платим. Я буду вам всю свою зарплату отдавать. Искусство важнее.
— И мне, — сказал Весельчак У.
— А вам за что? — удивился режиссер.
— Мой помощник один не работает.
— Это правда? — спросил режиссер.
— Он шутит, — ответил Крысс. — Я без него отлично работаю. А он найдет себе другую работу. У вас найдется для него работа?
— Что ж… — режиссер посмотрел на Весельчака: — Как у вас по части силы?
— Я сильный, — скромно сказал Весельчак У. — Одной левой укладываю трех склиссов.
Режиссер не знал, конечно, кто такие склиссы, но кивнул. Режиссер должен все знать.
— Будете ставить декорации.
— И получать, как Наполеон, — сказал Весельчак.
— Ни в коем случае! — возмутился Крысс. — Он недостоин.
— Ах так! — сказал Весельчак. — Тогда я ухожу. И если сам найду, не надейся, что поделюсь.
— Товарищи артисты, — сказал Ниткин, — мы все утрясем. Не беспокойтесь!
С тех пор пираты работали в киногруппе. Крысс заменял по очереди всех заболевших актеров, а иногда ему просто показывали фотографию, и он изображал кого надо. Режиссер Ниткин отдавал ему всю зарплату, а сам брал деньги взаймы у ассистентов. Но пираты завтракали и ужинали в ресторане, пили коньяк, ездили на такси, им вечно не хватало денег, и они воровали со съемочной площадки ценные приборы. Два раза их ловили за этим делом, но прощали, потому что Крысс был великим дублером — он мог изображать Наполеона, генералов, солдат, светских красавиц, старых монахов, детей, лошадей и даже верного Гастона, любимого пса маршала Мюрата.
Крыссу льстило, что все с ним носятся как с писаной торбой, зовут по имени-отчеству — Крысс Крокрысович — и приглашают в следующую картину Ниткина «Кощей Бессмертный». Он даже подумывал, не остаться ли ему в кино. Но Весельчак, который занимался физическим трудом и был работой недоволен, не давал Крыссу всерьез увлекаться искусством и после съемок тащил на поиски Алисы и Коли.
С каждым днем пираты сужали круги вокруг своих жертв. Со своим опытом охоты за людьми они должны были вот-вот их найти.
14. СТРАННАЯ ДЕВОЧКА
Вечером Юлька зачем-то подошла в окну и воскликнула:
— Вот это да!
— Что там такое? — спросила Алиса.
— Ты не поверишь! Погляди.
Но Алиса не сразу подошла к окну. Она спросила еще раз:
— Все-таки скажи, Юлька, что ты там видишь.
— Да не бойся, это не пираты, — засмеялась Юлька. — Там внизу стоит Наполеон Бонапарт в треуголке. Под самым фонарем. Меня увидел и машет рукой. Вот умора!
Алиса так и не подошла к окну. Она спросила:
— А у вас что, Наполеоны часто гуляют по улицам?
— Зачем же пиратам так странно одеваться? — ответила Юлька.
— А я читала, что когда-то давно охотники в Африке одевались по-дурацки, любопытные страусы к ним бежали со всех сторон, поглядеть на чудо. Тут страусов и пристреливали из лука.
Юлька отошла от окна.
— В самом деле, зачем человеку одеваться Наполеоном и стоять под моим окном?
— Я тебе скажу зачем. Что бы я делала на месте пиратов? Стала бы проверять мои связи. Вспомнила бы, что я лежала в палате с одной девочкой, которая очень отважно вела себя, когда напали пираты. Может быть, Алиса все этой девочке рассказала. А если Алиса рассказала, может, она потом к этой девочке убежала. Как ты думаешь, логично?
— Знаешь что? Я позвоню Алику Борисовичу.
— Зачем? Твоя мама с ним уже сегодня разговаривала по телефону.
— А я спрошу, не искал ли кто-нибудь мой адрес.
— Это ничего не изменит, — сказала Алиса. — Если они тебя выследили, то скоро жди гостей. И зачем я только тебя впутала в эту историю!
— Кого впутала и в какую историю? — спросила Наташа, входя в комнату. — Вы что-то, девочки, секретничаете, а меня в свою компанию брать не хотите.
— Нет, что ты, мама! — сказала Юлька. — У нас нет таких секретов.
— Если нет, неси чай, — сказала Наташа, — и зови бабушку.
Когда уже пили чай, Наташа вдруг вспомнила:
— Я сегодня с вашим Аликом Борисовичем разговаривала. Он сказал, что какой-то мальчик приходил в больницу, спрашивал Юлькин адрес. Когда же ты успела поклонником обзавестись?
— Нет у меня никаких поклонников! — возмутилась Юлька.
Алиса под столом наступила ей на ногу.
— Ой! — сразу поняла Юлька. — А как он выглядел?
— Я не поинтересовалась.
В дверь позвонили.
Юлька хотела вскочить, но Алиса удержала ее.
— Ну, что же вы? — спросила Наташа. — Открывайте, девочки.
— Мама, — попросила Юлька, — открой, пожалуйста, и если это Наполеон, скажи, что меня нет дома.
— Кто? — спросила бабушка. — Наполеон? Тогда я сама открою дверь: всю жизнь мечтала встретиться с Наполеоном.
— Мама, — повторила Юлька, — ты сама открой.
— Наташа, — сказала Алиса, — нас нет дома.
— Мы вообще здесь не живем, — сказала Юлька. — Понимаешь?
Звонок звонил не переставая.
— Ладно, — сказала Наташа, — попытаюсь разобраться.
— Девочки, я не понимаю суматохи… — начала Мария Михайловна.
— Тишшше!
Слышно было, как Наташа открывает дверь. Потом ее голос:
— Вам кто нужен?
И вдруг все услышали тонкий девичий голосок:
— Я к Алисочке.
— К какой?
«Молодец Наташа!» — подумала Алиса.
— Я из школы, — послышался девочкин голос. — Мне учительница велела к Юле с Алисой пойти.
— Зачем? — спросила Наташа.
— Они должны помочь готовиться к экзамену. Они обещали.
Голос у девочки был такой тоненький, словно она вот-вот заплачет.
— А к какому экзамену? — спросила Наташа.
— К какому, к какому? — голос девочки изменился, и в нем прозвучала злость. — К самому главному экзамену.
— А ты в каком классе, девочка? — спросила Наташа.
— Не скажу.
— Боюсь, что такие маленькие девочки не сдают экзаменов, а играют в куклы. Тебя неправильно сюда послали.
— Алиса здесь живет? Вы мне не ответили, женщина.
— Это он, — прошептала Юлька.
Алиса кивнула.
— Странная девочка, — сказала бабушка, — пойду посмотрю.
— До свиданья, — сказала Наташа.
— Мы еще увидимся, — сказала девочка. — Только ты меня не узнаешь.
Хлопнула дверь.
Бабушка с Наташей вернулись в комнату.
— Странная девочка, — сказала Наташа. — Кто и зачем мог ее к нам послать?
Юлька молчала. Алиса снова села за стол и подвинула к себе чашку.
— Может, кто-нибудь хочет со мной откровенно поговорить? — спросила Наташа.
Девочки молчали.
— Ну ладно, — сказала Наташа. — Но не воображайте, что у меня плохая память.
— Мы тебе обязательно все расскажем, мама. Честное слово! — сказала Юлька.
— Только не опоздайте, — сказала Наташа.
Поздно вечером, когда девочки уже легли спать, Юлька забралась к Алисе на диван и зашептала:
— Может, ей все рассказать? Она поймет, она своя.
— Ты не понимаешь, — ответила Алиса. — Наташа хороший человек, но она в первую очередь мама. Она должна нас с тобой защищать. Ты представляешь, что она будет думать? Она же с ума от беспокойства сойдет.
— И бабушка тоже, — печально сказала Юлька.
— Теперь мы должны быть вдвойне осторожны, — сказала Алиса. — Завтра или послезавтра они доберутся до школы.
— А мы еще ничего не знаем.
15. СПРОСИ У САДОВСКОГО
На следующий день Алиса опять себя выдала на математике.
Это случилось так.
Коля Садовский бился у доски, исписав половину свободного пространства, и никак не мог выпутаться из уравнения. Правда, оно было не простое, а погода за окном стояла солнечная, и у всех, кроме Милы Руткевич, было нерабочее настроение. Наконец математичке надоело бороться с Садовским, и она спросила, кто ему поможет. Конечно, Мила протянула руку, прошла к доске, откинула за спину свою чудесную косу, стерла все, что написал Садовский, и уверенно вывела ответ: «x» у нее был равен 1,25.
И тогда Алиса с места, не вставая — никак не могла научиться, — сказала:
— Икс равен единице.
Мила вспыхнула, коса шевельнулась за спиной от негодования. Она посмотрела на математичку Нелю, а та кивнула ей и сказала:
— Селезнева не права. Садись, Руткевич. Ты правильно решила.
— Это не в волейбол играть, — сказал Фима Королев.
И пока торжествующая Руткевич шла на свое место, Неля отправилась к доске, чтобы написать примеры на дом. И тогда Алиса громко сказала:
— Икс равен единице. Я могу доказать.
— Доказать? — удивилась Неля и подняла тонкие брови.
Неля молоденькая, завитая, как барашек, в длинном платье, очень модная, и все девочки в классе ее обожали.
— Конечно, — сказала Алиса. — Вы разрешите?
— Ну что ж, иди к доске.
Юлька шепнула:
— Алиса, ты опять?
Но Алиса только отмахнулась.
Она не стала стирать с доски решение Милы, а на свободной стороне начала быстро и мелко писать свое решение. И случилось то, чего боялась Юлька: Алиса писала совершенно невероятные значки и символы, которые, наверно, даже в десятом классе не проходят. Все в классе затаили дыхание, а Мила отвернулась к окну, словно это ее совершенно не касалось.
Неля смотрела на доску, склонив хорошенькую завитую головку, и все ждала, что будет. Если бы учительница была старая, опытная, она, наверно, сказала бы, чтобы Алиса садилась, потому что в шестом классе не изучают высшую математику. Но Неля была молодая и совсем забыла, что она в классе. Вдруг она воскликнула:
— Нет! Вот здесь ты и напутала!
Она выхватила у Алисы мел, перечеркнула последнюю строчку и стала писать свое, тоже со значками.
— Как же так? — удивилась Алиса. — А если так?
Со стороны это было похоже на теннисный матч. Соперники перекидывали через сетку мячик, не обращая внимания на зрителей. Обе были так заняты своим делом, что не услышали звонка, да и никто в классе не услышал звонка. Вдруг дверь раскрылась, в ней возникла физиономия из соседнего класса и спросила:
— Вы что, не слышали? Уже перемена.
Тогда соперницы оставили мел, отошли от доски, и Неля сказала:
— Тем не менее ты не права.
— Докажите, — сказала Алиса.
Мила Руткевич, собирая книжки, сказала громко, так, чтобы все слышали:
— И зачем только некоторые хвалятся своей образованностью, когда этого нет в программе!
Все окружили Алису с Нелей, а Катя Михайлова спросила:
— Ты в математической школе училась?
— Нет, — сказала Алиса.
— Молодец! — сказала Неля. — Если хочешь, оставайся после уроков, мы с тобой разберемся в этой штуке.
— Извините. Но сегодня после уроков я занята.
— Тебе надо участвовать в математической олимпиаде, — сказала Неля.
— Вряд ли, — сказала Мила Руткевич, которая подошла поближе. — Там нужно просто решать, без выкрутасов.
В коридоре Юлька накинулась на Алису:
— Зачем ты обращаешь на себя внимание? Хочешь прослыть математическим гением?
— Но ведь ответ был в самом деле неправильный. Как же я могла молчать? И вообще очень любопытный казус…
— Хорошо тебе, что через сто лет вы такие штуки будете с детства знать. Если бы я в пушкинский лицей приехала, я бы тоже стала вундеркиндом.
— В лицей тебя бы не пустили, — сказала Алиса. — Туда девочек не брали. Ты лучше посмотри, какую мне записку подкинули. В тетрадь заложили.
— Кто?
— Я не видела.
Юлька прочла: «Спроси у Садовского, чему будет равен „x“ через сто лет. Доброжелатель».
— Ой! — сказала Юлька. — Это он?
— Не знаю. Ты этот почерк знаешь?
— Знакомый почерк. Я подумаю и вспомню. Знаешь, я с самого начала подозревала, что это Садовский. Он типичный авантюрист. И кому-то даже рассказал, что у тебя был. Давай устроим ему допрос.
— Подожди. А может, кто-то нарочно про него написал?
— А зачем нарочно писать?
— Чтобы отвести от себя подозрение. Представь себе, что кто-то перепугался.
— Кто?
— Сулима. Или Наумов.
— И чтоб они стали вину сваливать на Садовского? Слушай, Алиска, я тебе уже говорила — нет у нас в классе таких жуликов. Чтобы украсть миелофон, а еще потом на другого подозрение сваливать. Ты же сама говорила, что Коля не крал, а только хотел отнять у пиратов.
— Говорила.
— Я все-таки думаю, что кто-то из ребят узнал тайну Садовского и хочет тебе помочь.
— Хотел бы — подошел и сказал.
— А если он боится?
— Он-то кого боится? Садовского?
— Не знаю, только все это можно узнать без твоей деликатности. Коля Садовский, подойди сюда!
Коля, как нарочно, проходил неподалеку.
— Тебя можно спросить об одной вещи? — сказала Юлька.
— Спрашивай, только двоек не ставь.
— Юлька, не надо, — сказала Алиса. — Ты все испортишь.
— Так серьезно? — спросил Садовский. — Тогда не отстану, пока не узнаю, в чем дело.
— Коля, ты не брал одной ценной вещи? — спросила Юлька.
— Я?
— Да. А потом не вернул обратно.
— Какой вещи? — спросил Садовский. — Может, я взял, но не заметил?
— Заметил, заметил, не притворяйся.
— Да скажи, что за вещь? В чем ты меня подозреваешь?
— Значит, не брал?
— Я брал, я все беру и никогда не возвращаю. Кстати, я только сегодня утром взял сто рублей рублями у одной старушки, чтобы оклеить ими дверь в ванной.
— Коля, сейчас же перестань паясничать! — возмутилась Юлька. — Я тебя всерьез спрашиваю.
— Если тебе всерьез отвечать, — сказал Коля, — то я должен на тебя обидеться. Ты меня обвинила в воровстве ценных вещей и до сих пор не извинилась. Ты не намерена это сделать сейчас же?
Алиса удивилась, как изменился голос Коли Садовского. Вот тебе рохля и выдумщик. Только что был сонным рыжим пугалом, а сейчас в глазах такая злость, словно вот-вот треснет Юльку по голове кулаком.
— Мы обе просим прощения, — быстро сказала Алиса. — Это был тест такой, не обращай внимания.
— Какой тест?
— На чувство юмора, — сказала Алиса. — Ты его не выдержал.
— Впервые в жизни, — сказал Садовский.
Непонятно, поверил или нет.
— Глупая ты, Юлька, — сказала Алиса, когда Коля отошел. — Ведь просила я тебя, не вмешивайся!
— Это уже не только твое дело, — сказала Юлька. — Это общее дело. Всего класса. Неужели ты не понимаешь?
— Я одно понимаю, — сказала Алиса, — что один из наших ребят прячет у себя миелофон. Это плохо и трусливо. К тому же он подвергается страшной опасности.
Последним уроком была география. Учительница рассказывала про климат и население Индии. Только она кончила говорить про животный мир, как Фима Королев с места сказал:
— А Селезнева в Лондоне была.
— Ну и что? — удивилась учительница. — Мы же сегодня проходим Индию.
— А может, она и в Индии была, — сказал Фима Королев.
«Чего он пристал? — подумала Алиса. — Еще его не хватало!»
— Селезнева, — спросила учительница, — ты в самом деле была в Индии?
«Сейчас ведь сознается», — подумала Юлька.
Алиса встала и сказала:
— Да, я была в Индии.
— Это очень интересно! — сказала учительница, которая уже была наслышана о новой, необыкновенной ученице. — Поделись с нами впечатлениями.
— Я там была недолго, — сказала Алиса.
— Все равно. Ты что-нибудь видела же?
— Видела.
— Какие ты видела города?
— Я видела Дели, Мадрас и Гандибад.
— Что-то я не слышала о третьем городе, — сказала учительница.
— Он назван в честь Индиры Ганди, — сказала Алиса. — Мы в нем приземлялись, когда летели в Австралию.
— Странно, — сказала учительница.
— В Австралию! — сказал Мессерер. — С ума сойти!
«Конечно, — поняла Юлька, — этого города еще нет, он только будет. Ну кто тянет Алису за язык!» И тут еще вмешался Фима Королев. Он как-то странно, вредным голосом произнес:
— Пускай она скажет, в каком году она туда летала.
Алиса сразу повернулась к Фиме:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что слышала, — сказал Фима.
— Дети, тише, — вмешалась учительница. — Садись, Алиса.
И она как ни в чем не бывало продолжала рассказ об Индии, но ее плохо слушали. Все шептались и смотрели на Алису. А она написала записку Фиме Королеву:
«Что ты имел в виду? Алиса».
Скоро пришел ответ:
«Сама знаешь».
Алиса обернулась к Юльке и сказала шепотом:
— Не спускай с него глаз.
— Сама понимаю, — ответила Юлька.
После уроков Алиса сразу пошла к Фиме, но он перепрыгнул через стол и убежал в коридор.
Юлька догнала Алису в коридоре, сделала страшные глаза и прошептала:
— А что, если там был не Коля?
— Как так?
— А что, если это Фима Королев? Он жутко хитрый. С него станется подписываться чужим именем.
— Этого мы не подумали, — сказала Алиса. — Мне кажется, что обе сегодняшние записки написаны одним почерком!
— Это он! Может, побежим за ним? Припрем его к стенке!
— Погоди. Я все-таки думаю, что он записку о Садовском написал, чтобы меня сбить со следа.
— В любом случае он наверняка знает, у кого миелофон, — сказала Юлька.
— Голову даю тебе на отсечение!
— Ты права, — сказала Алиса. — А с кем он больше дружит? С Сулимой?
— Пожалуй, да. Хотя он со всеми дружит. А потом ссорится.
— А Сулима где?
— В шахматы пошел играть. В актовом зале турнир, гроссмейстер приехал.
— Бежим туда!
16. СУПЕРГЕРЛА!
В актовом зале составили в ряд столы и поставили на них тридцать шахматных досок. Гроссмейстер был худой, загорелый и похожий на веселого курчавого разбойника. Алиса поднялась на цыпочки, высматривая Сулиму.
Боря Мессерер протолкался к ней и сказал:
— Я знаю, как тебя называть, — сказал он.
Ребята обернулись. Катя Михайлова спросила:
— Как?
— Алиса в волейбол играет лучше всех. Математику знает. В Лондоне была, в Австралию летала, по-английски разговаривает даже лучше меня. Она супермен.
— Чепуха какая! — возмутилась Алиса. — Смотрю я на тебя, Мессерер, и думаю, до чего ты легкомысленный!
— Поменьше думай, облысеешь, — сказал Коля Садовский.
— Супермен — это мужчина, — сказала Катя Михайлова.
— Значит, она супергерл, — сказал Коля Садовский.
— Не супергерл, а супергерла, — поправил Мессерер. — Надо знать законы русского языка.
Фимы Королева не было видно.
Алиса увидела Сулиму и старалась подойти поближе.
Вдруг Алиса оглянулась, увидела Юльку:
— Вспомнила!
— Что вспомнила? — спросила Юлька.
Алиса приблизила губы к уху Юльки и прошептала:
— Это самая страшная тайна, которую я тебе могу рассказать. Но у нас дома есть книга, которая называется «Творчество Бориса Мессерера».
— Однофамилец, — отмахнулась Юлька. — Ничего из него не получится, потому что он несерьезный.
— Садитесь, шахматные бойцы, — сказал Эдуард Петрович.
Ребята начали двигать стулья, рассаживаться. Из девчат играли только Мила Руткевич и одна девочка из восьмого класса.
— Ну, все готовы? — спросил Эдуард Петрович.
— А где Тимошкин? — спросил кто-то.
Место рядом с Колей Сулимой пустовало.
— Тимошкин заболел.
— Ну ладно, — сказал Эдуард, — начнем без Тимошкина.
— Алиса, — спросил Боря Мессерер, — может, ты и в шахматы играешь? Как у вас, у супергерлов?
— У супергерл, — поправила его Юлька.
— Эдуард Петрович, — громко сказал Боря, — Селезнева хочет играть вместо Тимошкина.
— Селезнева? — сказал Эдуард. — Да-да, конечно. Садись. Только быстрее.
— и он показал на свободный стул рядом с Колей Сулимой.
— Ну, девочка, — сказал гроссмейстер и улыбнулся, — не стесняйся.
Все в зале уставились на Алису. Она быстро села рядом с Сулимой.
— Здравствуй, коллега, — сказал Коля и улыбнулся. — Если туго станет, я тебе постараюсь помочь.
— Спасибо, — сказала Алиса. — Только лучше уж я самостоятельно поиграю.
Гроссмейстер пошел вдоль ряда стульев, быстро протягивая вперед руку и двигая на два поля королевскую пешку. Некоторые ребята сразу отвечали, другие начали думать. Когда гроссмейстер второй раз пошел по этому же маршруту, оказалось, что все, кроме Милы Руткевич, сделали ответный ход. Гроссмейстер, мельком взглянув на доску, делал второй ход в зависимости от того, как ответил ему противник. После четвертого хода он отошел от стола, поговорил о чем-то с Эдуардом, закурил, и никто не сделал ему замечания. Болельщики стояли за спинами самых сильных игроков и смотрели на доски. Таких игроков было человек шесть. У Сулимы было по крайней мере двадцать болельщиков.
На пятом ходу случилось несчастье на второй доске. Один пятиклассник получил детский мат, и гроссмейстер сказал: «Простите», как будто случайно наступил ему на ногу. Пятиклассник покраснел и потихоньку выполз из-за стола.
Мила Руткевич сдалась, когда за столами оставалось не меньше десяти человек, — она зевнула ладью, потому что очень переживала и боялась что-нибудь зевнуть.
Сулима надолго задумался, и гроссмейстер уже два раза проходил мимо и не делал хода, потому что фигуры Коли оставались без движения. Вдруг Алиса, которая все время поглядывала на соседнюю доску, сказала:
— Конем на эф-6. — и отвернулась.
— Ого! — сказал Коля Наумов, который внимательно следил за делами Коли.
— Ты посмотри, точно, на эф-6! А если он ладьей, то ты дальше.
— Не подсказывайте! — сказал Коля сердито. — Теперь уж я так не пойду.
— Ну что, молодой человек, — спросил гроссмейстер, — вы готовы?
Коля молчал.
— Он хотел пойти конем на эф-6, — сказал Боря, — но сомневается.
Гроссмейстер улыбнулся.
— А что же, разумный ход. Попробуйте. Могут получиться интересные осложнения.
И Коля послушно подвинул коня.
Гроссмейстер задумался. Но не стал двигать вперед ладью, как решил за него Наумов, а отступил королем.
Теперь уже почти все зрители столпились за Колиной спиной и напирали ему на спину, так что Эдуарду пришлось вмешаться и сказать:
— Ребята, не мешайте играть. Вы же опрокинете стол.
Все так переживали за Колю, что, кроме Юльки, никто не обратил внимания на то, как долго стоял гроссмейстер у Алисиной доски, потом вздохнул и сказал задумчиво самому себе:
— Нет, этой жертвы я не приму.
Двинул вперед пешку и перешел к оставшейся на конце стола доске. Но с полпути вернулся, еще раз взглянул на Алисину доску, покачал головой.
Алиса ответила на ход пешки и стала смотреть, что собирается делать Коля с помощью советчиков, которые его дружно сбивали с толку, хотя Эдуард требовал, чтобы не подсказывали.
— Ферзем, ферзем! — шептали, шипели, говорили, даже кричали за его спиной.
— Слоном! — настаивали другие.
Вот-вот могла начаться потасовка.
Коля в полной рассеянности взглянул на Алису. Она на его доску не смотрела. Одними губами сказала:
— Пешкой на аш-4.
И когда гроссмейстер подошел, Коля двинул пешку на аш-4.
Гроссмейстер обрадовался за Колю.
— Молодец! — сказал он. — Этого хода я боялся.
Но, видно, раз боялся, заранее придумал ответ.
— Шах, — сказал он.
— Ой! — раздалось в толпе болельщиков.
Коля схватился за голову.
— Я же говорил, — сказал Боря. — Я же предупреждал!
Тем временем гроссмейстер вернулся к Алисе, и там положение ему совсем не понравилось.
— Да, — сказал он, — я увлекся.
Юлька потянула за рукав Колю Наумова.
— Ты только погляди! — прошептала она.
— А что? — Коля и смотреть не хотел.
— Погляди же!
Наконец гроссмейстер прошел в тот конец стола, поставил мат очкастому десятикласснику. Теперь у него оставалось только два противника. Эдуард Петрович встал напротив Алисы, оценил позицию, покачал головой и сказал Юльке Грибковой заговорщическим голосом:
— Надо, чтобы она осталась у нас в школе. Если ты патриот, ты этого, Грибкова, добьешься.
Тогда Юлька поняла, что Алиса может выиграть у самого гроссмейстера.
— Я бы сама мечтала, — сказала она физкультурнику.
А Алиса смотрела на доску Коли Сулимы и никак не могла придумать, как одолеть гроссмейстера. Получалось, что гроссмейстер навяжет Коле обмен ферзей, а потом добьется вечного шаха. Получится ничья.
— Сдаваться? — спросил Коля Алису.
— Ты с ума сошел!
В этот момент подошел гроссмейстер.
— Каково ваше решение? — спросил он у Сулимы.
— Можно я еще подумаю? — спросил Сулима.
— Думайте.
Гроссмейстер вернулся к Алисе.
— Так, — сказал он, увидев ее ход. — Что ж, спасибо. Мне урок за самоуверенность. Сдаюсь. — он пожал Алисе руку.
Алиса встала и сказала:
— Вам спасибо. На вашем месте я из тридцати партий десять бы проиграла. Это же тяжелый труд — держать в голове столько позиций.
— Нет, вы не правы, — сказал гроссмейстер. — Я держал в голове только три-четыре позиции. Остальные не вызывали у меня опасений.
Они повернулись к Коле Сулиме.
Он еще думал.
Кроме Юльки и Эдуарда Петровича, никто не заметил, что гроссмейстер проиграл Алисе. Все уставились на доску Коли Сулимы.
Коля три раза тянул руку к своему королю, все никак не мог решить, куда его отвести, хотя это уже не играло роли.
Гроссмейстер двинул вперед своего ферзя.
— Шах.
— И вилка на твоего ферзя, — сказала Мила Руткевич вслух, хотя и без нее всем это было ясно.
Коля взглянул в отчаянии на соседний стул, где должна была сидеть Алиса, но там ее не было.
— Ешь королеву, — сказал Наумов, который играл плохо и поэтому называл все фигуры по-любительски.
— Не «ешь королеву», а «возьми ферзя», — поправила его Мила.
Коля в полной тишине поставил своего ферзя на место гроссмейстерского, и тот тут же объявил ему вечный шах ладьей и конем. Три раза они повторили ходы.
— Ничья! — объявил Эдуард Петрович.
— Ничья! — закричали болельщики. — Ничья! Ура!
— Сулима с гроссмейстером вничью сыграл!
— Минуту внимания! — сказал Эдуард Петрович. — Разрешите от вашего имени поблагодарить Владимира Аркадьевича за то, что он не пожалел своего времени, приехал к нам и провел этот сеанс.
Все захлопали в ладоши.
— Общий счет сеанса, — продолжал Эдуард Петрович, — двадцать восемь с половиной на полтора в пользу гроссмейстера.
Все так и ахнули.
— А кто же еще вничью сыграл? — спросила Мила Руткевич. — Это, наверно, ошибка.
— Никакой ошибки, — сказал гроссмейстер. — Я тоже благодарен вам, ребята. Некоторые из моих сегодняшних соперников показали себя настоящими бойцами. Я даже думаю, что если бы мой последний соперник, с которым мы сыграли вничью, был немножко решительнее и меньше слушался своих болельщиков, он мог бы выиграть у меня, как и та девочка…
— Какая девочка? — спросила Мила Руткевич.
Гроссмейстер стал искать глазами Алису.
— Так это же Алиса Селезнева! — не выдержала Юлька. — Она выиграла у гроссмейстера!
— Где Алиса? Какая Алиса?
Ребята из других классов Алису еще не знали, и поднялась суета, и громче всех был слышен голос Бори Мессерера:
— Я же вам говорил, что она супергерла! Мое открытие! Я ее первый нарисовал!
17. ЧЕРЕЗ ЗАБОР И ОБРАТНО
— Как конспиратор ты никуда не годишься, — заявила Юлька Грибкова, когда им с Алисой удалось незаметно скрыться из школы.
— Знаю, — сказала Алиса.
— «Знаю, знаю»!.. — Юлька еще больше распалялась от Алисиной покорности. — Ты приехала сюда миелофон искать или демонстрацию устраивать?
— Очень трудно обманывать людей, — оправдывалась Алиса. — Если начинаешь что-нибудь делать…
— Ну ладно еще, когда по-английски заговорила. Это бывает даже с нашими ребятами. Я допускаю, что в волейбол ты могла играть. В конце концов, ты меня заменила и классу помогла. Но вся эта история с математикой…
— Я увлеклась. Уж очень интересная проблема возникла.
— Я сидела и дрожала, что тебя разоблачат. А ты думала только о проблеме. Эгоистка проклятая! И с шахматами ты что натворила? Кто тебя просил у гроссмейстера выигрывать? Ты думаешь, у нас десятиклассницы часто у гроссмейстеров выигрывают?
— У нас тоже редко. И если бы с ним один на один встретились, я никогда бы не выиграла.
— Ой, скромница! Я сейчас упаду в обморок от умиления!
Сзади по переулку стучали тяжелые шаги.
— Алиса! — Юлька оглянулась и схватила Алису за рукав. — Мы попались!
По переулку к ним бежали двое. Толстяк большого роста и рядом с ним небольшой худенький человек. Они махали руками и что-то кричали.
— Скорей.
Юлька с Алисой припустили от них. И, как назло, ни одной подворотни, ни одного открытого подъезда, ни одного поворота. Не спрячешься.
— Беги зигзагами! — крикнула Алиса. — Они снотворными пулями будут стрелять.
— Стойте! — доносилось сзади. — Стойте! Остановите их!
Как назло, какой-то гражданин с портфелем и сумкой услышал крик и решил, что помогать лучше тем, кто догоняет. Он широко расставил руки — портфель и сумка загородили полпереулка, и Алиса с Юлькой разбежались к самым стенам, чтобы миновать это неожиданное препятствие. Мужчина развернулся и побежал за ними.
Вдруг у Юльки подвернулась нога, и она упала на мостовую.
Алиса услышала ее крик и остановилась.
— Беги дальше! — крикнула Юлька. — Мне они ничего не сделают! Я их задержу!
Но Алиса не слушала. Она вернулась к сидящей на асфальте Юльке и постаралась поднять ее.
— Ну, скорее, — повторила она. — Еще немножко осталось.
— Нет, я не смогу. Беги без меня.
Алиса уже подхватила Юльку под мышки и приподняла. Юлька поджала ногу, и они заковыляли вдвоем на трех ногах.
Тут их догнал мужчина с портфелем и сумкой. Он с налета обхватил их и завопил:
— Я их держу!
— Отпустите! Что, не видите, ноге больно! — рассердилась Юлька.
Остальные преследователи уже были рядом. Большой толстяк сказал мужчине, задержавшему девочек:
— Да отпустите их, что вы делаете?
Голос у толстяка был знакомый.
— Грибкова, что с тобой? Ты ногу подвернула?
Да это же Эдуард Петрович! Собственной персоной. А с ним незнакомая худенькая женщина с желтыми завитыми волосами и решительным выражением маленького, худенького личика.
Мужчина с портфелем и сумкой отошел в сторону и сказал обиженно:
— Тогда не надо на всю улицу кричать, если вы знакомые. Я думал, может, украли чего.
— Как вам не стыдно! — сказала маленькая желтоволосая женщина. — Как вы могли подумать плохо о наших девочках?
Эдуард Петрович опустился на колено, стал ощупывать лодыжку Юльки Грибковой. Юлька морщилась, но терпела.
— Ничего страшного, — сказал Эдуард. — Завтра уже забудешь. Подвернула.
— Я и без вас знаю, что подвернула! А зачем вы нас испугали?
— Мы не хотели вас пугать, — сказал Эдуард. — Вы так быстро исчезли из зала, что я не успел с вами поговорить. А Марта Скрыль специально пришла в школу, чтобы познакомиться с Алисой Селезневой. А почему вы побежали? Разве не узнали? Меня по фигуре можно за версту узнать.
— Из-за вашей фигуры мы и побежали, — сказала Юлька мрачно. Она осторожно наступила на ногу. Больно, но терпеть можно. — Спутали с другой такой же фигурой.
Эдуард не понял, решил, что шутка, улыбнулся.
— Так вот ты какая, Алиса, — сказала маленькая желтоволосая женщина. — Очень приятно. Надеюсь, мы с тобой подружимся.
— Познакомься, Селезнева, — сказал Эдуард. — Марта — тренер нашей районной спортивной школы. Я ей рассказал о тебе.
— Мы спешим, Эдуард Петрович, — сказала Юлька. — Нас дома ждут. Извините, пожалуйста.
— Ничего, — сказала Марта Скрыль. — Мы вас проводим. Ты давно занимаешься волейболом?
— Я сообщил, что нашел в нашей школе яркий талант, — гордо сказал Эдуард Петрович. — И уж поверьте моему опыту, я такого еще не видел.
— Алиса не здесь живет, — сказала Юлька.
Она шла прихрамывая и мечтала поскорее избавиться от тренеров. А то еще Алиса опять согласится и завязнет в спортивной деятельности. А миелофон Юльке одной искать, что ли?
— Мы это обеспечим, — сказала Марта Скрыль. — Если надо, перейдешь в московскую школу. Надеюсь, родители не будут возражать.
— Ее родители будут возражать, — зарычала Юлька.
Но Марта ее не слышала.
— Кстати, ты на сколько прыгаешь в высоту? — спросила она Алису.
— Я специально этим не занималась, — сказала Алиса, — только в летнем лагере в прошлом году.
— Ну и что?
— Метр семьдесят, — сказала Алиса. — Или метр семьдесят пять.
— Что-о-о-о? — воскликнула Марта Скрыль, и ее рот стал кружочком, глаза стали кружочками.
— А я что говорил! — Эдуард Петрович был так горд, словно сам научил Алису прыгать так высоко.
— Сумасшедшая! — прошептала Юлька. — Со своей дурацкой правдивостью…
— А что, это много? — спросила Алиса наивно.
Юлька даже отвечать не стала. Чего связываться с этими будущими кривляками!
— Не можжжжжжет быть! — наконец вымолвила Марта Скрыль. — Ты обманываешь меня, девочка.
— Обманываю? — Алиса этого слова совершенно не выносила. — Я вас обманываю?
Они как раз проходили мимо забора. Забор как забор, за ним — какое-то строительство.
— Сколько в этом заборе высоты?
— Ну, метр семьдесят, — сказал Эдуард Петрович неуверенно. — Может быть, больше.
— Юлька, подержи сумку.
Алиса сунула Юльке сумку, отбежала на мостовую, примерилась, разбежалась и прыгнула. Не привычно, а рыбкой, как прыгают пловцы. Над забором она пролетела так, что еще сантиметров десять запаса оставалось, подобрала ноги, сделала сальто, чтобы по ту сторону забора опуститься на ноги.
— Ах! — сказала Марта Скрыль. — Так же прыгать нельзя! Никакой школы!
За забором раздался гулкий удар, громкий вопль.
— Алиса! — крикнула Юлька. — Что с тобой?
И в тот же момент над забором снова появилась Алиса — она летела рыбкой, вытянув ноги, перевернулась в воздухе и, сложившись в комочек, опустилась на землю.
— Бежим! — крикнула она Юльке. — Как твоя нога?
— А что там?
— Там пираты. Они идут по ту сторону забора и подслушивают. Я прямо на Крысса грохнулась. Временно вывела его из строя.
— Куда же вы, девочки? — закричала Марта Скрыль. — Мы только начали беседу!
Забор зашатался, кто-то ломился сквозь него.
— Эдуард Петрович, — сказала Юлька, убегая вслед за Алисой, которая взяла обе сумки, — подержите забор, а то там один хулиган его сломать хочет. Скорее же!
Эдуард Петрович послушно прижался тяжелым животом к забору, который колыхался, как тростник в бурю. Доски разошлись, и Марте Скрыль, которая в изумлении наблюдала за этой сценой, видно было, что с другой стороны на улицу ломится не менее крупный и толстый человек, чем Эдуард Петрович.
А девочки уже убежали…
У самого дома они остановились передохнуть. У Юльки разболелась нога.
— Погоди секундочку, — сказала она. — Эдуард их задержит, он обещал.
— Весельчака он задержит, а вот Крысса нет, — ответила Алиса, но остановилась.
— Девчата! — услышали они. К ним бежал Коля Сулима. — А я вас уже минут двадцать дожидаюсь.
— Что случилось?
— Мне нужно поговорить с Алисой.
— Говори при Юльке, у меня от нее нет секретов.
— Но это чужой секрет! — сказал Коля Сулима. — Я даже не знаю…
— Говори же, — сказала Юлька. — Мы очень спешим.
— Я хотел сказать… в общем, я хотел только сказать, что знаю, что Алиса… в общем, она не из нашего города и вообще из другого места, но я думаю…
— Вот мямля! — возмутилась Юлька. У нее болела нога, и поэтому она стала нетерпеливой. — Ты можешь говорить по-человечески?
— Погоди, Юлька, — остановила ее Алиса. — Говори, Коля.
— Фима послал тебе записку, можно сказать, странную, но ты должна понять, что он защищает друга, а это можно…
Тут Сулима опять запутался в словах, а тем временем из-за угла выскочили Крысс и Весельчак У. Как-то им удалось обмануть Эдуарда, и они снова пустились в погоню за девчатами.
— Беги, — крикнула Юлька Сулиме, — чтобы они тебя с нами не видели! Ну, что ты стоишь?
Сказав так, Юлька побежала к подъезду. Алиса — за ней.
Сулима поглядел на девчат, потом на толстяка в черной шляпе, черном плаще и Наполеона Бонапарта в треуголке и, не раздумывая больше, побежал в другую сторону.
Девчата успели вбежать в подъезд, вверх по лестнице и спрятаться в квартире.
Когда щелкнул замок, Юлька закрыла дверь на цепочку, а Алиса сбросила на пол сумку и сказала:
— Какие же мы с тобой глупые! Мы должны были Сулиму взять с собой! Он готов был все рассказать.
— Ты думаешь, он знает?
— Он же начал говорить. И про записку, и про то, что он знает обо мне.
— Значит, это он?
— Наверное, он. И он — друг Королева.
— И он хотел все рассказать?
— Я так думаю. Надо бежать к нему. Ты знаешь, где он живет?
— Я у него не была. Но можно позвонить Кате Михайловой. Она все адреса знает.
— Тогда я пошла.
— Да? — спросила Юлька, снимая туфлю. Нога в лодыжке распухла. Хорошо еще, бабушка легла спать, не видит, в каком виде вернулась внучка домой. — Ты погляди в окно. Как же ты пойдешь мимо пиратов? Мы в осаде.
— Что же делать?
— Вот нога пройдет немного, я сама сбегаю к Сулиме и возьму у него миелофон.
— Если он у него.
— Если он у него. А может, как-нибудь его вызвать сюда?..
— Нет, звать его сюда — значит отдать в лапы пиратам. Им это и нужно. Давай лучше компресс тебе поставим, чтобы скорее нога прошла.
Но в тот вечер выйти из дома так и не удалось. Юлька одну Алису не выпустила, а ее нога прошла только к утру, и то не совсем.
18. ОПАСНАЯ БЕГЛЯНКА
На следующее утро события помчались, как скорый поезд.
Первым в тот день в школу шел Коля Садовский. Шел он так рано потому, что не было смысла оставаться дома, где гремел большой скандал. Виновником скандала был, как всегда, сам Коля. Он задумался еще с вечера: как же получается в математике — плюс на плюс дает плюс, а минус на минус тоже дает плюс. Он стал рассуждать: если у тебя подушка сшита из мягкой, чистой, выглаженной материи — это плюс? А если она набита при этом мягким пухом, это плюс? А если мягким пухом набить чистую наволочку, все вместе приведет к образованию очень удобной и положительной подушки. Плюс? Плюс.
С этой мыслью Коля уснул на мягкой и положительной подушке. А проснулся и стал думать дальше. Если взять что-нибудь совершенно непригодное для набивания подушек и вложить это во что-то совершенно непригодное для создания наволочки, получится ли положительная подушка? Надо попробовать. Разумеется, Коля знал, что ничего не получится, но ему очень понравилось размышлять философски. Поэтому он пошел с утра на кухню, взял десяток яиц, две электрические лампочки и утюг, все это положил в сетку, с которой его мать ходила за картошкой, отнес в ванну, положил на пол и лег на эту подушку.
Плюса не получилось.
Коля набил шишку об утюг, измазался яйцами и обрезался осколком электрической лампочки. Его заставили мыть пол в ванной, собирать стекло, потом оставили без завтрака — и все это случилось в семь часов утра.
Вот он и ушел из дому.
А на подходе к школе его остановил очень толстый человек в длинном черном плаще и шляпе, натянутой на самые уши.
— Здравствуйте, — сказал толстяк. — Вы из шестого класса «Б»?
— А почему вы так думаете? — спросил Коля. — Неужели просвечивает?
— Что просвечивает? — спросил толстяк.
— Мой номер, — сказал Коля.
Он говорил, просто чтобы говорить, даже не задумывался. А толстяк ему не понравился. Уж очень у него было доброе лицо, словно нарочно нарисованное. Поэтому Коля попросил толстяка:
— Вы не будете любезны снять маску?
— Какую маску?
— Под которой у вас спрятаны клыки.
Толстяк даже ощупал свое лицо, словно и в самом деле опасался, не вылезают ли клыки из-под маски.
Садовский не стал ждать, пошел дальше. Он решил изобрести способ хождения под землей. Такой способ очень выгоден, потому что можно переходить улицу где хочешь, даже на красный свет. Вот только руки будут грязные.
— Погодите, — догнал его толстяк. — Вы знаете в вашем классе Колю?
— Вам честно ответить или нечестно? — спросил Садовский.
— Честно! — сказал толстяк. — Честность — это самое лучшее человеческое качество.
— Если честно, то я Коля.
— Нет, — сказал толстяк, — ты не Коля. Или не тот Коля.
— Как точно вы заметили! — сказал Коля Садовский. — Я и сам в последнее время задумываюсь, тот ли я Коля, что был сначала. Уж очень я рыжий. Вам не кажется?
— А что, раньше ты другой был? — толстяк внимательно разглядывал Колю.
— Раньше я был блондин, — сказал Коля. — И притом девочка.
Толстяк вздохнул.
— Еще один вопрос, — сказал он. — Ты знаешь Алису?
— Она уже кончила школу, — сказал Коля. Нет, толстяк ему положительно не нравился. Коле хотелось поскорее от него избавиться. И уж тем более он не хотел рассказывать ему об Алисе. — И улетела на Памир. Просила передать вам, чтобы вы не трогали ее любимую собачку. Больше вопросов нет?
— Ты очень невоспитанный мальчик, — сказал толстяк. — У нас таких уже нет.
— Всех истребили? — спросил Коля.
— И до тебя доберемся! — прошипел толстяк так, чтобы не слышали проходившие мимо прохожие. — Я твою рыжую физиономию запомню!
— Какое счастье! — сказал Коля, но на всякий случай отступил на шаг назад. — Поэтому, когда вас приведут ко мне, вы будете отказываться от своих слов?
— Куда приведут? — спросил толстяк.
— Ко мне в кабинет. Я же главный инспектор милиции по распутыванию особо серьезных преступлений против шестиклассников. Разве не слышали? Моя фамилия Холмс. Николай Шерлокович. Будем знакомы. А вас как зовут?
Но толстяк уже куда-то исчез. Словно сквозь землю провалился.
Коля постоял немножко, потом вздохнул и сказал:
— Он меня обогнал. Он умеет ходить под землей. Придется изобрести что-нибудь новенькое, а то столкнешься с ним под мостовой — задавит.
Минут через пять на этом самом месте с толстяком встретилась Мила Руткевич.
Толстяк как гора встал у нее на пути.
— Простите, девочка, — сказал он, — вы из шестого «Б»?
— Да, — ответила Мила.
— Скажи на милость! — сказал толстяк. — Не дашь ли ты мне ценную информацию?
Толстяк пошел рядом с Милой. Говорил он вежливо, даже подобострастно.
— А что я могу вам рассказать? — спросила Мила.
— У меня большое личное несчастье, — сказал толстяк. — И только вы, добрая девочка, можете мне помочь.
— Но ведь я спешу в школу, — сказала Мила. — У нас первый урок английский, и мне надо повторить перевод.
— Я не займу больше двух минут твоего драгоценного времени, девочка, — сказал толстяк. — Мне нужно поговорить с тобой об Алисе.
— О какой Алисе? — насторожилась Мила.
— Я не знаю, под какой фамилией она фигурирует в вашем классе. Но, наверно, у вас одна Алиса?
— Алиса Селезнева? — спросила Мила. — А что случилось?
— Надеюсь, ничего страшного. Пока ничего страшного.
И толстяк сделал длинную, значительную паузу.
— А что может случиться? — спросила Мила, закидывая за спину черную косу. — Вы из милиции?
— В некоторой степени, — сказал толстяк. — Когда и почему Алиса появилась в вашем классе?
— Сегодня третий день, — сказала Мила. — Она живет у Юли Грибковой. Они вместе в больнице лежали.
— Та-а-а-ак, — сказал толстяк. — Все сходится.
Они проходили мимо маленького скверика, где стояла пустая скамейка.
— Если вы не возражаете, — сказал толстяк, — присядем на минутку.
Мила кивнула. Время еще было. Она была заинтригована. Особенно если учесть, что Алиса ей совсем не нравилась.
— А не замечали ли вы в ее поведении чего-нибудь странного? — спросил толстяк. — Чего-нибудь не нашего, из ряда вон выходящего?
Мила пожала плечами.
— Как сказать…
— Ясно, — сказал толстяк. — Вы не хотите говорить плохо о своей приятельнице. Это похвально, разумеется, похвально. Вы производите впечатление очень разумной девушки. Но сейчас разговор между нами такой серьезный и тайный, что придется говорить чистую правду. Нравится ли вам ее характер?
— Нет! — вырвалось у Милы помимо воли.
— Почему?
— Она выскочка, — сказала Мила.
Мила в самом деле так думала. Всегда она была первой отличницей в классе. Все годы. Ее ставили в пример учителя и хвалили на родительских собраниях. И вдруг пришла в класс какая-то Алиса, которая, оказывается, и английский знает лучше Милы, и географию, и математику, а уж о физкультуре и говорить нечего. Неприятно, что уж говорить.
— В самом деле? — спросил толстяк. — Это тоже сходится с нашими наблюдениями. А не показывала ли, девочка, Алиса каких-нибудь знаний больше, чем нужно?
— Как вам сказать… — ответила Мила. — Особенных способностей я у нее не заметила, но показать себя она умеет.
— Правильно! — воскликнул толстяк. — А в классе у вас есть некий Коля?
— Коля? У нас три Коли.
— А с каким из них дружит Алиса?
— Она ни с кем не дружит, кроме Грибковой, — сказала Мила. — Хотя я чужими делами не занимаюсь.
— Похвально, — сказал толстяк. — Теперь вы должны нам помочь.
— Кому?
— Дело в том, что я работаю главным врачом в больнице для особо опасных детей. В прошлом году к нам поступила неизлечимо испорченная девочка по имени Алиса. У нее склонность к жестокому хулиганству. Это болезнь. Она била детей и взрослых, кусалась, а потом украла в школьном музее чучело тигра, оделась в тигровую шкуру и ночью грабила прохожих. Когда Алису поймали, она искусала трех милиционеров, задушила служебную собаку, и нам пришлось Алису связать.
— Ой, какой ужас! — сказала Мила.
— Нет, не ужас. Надо пожалеть Алису. Она ведь не виновата, что заболела, — раздался мелодичный женский голос.
Мила увидела, что рядом стоит миловидная маленькая хрупкая женщина в белом халате с красным крестом на рукаве.
— Ах, познакомьтесь, — сказал толстяк. — Это доктор Иванова. Она провела сто бессонных ночей, успокаивая несчастного ребенка, давая ей лекарства и рассказывая сказки.
— Да, это так, — сказала доктор Иванова. — Но все мои усилия пошли прахом. И эта негодная девчонка убежала ночью из больницы, выломав плечом дверь и прыгнув с пятого этажа.
— И ничего? — спросила Мила.
— Ничего. Осталась только вмятина в асфальте под окном. Глубиной в полтора метра. В таком состоянии больным ничего не страшно. Мы обошли уже все школы и больницы, но она исчезла бесследно. И вдруг мы узнали, что похожая по описанию девочка была замечена в вашем классе.
— Но на вид она такая спокойная, — сказала Мила. — И так хорошо знает английский язык.
— Это ненормальность, — сказал толстяк. — У нее весь ум направлен на то, чтобы обманывать окружающих и притворяться, что она совершенно нормальная. В этом ее опасность. И ее ответы на уроках тоже ненормальность. Скажите нам, может ли нормальная девочка так много знать, как ваша Алиса?
Этот вопрос Миле очень понравился. Он сразу уничтожал все ее сомнения. Конечно же, Алиса просто ненормальная, поэтому она так хорошо все знает. Обычный человек ничего бы этого не знал. Ни один здоровый шестиклассник не может быть умнее Милы Руткевич.
И когда Мила все это поняла, раздражение против Алисы как рукой сняло. Ей даже стало жалко Алису.
— А когда ее найдете, вы что сделаете? — спросила Мила.
— Мы возьмем ее с собой.
— Погодите, — сказала Мила. — Алиса ведь так тихо себя ведет. Может быть, ей лучше в школе, с ребятами? И она у нас выздоровеет и станет хуже учиться… как все.
— А если она снова начнет буйствовать? Если она кого-нибудь укусит? Вы забыли о своих товарищах, которые подвергаются опасности.
— Ах, — сказала Мила, — я об этом не подумала. Пошли скорей к директору школы и все расскажем.
— Нет, так не годится, — сказал печально толстяк. — А если мы ошиблись? Если это не та Алиса? Представляете, какую травму мы нанесем невинному ребенку?
— Это та, та, — настаивала Мила. — Она совершенно ненормально все знает.
— Но мы очень деликатные люди, — сказала хрупкая доктор Иванова. — Сначала мы заглянем в класс и убедимся, что это наша беглянка. Ты нам должна помочь.
— А как?
— Проведи нас в школу задним ходом так, чтобы нас Алиса не видела. И покажи, где ваш класс. Все остальное мы берем на себя. О твоем участии в этой операции никто не узнает. Хорошо?
— Если это нужно для медицины и для безопасности других людей, я согласна, — сказала Мила. — Только пойдемте быстрее, потому что скоро звонок.
И она провела их двором, через школьный ботанический участок. Показала, как подняться на третий этаж, и сказала:
— Только не надо ее забирать прямо из класса. Мне ее очень жалко.
— Не беспокойся, девочка, — сказала добрым голосом доктор Иванова. — Мы будем гуманные и добрые. Мы всегда такие.
