ПРОЗРЕНИЕ
1
Хуан Родорес оторвал глаза от окуляров и устало посмотрел на Френка.
— Мы здорово постарели за эти годы, Френк. Помнишь, как это началось? Энтузиазм, энергия, лихорадка… Мы сами помогали бетонщикам строить вот этот подвал. Нам казалось, что мы строим золотые ворота в рай или, во всяком случае, триумфальную арку, ведущую к земле обетованной…
Френк уперся кулаком в подбородок и смотрел, как Хуан медленно зашагал по кафелю. У него были мягкие, вялые шаги, как у старого, измученного жизнью человека. В последнее время на него находили приступы меланхолии, и он начинал философствовать.
— Знаешь, я решил уйти с этой работы, — вдруг сказал Хуан.
— Уйти? Куда?
— Конечно, пока не кончится контракт, острова я оставить не могу. А сменить место работы я решил. Я не хочу в этом участвовать, Френк. Мне противно и иногда… страшно. Я часто вспоминаю летчика, который сошел с ума после того, как сбросил атомную бомбу на японцев.
Как бы стряхнув наваждение, Родорес объяснил по–деловому.
— Ты ведь знаешь, я не ядерщик, а радиофизик. Пока здесь нужно было создавать нужные тебе генераторы и волноводы, я был у дела. А сейчас все это позади. Делать мне здесь нечего.
У Френка сжалось сердце. Наверное, вот так, как Родорес, его постепенно покинут все его старые друзья, и он останется совсем один… Значит, он решил покинуть ядерную лабораторию! У Френка тоже часто появлялась такая мысль, но он вспоминал посмертную записку профессора Фейта и еще французскую пословицу: “Если не ты, то кто? Если не сейчас, то когда?”
Родорес как бы угадал его мысли.
— И я, и ты, Френк, и многие честные физики в молодости были идеалистами и считали для себя счастьем быть на острие науки. Мы тогда не понимали, что это действительно острие и что рано или поздно его форма проявится во всей своей отвратительной реальности. Мы сами того не заметили, как из исследователей превратились в наемных чернорабочих, бездумно изготавливающих нечто гнусное… Ты, наверное, давно не слушал радио и не знаешь, что делается в мире. Как часто упоминается в эфире наш остров и фамилия Фейта, и твоя, и моя. О нас говорят все, от рядовых ораторов на уличном митинге до юристов из международного суда. Понимаешь, что это значит?
Френк криво улыбнулся. Пассивное сопротивление? Увиливание от ответственности? Нет, это не в его натуре…
— Боишься суда?
— Нет, я боюсь гибели, боюсь нелепой смерти из-за чьего-то безумия. А если так будет продолжаться — смерть неминуема.
Родорес подошел к кварцевому баллону в углу лаборатории.
— Вот, Френк, ты загнал ее в эту ловушку. Но никто на свете не может поручиться, что она оттуда не вырвется.
2
“Нужно действовать! Решительно и немедленно…” Решение созрело окончательно и теперь казалось настолько безупречным и простым, что он даже удивился, что не пришел к нему раньше. Он стал задумчивым, молчаливым, рассеянным. Его товарищи знали, что у Френка так всегда перед очередной блистательной научной идеей.
Ослепительно ярким ранним утром он вскочил с постели, принял холодный душ, наскоро проглотил яичницу и выбежал на набережную. Он чувствовал себя, как хорошо тренированный спортсмен перед соревнованиями.
— Бьюсь об заклад, скоро на Овори и на Лас Пальмас снова заговорят о господине Долори, — улыбаясь, сказал ему продавец сигарет.
Раскуривая сигаретку, Френк кивнул головой.
— Думаю, на этот раз обо мне будут говорить далеко за пределами нашего архипелага!
Он направился к переправе на Сардонео. На этот раз в нем не было робости и смущения, он был убежден, что решил задачу, которая по плечу только Мюллеру. С сегодняшнего дня они на равной ноге!
Мюллера он застал дома.
— Привет, Петер! Какого черта вы торчите в своей конуре в такой день? Предлагаю вам поездку на лодке.
Мюллер поднял на него удивленные глаза и быстро нацарапал на клочке бумаги:
“С чего это?”
— Я терпеть не могу жары, — сказал он небрежно.
“Это очень важно. Захватите с собой тетрадь с задачей номер 330”.
“Бумаги выносить не разрешается”.
“Я суну их в карман”.
— Впрочем, — продолжал Мюллер, — как хотите. Если я вам не надоел, я могу вас сопровождать.
Они быстро прошли к лодочной станции.
— Дальше трех километров заплывать нельзя, — предупредил их на причале часовой.
— Убирайся к черту. Сегодня я здесь хозяин, понял?
Когда они отъехали от берега метров на двести, Мюллер спросил:
— Что с вами, Френк? Такое впечатление, будто вы находитесь под действием наркотика.
— Вроде этого. Вы решили задачу о распределении взрыва?
— Нет, — ответил Мюллер твердо.
— Я не верю, что вы ее не решили.
— Ваше дело.
— Садитесь за весла и гребите медленно. Так, чтобы ваша спина закрывала поселок. Я посмотрю тетрадь.
Они поменялись местами. Френк стянул с себя рубаху и снял брюки, как бы собираясь загорать, и вытащил из кармана тетрадь. Тишину нарушали только легкие всплески весел. Жара становилась все сильнее.
— Вы делали не то, что требуется, — наконец произнес Френк со злостью.
— Я решил то, что мог, — ответил Мюллер.
— Нет. Мне-то вы очки не вотрете. Вы повторили вывод формулы для баланса энергии. Почему?
— Ради упражнения. Мне нравится этот вывод, — сказал Мюллер иронически.
— Ради бога, не злите меня. Скажите, почему вы не хотите решить задачу, которую я вам предложил?
— Значит, не могу, — ответил Мюллер.
— Можете, можете тысячу раз. Я в этом уверен!
Мюллер пожал плечами и ничего не ответил. Несколько минут они плыли молча.
— Если вы скажете мне уравнение конфигурации взрыва и закон распределения энергии в активной зоне, я обещаю отплатить вам очень полезным советом.
На слове “очень” Френк сделал ударение.
— Я в советах не нуждаюсь, — произнес Мюллер насмешливо. — Можете поручить эту задачу любому другому теоретику или решить ее самостоятельно. Мне она не под силу.
— Садитесь на корму. Дайте погребу я. Да снимите же вы свое барахло! Пусть на берегу думают, что мы загораем.
Они снова поменялись местами, и Мюллер нехотя стянул с себя брюки и рубашку.
— Снимайте и майку, — приказал Френк. — Мы искупаемся с лодки. Это будет очень естественно.
Мюллер скупо улыбнулся. В его огромных голубых глазах появилось не то смущение, не то тревога.
— У меня очень чувствительная к солнцу кожа. Я могу обгореть.
По сравнению с шоколадно–черным телом Френка, руки и ноги немца были молочно–белыми.
— Слушайте, Петер, да ведь на вас тошно смотреть! Неужели вы ни разу за все время не загорали?
Мюллер покачал головой. На Френка напало мальчишеское озорство. Он положил весла на борта лодки и, продолжая смеяться, воскликнул:
— Я сейчас вас раздену и выброшу в море!
— Да не дурачьтесь же вы, Френк. Ради бога, оставьте меня в покое. Вы, и правда, ведете себя, как пьяный…
— Ну и пусть! Пусть те, кто наблюдает за нами с берега, думают, что мы с вами два болвана, разыгравшиеся на морском воздухе!
Мюллер судорожно вцепился в руки Френка, а тот силился стянуть с него майку.
— Да что вы за чудак? Марш на солнце! Марш в воду! Я ведь знаю, вы отлично плаваете.
Сильные руки Френка потащили майку вверх. Он хохотал, как сумасшедший.
— Вам обязательно нужно загореть! Не сопротивляйтесь, иначе я…
Перед его глазами мелькнуло что-то красное, как кровь, и в этот самый момент Мюллер молниеносно перевернулся через голову и прыгнул в море…
Френк застыл с открытым ртом. Мюллер был в воде и, держась за корму лодки, громко дышал.
Они смотрели друг другу в глаза.
— Что у вас на груди? — прошептал Френк.
— Ничего. Рана…
— Рана? Странная рана. Покажите.
— Нет, — прошептал Мюллер.
— Покажите! Иначе я…
— Тогда одному из нас придется кормить акул, — сказал Мюллер.
В сознании Френка снова промелькнула красная полоса на белоснежной груди Мюллера, и он увидел, что это была не просто полоса, а ряд букв, больших кроваво–красных букв… У Френка была фотографическая зрительная память. Он прочел, что было написано кроваво–красными буквами на груди у Мюллера: “Коммунист”.
— Кто это вас? — прошептал Френк.
— Не ваше дело…
— Это мое дело. Теперь многое стало ясно.
— Тогда плывите к берегу и докладывайте обо всем своему начальству. Я подожду вас здесь.
Френк понял, что он и не собирается вылезать из воды.
— Я ничего никому не скажу, если вы сообщите мне уравнение взрывной волны.
— Ого! — произнес Мюллер тоном человека, которому больше нечего терять. — Вы дорого платите за удовлетворение вашего тщеславия. Только от меня вы решения не получите. Я не хочу быть соучастником убийства.
— А если я вам скажу, что и я не хочу?
— Тогда зачем вам это уравнение? Ваша совесть будет чиста, если это уравнение скажет им кто-нибудь другой.
— А ваша совесть чиста? Вы скрывали, что вы… Эта надпись…
— Вы, Френк, мальчишка. Я горжусь этой надписью, и именно потому не скажу вам уравнение.
Френк замолчал. Увидев, что Мюллер решительно поплыл в открытое море, он крикнул:
— Не делайте глупости, Мюллер! Черт с ним, с вашим уравнением. Приблизительно я и без вас знаю, что должно получиться при взрыве. Пожалуй, этого мне будет достаточно. Я просто не хотел…
— Что вы не хотели, Френк?
— Я просто не хотел, чтобы пострадали невинные люди…
Мюллер вернулся и взялся за борт лодки.
— Что вы задумали?
— Это не ваше дело. Вползайте сюда и едем на берег.
— Право, Френк, о чем вы думаете? — в голосе Мюллера послышалась тревога.
Френк ничего не ответил. Мюллер влез в лодку. Он снял майку и стал выжимать из нее воду. Френк тупо смотрел на его грудь.
— Это было очень больно?
— Да, очень.
— Где это вас?
— На моей родине. У фашистов на этот счет хороший опыт.
— Вы кричали?
— Не помню, наверное, да, — ответил Мюллер и деловито натянул влажную майку. — А теперь поплыли к берегу.
Долори греб очень медленно.
— Мне нужно уравнение распределения взрывной зоны лично для себя.
— Если я вам скажу это уравнение, что тогда? — просил Мюллер.
— Я обещал дать вам хороший совет.
— Хорошо. Слушайте. Это — лемниската.
— Параметры?
Мюллер назвал три цифры.
— Спасибо. Теперь слушайте меня. Уезжайте в Европу. Чем скорее, тем лучше.
Мюллер расхохотался.
— Вы шутите, Френк! Вы говорите так, как будто для меня поездка в Европу все равно, что для вас на Лас Пальмас!
Френк перестал грести и в упор посмотрел на Мюллера.
— Придумайте что угодно, но найдите предлог немедленно выехать. Скажите, что вы там забыли что-нибудь очень важное для нашего дела. Скажите, что доктор Роберто не умер и вы знаете, где он живет, придумайте.
Мюллер ничего не ответил. Он оделся и стал смотреть на приближавшийся берег.
Когда они вышли из лодки, солдат с биноклем сказал:
— Ну и здорово вы выкупали того немца, господин Френк!
— Его стоило выкупать. Он этого стоит… — рассеянно буркнул Долори. Подойдя к квартире Мюллера, он остановился.
— Я уверен, что наши палачи не хуже ваших.
Мюллер молча пожал ему руку. Войдя к себе, он уселся в кресло и глубоко задумался. Потом подошел к телефону и попросил квартиру полковника Семвола.
3
“Наконец-то, — думал Семвол, садясь в быстроходный катер. — Сейчас что-нибудь выяснится. Может, он нашел решение…”
Он вошел в квартиру Мюллера шумно и весело.
— Добрый день, старина, добрый день, наш ученый гигант!
— Увы, полковник, далеко не гигант. — Мюллер смущенно подал Семволу кресло. — Я решил вам признаться…
— О, подождите! Я чувствую, вы сразу хотите говорить со мной о каком-то деле, которое, наверное, заведомо меня не интересует. Дайте отдышаться. Такая жара.
Посопев немного, он сказал:
— Если, старина, у вас есть что-нибудь выпить, то я не откажусь, — сказал он, стараясь быть как можно проще и как можно дружественнее. В действительности же он лихорадочно думал, что могло бы значить это “не гигант”…
Мюллер налил рюмку коньяку и подождал, пока Семвол высосал ее маленькими глотками.
— Итак, я слушаю вас, старый ученый волк, — сказал Семвол. — Вываливайте, что у вас…
— Дело в том, господин полковник, что у меня нет ничего…
— Ну, это вы скромничаете. Я знаю, что в такой голове, как ваша, задачи долго не задерживаются. Итак, давайте решение задачи 330.
— Я не могу ее решить, — проговорил Мюллер.
— Не можете? — воскликнул Семвол.
— Нет, не могу. Да и вообще мне здесь создали не совсем заслуженную славу. До настоящего момента я пользовался тем, что в мою голову когда-то вложил доктор Роберто. Все задачи, которые были здесь мною решены, уже решались. Их решил Роберто еще там, в Германии… И проблема, которая сформулирована в задании 330, уже решена.
— Господи, так какого черта вы морочите мне голову. Давайте пить коньяк и радоваться! — воскликнул пораженный Семвол.
— Я с большим удовольствием разделю вашу радость после того, как решение будет в наших руках, — торопливо вставил Мюллер.
— В наших руках? А в чьих же руках оно сейчас?
— Сейчас в ничьих.
Семвол резко откинулся на спинку стула и пристально стал смотреть на Мюллера, пытаясь понять, что он говорит… Он был сбит с толку.
— Я вас не понимаю.
— Когда еще существовала Отдельная лаборатория, там, в Зондерштадте, Роберто взялся за решение именно этой проблемы. Роберто обладал гигантской интуицией, и он рассчитал форму взрыва при соединении вещества с антивеществом…
— А вы? Разве вы не участвовали в этой работе?
— Нет. Я настаивал на том, чтобы не терять времени на такой лишенный плоти теоретический труд.
Мюллер замолчал. Семвол смотрел на него с откровенным подозрением. Он уже представлял, сколько понадобится усилий, чтобы проверить слова Мюллера.
— Что было дальше?
— В тот день, когда мы, то есть я и доктор Роберто, бежали от вашего воздушного налета, мой учитель вдруг почувствовал слабость и сел на обочину дороги. У него был с собой последний расчет, его теория взрыва, спрятанная в алюминиевый цилиндр…
Как ужаленный, Семвол вскочил с места.
— Где же он?
— По просьбе доктора Роберто я его закопал… Я дал ему клятву это сделать, и сделал…
При мысли, что такие важные расчеты лежат где-то в земле длительное время, у Семвола задрожали руки. Может быть, там уже нет никакой дороги, может быть, все перекопано, может быть, алюминиевый цилиндр с драгоценными бумагами найден и попал в чужие руки…
— В каком месте вы его закопали, где? — заорал он, сжимая кулаки.
— Это трудно объяснить… На восточном берегу реки. Там была одна тропинка, по которой доктор Роберто любил ходить… И еще ель, старая развесистая ель. Я закопал документы под ней…
— Что же делать, что делать?! Рассказывайте подробно, где вы закопали эти бумаги! Все, до последней мелочи.
— Боюсь, мне будет нелегко восстановить в памяти детали. — Мюллер встал. — Полковник, я хочу предложить вам один вариант. Эти документы смогу найти только я. Если там что-нибудь за это время переменилось, то все равно я узнаю и лес, и тропинку, и ель. Узнаю среди тысяч других тропинок и елей…
— Вы хотите, чтобы мы вас туда отпустили? — еще более пораженный спросил Семвол.
Мюллер горько улыбнулся.
— Я понимаю, вы мне не верите. Но один я ничего и не смогу сделать. Пусть меня сопровождают ваши люди.
Семвол схватился за подбородок и стал яростно его растирать. Он понимал, что сейчас перед ним стоит трудная задача. Может быть, Мюллер хочет бежать. Может быть, он говорит правду. Да и вообще, мало ли что может скрываться за тем, что он сейчас услышал!
— Мюллер, я не верю ни одному вашему слову. Мне кажется, что вы хитрите. Мне нужны доказательства, или вам будет плохо.
— Я хочу представить доказательства, полковник, — твердым голосом сказал Мюллер. — Недалеко от того места закопаны и мои бумаги, мои расчеты… Но только я закопал их на западном берегу реки. Я могу дать вам их совершенно точный адрес…
— Говорите!
— Там, где был наведен понтонный мост, раньше стоял большой каменный. Во время войны его разбомбили. Оставались гранитные быки, по два на восточном и на западном берегу. Если идти к мосту с запада, то у основания второго гранитного быка, справа, можно увидеть участок, замощенный камнем, для того, чтобы во время паводков песок не размывало. Нужно вытащить из грунта камень у самой вершины, ближе к берегу… На глубине сантиметров пятидесяти лежит алюминиевый цилиндр с моими бумагами…
Семвол несколько секунд таращил на Мюллера налитые кровью глаза. Не сказав больше ни слова, он вышел.
