Сэр Дэниэл был в зале; он сердито расхаживал перед камином, ожидая Дика. Кроме сэра Дэниэла, в зале находился один только сэр Оливер, который скромно сидел в углу, перелистывая требник и бормоча молитвы.

– Вы меня звали, сэр Дэниэл? – спросил молодой Шелтон.

– Да, я тебя звал, – ответил рыцарь. – Что это за слухи дошли до моих ушей? Неужели я так плохо опекал тебя, что ты перестал мне доверять? Или, быть может, ты хочешь перейти на сторону моих врагов, потому что я потерпел неудачу? Клянусь небом, ты не похож на своего отца! Отец твой был верен своим друзьям и в хорошую погоду, и в ненастье. А ты, Дик, видимо, друг только в хорошую погоду и теперь ищешь случая отделаться от своих друзей.

– Простите, сэр Дэниэл, это неправда, – твердо сказал Дик. – Я предан и верен всем тем, кому обязан преданностью и верностью. И прежде чем начать другой разговор, я хочу поблагодарить вас и сэра Оливера. Вы оба больше всех имеете прав на меня. Я был бы собакой, если бы забыл об этом.

– Говорить ты умеешь, – сказал сэр Дэниэл. И, внезапно рассвирепев, продолжал: – Благодарность и верность – это слова, Дик Шелтон. Мне нужны не слова, а дела. В этот час, когда мне грозит опасность, когда имя мое запятнано, когда земли мои конфискованы, когда леса полны людей, которые алчут и жаждут моей гибели, что совершает твоя благодарность, что совершает твоя верность? У меня остался маленький отряд преданных людей. В знак благодарности или в знак верности ты отравляешь им сердца коварными нашептываниями? Уволь меня от такой благодарности! Но чего же ты хочешь? Говори! Мы на все готовы дать тебе ответ. Если ты что-нибудь против меня имеешь, скажи об этом прямо.

– Сэр, – ответил Дик, – мой отец был убит, когда я был младенцем. До моего слуха дошло – я ничего не хочу скрывать, – что вы принимали участие в его гибели. И, говоря правду, я не могу чувствовать себя спокойным и не могу помогать вам, пока не разрешу всех своих сомнений.

Сэр Дэниэл опустился на скамью. Он подпер подбородок рукой и пристально глянул Дику в лицо.

– И ты полагаешь, что я способен быть опекуном сына того человека, которого я убил? – спросил он.

– Простите меня, если ответ мой будет недостаточно вежливым, – сказал Дик. – Но ведь вы отлично знаете, что быть опекуном очень выгодно. Разве все эти годы вы не пользовались моими доходами и не управляли моими людьми? Разве вы не рассчитываете получить деньги за мой будущий брак? Не знаю, сколько вы за него получите, но кое-какой доход он вам принесет. Еще раз прошу прощения, но если вы способны были на такую низость, как убийство доверившегося вам человека, отчего же не предположить, что вы стали моим опекуном из низких побуждений?

– В твоем возрасте я не был таким подозрительным, – сурово сказал сэр Дэниэл. – А сэр Оливер, священник, как он мог оказаться виновным в таком деле?

– Собака бежит туда, куда ей велит хозяин, – сказал Дик. – Всем известно, что этот священник – ваше послушное орудие. Я, быть может, говорю слишком вольно, но сейчас не время любезничать. На мои откровенные вопросы я хочу получить откровенные ответы. А вы мне ничего не отвечаете! Вы, вместо того чтобы отвечать, задаете мне вопросы. Предупреждаю вас, сэр Дэниэл: таким путем вы только увеличиваете, а не разрешаете мои сомнения.

– Я дам тебе откровенный ответ, мастер Ричард, – сказал рыцарь. – Я не был бы честен, если бы не признался, что ты разгневал меня. Но даже в гневе я хочу быть справедливым. Приди ко мне с этими вопросами, когда вырастешь и когда руки мои не будут связаны опекунством над тобой. Приди ко мне тогда, и я дам тебе ответ, какого ты заслуживаешь, – кулаком в зубы. До тех пор у тебя есть два выхода: либо проглоти эти оскорбления, держи язык за зубами и сражайся за человека, который кормил тебя и сражался за тебя, когда ты был мал, либо – дверь открыта, леса полны моих врагов – ступай!

Бешенство, с которым были произнесены эти слова, взгляд, которым они сопровождались, – все это поколебало Дика. Однако он не мог не заметить, что не получил ответа на свой вопрос.

– Я от всей души хочу поверить вам, сэр Дэниэл, – сказал он. – Убедите меня, что вы не принимали участия в убийстве моего отца.

– Удовлетворит ли тебя мое честное слово, Дик? – спросил рыцарь.

– Да, – ответил мальчик.

– Даю тебе честное слово, клянусь тебе вечным блаженством моей души и тем ответом, который мне придется дать богу за все мои дела, что я ни прямо, ни косвенно не повинен в смерти твоего отца!

Он протянул Дику свою руку, и Дик пылко пожал ее. Оба они не заметили, в каком ужасе привстал со скамейки священник при этой торжественной и лживой клятве.

– Ах, – воскликнул Дик, – пусть ваше великодушие поможет вам простить меня! Какой я негодяй, что не поверил вам сразу! Но теперь уж я больше никогда не буду сомневаться в вас.

– Я прощаю тебя, Дик, – сказал сэр Дэниэл. – Ты еще не знаешь света, ты еще не знаешь, какое гнездо сплела в нем клевета.

– Я тем более достоин порицания, – прибавил Дик, – что клеветники обвиняли не столько вас, сколько сэра Оливера...

При этих словах он обернулся к священнику и вдруг оборвал свою речь на полуслове. Этот высокий, румяный, толстый, важный человек был совершенно раздавлен: румянец его исчез, руки и ноги дрожали, губы шептали молитвы. Едва Дик устремил на него взор, как он пронзительно вскрикнул и закрыл лицо руками.

Сэр Дэниэл кинулся к нему и в бешенстве схватил его за плечо. И все подозрения Дика разом проснулись снова.

– Пусть сэр Оливер тоже даст клятву, – сказал он. – Его обвиняют в убийстве моего отца.

– Он даст клятву, – сказал рыцарь.

Сэр Оливер молча замахал на него руками.

– Клянусь небом, вы дадите клятву! – закричал сэр Дэниэл вне себя от бешенства. – Клянитесь здесь, на этой книге! – продолжал он, подняв с пола упавший требник. – Что? Вы заставляете меня сомневаться в вас! Приказываю вам: клянитесь!

Но священник не мог произнести ни слова. Он одинаково боялся и сэра Дэниэла, и клятвопреступления. Ужас душил его.

В это мгновение расписное стекло высокого окна треснуло; в зал влетела черная стрела и упала на середину обеденного стола.

Сэр Оливер, громко вскрикнув, рухнул на камыш, которым усыпан был пол. А рыцарь вместе с Диком кинулся во двор, оттуда по винтовой лестнице на зубчатую башню. Все часовые были на посту. Солнце спокойно озаряло зеленые луга, над которыми кое-где возвышались купы деревьев и лесистые холмы, замыкавшие горизонт. Никого не было видно.

– Откуда прилетела стрела? – спросил рыцарь.

– Вон из той рощи, сэр Дэниэл, – ответил часовой.

Рыцарь задумался. Потом повернулся к Дику.

– Дик, – сказал он, – присмотри за этими людьми. Я поручаю их тебе. А священник либо оправдается, либо я выясню, в чем тут дело. Я начинаю разделять твои подозрения. Он даст клятву, ручаюсь тебе! А если не даст, мы докажем его виновность.

Дик ответил довольно холодно, и рыцарь, испытующе поглядев на него, поспешно вернулся в зал. Прежде всего он оглядел стрелу. Никогда еще не видел он таких стрел. Он взял ее в руки и стал вертеть; мрачный цвет ее наполнил его сердце ужасом. На ней была надпись, одно только слово: «Погребенному».

– Значит, они знают, что я дома, – проговорил он. – Погребенному! Но у них нет собаки, которая могла бы выкопать меня из могилы.

Сэр Оливер очнулся и с трудом поднялся на ноги.

– Увы, сэр Дэниэл, – простонал он, – вы дали страшную клятву! Теперь вы прокляты во веки веков!

– Да, болван, – сказал рыцарь, – я дал скверную клятву, но ты дашь клятву еще хуже. Ты поклянешься святым крестом Холивуда. Смотри же, придумай слова повнушительней. Ты дашь клятву сегодня же вечером.

– Да простит бог ваш разум! – ответил священник. – Да отвратит он ваше сердце от такого беззакония!

– Послушайте, добрейший отец, – сказал сэр Дэниэл, – если вас беспокоит ваше благочестие, мне говорить с вами не о чем. Поздненько, однако, вспомнили вы о благочестии... Но если у вас осталась хоть капля разума, слушайте меня. Этот мальчишка раздражает меня, как оса. Он мне нужен, потому что я хочу продать его брак. Но, говорю вам прямо, если он будет надоедать мне, он отправится вслед за своим отцом. Я приказал переселить его в комнату над часовней. Если вы дадите хорошую, основательную клятву в вашей невиновности, все будет хорошо, мальчик немного успокоится, и я пощажу его. Но если вы задрожите, или побледнеете, или запнетесь, он не поверит вам, и тогда он умрет. Вот о чем вам нужно думать.

– В комнату над часовней! – задыхаясь, проговорил священник.

– В ту самую, – подтвердил рыцарь. – Итак, если вы желаете спасти его, спасайте. Если же нет, будь по-вашему: убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое! Будь я человек вспыльчивый, я давно уже проткнул бы вас мечом за вашу нестерпимую трусость и глупость. Ну, сделали выбор? Отвечайте!

– Я сделал выбор, – ответил священник. – Да простит меня бог, я выбираю зло ради добра. Я дам клятву, чтобы спасти его.

– Так-то лучше! – сказал сэр Дэниэл. – Позовите его, да поскорей. Вы останетесь с ним наедине. Но я буду присматривать за вами.

Рыцарь приподнял ковер, висевший на стене, и шагнул за него. Раздался звон щелкнувшей пружины, затем скрип ступенек.

Сэр Оливер, оставшись один, испуганно поглядел на завешанную ковром стену и перекрестился с тоской и ужасом во взоре.

– Если ему придется жить в комнате над часовней, – пробормотал он, – я должен спасти его даже ценой моей души.

Три минуты спустя явился Дик, вызванный гонцом. Сэр Оливер стоял возле стола, решительный и бледный.

– Ричард Шелтон, – сказал он, – ты потребовал у меня клятвы. Это твое требование для меня оскорбительно, и я имею полное право тебе отказать. Но, помня наши прежние отношения, я смягчил свое сердце: пусть будет по-твоему. Клянусь священным крестом Холивуда, я не убивал твоего отца!

– Сэр Оливер, – ответил Дик, – прочитав первое послание Джона Мщу-за-всех, я не усомнился в вашей невиновности. Но теперь разрешите задать вам два вопроса. Вы не убивали моего отца – верю. Но, быть может, вы принимали в этом убийстве какое-нибудь косвенное участие?

– Никакого, – сказал сэр Оливер.

И вдруг он предостерегающе подмигнул Дику. И Дик понял, что этим подмигиванием он хочет сказать ему что-то такое, чего не смеет произнести вслух.

Дик взглянул на него с удивлением; потом повернулся и внимательно оглядел весь пустой зал.

– Что с вами? – спросил он.

– Ничего, – ответил священник, пытаясь придать лицу спокойное выражение. – Мне дурно, я не совсем здоров. Извини меня, Дик... мне нужно выйти... Клянусь священным крестом Холивуда, я не предавал и не убивал твоего отца! Успокойся, добрый мальчик. Прощай!

И с непривычной быстротой он вышел из зала.

Внимательный взор Дика скользил по стенам; на лице у него одно за другим отражались все противоречивые чувства: удивление, сомнение, подозрение, радость. Но мало-помалу, по мере того как ум его прояснялся, подозрения победили; скоро он был уже вполне уверен в самом худшем. Он поднял голову и вздрогнул. На ковре, закрывавшем стену, было выткано изображение дикаря-охотника. Одной рукой он держал рог, в который трубил; другой рукой он держал копье. Лицо у него было черное, потому что он изображал африканца.

Вот этот африканец и напугал Ричарда Шелтона. Солнце, ослепительно сверкавшее в окнах зала, зашло за тучку. Как раз в это мгновение огонь в камине ярко вспыхнул, озарив потолок и стены, которые до тех пор были окутаны полумраком. И вдруг черный охотник мигнул глазом, как живой; и веко у него было белое.

Дик, не отрываясь, смотрел в этот странный глаз. При свете огня он сверкал, как драгоценный камень; он был влажный, он был живой. Белое веко опять закрыло его на какую-то долю секунды и опять поднялось. Затем глаз исчез.

Никакого сомнения не оставалось: это исчез живой глаз, все время наблюдавший за ним через дырочку в ковре.

Дик мгновенно понял весь ужас своего положения. Все свидетельствовало об одном и том же: и предостережения Хэтча, и подмигиванья священника, и этот глаз, наблюдавший за ним со стены. Он понял, что его подвергли испытанию, что он выдал себя и что, если его не спасет чудо, он погиб.

«Если мне не удастся удрать из этого дома, – подумал он, – я конченый человек! Бедняга Мэтчем! Я завел его в змеиное гнездо!»

Он еще раздумывал, когда вдруг явился слуга, чтобы помочь ему перетащить оружие, одежду и книги в другую комнату.

– В другую комнату? – переспросил он. – Зачем? В какую комнату?

– В комнату над часовней, – ответил слуга.

– В ней давно никто не жил, – сказал Дик задумчиво. – Что это за комната?

– Хорошая комната, – ответил слуга. – Но говорят, – прибавил он, понизив голос, – что в ней появляется привидение.

– Привидение? – повторил Дик, холодея. – Не слыхал! Чье привидение?

Слуга поглядел по сторонам, потом сказал еле слышным шепотом:

– Привидение пономаря церкви Святого Иоанна. Его положили однажды спать в ту комнату, а наутро – фью! – он исчез. Говорят, его утащил сатана; с вечера он был очень пьян.

Дик, полный самых мрачных предчувствий, пошел за слугой.