Глава 2
Пару часов спустя они вновь отправились во все те же мрачноватые недра подземелий, захватив с собой несколько человек в лице опергруппы местного райотдела. Теперь уже без особых затруднений найдя место последней перестрелки, Лев подошел к трупу неизвестного, буквально изрешеченного пулями, и удивленно присвистнул:
– Ну надо же! Это ведь Трамвай, ешкин кот! Он же – Кушнилин, он же – Рачкин, он же – Гнедухов, и хрен поймешь, какая из этих фамилий настоящая.
– Трамвай?! – удивились остальные.
– Охренеть! – хмыкнув, отреагировал и Станислав. – Этого хмыря объявили в федеральный розыск, а он вон где обнаружился. Ну и ну!..
Впрочем, опера удивились гораздо больше, чем он, когда насчитали на теле Трамвая почти два десятка пулевых ранений.
– Вот это его изрешетили! – хохотнул из тесноты молоденький старлей. – Но что самое ценное, – кучность классная. Лев Иванович, это не вы его так?
– Это он сам себя изрешетил, внезапно испытав глубокое и искреннее раскаяние… – хмуро съерничал Станислав под смех присутствующих.
… Как и предполагал Гуров, Петр Орлов не испытал и тени восторга, когда узнал, что Трамвай «приказал долго жить». Он ведь так надеялся, что серийный отморозок пройдет через пекло судебного разбирательства и остаток дней будет гнить в одном из «санаториев» с железобетонным забором, увенчанным колючей проволокой. Не срослось…
Выслушав его ворчливые сентенции, Лев насмешливо напомнил, что Трамвай, получивший свое прозвище за серию убийств людей, которых подкарауливал на трамвайных остановках, в руках закона уже был. Рискуя своей жизнью, в момент очередного нападения его задержал молодой парнишка, возвращавшийся с тренировки юношеской хоккейной команды. Даже получив удар ножом, к счастью, не самый опасный, хотя подонок метил ему прямо в сердце, парень ухитрился нанести негодяю удар своими коньками с ботинками по голове. Да и проходившие мимо трое мужчин тоже не стали «праздновать труса» и, придя на подмогу отважному парню, скрутили отморозка и передали прибывшему наряду полиции.
– Вот, вот! – глядя в упор на Орлова, язвительно хохотнул Крячко. – Задержали, передали правоохранительным органам, а те его позорно упустили! И снова жертвы. Аж пять человек! Помнится, людоеда Джумагалиева тоже, вместо того чтобы грохнуть на месте и этим самым спасти десятки жизней, каждый раз отправляли на судмедэкспертизу, откуда он постоянно сбегал и продолжал кушать человечину. Отпад!
Насупившийся генерал угрюмо посмотрел на своего подчиненного и сердито пробурчал, что упустили Трамвая вовсе не правоохранители, а «раздолбаи от медицины». И вообще, судьбу обвиняемого должен решать суд, а не самосуд оперов-вольнодумцев, считающих, что им все позволено.
– …Кроме того, как теперь доказать, что убийства в подземельях совершал именно он? – выразительно разведя руками, вопрошал Петр. – Как провести очные ставки, как провести иные следственные действия на месте совершения преступлений?
– С кем очные ставки-то? – прищурился Гуров. – С теми пятью его жертвами? Что ты ерунду городишь? Доказательство его авторства в этих убийствах очень простое – нападение на нас. Почерк с прежними убийствами – один в один. Чего еще надо-то? И вообще… Если ты такой дельный и крутой, шел бы сам в эти крысиные норы, где темень – хоть глаз коли, и задерживал бы этого урода по всем правилам конвенции ООН по правам человека. Только вот не знаю, если бы он вдруг и тебе перо всадил в печенку, стал бы ты в этот «благостный» момент зачитывать ему его права?
Ничего не ответив на эту тираду, Орлов потер ладонью лоб и молча отмахнулся. Он и сам понимал правоту Гурова, но его должность обязывала говорить именно так, как он говорил. Ведь, если по совести, он сам любого нелюдя с превеликим удовольствием пристрелил бы не моргнув глазом. Взять этого же самого Трамвая, абсолютно неисправимого мерзавца и подонка. Он половину своей жизни просидел на тюремных нарах и причинил людям столько бед, что пролитых ими слез хватило бы на целый пруд, где давно уже стоило бы утопить эту гниду. Сидел он за кражи, не гнушаясь обкрадывать даже тех, кто и так еле сводил концы с концами, сидел за грабежи и разбои, сидел и по сто двадцатой нового УК. Последний раз, вернувшись из отсидки за насилие, сопряженное с нанесением тяжких телесных, в результате чего еще совсем молодая девчонка навсегда осталась калекой, Трамвай словно сорвался с цепи и занялся совершенно бессмысленным мокрушничеством.
После задержания и отправки его на судебно-психиатрическую экспертизу – туповатый на вид уголовник умел мастерски изображать из себя психически ненормального – он словно испарился. Почему-то осталось загадкой, кто именно принял решение отправить его не в специализированную клинику наподобие Института Сербского, а в заштатную уездную психбольницу, откуда Трамвай смылся в первую же ночь.
– Петро, что там насчет выходных? – прервав затянувшуюся паузу, напомнил о себе Станислав. – Прошлый раз кое-кто обещал нам вернуть отнятые два дня отдыха, да еще и за нынешнее дело добавить от щедрот своих. Чего молчишь-то?
– Ну два так два… – вздохнув, покорно кивнул генерал и тут же включил свой генеральский рык на полную мощь, заметив, что Стас собирается возразить: – Два! И – точка. Скажи спасибо, что эти даю.
Гуров, не принимавший участия в их диалоге, слушая спорщиков, лишь чему-то сдержанно улыбался. В этот момент резко зазвонил один из телефонов, стоящих на столе Орлова. Петр поднял трубку и, выслушав собеседника, который что-то долго и нудно излагал, отчего-то недовольно поморщился и сокрушенно выдохнул:
– Хорошо, мы займемся…
Он немного помолчал, после чего, конфузливо крякнув и побарабанив пальцами по столу, со вздохом объявил:
– Мои извинения, мужики, но… В общем, выходные переносятся на более поздний срок.
Стас при этих словах зашипел, как разъяренный кот, и стукнул себя кулаком по коленке:
– Да что же это за беспредел такой?!! Лева, а ты-то что ж молчишь?
– Что-то похожее я предчувствовал, как только зазвонил телефон… – все так же чуть заметно улыбаясь, невозмутимо произнес Гуров. – Даже еще раньше, когда Михаила передавали медикам, я уже тогда шкурой чуял, что сегодня обязательно приключится какая-то хрень, которую нас заставят расследовать. Вот, пожалуйста, – сбылось…
– Кстати, что там с Вилюевым? – вопросительно взглянул на него Орлов.
– По мнению врача, у него, скорее всего, отравление каким-то ядом наподобие чего-то нервно-паралитического. Причем пролонгированного действия, – думая о чем-то своем, неспешно ответил тот.
– Как это – пролонгированного действия?
– Это яд наподобие тех, что используют некоторые западные спецслужбы для устранения неугодных. Скажем, сегодня его подсыпали, а действовать он начинает только завтра. За это время диверсант успевает смыться. А человек умер, и хрен докажешь, что это было убийство, а не несчастный случай.
– Я-я-сно… Ну, а Михаил-то жить останется? – спросил генерал с оттенком сочувствия в голосе.
– Врач сказал, что должен сдюжить, мужик здоровый, крепкий. К тому же есть надежда на то, что он употребил не всю порцию отравы, которую кто-то ему втюхал.
– Черт! Кто же мог его отравить-то? И чего ради? Кому он помешал?
– Вот сейчас к нему съездим и, если он уже пришел в себя, попробуем выяснить, – тем же невозмутимым тоном произнес Лев.
Стас, уже несколько остывший, с нотками обиды хмуро поинтересовался:
– Ну, уж рассказывай, мон шер дженераль, что за хренистику опять собираешься нам подсуропить?
Облокотившись о стол, Орлов понимающе кивнул, как бы желая сказать: «На вашем месте я бы отреагировал точно так же, если не круче!..»
– В общем, мужики, дело из так называемых громких происшествий… – тягостно вздыхая, заговорил он.
– Да ты нам «тихих» и не поручаешь! – усмехнулся Крячко.
– Прошу не перебивать! – недовольно поморщился генерал. – Может, слышали, есть на Верхней Волге такой городок – Якорный. Как-то, лет пятнадцать назад, я был там проездом. Это как бы средний райцентр, но кое в чем он не уступает и иным губернским городам. Прежде всего там пересекаются крупные транспортные магистрали – автомобильные, водные и железнодорожные. В свое время там даже был небольшой аэропорт. Правда, летала только местная авиация, уровня «кукурузников» и чешских двухмоторок. И вот сегодня утром в Якорном было совершено покушение на главу района. Он тяжело ранен, сейчас лежит в областной реанимации. Прогнозы неблагоприятные. В своем районе, да и на уровне региона он человек уважаемый, поэтому случившееся с ним там воспринято как чей-то вызов, брошенный всей системе власти в центре и на местах.
– Я так понимаю, он кто-то вроде административного «паханка», который держит всю округу в ежовых рукавицах, – понимающе кивнул Крячко.
– Никаких «паханков»! – Голос Орлова звучал сухо и строго. – Между прочим, очень даже приличный мужик. Так сказать, народный глава, который и перед вышестоящими не прогибался, и нижестоящих не унижал. При нем Якорный воспрянул, и здорово воспрянул.
– Хм… Тогда и гадать не стоит по поводу того, кто мог желать его смерти – их легион, – задумчиво покачал головой Лев. – Быть порядочным во власти – это большая роскошь… Если убивают негодяя, то версий приходится отрабатывать намного меньше. А вот в такой ситуации, как в этом Якорном, искать убийцу можно порой неделями, а то и месяцами.
– Размечтался! – Петр откинулся в кресле. – Дана предельно жесткая установка: найти подозреваемых в течение недели. И – не более того.
– Но вообще-то мы согласия еще и не давали, – чуть развел руками Гуров. – Так что вопрос о том, кто поедет в Якорный, пока остается открытым. Два раза быть обманутым – это уже перебор. Как говорили древние? Если тебя обманул твой друг, то позор ему, а если он обманул тебя повторно, то позор тебе. Улавливаешь, к чему клоню?
– М-м-м… Ну, в общем и целом… – Орлов встревоженно взглянул на Льва – как ни верти, а он полностью прав. – Ладно, говори уж конкретнее. Что?
– Что я хотел бы? Письменную гарантию того, что если кинешь нас и в третий раз, то…
– Хорошо! Если обману, то немедленно пишу заявление с просьбой об отставке, – с безнадежно-ухарским видом махнул рукой генерал.
– Не спеши поперед батьки в пекло! – сурово осек его Гуров. – Ишь ты, заявление он напишет… Нет, милый! Так просто не откупишься. Пиши расписку, что если обманешь с выходными, то в обеденный перерыв, когда все идут в столовую, трижды прокукарекаешь с крыльца Главка. На меньшее я не согласен. Понял? А если понял – пиши!
Придвинув к себе лист бумаги, Орлов взял авторучку, но, начав было писать, отчего-то остановился, глядя в одну точку неподвижным взглядом. Уловив эту заминку, Крячко вскинул перед собой руку и издал саркастичное «Ха!». Толкнув Льва в плечо, он со смехом резюмировал:
– Нет, ты глянь, глянь! Не хочет писать. А почему? Потому что собирается кинуть. Да, ваше генеральшество? Угадал?
– Чего угадал-то? Даже если кукарекать и не придется, сам факт существования подобной расписки сделает меня посмешищем. А ну вас! Ладно… Валите на свои выходные! Пошлю подполковника Рыкова и майора Артюхина… – В голосе Орлова звучала нескрываемая обида. – Все! Валите отсюда!
Но приятели даже не двинулись с места. Изучающе глядя на генерала, Гуров с иронией отметил:
– Да он на нас не иначе как обиделся? О-о-о! Надо же… Видишь, Петро, как неприятно, когда тебя держат за лоха? Ты обиделся. О, как сразу в бутылку полез! А мы как бы деревянные, нам обижаться на тебя не положено. То-то же… Ладно уж, господин начальник, поедем мы в Якорный. Отбываем завтра с утра… Стас, на чем поедем-то? На твоей, на моей?
– Давай уж на моем «меринке», застоялась коняга без дальних поездок, – передернул плечами Крячко и хитро подмигнул Орлову: – Получим выходные, поедем на рыбалку, а тебя с собой не возьмем! Вот так и кисни в своем кабинете.
Всплеснув руками, Петр саркастично рассмеялся:
– Стас! Если бы у меня была возможность, то я бы прямо сейчас посадил тебя в это кресло, чтобы ты хотя бы неделю поварился в моем соку, а потом я бы тебя спросил: ну как, Стасушка ты наш многознающий, хорошо тебе работается в этой должности? Часто ли ездишь на рыбалку? Нет, в принципе, рыбачить можно будет и в должности начальника Главка. Только вот лихорадить его начнет сверху донизу, так что тут и сам не поедешь. Вот что у меня на сегодня?.. Через час надо быть на совещании в министерстве – придется отчитываться за всю минувшую неделю. А еще выслушивать вопросы по поводу того, что число «висяков» за последний месяц у нас возросло на десять процентов. Сразу после обеда встреча с коллегами из СНГ. Надо обмениваться опытом раскрытия особо опасных преступлений. Сразу после этого…
Поморщившись, Крячко торопливо замахал рукой, обрывая Орлова на полуслове:
– Петро, давай не будем друг другу плакаться на свою жизнь. У каждого свои тараканы, свои заморочки. Верю, верю, верю! Тебе тоже непросто. Но! Слово для того и дается, чтобы оно исполнялось, несмотря ни на какие обстоятельства. Только и всего лишь. Ну, да ладно! Засиделись мы, однако… Что, уже можно за командировочными?
– Можно, можно… – устало вздохнул генерал. – А почему ехать решили именно завтра? Что не сегодня?
– Потому что есть необходимость навестить Михаила. Да и собраться надо бы, – поднимаясь с кресла, пояснил Гуров. – Туда сколько? Верст триста? Вот и отлично! Если выедем в пять утра, максимум в восемь будем на месте. Чего суетиться-то?
…Менее чем через час они входили в палату интенсивной терапии, где, обмотанный шлангами и проводами, лежал разом пожелтевший и осунувшийся Михаил Вилюев. Попасть к нему удалось, лишь «достав» заведующего отделением своими настоятельными требованиями и уверениями в том, что предстоящий с ним разговор не будет иметь травмирующего психику характера.
Впрочем, сыграло свою роль и то, что Вилюев, едва придя в себя из токсического забытья, тут же попросил пригласить к нему недавних спутников по подземной экскурсии. Слабым голосом, с несколько вымученной улыбкой диггер поблагодарил оперов за то, что те сумели в самые короткие сроки доставить его на поверхность и передать врачам. Если бы они опоздали всего на четверть часа, спасти Михаила уже не удалось бы.
– Миш, мы обещали докторам, что задавать вопросов тебе не будем. Дескать, это травмирует твою психику… Сам-то ты что думаешь по этому поводу? – покончив с дежурными диалогами, поинтересовался Гуров.
– Чепуха! Я пока что и крышей не съехал, и умирать не собираюсь. Спрашивайте обо всем, что вам кажется нужным…
Кивнув в ответ, Лев первым делом поинтересовался, не употреблял ли Михаил в последние дни какие-либо сильнодействующие лекарства или препараты, близкие по своим свойствам к психотропным веществам. Выслушав его, Вилюев отрицательно качнул головой.
– Лекарств не принимаю – слава богу, не болею. Всякие психотропы вообще на дух не переношу. Я вон даже курить бросил после тех наших похождений, когда мы искали в подземельях «карманную атомную бомбу». Навсегда запомнил, как тяжело дышать в карстовых лазах, если легкие загажены никотином. Единственное, что себе позволяю, – кружечку доброго пива, особенно если с воблой… М-м-м! Мечта!..
– Секунду! А вчера в какой-нибудь компании пивком не баловался? – о чем-то начиная догадываться, вставил свой вопрос Крячко.
– А! Было дело, было… – улыбаясь, кивнул Михаил. – Вчера перед вечером, когда уже поднялся со своими клиентами из катакомб, заглянул в пивбар «Заходи!». Ну, употребил там кружечку «бархатного». Рыбешек пару съел. Вот и все…
– А пиво дегустировал один или с кем-то в компании? – Стас выжидающе прищурился.
– Ну-у… Начал один, потом прибился один знакомый. Как его зовут? Ну-у, мужики! Вы думаете, что это он меня траванул? Не-е-е-т, исключено. Мужик проверенный, серьезный, я его хорошо знаю. Гм! Ну ладно, ладно, скажу, Тимофей Шарахин его зовут. Он таксист, возит мне клиентов. Как познакомились? Месяца три назад он увидел мое объявление и сходил на экскурсию. Ему очень понравилось, и он стал подземные экскурсионные туры рекламировать среди своих знакомых. Потом предложил приличную сделку. Он возит мне клиентов, ну а я какую-нибудь копейку презентую ему.
– И сколько же он запросил? – последовал очередной вопрос Гурова.
– Он оставил этот вопрос на мое усмотрение. Я прикинул, что к чему, и предложил ему треть суммы. Он сказал, что это даже слишком много, но я его уговорил на эту долю. Нет, нет, Тимофей – замечательный мужик. Насчет него даже не заморачивайтесь.
Как рассказал далее Вилюев, к их столику никто не подходил. О чем говорили? Да так, «за жизнь», что на ум придет… Обсуждали дела на завтрашний день. Михаил сказал Тимону, в смысле Тимофею, чтобы тот клиентов не привозил – предполагается сопровождение оперов угрозыска, спецов высшего класса. Разумеется, как их зовут, он тоже сказал.
– Ну и как на это отреагировал Тимон? – чему-то усмехнулся Лев.
– В целом – положительно. Очень заинтересовался, сказал, что и сам когда-то мечтал стать сотрудником «угро», но сложилось так, что пошел в таксисты. Вот… Ну что еще? Спросил про маршрут. Я ответил, что поведу по маршруту покойного Гриши Лещука к тому месту, где его нашли с клиентами. Ну и про то, что на завтра опять клиенты будут не нужны – намечен выход по маршруту второго убитого – Ромки Скокачева. Ну, он с пониманием это воспринял. Вот, собственно говоря, и все.
На просьбу описать таксиста Вилюев сообщил, что лет тому примерно сорок, роста Шарахин выше среднего, физически крепкий, волосы темные, чуть вьются, глаза серые, два резца подряд сверху – из желтого металла, на тыльной стороне ладоней татуировки. На левой – какой-то замысловатый вензель с орлами, мечами, пиками и лентами, на правой – древнеримский гладиатор в полном облачении, с надписью на щите «УК».
– «Убей козла…» – тут же расшифровал Станислав. – Типичный зэковский китч. Каких-то характерных примет не заметил? Ну, шрамы там, родинки, бородавки?
Подумав, Михаил припомнил, что на левой скуле Тимофея имеется малоприметный дугообразный шрам. Чего-то еще, достойного интереса оперов, он не припомнил. Впрочем, уже сказанного им было достаточно для того, чтобы его собеседники вдруг посерьезнели и многозначительно переглянулись. Сообразив, что услышанное подвигло оперов на какие-то серьезные выводы, он встревоженно спросил:
– Мужики, я где-то в чем-то свалял большого дурака?
– Пока не уверены, но… – набирая на своем сотовом номер замначальника информотдела капитана Жаворонкова, пожал плечами Гуров.
Он назвал имя таксиста, перечислил все его внешние данные, не забыв о шраме на скуле, и попросил срочно пробить по всем базам данных людей с подобными параметрами и характеристиками.
– Все-таки он вызвал у вас подозрение… – огорченно вздохнул Вилюев.
Минут через десять на телефон Льва пришло текстовое сообщение и несколько снимков людей, когда-то преступивших закон и потому навсегда оставшихся в электронной «фотогалерее» угрозыска. Выведя на монитор снимки, Гуров начал их по очереди показывать Михаилу. Тот, лишь взглянув на очередное изображение, тут же мотал головой – не он. Однако пятый или шестой по счету снимок ему показался знакомым. Вглядевшись, Вилюев растерянно пробормотал:
– Блин! Этот на Тимона чем-то очень похож. Особенно глаза… Да, я бы сказал, что это он и есть!
– Ну что ж… – удовлетворенно кивнул Лев. – Попробуем разобраться, тот ли это Федот.
В этот момент раздался звонок, и капитан Жаворонков доложил, что по его поручению сотрудники отдела оперативно обзвонили таксопарки города. В одном из них до вчерашнего дня и в самом деле числился некий Тимофей Шарахин. Однако сегодня утром на работе он почему-то не появился. Его сотовый постоянно недоступен. Дома, на съемной квартире, на звонок в дверь никто не открывает.
– А вот это уже интересно… – Стас пальцами потер подбородок. – И что это там у нас за «Тимон» на самом деле?
– Наш с тобой общий знакомый – Кирилл Демьясных по кличке Скорпион.
– Ах, во-о-н оно что! Ну-у, тогда все ясно! – Крячко от души рассмеялся.
В этот момент в палату вошел заведующий отделением, который удивленно застыл у двери библейским соляным столбом.
– Вы все еще здесь?!! – ошарашенно спросил он, переводя взгляд со своего пациента на его гостей и обратно. – Вы же сказали, что пришли всего на пять минут, а на самом деле находитесь в палате уже не менее получаса! Наверное, давайте прощаться, больному нужен покой.
Но, к его неудовольствию, завозражал Михаил:
– Доктор! Вы знаете, я сам попросил их остаться. Присутствие Льва Ивановича и Станислава Васильевича для меня очень важный фактор – именно оно придает мне сил и бодрости. Видите? Я уже стал чувствовать себя намного лучше. Честное слово! Это… Ну, можно, мы еще минут десять-пятнадцать пообщаемся?
– Хорошо… – неохотно согласился врач. – Надеюсь, мое присутствие вам не покажется излишней назойливостью? – с некоторым вызовом взглянул он на гостей.
Заверив, что «уважаемый доктор» им ничуть не мешает, Стас вкратце поведал историю десятилетней давности. Как-то раз они с Гуровым поехали на рыбалку на небольшое подмосковное лесное озеро. О его существовании мало кто знал из поклонников поплавочной удочки, и поэтому оно буквально кишело карасем. Проезжая через лес, они заметили в отдалении кое-как замаскированный джип. Это оперов заинтересовало, и они решили проверить – кто же это там надумал хорониться от постороннего глаза?
Подобравшись поближе, на глухой лесной полянке они увидели четверых мужчин. Причем один из них стоял на коленях с плотным мешком на голове и связанными за спиной руками. Прочие стояли вокруг него и, по всей видимости, проводили какой-то непонятный ритуал. Один что-то нараспев, с завыванием, вычитывал из толстой потрепанной книги, а двое его, как это можно было понять, помощников стояли неподвижно, держа в руках орудия убийства – большой нож со сверкающим лезвием и моток пеньковой веревки с петлей.
Странная компания и ахнуть не успела, как с двух сторон какие-то неизвестные навели на них свои пистолеты. У державшего петлю не выдержали нервы, и он попытался убежать, проигнорировав команду не двигаться и предупреждение о прицельном огне. Тут же под кронами старых сосен хрястнуло два выстрела подряд, с интервалом в пару секунд. Первый в воздух, второй – в ногу. «Спринтер», как видно, ранее даже не подозревал, что пистолетная пуля может летать так быстро и столь больно жалить. Благо стрелок (а им был именно Стас) своим оружием владел виртуозно, и ранение оказалось поверхностным, по касательной…
Будучи доставленными в КПЗ, неизвестные перестали играть в молчанку, и только там выяснилось, что эти люди представляют собой правление некоего благотворительного фонда с претенциозным названием «Милость к падшим». По своему официальному статусу этот фонд позиционировал себя как общественная благотворительная организация, содействующая социальной адаптации людей, выпавших из гражданского общества. Проще говоря, бомжей. На самом же деле это было подпольное предприятие с использованием рабского труда и технологиями зомбирования его узников, фактически являвшееся псевдорелигиозной общиной тоталитарного пошиба.
Люди, оказавшиеся в руках «благотворителей», очень скоро понимали, что выйти на свободу им уже не суждено. Приходилось работать за скудную порцию баланды по шестнадцать часов в сутки. Всякий, кто пытался вырваться из этого «социального рая», подвергался избиениям, лишению пищи и даже пыткам. Особо упорных главарь и его подручные, одним из которых и был Кирилл Демьясных, казнили в лесу.
Свою кличку Скорпион Демьясных получил еще на «малолетке», куда попал в конце восьмидесятых, будучи учащимся захолустной ремеслухи. Напившись разбавленного «Рояля» – технического спирта, которым усердно спаивали Россию «сердобольные» иноземцы, он зверски избил своего однокашника, отказавшегося платить ему дань. После того срока было еще несколько. Во время последней отсидки сокамерник рассказал о «Милости к падшим».
Выйдя на свободу, Демьясных пришел на прием к «президенту фонда» и был немедленно принят в управленческий штат. Очень скоро он стал правой рукой, выполняя роль одновременно и его телохранителя, и палача. После задержания в лесу во время несостоявшейся казни Демьясных сразу же начал сотрудничать со следствием, усердно перекладывая вину на своих подельников. И хотя ему первоначально инкриминировалось сразу несколько убийств, от большинства обвинений он сумел отвертеться и пожизненного срока, как его главарь, не получил. Ему дали около двадцати лет, но совершенно загадочным образом полгода назад Демьясных вышел из заключения, отсидев всего лет шесть или семь.
– То есть получается так, что этот Демьясных, выйдя на свободу, поменял паспортные данные и устроился таксистом в Москве… – выслушав это повествование, негромко подытожил Михаил. – Но для чего? Неужели только для того, чтобы просто зарабатывать на жизнь? Сомнительно… Может быть, он опять втихаря взялся за старое? И вот эта сегодняшняя история… Тут запросто заподозришь, что он окопался в Москве, чтобы выбрать удобный случай и свести с вами счеты. Вам не кажется?
– Ну, дела-а! – не выдержав, вклинился в разговор завотделением, который все это время внимательнейшим образом слушал Станислава. – Носит же земля таких уродов! И где же он теперь может быть?
– Трудно сказать… – пожал плечами Лев. – Допускаю, что весь состав того «фонда» в две тысячи шестом изобличить и задержать не удалось, и Демьясных вполне может скрываться у своих бывших подельников. С Михаилом он познакомился неспроста. Ему для чего-то нужно было изучить хотя бы часть подземных маршрутов, нужен был человек, хорошо знающий катакомбы. Поэтому он и поддерживал с ним знакомство… Я не думаю, что он мог заранее знать о том, что мы со Станиславом пойдем в подземелья. Но, случайно узнав об этом у Михаила, тут же этим решил воспользоваться. Подсыпал ему в пиво отраву, с тем расчетом, чтобы она сработала в определенное время.
– Подождите, а как же Трамвай? – Вилюев даже приподнялся на подушке.
– Тут вообще понять очень трудно – или этот тип сам решил нас убить, или… Или его подослал все тот же Скорпион, чтобы разделаться с нами наверняка. Ну, если вдруг окажется, что, даже оставшись без проводника, мы выберемся на поверхность. Пока не поймаем Демьясных, вряд ли узнаем об этом…
– Да и ловить-то нам его теперь когда? – безнадежно махнул рукой Гуров. – Петру надо позвонить. Раз уж у него Артюхин без работы мается, пусть он Скорпионом и займется.
– А что? Это мысль! – обрадовался Стас. – Сейчас вот выйдем и позвоним…
Попрощавшись с Михаилом, сыщики направились к двери.
К их звонку Орлов отнесся вполне благосклонно.
– Ну, это дело! – согласился он. – Сейчас же прикажу Артюхину заняться этим самым Демьясных. Деньги уже получили? А сумки еще не собрали… Ну-ну… Удачи вам!
Вслушиваясь в отзвуки голоса, доносящегося из сотового Гурова, Стас иронично ухмыльнулся:
– Ты глянь, какой добрый стал! Надо было под шумок выбить из него повышенную квартальную премию. Эх, блин! Не догадался… Правильно говорят: хорошая мысля всегда приходит опосля. Во сколько выезжаем? В пять, как и надумали? Добро! В пять спускайся – буду ждать.