— Значит, так. Как только они отстегнут нам ремни, надо такой погром им устроить, чтоб до гробовой доски своей помнили. Что угодно делайте: крушите, бейте, давите, — инструктирую я стаю, когда все проснулись на следующее утро. По крайней мере, я решила, что это утро, потому что кто-то опять зажег лампы дневного света.

Ребята согласно кивают. Но я не вижу в их лицах той яростной жажды мщения, без которой вырваться нам отсюда будет невозможно.

— Выше головы! Сколько раз нас уже загоняли в угол? — пытаюсь подбодрить стаю. — Эти олухи всегда в чем-нибудь облажаются. Где-нибудь у них прокол да будет. Сколько раз они нас прижимали к стенке, столько раз мы их обставляли. Поверьте мне, мы и теперь их надерем.

У ребят — ноль эмоций. Хоть бы бровью повели. Похоже, я напрасно распинаюсь.

— Что вы себя прежде смерти хороните! — я утраиваю свои усилия. — Разлеглись, разнюнились! Им только того и надо, что вас сломать! Да хоть разозлитесь вы наконец!

Надж слабо улыбается, но все остальные ушли в себя и только изредка слегка потряхивают своими ремнями. Клык посылает мне понимающий взгляд, а мне от безысходности так тошно, что хочется выть.

Внезапно дверь с грохотом открывается, и я молниеносно одним взглядом подаю всем решительный сигнал: Готовьтесь! Момент настал.

Это Джеб. За ним Анна Валкер. Сколько лет, сколько зим. Мы не видали ее с тех пор, как драпанули из ее дизайнерского дома в Вирджинии. Святую троицу дополняет золотоволосая маленькая девочка: Ангел. Она жует пирожок с яблоками и спокойно смотрит на меня своими огромными голубыми глазами.

— Ангел! — голос у Газзи дрожит. До него, наконец, дошло, что его сестра переметнулась на сторону врага. — Ангел, как же ты могла нас предать!

— Здравствуй, Макс! — подходит ко мне Анна Валкер. Ее фальшивых улыбок как не бывало. И заботливой приемной мамашей она тоже больше не прикидывается.

Тяжело вздыхаю и впериваюсь в потолок. Только не реветь! Ни единой слезинки им не показать.

Джеб выходит вперед и встает вплотную к моей кровати. Так близко, что мне в нос ударяет запах его одеколона. Вместе с этим запахом на меня накатывают воспоминания детства. С десяти до двенадцати лет — самые счастливые годы моей жизни.

— Привет, Макс, — тихо говорит он, заглядывая мне в лицо. — Как дела?

По шкале идиотизма его вопрос заслуживает как минимум десятки.

— О чем речь, Джеб. Прекрасно! — Надеюсь, он оценил мою радостную улыбку. — А ты как поживаешь?

— Тошнота есть? Головной боли нет?

— Есть! И тошнота, и головная боль присутствуют. Вот здесь, рядом со мной стоят.

Через покрывающую меня простыню он дотронулся до моего колена. Взяв себя в руки, я подавила судорогу отвращения.

— Тебе не кажется, что с тобой много чего за последнее время случилось? — еще один идиотский вопрос. Он, видимо, решил побить все рекорды своего кретинизма.

— Кажется. Вроде того. Что-то случилось. И, к сожалению, до сих пор происходит.

Джеб повернулся к Анне Валкер и многозначительно ей кивнул. Но в ответ она только скроила равнодушную мину.

До меня начинает доходить, что здесь что-то происходит, чего я пока до конца не понимаю. Одно хорошо, я давно уже привыкла чего-нибудь недопонимать.

— Макс, я должен тебе кое-что сообщить. Я знаю, в это трудно будет поверить, — говорит Джеб. — Но ты постарайся.

— В то, что ты не исчадие ада? Что не самый большой лжец, предатель и подлец, какого только можно представить?

Он грустно улыбается:

— Дело в том, Макс, что все совершенно не так, как кажется.

— Давай-давай, заливай. Тебе, поди, инопланетяне параллельную реальность внушили.

Теперь Анна оттеснила его плечом. Джеб было воспротивился, я-де сам доведу дело до конца, но она властно его остановила:

— Дело в том, Макс, что и ты, и твои друзья — все находитесь в Школе.

— Да что ты говоришь! Ни за что бы не догадалась! Скажи еще, что я мутант, гибрид человека и птицы. Что я пристегнута к больничной койке. Может, у меня даже крылья имеются? Я не ошибаюсь?

— Макс, ты не понимаешь, — жестко перебивает меня Анна. — Ты находишься в Школе, потому что ты никогда не покидала ее пределы. Никогда! Все, что, как тебе кажется, случилось с тобой за последние пять месяцев, никогда ни с тобой, ни с твоими друзьями не происходило. Все это — только сон.