Пятница, 27 августа

Мы шли по бульвару в сторону старого причала. Майя и Розетт бежали впереди; Розетт пела свою песенку без слов, а Майя ей подпевала. Фокси и Бам, похоже, были прямо-таки созданы друг для друга. Чуть прищурившись, я вполне могла разглядеть Бама, легкий оранжевый промельк света, летевший следом за девочками, а вот новый приятель Майи все еще оставался для меня невидимым. Конечно, мне не всегда удается увидеть «дружков» моих дочерей. Прошло много месяцев — даже, возможно, лет, — прежде чем я сумела хорошенько разглядеть Пантуфля.

В конце бульвара обе девочки вдруг нырнули в какой-то узкий проход, ведший к дощатому настилу на берегу, и исчезли.

— Не заходите далеко! — крикнула я им вслед. — И держитесь подальше от воды!

Анук посмотрела на меня:

— Как ты думаешь, у Алисы все будет нормально?

— Надеюсь, — сказала я. — Я не могу в это вмешиваться. Чем дольше она оставалась бы с нами, тем меньше у нее было бы шансов вернуться домой.

— Но она же постриглась и все такое. Ей нравится и футбол, и «Фейсбук», и поп-музыка, и она нам даже помогала перекрашивать магазин. Неужели она сможет опять носить это покрывало и никогда не выходить из дома одна?

— Это ее выбор, Анук, — сказала я.

— А как же Люк? Ты же знаешь, он по ней прямо с ума сходит.

— Да, я знаю.

Но Анук явно не собиралась сдаваться.

— Мы же сюда не просто так приехали! Ты должна была тут кое-что исправить.

Это прозвучало так похоже на те слова, которые с упреком бросил мне Люк, что я даже вздрогнула.

— Я не всегда могу вмешиваться и что-то исправлять, — сказала я.

— Тогда какой во всем этом смысл? — гневно воскликнула Анук; у нее даже слезы на глаза навернулись. — Какой смысл в том, что мы для них делаем, если в конце концов спасти мы их все-таки не сможем?

Птенчик, выпавший из гнезда…

— Я никогда не говорила, что собираюсь кого-то спасать.

— Неправда! — возмутилась Анук. — Мы же раньше спасали! И сейчас тоже можем. Мы заставляли людей переменить свою жизнь. Жозефина, Гийом, Арманда, Рейно…

А ты посмотри на них сейчас, Анук, думала я. Восемь лет прошло, а что изменилось в их жизни? Кого мы спасли? Да никого. И каков результат? Несколько раздавшихся талий, мимолетное тепло воспоминаний? Загляни в кафе «Маро» — Жозефина по-прежнему там. И Поль-Мари тоже — в своем инвалидном кресле. И у Гийома опять пес постарел. И Арманда давно в могиле. А Франсис Рейно… Да что там, все это лишь имена, написанные на песке и сметенные безжалостным ветром…

Анук гневно смотрела на меня; взгляд ее обвинял.

— Ты сдалась, мама! Ты не веришь, что мы способны что-то изменить!

— Я этого не говорила, Анук.

— Ну, все равно. Я и сама могу это сделать. Нет, мы сделаем это вместе, я и Розетт. Мы все устроим для Алисы и Люка. Мы приведем в порядок нашу chocolaterie. И тогда тебе придетсяповерить… — Она не договорила, сердито сверкая полными слез глазами.

— В чем дело, Анук? — спросила я. — Почему это вдруг стало настолько важно?

Анук упрямо тряхнула головой, стойкая, как оловянный солдатик, но не ответила.

— Пожалуйста, Анук, скажи мне.

Она отвернулась и долго молчала. Чувствовалось, как она изо всех сил старается взять себя в руки и не выдать свою великую тайну. Моя маленькая незнакомка всегда на удивление стойко оберегает личное пространство; припрятывает и тщательно хранит свои тайны, сокровища и мечты — этакая шкатулка с секретом, которую далеко не сразу сумеешь раскрыть. Я ждала, и Анук в конце концов не выдержала:

— Это все Жан-Лу! — сказала она. — Он совсем не отвечает на мои послания. Обещал, что будет писать, как только его переведут из послеоперационной, но операцию ему три дня назад сделали, а он мне ни одного мейлане прислал, ни одного поста в «Фейсбук» не выложил. — Слезы уже ручьем текли у нее по щекам. — И никто о нем ничего не знает. Он вообще никому не пишет. А ведь обещал…

Я обняла ее и прижалась лицом к ее волосам.

— Все будет хорошо, Анук. Все непременно будет хорошо.

Так вот почемуАнук в последнее время стала такой нервной и колючей: вовсе не из-за Жанно, а из-за того, что ее друг, Жан-Лу Рембо…

— Откуда ты знаешь! Ты не можешь быть уверена!

Ты права, Анук. Все это только слова. Слова — самая дешевая магия; как и свист, если проходишь мимо кладбища. Но иногда слова — это все, что у нас есть. А иногда даже самые простые слова способны отпугнуть призраков. Не всегда, конечно, но все же…

И тут на берегу явно что-то случилось. Розетт, вместе с Майей игравшая в боковом проходе, громко заухала, как сова, и я, посмотрев в ту сторону, увидела, что под мостом наблюдается некое, совершенно неожиданное, движение. Похоже, там собирался причалить чей-то плавучий дом.

Мы бросились к мосту. Да, это действительнобыл плавучий дом, но не тот, на котором уплыла Инес Беншарки. Это было совсем маленькое речное суденышко, выкрашенное темно-зеленой краской; из кривоватой трубы, кашляя, вылетал дымок; на палубе виднелись горшки с цветами. И с моста было видно, что к берегу уже успели причалить еще два таких же суденышка — одно желтое и одно черное.

Розетт и Майя, разумеется, бросились на них смотреть.

Анук повернулась ко мне, снова просияв от радостного ожидания.

— Ты же понимаешь, мама, чтоэто означает?

Это означало, что в Ланскне вновь вернулись речные крысы.