19
Нет, собственно говоря, Клык не мог сделаться полностью невидимым. Скорее, как бы это объяснить?.. Он темный, волосы черные, крылья черные, одежду носит только черную. Теперь прибавьте-ка к этому его врожденную неподвижность. Получается, что если он не шевелится, то полностью сливается с тем, что вокруг. Стоит ему снова пошевелиться, и вы его снова видите. Замрет снова — хоть час его ищи, прямо под носом взгляд будет скользить по нему, как по пустому месту.
— Я тоже так хочу попробовать, — говорит Газзи и замирает, даже не дышит.
— Ничего у тебя не выходит, — трясет головой Надж. — Ты как колонна на пустой площади торчишь.
— А я? — интересуется Игги, складывает крылья и встает в позу статуи.
— Не, тебя тоже видно, — говорю я ему.
— Меня не видно, — настаивает он.
Бросаю в него большущую шишку. Она с громким стуком ударяется ему в грудь, и он вопит от боли.
— Ну что, могла бы я в тебя попасть, если бы не видела, где ты стоишь? — не знаю, что убедительнее, мои резоны или синяк от шишки.
— Вы что, серьезно, меня не видите? — Клык явно собой доволен.
— Сказано же тебе, если ты молчишь и не шевелишься, не видим, — в сотый раз повторяю я ему.
Он улыбается во весь рот. Ему весело, а нам жутко: на фоне шершавой коры сияют его белоснежные зубы. И больше ни-че-го. Он потряс головой — бам — снова весь Клык. У меня закрадывается подозрение, что эти его новоявленные таланты будут меня здорово раздражать.
— Совсем забыла, мне надо пару вещей вам сказать, пока мы все спать не легли, — я вдруг вспомнила о наших неотложных вопросах. Слышу, что Тотал начал что-то недовольно бормотать. Фиг с ним, пусть бормочет.
Игги притворился, что спит, и нарочито громко захрапел. Швыряю в него еще одной шишкой.
— Хватит меня тиранить, — он трет руку.
— Зато ты теперь можешь к нам присоединиться. Теперь послушайте все. Мы с вами снова в пути. Ирейзеров больше не существует, и флайбоев мы тоже давненько не видели. Но не мне вам говорить, что остатки ИТАКСа перегруппировываются и собирают силы для новой войны. К тому же кто-то пытался нас взорвать. Поэтому не будут лишними пара правил, так сказать, руководство к действию. Во-первых, нам больше двух дней на одном месте оставаться нельзя. Сорок восемь часов — максимальная продолжительность одной стоянки. Движение — залог нашей безопасности.
— Угу, — согласно бормочет Тотал, сонно уткнувшись Ангелу в колени.
— Правило номер два, — продолжаю я, загибая пальцы. — Никаких дружб с людьми не заводим. По крайней мере, до окончания Апокалипсиса.
— А что такое Апокалипсис? — интересуется Газман.
— Главным образом, полное разрушение мира, каким мы его знаем. А доверять людям не будем даже и после Апокалипсиса.
Как же так, Макс! Ты сама человек… по большей части, — говорит Голос.
Ирейзеры тоже были «по большей части» людьми, что не помешало им быть ирейзерами. К тому же, ты знаешь, что я имею в виду.
— Однако, — продолжаю я свое капитанское обращение к стае, — нельзя не отдать должное тому доброму и хорошему, что встречается нам на пути. Например, моя мама. И Элла. И домашние пирожки. Нельзя позволить нашим врагам превратить нас в злобных, подозрительных, угрюмых человеконенавистников.
Делаю паузу в ожидании, что стая сейчас заклеймит меня позором за лозунги и директивы.
— Раз, два — левой! Раз, два — правой, — многозначительно скандирует Клык, а Игги добавляет:
— Тебя что, подменили?
— Ха-ха, — не смутившись, продолжаю я. — Давайте по очереди назовем три хороших, положительных, жизнеутверждающих момента сегодняшнего дня. С кого начнем?
Молчание.
— Надж?
— Ммм…
— Ну-у… Обед был пальчики оближешь, — говорит Тотал. Оставшись в живых после моего испепеляющего взгляда, он примирительно добавляет: — Ладно, ладно, нас сегодня никто убить не пытался.
— Молодец, это, действительно, положительный момент.
— И мы все вместе, — продолжает Тотал.
— Два. У тебя прекрасный, оптимистичный взгляд на мир. Давай, Тотал, продолжай.
— У меня нет блох.
Я опешила:
— Ээээ… Наверное, это и вправду хорошо. Не буду отрицать, что это еще один плюс.
Тотал, довольный собой, гордо выпятил грудь.
— У меня тоже нет блох, — заявляет Игги.
— Спорим, у тебя есть, — встревает Газзи.
Я вздыхаю. Тема блохи вырастает до размеров слона, и дискуссия переходит в острые формы. Завтра снова попробую провести жизнеутверждающую пятиминутку. Лидерство это у меня уже в печенках сидит.