Глава 4
— Мисс Дже-рард, — произносит мужчина по слогам. — А я — Палмер, директор школы.
На один миг его мягкая и влажная рука касается моей в вялом рукопожатии.
— Пожалуйста, называйте меня Фрэнки, — говорю я.
— Обживаетесь? Как вам нравится Роклифф? Сестра-хозяйка мне рассказала о вас.
Ответить я не успеваю.
— Да она здесь всего-то час, Джефф! Дайте ей опомниться, — вмешивается секретарша, протягивает мне чашку чая и отводит в сторону. — Пообщайтесь лучше с Сильвией, дорогая. Поверьте, Джефф изведет вас своими историями про то да про се. Школьная жизнь — его конек, он думает, что все кругом только и мечтают его послушать. — Она снисходительно усмехается.
Со смущенной улыбкой я иду за ней через толпу сотрудников, чувствуя себя рыбой, выброшенной на берег.
— Привет! — Сильвия расцеловывает секретаршу в обе щеки. — Как отдохнула, Бернис?
Сильвия, сестра-хозяйка, два дня назад беседовала со мной по телефону. Все произошло стремительно. На прошлой неделе я увидела на школьном сайте объявление о вакансиях. Мест было несколько, но на остальные требовались учителя, а я не по этой части. У меня голова кружится, как вспомню последние дни.
Я собралась с духом и позвонила насчет работы. Сестра-хозяйка призналась, что без помощницы не справляется. Договорилась было с одной девушкой, но та в последнюю минуту без всяких объяснений отказалась. Узнав, что я несколько лет работала с подростками, Сильвия тут же дала согласие.
Я потягиваю чай и терпеливо слушаю болтовню Сильвии и Бернис про долгие летние каникулы. Сильвия не очень похожа на сестру-хозяйку.
— Здравствуйте еще раз, — говорю я, когда она наконец обращает на меня внимание. И с натужным смешком добавляю: — Прибыла в ваше распоряжение.
Она хватает обе мои руки и крепко жмет. Несмотря на ее импульсивность, мне нравится Сильвия. Она дала мне шанс. Благодаря ей я начинаю думать, что в один прекрасный день, быть может, стану здесь своей.
— Фрэнки, какое счастье видеть вас в Роклифф-Холле! Я ужасно рада, что вы будете у нас работать. Комната устраивает? — Привстав на цыпочки, она чмокает меня в щеку. — Если что понадобится, только кликните. Уж я теперь постараюсь, чтоб вы у нас остались, не хочу вас потерять, как остальных.
— Все отлично, — уверяю я. — Мне здесь… очень нравится. И вид из окна замечательный — вся территория как на ладони.
Потерять, как остальных? О чем это она?
— То ли будет осенью! Деревья потрясающие.
— Не сомневаюсь. А когда прибывают ученицы?
Я представляю, как встречу девочек, увижу их взволнованные лица, услышу болтовню про каникулы, загляну в затуманенные слезами глаза, когда уедут родители и начнется новый учебный год.
— С семи до девяти. У нас еще несколько часов, чтобы подготовиться к гормональной атаке, — смеется Сильвия.
— Ну, ей-богу! — фыркаю я не к месту громко и захлопываю рукой рот.
— Что за веселье? — С боку подходит рыжеволосый мужчина и подпихивает Сильвию локтем. — Не хочешь меня представить?
— Фрэнки, познакомьтесь с Эдамом. Эдам у нас — история.
— Это точно. Я живу в прошлом, — добродушно соглашается он.
Я различаю легкий акцент. Южно-африканский, что ли?
— Это небезопасно для здоровья, — шучу я, чтобы поддержать разговор.
— Фрэнки теперь — моя правая рука, — продолжает Сильвия. — Ей нужна работа с проживанием, а я, с тех пор как та девчонка меня подвела, осталась без помощницы. Из каких краев, вы говорите, приехали, Фрэнки?
— Из южных, — уклончиво отвечаю я, избегая заинтересованного взгляда Эдама.
Он высок, стоит в небрежной позе, словно опираясь на воображаемую стену. Чайная чашка на блюдце в его крупных ладонях выглядит игрушечной. Черные джинсы и полосатая рубашка навыпуск, растрепанный чуб свисает на загорелый лоб: скорее серфингист, чем учитель.
— Так, та-ак, — тянет он, и губы над выдающимся вперед подбородком ломает кривоватая ухмылка. — С юга. Как я, стало быть. Но вы, надо полагать, в заботах о девочках будете жить исключительно настоящим. — Он подносит чашку ко рту, не спуская с меня глаз. — Грохот музыки, Интернет, электронные игры, косметика, мальчики и слезы. Желаю удачи!
У него такие синие глаза, что больше ни на что не обращаешь внимания. Лишь потом я замечаю у него под мышкой ноутбук.
Сильвия уже отошла, с кем-то болтает.
— Расскажите о девочках. Какие они? — спрашиваю я у Эдама. Не молчать же как пень, а ничего другого в голову не приходит.
Эдам глазеет на мою щеку. Он открывает рот, снова закрывает, и так несколько раз подряд. Я заливаюсь краской.
— Они… да, в общем, неплохая компания, хотя есть и разбалованные, и трудные. — Он все пялится.
— Может, в семьях нелады? — Мне страшно неловко, я впиваюсь ногтями себе в бедро.
— Семьи слишком обеспеченные — так будет точнее. Вы поранились. — Эдам хмурится, а я дергаюсь, будто он сейчас притронется к моему лицу, и отступаю на шаг.
Директор звенит ложечкой по чашке, избавляя меня от необходимости отвечать. Однако Эдам и не думает отводить глаза.
— Пустяки. Просто ссадина, — шепчу я и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы послушать главу школы.
В нескольких словах директор наставляет нас, напоминает об ответственности перед ученицами Роклифф-Холла (в количестве трехсот пятидесяти семи человек) и предлагает вознести молитву за еще один благополучный учебный год. Все склоняют головы, а я нет. Я смаргиваю горячие слезы. Знаю по опыту: молитвы не помогают.
Девочки появились около семи — разноголосый гомон и горы вещей. Из маленького зарешеченного окошка своей комнаты я наблюдала за чередой автомобилей на подъездной аллее. От моего дыхания старое стекло запотело. Прибывшие в дорогих экипажах родители сдавали детей после долгого летнего общения в школу — и отправлялись восвояси, порой лишь небрежно махнув на прощанье рукой. А у меня сжималось горло.
— Сильвия, можно я быстренько позвоню? — Мы разводили девочек по спальням и помогали новеньким.
Она отпустила меня взмахом руки:
— Пулей!
Я полетела в глубь коридора, где раньше заметила телефон-автомат, мобильника у меня не было. Девчачий галдеж сюда почти не долетал. На стене под пластиковым козырьком красовались имена и телефоны вперемешку с рисунками, выполненными лаком для ногтей и белой мазилкой для исправления ошибок.
Я выудила из кармана пятьдесят пенсов, опустила в прорезь и несколько минут вслушивалась в длинные гудки, затем дала отбой. Монета выпала. Не вешая трубку, я набрала номер без денег, на всякий случай.
— Все в порядке, мисс Джерард?
Проходивший мимо директор замедлил шаг. В тусклом свете его лицо казалось вырезанным из куска старого дерева. Вздрогнув, я сунула монетку в карман.
— Да, спасибо.
Но он уже шагал дальше.
На следующее утро за завтраком Эдам садится рядом со мной, остальные места за длинным общим столом заняты. Кивком здоровается со мной и со всеми, открывает ноутбук и принимается барабанить по клавиатуре, периодически впиваясь зубами в намазанный джемом тост. Затем просит женщину, которую я пока не знаю, передать чайник.
— Ну, как прошла первая ночь? — Эдам отрывает взгляд от экрана. Похоже, думать, печатать, есть и говорить одновременно — дело для него нехитрое.
Остальные коллеги ограничились лаконичным «здравствуйте» в мой адрес.
— Будили всего четыре раза. Три раза — горючие слезы, один раз рвота. — Я делаю большой глоток кофе.
Тост застывает на полпути ко рту Эдама, историк кладет его на тарелку и минуту-другую стучит по клавишам. Что там у него на экране, мне не видно. Лучи солнца, проникая сквозь мозаичные окна, подсвечивают его волосы радужными бликами.
— Не повезло, — замечает он, будто и не было никакой паузы.
— Да ничего страшного, — уклончиво отзываюсь я. По правде говоря, я так и так вряд ли заснула бы.
— Ну-с. — Эдам захлопывает ноутбук, берет чашку и поворачивается ко мне. — Что вам приготовил первый день в Роклиффе?
Хоть бы уж звонок прозвенел и разогнал всех по классам. Однако его акцент почему-то не дает мне покоя, никак не могу распознать.
— Надо посмотреть, все ли вещи девочки распаковали. Потом кровати, грязная одежда, косметика, фантики, салфетки и прочий девчачий хлам. Еще нужно проверить, нет ли наркотиков, разобрать потерянные в прошлом году вещи, проконтролировать, чтобы все пообедали — у меня есть список малоежек. Затем собрание обслуживающего персонала по поводу стирки и…
— Ясно, ясно! — смеется Эдам. — Вы определенно эксперт по этой части. Где, говорите, раньше работали?
Общий говор в столовой внезапно смолкает, словно ответ интересует всех.
— Фрэнки, вам нехорошо? — хмурится Эдам.
Я мотаю головой. В столовой снова поднимается гул.
— Голова что-то закружилась. (Так и есть.) Но уже прошло.
Я не хочу быть невежливой, но мечтаю, чтобы он ушел и занялся своими уроками, а я — своими делами.
Эдам по очереди перекидывает ноги через школьную скамью, со стуком ставит чашку на тарелку: до него дошло.
— Бог даст, еще увидимся. — Смерив меня взглядом, он направляется к двери, и спустя мгновение звенит звонок.
Я сижу неподвижно, а вокруг стучат по деревянному полу десятки каблуков, звук этот пробирает до мозга костей, воскрешает память. Суматошный топот учителей и школьников, переполох, которым строго по расписанию начинается каждый новый день, сотни юных жизней, которые кроят в этом здании, — все отбрасывает меня на целую жизнь назад. Туда, куда я не предполагала возвращаться.
