Лето 1532
Пустое место, Уильям Стаффорд, вернулось на службу к дядюшке в июне. Пришел ко мне доложить — он снова при дворе, пообещал сопровождать меня в Гевер, как только туда соберусь.
— Я уже договорилась с сэром Ричардом Брентом, — отрезала я холодно.
Что за удовольствие наблюдать его оторопевшую физиономию.
— А я-то думал — вы мне разрешите побыть подольше. Поучить детей верховой езде.
— Вы слишком ко мне добры. — Тон по-прежнему ледяной. — Может, следующим летом.
Повернулась и ушла, прежде чем ему пришел в голову достойный ответ.
Оглянулась — хорошо, я ему отомстила за то, что выставил меня полной дурой — флиртовал со мной, а сам собирался жениться на ком-то еще.
Сэр Ричард задержался лишь на пару дней — к нашему взаимному облегчению. Моя жизнь в деревне ему не по нраву — вокруг все время дети, не говоря уже об арендаторах. Я ему куда больше нравилась при дворе — там мне делать нечего, только кокетничать да флиртовать. С плохо скрытым облегчением он отправился обратно к королю — помочь в подготовке задуманной поездки во Францию.
— Я в полном отчаянье — мне надо вас оставить, — заявил он, ожидая, пока ему подведут коня. Мы оба стояли на солнцепеке у замкового рва. Дети бросали веточки с одной стороны подъемного моста и бежали на другую — посмотреть, когда они выплывут из-под моста. Я рассмеялась, глядя на них:
— Долго же придется ждать, это вам не быстрая речка.
— Уильям сделал нам лодочки с парусами, — объявила Екатерина, не спуская глаз со своей веточки. — Они плывут туда, куда ветер дует.
Я снова повернулась к своему безутешному воздыхателю.
— Нам будет вас не хватать, сэр Ричард. Передайте мой нижайший поклон моей сестрице.
— Я ей доложу, что пребывание в деревне вам идет — просто бриллиант на подушечке зеленого бархата.
— Благодарю вас. А что, весь двор отправляется во Францию?
— Придворные и король, леди Анна и ее дамы. Мне нужно подготовить все стоянки в Англии на пути королевского поезда.
— Без сомнения, лучше вас никто не справится. Вы доставили меня сюда с полным комфортом.
— Могу прямо сейчас отвезти обратно, — пообещал он.
Я положила руку на коротко остриженную теплую макушку Генриха.
— Я лучше останусь тут подольше, предпочитаю этим летом побыть в деревне.
Я совсем не думала о возвращении ко двору, такое счастье провести время с детьми, на теплом солнышке Гевера. Мой маленький замок дышит покоем, над головой — родные небеса. Но в конце августа пришел немногословный приказ от отца — на следующий день за мной приедет Георг.
Ужин прошел в полном отчаянье. Дети, бледные, с грустными глазами, переживали предстоящую разлуку. Я поцеловала их на ночь, посидела у кроватки Екатерины, дожидаясь, пока она заснет. Она заснула не скоро, все таращила глазки, зная — стоит их закрыть и на следующее утро меня уже в замке не будет. Прошло не меньше часа, пока она наконец задремала.
Я приказала служанкам сложить мои платья, погрузить сундуки на повозку. Управляющему велела поставить туда бочки с сидром и пивом для отца — ему это понравится, корзины с яблоками и другими фруктами — из них выйдет неплохой подарок для короля. Анна просила привезти кое-какие книги, и я отправилась в библиотеку. Одна на латыни, нелегко ее найти. Другая — богословская книга по-французски. Тщательно упаковала обе вместе с моим маленьким ларчиком для драгоценностей. Отправилась в постель и полночи рыдала в подушку — лето с детьми кончилось.
Я уже сидела на лошади, дожидаясь брата, рядом повозка, груженная вещами. Тут вдали показалась целая колонная всадников — вот они уже скачут по подъемному мосту. Уже издалека ясно — Георга с ними нет.
— Уильям Стаффорд? — Я даже не улыбнулась. — Я ожидала брата.
— А я вас выиграл, — объявил он. Сдернул шляпу, ослепительно улыбнулся. — Играл с ним в карты и выиграл право сопровождать вас обратно в Виндзорский замок.
— Тогда мой брат — истинный изменник, — недовольным тоном протянула я. — Только его сестра не рабыня, чтобы ее в обыкновенном трактире в карты проигрывать.
— Это был весьма необычный трактир. — Тон вызывающий, что он себе позволяет? — Он проиграл вас, а затем хорошенький бриллиант и право потанцевать с симпатичной девчонкой.
— Я желаю отправиться в путь немедленно, — грубо отрезала я.
Он поклонился, надел шляпу, махнул рукой солдатам.
— Мы ночевали в Эденбридже, так что готовы выступать прямо сейчас.
Наши лошади оказались рядом.
— Почему вы не поехали сразу в замок?
— Слишком холодно тут, — бросил он.
— Как так, вас в последний раз поселили в одной из лучших комнат.
— Я не говорю о замке. С замком все в порядке.
— Имеете в виду меня? — Я чуть помедлила с этим вопросом.
— Холодный прием — просто ледяной. И ума не приложу — чем мог вас обидеть. То мы весело обсуждаем прелести деревенской жизни, а то вдруг — будто снег пошел.
— Понятия не имею, о чем вы толкуете.
— Б-р-р-р, холодно. — Он пустил лошадь в галоп.
Полдня мы скакали в таком быстром темпе, а потом он объявил привал. Спустил меня с седла, открыл ворота в изгороди, окружающей поле у реки.
— У нас есть запасы еды. Пойдемте, прогуляетесь со мной, пока готовят обед.
— Я слишком устала для прогулок, — отмахнулась я.
— Тогда просто посидим. — Он положил плащ на траву в тени высокого дерева.
Больше спорить не было сил. Села на расстеленный плащ, прислонилась к приятной шероховатости коры, уставилась на реку. В воде полоскались утки, в камышах вдали притаилась пара куропаток. На мгновенье он отошел и вернулся, неся две оловянные кружки с элем. Протянул одну мне, залпом осушил другую.
— А теперь, — начал он, как человек, приготовившийся к долгому разговору, — леди Кэри, пожалуйста, объясните мне, чем я вас оскорбил.
Я уже открыла рот, чтобы сказать — ничем он меня не оскорбил, между нами вообще ничего не было, с начала и до конца, и разговаривать не о чем.
— Не надо, — будто прочел мои мысли по лицу. — Знаю, я вас дразнил, но никак не намеревался обидеть. Мне казалось, еще немножко — и мы поймем друг друга.
— Вы со мной флиртовали напропалую, — сердито заявила я.
— Не флиртовал, — поправил он. — Я за вами ухаживал. И если вам неприятно, я, конечно, немедленно перестану. Только объясните, что в этом плохого.
— Почему вы покинули двор? — резко спросила я.
— Поехал повидаться с отцом. Он обещал мне немного денег, если надумаю жениться, хочу купить ферму в Эссексе. Я же вам об этом рассказывал.
— Так вы собрались жениться?
Он на мгновенье нахмурился, потом его лицо прояснилось.
— Да ни на ком другом! Вот что вы себе вообразили! На вас, дурочка набитая! На вас! Я в тебя влюбился, как только увидел, и с тех пор думаю не переставая, где найти местечко, чтобы тебе подошло, чтобы стало тебе хорошим домом. Как увидел, что ты любишь Гевер, так подумал — куплю небольшое поместье с фермой, может, тебе понравится.
— Дядя сказал — вы покупаете дом, собираетесь жениться на какой-то девчонке, — выдохнула я.
— На тебе! Ты и есть та самая девчонка! Ты одна, никого другого и в помине нет.
Он протянул руку. На мгновенье мне показалось — сейчас меня обнимет. Я попыталась отстраниться, этого слабого движения было достаточно — он сдержал себя.
— Нет? — спросил ласково.
— Нет. — Мой голос дрожит.
— И даже поцелуя не подаришь?
— Ни одного. — Я попыталась улыбнуться.
— Ни одного поцелуя за хорошенькую ферму? Дом у самого холма, а окна все выходят на юг. Земля вокруг превосходная, дом красивый, наполовину бревенчатый, крыша покрыта камышом, конюшни и все остальное на заднем дворе. Огород и сад, а в саду — ручей. Загон для твоей лошадки, и коровам есть где пастись.
— Нет. — В голосе все меньше и меньше уверенности.
— Почему нет?
— Потому что я Говард и Болейн, а ты пустое место.
Уильям даже не вздрогнул от такой прямоты.
— Тогда и ты окажешься пустым местом, только выйди за меня замуж. Это так приятно — быть пустым местом. Сестра на полдороге к королевскому трону. Думаешь, будет счастливее тебя?
Я покачала головой:
— От себя не убежишь.
— Когда ты по-настоящему счастлива — зимой при дворе? Или летом с детьми в Гевере?
— Там, на твоей ферме, моих детей не будет. Анна их заберет. Не позволит, чтобы королевский сынок рос неизвестно где, у двух таких, как мы, — ничто, никто и звать никак.
— Пока у нее свой не родится. Тогда она в одно прекрасное мгновение постарается избавиться от твоего, — проницательно заметил он. — И придворных дам у нее сколько хочешь, твоя семейка подыщет других говардовских девчонок. Исчезни ты с глаз долой — и через три месяца они про тебя и думать забудут. Не хочешь же ты всю жизнь быть другой Болейн. Лучше уж стать одной-единственной миссис Стаффорд.
— Но я ничего не умею, — слабо протянула я.
— Чего ты не умеешь?
— Отжимать сыр. Ощипывать цыплят.
Медленно, будто боясь меня спугнуть, он опустился рядом со мной на колени. Взял мою безвольную руку, поднес к губам. Повернул ладонью вверх, открыл, поцеловал в ладошку, в запястье, перецеловал каждый пальчик, шепнул нежно:
— Я тебя научу, как ощипывать цыплят. И мы будем счастливы вместе.
— Я еще не сказала „да“, — выдохнула я, закрывая глаза и отдаваясь чудному ощущению — теплые, ласковые губы касаются ладони.
— Но и „нет“ ты тоже не сказала.
В зале Виндзорского замка Анна в окружении портных, торговцев галантереей, белошвеек. На всех креслах и диванах валяются отрезы роскошной материи. Комната куда больше похожа на лавку закройщика в базарный день, чем на покои королевы. На мгновенье мне припомнилась королева Екатерина — она себе никаких излишеств не позволяла и в ужас бы пришла от такого безумного расточительства — к чему все эти дорогие шелка, бархат и золотая парча.
— Мы отправляемся в Кале в октябре, — объявила Анна, две швеи подкалывают подол ее нового наряда. — Тебе тоже нужно заказать парочку новых платьев.
Я молчала.
— В чем дело? — раздраженно бросила сестра.
Мне не хотелось говорить перед всеми этими торговцами и придворными дамами. Но ничего не оставалось.
— Мне новые платья не по карману, — тихо сказала я. — Сама знаешь, сколько мне оставил муж. У меня только маленькая пенсия и то, что отец дает.
— Он заплатит, — уверенно кивнула сестра. — Посмотри в моих сундуках, там есть мое старое платье — алого бархата, и еще одно — где лиф расшит серебром. Можешь их себе переделать.
Я медленно пошла в ее спальню, подняла тяжелую крышку одного из бесчисленных сундуков с одеждой. Она помахала швее.
— Пусть миссис Клавли распорет и перешьет на тебя. По самому последнему фасону. Пусть французский двор знает — мы тоже разбираемся в моде. Не желаю у моих придворных дам этой испанской безвкусицы.
Я стояла и ждала, пока женщины снимут с меня мерку. Анна оглянулась, резко крикнула:
— Вы все, ступайте. Пусть только миссис Клавли и миссис Симптер останутся.
Подождала, пока остальные выйдут из комнаты.
— Теперь все хуже и хуже. Мы даже вернулись раньше обычного. — Она почти шептала. — Просто невозможно никуда поехать. Везде одни неприятности.
— Неприятности?
— Люди кричат всякие грубости. В одной деревне парни принялись кидаться камнями. В меня. А король скакал рядом.
— Кидаться камнями в короля?
Она кивнула.
— А в другой городишко мы вообще не могли войти. Они разложили на главной площади костер и сожгли на нем мое изображение.
— А что король говорит?
— Сначала страшно разозлился, хотел послать туда солдат, пусть дадут урок этим грубиянам. Но их слишком много, вдруг начнут драться с солдатами? Что тогда делать?
Швея легонько меня подтолкнула. Я послушно повернулась, с трудом понимая, что делаю. Мы выросли в пору мира, царившего с начала правления Генриха, мне и в страшном сне не могло привидеться восстание англичане против своего короля.
— А что говорит дядюшка?
— Говорит, Бога надо благодарить — против нас только один герцог Суффолк. Когда в короля бросают камнями, когда его оскорбляют в собственном королевстве, до гражданской войны рукой подать.
— Так Суффолк — наш враг?
— Прямо провозгласил — говорит, я уже обошлась королю в потерю Церкви, а теперь он еще и страну потеряет.
Я снова повернулась, швея опять встала на колени, закалывая подол платья, спросила полушепотом:
— Возьму их с собой и переделаю, хорошо?
Я кивнула.
Она собрала ткани и мешок с шитьем, поспешила выйти из комнаты. Вторая, подшивавшая подол платья Анны, сделала последний стежок, перекусила нитку.
— Боже мой, Анна, — воскликнула я. — И так везде?
— Везде, — угрюмо отозвалась сестра. — В одной деревне повернулись ко мне спиной. В другой принялись свистеть. Едем вдоль полей — мальчишки, отгоняющие ворон, принимаются кричать гадости. Девчонка, пасущая гусей, плюет, завидев меня, на дорогу. Скачем по рынку — женщины бросают в нас тухлой рыбой и гнилыми овощами. Останавливаемся в поместье или замке — ревущая толпа следует по пятам, кричит, ругается, приходится поскорей запирать ворота. Просто кошмар какой-то. Хозяин замка выйдет навстречу приветствовать нас — лицо вытягивается, как только видит, что половина его арендаторов собралась вокруг, оскорбляя своего законного короля. За нами словно вереница несчастий тянется. В Лондоне появиться нельзя, и в деревне не лучше. Остается прятаться во дворце, тут нас никто не достанет. И все они зовут Екатерину любимой королевой.
— А что король?
— Повторяет, что не желает дожидаться решения Рима. Вот умрет архиепископ Уорем, тогда он назначит нового архиепископа, и тот нас поженит. Мы все равно поженимся, что бы там Рим ни решил, за они или против.
— А если Уорем еще долго протянет?
— Не похоже на то, — жестко усмехнулась сестра. — Уж я ему супа не пошлю. Он совсем старик, провел в постели целое лето. Скоро помрет, и тогда Генрих назначит Кранмера, этот нас поженит.
Я в сомнении покачала головой:
— Вот так просто? Зачем тогда столько времени потеряли?
— Да, все так просто, — отрезала Анна. — И если бы король был мужчиной, а не мальчишкой-школьником, он бы женился на мне пять лет тому назад и у нас бы уже родились пять сыновей. Но ему все не терпелось убедить в своей правоте королеву, всю страну убедить, что прав. Хочет быть уверен — все делает по праву, истина на его стороне. Настоящий глупец.
— Ты уж лучше такого никому, кроме меня, не говори.
— Все и так знают. — Знакомый упрямый тон.
— Анна, следи за своим язычком и характер свой бешеный придерживай. Ты еще можешь упасть с высот, куда забралась. Даже сейчас.
Она покачала головой:
— Нет. Он мне дал мой собственный титул и состояние, их у меня не отнять.
— Какой титул?
— Мой титул — маркиз Пемброк.
— Маркиза? — переспросила я, думая, что ослышалась.
— Нет. — Она вся сияла от гордости. — Нет, маркиза — титул, который получает женщина, когда выйдет замуж. А я — маркиз, это мой собственный титул. Его у меня никто не отнимет. Даже сам король.
Я закрыла глаза, задохнувшись от зависти и ревности:
— И состояние?
— У меня теперь поместья в Колдкейнтоне и в Ханфорде, это в Миддлсексе, и еще земли в Уэльсе. Приносят до тысячи фунтов в год.
— Тысяча фунтов? — повторила я, вспомнив о своей пенсии — сто жалких фунтов в год.
Анна сияла.
— Я самая богатая женщина в Англии, и самая благородная. Собственное богатство, собственный титул. И скоро буду королевой.
Она расхохоталась, вдруг сообразив, какой горечью отдается мне ее победа.
— Ты наверно за меня ужасно рада.
— Конечно, сестричка.
На следующий день на конюшнях царила невероятная суматоха. Король отправляется на охоту, и все остальные вместе с ним. Охотничьи лошади оседланы, гончие на изготовку, выведены в огромный двор, егеря хлыстами пытаются поддержать порядок, собаки в нетерпении нюхают воздух, заливаются радостным лаем. Конюхи мечутся, поправляют уздечки, застегивают пряжки, подсаживают придворных в седла. Мальчишки-подручные тряпицами обтирают крупы коней, наводят последний лоск на и так сияющие шеи. Вороной жеребец Генриха выгибает шею, бьет копытом землю, ждет, пока появится всадник.
Я оглядываюсь, ищу глазами Уильяма Стаффорда. Вдруг кто-то легонько берет меня за талию, нежный голос шепчет прямо в ухо:
— Меня послали с поручением, всю дорогу назад бежал сломя голову.
Я оборачиваюсь. Он почти держит меня в объятиях. Подвинься я чуть ближе — и наши тела полностью соприкоснутся. Я прикрываю глаза, от его такого мужского запаха во мне поднимается желание. Снова открываю глаза, смотрю в блестящие, черные глаза — они полны нескрываемого вожделения.
— Прошу тебя, Бога ради, отодвинься. — Я еле могу говорить.
Он неохотно отпускает меня, отступает на полшага.
— Бог свидетель, мне нужно на тебе жениться. Мария, я больше не в силах сдерживаться. Такого в моей жизни еще не было. Я минуты не могу прожить без твоих объятий.
— Ш-ш-ш-ш, — шепчу я, — подсади меня в седло.
Я надеюсь, буду подальше от него, может, пройдут слабость в коленях и полуобморочное состояние. Забираюсь в седло, расправляю платье для верховой езды. Он касается подола платья, потом ноги. Смотрит мне прямо в лицо, честно и открыто.
— Ты должна выйти за меня замуж.
Я оглядываюсь, кругом несметное богатство двора, развевающиеся перья на шляпах, бархат и шелк — даже для дня на охоте все разоделись словно принцы.
— Это моя жизнь, — пытаюсь объяснить. — Мой дом с самого детства. Сначала при французском дворе. Потом здесь. Никогда не жила в простом доме. Никогда не проводила целый год в одной и той же комнате. Я придворная дама из семейства придворных. Не могу я по мановению твоего пальца стать обыкновенной женой и хозяйкой усадьбы.
Рога трубят, король, широкоплечий, улыбающийся, выходит из замка, рядом Анна. Сестра быстрым взглядом окидывает двор, я дергаю ногой, нечего ему меня держать, смотрю на Анну невинным взглядом. Король с помощью конюха вскакивает в седло, тяжело усаживается, разбирает поводья, вот он уже готов. Все, кто еще на земле, торопятся забраться на коней, найти местечко получше в королевской кавалькаде. Придворные поближе к Анне, дамы, как бы случайно, рядом с королем.
— Ты едешь? — быстро шепчу я.
— Хочешь, чтобы я поехал?
Всадники медленно покидают двор, теснясь в арке ворот.
— Лучше не надо. Дядюшка сегодня здесь, он ничего не упускает.
— Как вам будет угодно. — Уильям отступает, вижу, блеск в глазах потух.
Как же мне хочется соскочить с коня, прижаться к его губам, пусть на них снова заиграет улыбка. Но нет, он кланяется, отступает к стене, следит за удаляющейся кавалькадой. Даже не машет мне рукой, не говорит, когда увидит меня снова. Просто отпускает.
