39
Джон стоял у края толпы и наблюдал за тем, как огромный белый грузовик отъезжает от Дома обезьян. Он знал, что Исабель и Селия в трейлере вместе с бонобо и не могут его видеть, но все равно поднял руку и помахал на прощание. Все произошло очень быстро: установили барьеры; грузовик задом подъехал к дому, и обезьян переместили в трейлер. Днем Джон пытался дозвониться до Исабель, но не удивился, когда она не ответила. Он понимал, что она занята с бонобо, и мысль об их воссоединении только усиливала его тоску по Аманде.
Когда Джон выезжал из «Буканьера», Виктор выставил ему счет за покрывало, которым он тушил горящего человека. Джон не стал возражать, тем более что ему регулярно звонил Тофер и называл боссом, а ассистент Тофера организовал для него перелет первым классом. Это был приятный сюрприз, но Джон и без первого класса, если бы мог, раскинул бы руки и полетел, как птица. Он отослал Аманде радостное сообщение, а так как от счастья у него отключились мозги, в конце он напел «Mama, I’m going home» Оззи Осборна.
Джон подумывал перекусить в «Мохиган мун», но в результате остановил свой выбор на пакетике «Твизлерс» из торгового автомата. Это было уже неважно – вечером он поужинает в кухне с Амандой, а потом… помоет посуду.
Уже в самолете, уже собираясь отключить телефон, Джон заметил, что у него одно непрочитанное сообщение. Сообщение было от тещи, она умоляла его позвонить. Не хотелось, но он позвонил.
– Привет, Фрэн. Что случилось?
– Что ты сотворил с моей дочерью? – негодующе спросила теща.
– О чем вы говорите?
– Она не отвечает на звонки. Что ты натворил?
Джон хотел съязвить, что Аманда, вероятно, блокирует мамочкины звонки, но потом понял, что сам не помнит, когда в последний раз разговаривал с Амандой. События последних дней были похожи на сплошной мутный поток, но как он мог не обратить внимания, что все это время не слышал голоса Аманды?
– Когда она в последний раз подходила к телефону? – спросил Джон.
– Три дня назад. Что-то случилось. Я чувствую. Материнское сердце не обманешь.
Что, если Аманда хотела поменять лампочку в люстре и упала со стремянки? Что, если она в этот самый момент лежит, беспомощная, в луже собственной крови и не может дотянуться до телефона? Или жуткий пес изорвал ее на куски?
– Я сейчас в самолете, – сказал Джон. – Позвоню, как только приеду домой.
Перед его лицом неожиданно возникло лицо стюардессы.
– Сэр, – она продемонстрировала профессиональную улыбку. – Пора выключить телефон.
– Да, конечно, – сказал Джон.
Когда стюардесса переключила свое внимание на другого непослушного пассажира, Джон повернулся к стене и постарался незаметно позвонить Аманде.
– Привет, это Аманда. Оставьте ваше сообщение, и я перезвоню вам, как только смогу.
Джон чувствовал, как в нем начинает нарастать паника, он как сквозь сито просеял свои мозги в попытке выудить из них номер телефона, кому можно было бы позвонить. Кроме Шона, он не знал никого из новых знакомых или коллег Аманды. Естественно, он знал фамилию Шона, но даже если бы его номер был в справочнике Лос-Анджелеса, Джону пришлось бы обзвонить сотни людей по имени Шон Грин. Джон тупо смотрел на цифры на своем мобильнике, и постепенно до него стало доходить, что он, в сущности, ничего не знает о новой жизни Аманды и о возможных опасностях, которые ей угрожают.
В конце концов под пристальным взглядом стюардессы он закрыл свой телефон.
Джон впервые в жизни летел первым классом, но ему и в голову не пришло откидывать кресло или выпить бесплатный напиток. Весь полет он смотрел на верхушку жуткого парика сидящего перед ним человека, и в голове его мелькали самые страшные картины.
* * *
Когда такси остановилось напротив его дома, Джон заметил, что дверь гаража опущена не до конца. В щель были видны колеса «Джетты», а на газоне лежала свежая кучка собачьего дерьма. Последнее внушало надежду.
Джон открыл дверь и вошел в дом.
– Аманда?
Ответа не последовало, хотя на столе в коридоре лежала ее сумочка.
Джон прошел в кухню. Ни стремянки, ни лужи крови он там не увидел. В кухне вообще все осталось без изменений, если не считать двух стальных мисок на большом резиновом коврике.
Джон начал подниматься по лестнице, и в поле его зрения начал по частям появляться пес: сначала уши, потом какая-то неправдоподобная смесь розового и голубого пастельных тонов. Джон поднялся до конца и не поверил своим глазам. Бедный пес с грустной мордой лежал у закрытой двери в туалет, а на нем был свитер в классический ромб. Пса в свитере с узором «аргайл» трудно принимать всерьез, пусть это даже пес из нарколаборатории, поэтому Джон спокойно подошел к туалету. За дверью что-то натирали, скребли, что-то звякало и трещало.
– Аманда?
Джон посмотрел на Бугера, но тот даже не поднял голову, а только встревоженно подергивал бровями.
Джон открыл дверь. Аманда в бумажной медицинской маске стояла на коленях возле унитаза, на ней была шапочка для душа, желтые резиновые перчатки до локтя, а на ногах – подвязанные у щиколоток пакеты для мусора. Она потрясала банкой «Лизола» и распрыскивала его во все стороны. Ее окружали губки, рулоны туалетной бумаги и прочие средства для уборки.
– Аманда? – позвал Джон.
– Не включай воду, – сказала Аманда, даже не взглянув в его сторону. – Я залила колено в раковине отбеливателем.
Она перевернула вверх дном банку «Комета», стукнула по донышку и выбила облако порошка. Аманда закашлялась, прикрывая рукой в перчатке закрытый маской рот, потом схватила из ведра щетку и начала яростно тереть кафельный пол.
– Аманда? Что ты делаешь?
– А ты знал, – сказала она, по-прежнему не глядя на Джона, – что все эти места, куда не достают щетки и швабры, так и кишат болезнетворными микробами? Плинтусы, стоки и ручки, ручки и краны – это самое страшное! Стафилококк, стрептококк, кишечные палочки, лептоспироз, иерсиниоз – они так и кишат на ручках. А в общественных уборных… тебе известно, что большинство людей сливают за собой ногой, и, таким образом, плюс ко всему они оставляют на сливной ручке унитаза ужасные микробы с мостовой? Но и краны в раковине не лучше. И дверные ручки тоже, потому что люди, которые не моют руки вообще, оставляют свои мерзкие микробы для ничего не подозревающих идиотов, которые идут следом за ними. Необходимо дезинфицировать практически все…
Аманда бросила щетку, подхватила банку и потянулась к раковине. Она опрыскивала кран и вентили до тех пор, пока они не покрылись белой пеной.
– Аманда?
– И не заставляй меня рассказывать о токсичных брызгах от слива. Больше никогда я не оставлю свою зубную щетку в одном месте с унитазом. Это чудо, что мы еще живы.
– Аманда, пожалуйста, объясни, что происходит.
Аманда села на колени, стянула маску и посмотрела на Джона.
– Объясню, – сказала она, выдержав недолгую паузу. – Когда приму душ.
После этого она протянула руку и закрыла дверь перед носом Джона.
Спустя несколько минут Аманда в халате опустилась на диван. Она была бледная, как бисквитное тесто, под глазами у нее были черные круги. Волосы она высушила полотенцем, и они уже начали скручиваться в спирали.
– Я сделаю кофе, – сказал Джон.
Пока варился кофе, Джон оставался в кухне. Он понятия не имел, что происходит, и, как следствие, понятия не имел, что говорить. Когда кофе добулькал до конца, Джон налил одну чашку и добавил сахар. Сливки он добавлять не стал, потому что они превратились в какой-то новый безымянный сорт сыра.
Джон поставил чашку с кофе на столик у дивана и сел напротив. Аманда потянулась к чашке, взяла ее обеими руками, потом поставила обратно и откинулась на спинку, не сделав даже одного глотка.
– Аманда, детка, что происходит?
– Я нашла работу.
Она так старалась придать своему голосу непринужденную интонацию, что у Джона от жалости чуть не разорвалось сердце.
– Зачем? Какую работу?
– Я пишу брошюру об уборке общественных туалетов. На следующей неделе я перейду к кипячению униформы и постельного белья. После этого – промышленные кухни.
Джон присмотрелся к ней повнимательнее.
– Что-то не то с сериалом?
– Нет, Джон, – с ударением сказала Аманда, – что-то не то с нами. А раз уж я не могу получить деньги, пока Эн-би-си решится на новые эпизоды, если вообще оно решится, мне надо на что-то жить. Кстати, пришло предложение на дом в Филадельфии, так что хоть не придется долго ждать, чтобы поделить деньги.
Поделить? Джон смотрел на Аманду и боялся произнести хоть слово. Пес выполз из-за угла и распластался вдоль стены, глаза его перебегали с Аманды на Джона и обратно.
Аманда вздохнула и постаралась изобразить, что восстановила равновесие.
– Так вот, недавно я пошла в магазин. Неважно за чем, – Аманда отмахнулась от не прозвучавшего вопроса. – Нашу кредитку отклонили. Я сказала, что этого не может быть. Я только что оплатила счет. Но нет, продавец позвонил в кредитную компанию, и они настаивали на том, что мы истратили все свои деньги.
Джону стало так плохо, как никогда в жизни. Он начал понимать, что сейчас произойдет.
– Тогда я оставила все покупки на стойке и с позором вернулась к машине. Дома я в онлайне проверила движение средств на нашем счете. Никогда не угадаешь, что я там обнаружила.
Последовала долгая пауза. Аманда сглотнула и вытерла глаза. Когда она снова заговорила, голос ее звучал очень сдержанно:
– Я никогда тебе не изменяла. Ни разу. Так каких результатов анализа ДНК ты ожидал? Уже можно поздравить? Я даже не спрашиваю о поручительстве за явку с ответной стороны.
– Аманда, – тихо сказал Джон, – дай я все тебе объясню.
– Ха!
Аманда усмехнулась и потом разрыдалась – горько и громко. Джон сделал попытку встать и подойти к ней, но она подняла руку, чтобы он остался на месте.
– Пожалуйста, не надо. Дай я угадаю. Она курит, так? Это она была в твоем номере перед моим приездом. Угадала? И этот пес тоже ее? Потому что она не может держать его у себя. Не может держать его у себя.
Бугер незаметно переместился к ее ногам. Пес лизнул Аманде руку и с укором посмотрел на Джона.
– Надеюсь, она не курит во время беременности, – продолжала Аманда. – С ребенком все хорошо?
Джон набрал полную грудь воздуха.
– Нет никакого ребенка. И никогда не было. Есть семнадцатилетний панк с зелеными волосами по фамилии Пайнгар. А я внес за него залог в тюрьму.
Аманда замерла. Ее рука остановилась посередине спины Бугера. Пес повернулся, чтобы посмотреть, в чем дело, и начал выгрызать ромбы на свитере.
– Да. Пайнгар. Я подсчитал сроки и испугался, что это мой сын. Я не его отец. И даже Жинетт не его мать. Его родители выслали чек за залог.
– Жинетт Пайнгар? Ты подумал, что у Жинетт Пайнгар был от тебя ребенок?
– Не знаю. Сколько Пайнгаров в этом мире?
Джон откинулся на подушки, он чувствовал себя как человек, которому вбили в лобную долю ледяную сосульку.
– Ты никогда мне не изменял?
– Никогда. Никогда, никогда, никогда.
Прошло несколько секунд, и Аманда бросилась к Джону и, перемахнув через кофейный столик, оказалась у него на коленях. Прежде чем Джон успел сообразить, что происходит, она обняла его голову и заплакала, уткнувшись ему в макушку.
* * *
Позже, когда они лежали на скомканных простынях, а высохшие и закрутившиеся в крутые спирали волосы Аманды щекотали ему грудь, она сказала:
– Один из агентов, которым ты разослал мою книгу, вчера оставил сообщение. Она хочет завтра со мной побеседовать.
– Звучит многообещающе.
– Может быть. Я слишком суеверна, чтобы верить во что-то на этом этапе.
Подумав немного, Джон спросил:
– Почему Бугер в свитере?
– Моя мать присылает ему вещи. У него уже целый гардероб.
– Твоя мама вяжет свитера для собаки?
– Ага.
Джон вздохнул.
– Представляю, что нам предстоит, когда у нас появится ребенок.
– Ага, – сказала Аманда.
Шесть месяцев спустя
Мэр достал из коробки для презентаций огромные ножницы. В толпе жидко захлопали. Мэр перерезал натянутую перед воротами ленточку. Красные атласные концы ленты упали на землю, защелкали фотокамеры. Один из фотографов работал на «Атлантис», он сопровождал Джона. Мэр позировал рядом с Исабель, он положил руку ей на плечо и обнажил зубы в заготовленной для прессы улыбке. Селия зависала с другого его бока. Мэр взглянул на нее, и уголки его губ на долю секунды опустились вниз, но он быстро взял себя в руки и тоже ее приобнял.
Репортеры начали задавать вопросы, но Джон хранил молчание, он знал, что у него еще появится возможность поговорить. Он стоял в сторонке вместе с Гари Хэнсоном, архитектором, который спроектировал новое жилье для обезьян, и с Нейтаном Пайнгаром, чьи родители сумели убедить судью, что помощь в строительстве Дома обезьян может быть приравнена к общественным работам. Нейтан был в приподнятом настроении и, судя по всему, чувствовал себя прекрасно, а его волосы, казалось, стали еще зеленее, чем обычно. Джон так и видел, как Нейтан с Селией накануне ночью красят друг другу волосы ради такого торжественного случая.
– Доктор Дункан, можно ли сказать, что вы удовлетворены итогами строительства?
Исабель взглянула через плечо на тридцать акров ухоженной территории на склоне горы Мауи, а потом снова повернулась к камерам. По тому, как блестели ее глаза и как напряженно она сжимала губы, Джон догадывался, что она изо всех сил старается держать себя в руках. Исабель оглядела собравшихся и откашлялась.
– По условиям соглашения мне запрещено говорить что-либо об итогах строительства, – сказала она. – Но бонобо и я, мы хотели бы выразить огромную благодарность зоопарку Сан-Диего за гостеприимство и доброту, с которой они относились к нам, пока мы ждали, когда построят наш новый дом. Еще я хочу поблагодарить Гари Хэнсона и его фирму за то, что они безвозмездно предоставили нам свои услуги и спроектировали самую благоприятную для обезьян среду обитания из всех, что я видела вне джунглей.
Исабель оглядела собравшихся. В какой-то момент Джон подумал, что она высматривает именно его. Но взгляд Исабель остановился на Гари, и она наконец улыбнулась – широко и открыто.
– Не могли бы вы рассказать о ваших планах относительно проекта по изучению языка человекообразных обезьян?
– Мы сейчас рассматриваем кандидатуры лучших ученых в этой области и намерены продолжить работу по овладению и распознаванию речи в традициях, заложенных Ричардом Хьюзом. Ричард Хьюз был убежден в том, что наш долг – предоставить человекообразным обезьянам самостоятельность и достойное качество жизни, которое они, безусловно, заслуживают.
– В пресс-релизе говорится, что вы сотрудничаете с Детским клиническим центром в Бостоне. Не могли бы рассказать об этом подробнее?
– Существуют серьезные свидетельства того, что детям с затруднениями речи очень помогают альтернативные способы самовыражения, такие как жестикуляция и лексиграммы. Мы поделились с бостонским центром данными наших исследований и ожидаем серьезного прорыва в этом направлении.
– Ваше мнение об уголовном деле, связанном с «Домом обезьян»?
– Я считаю, что человек невиновен, пока не доказано обратное, и верю в то, что справедливость восторжествует.
Исабель оглядела собравшихся, она смотрела людям в глаза и улыбалась.
– Большое спасибо, что пришли.
Исабель сложила листок со шпаргалкой пополам и спрятала его в карман, а потом махнула «ближнему кругу» (Селии, Нейтану, Гари и Джону с его фотографом), чтобы они шли за ней. Полицейский закрыл за ними ворота, и толпа начала расходиться.
Они шли по грунтовой дорожке, петляющей между тропических деревьев и кустарников. Цветущий кустарник источал аромат переспелых фруктов.
Джон нагнал Исабель. Волосы у нее отросли достаточно, и шрам был больше не виден. Конечно, для того, чтобы они стали как прежде, требовался не один год, но короткая стрижка была ей к лицу.
– Я слышала, вы были в Конго, – сказала она. – В заповеднике «Рай для бонобо».
– Да. Вернулся на прошлой неделе.
– Расскажите, как там?
– Удивительно. Почти нереально. Мы летели «Эр Франс» через Париж. Когда приземлились в Киншасе, это был уже совершенно другой мир. Отряд солдат поднялся на борт, прошел по салону и вышел в хвосте. По всей посадочной полосе стояли скелеты самолетов. – Джона передернуло от этих воспоминаний. – В аэропорту – хаос. К счастью, с нами был дипломат, который переговорил с представителями племен и провел нас через таможню. Если бы не он, клянусь, у нас бы все отобрали и мы до сих пор были бы там.
– А как заповедник?
Исабель взяла Джона под руку, этот жест был настолько неожиданным, что у него защемило в груди.
– На дорогах такие выбоины, что грузовик провалится. Мы проезжали мимо множества нищих заброшенных ферм, но сам заповедник великолепен. Это было местом отдыха их бывшего диктатора Мобуту Секо Секо. Озера с лилиями, реки, водопады… и москиты! Они просто как бомбардировщики «Стелс». – Джон изобразил рукой пикирующий самолет. – Тихие, незаметные и смертоносные. Вы знаете, что есть вид малярии, которая убивает за четыре дня?
– Да, – сказала Исабель. – Молниеносная церебральная малярия. Но, я надеюсь, вы сделали прививки перед поездкой?
– Еще как. Против гепатита А и В, против желтой лихорадки, тифа, столбняка, против гриппа, менингита, полиомиелита… даже против бешенства из-за диких собак… – Джон тряхнул головой, – кажется, я что-то упустил.
– Малярию? – предположила Исабель.
– Точно. Малярию. И, как только мы оказались на месте, сразу же услышали бонобо. Они были повсюду. Это все равно как оказаться в центре стаи кричащих птиц. Первым делом они похитили камеру Филиппа. Настоящее групповое ограбление – одна бонобо схватила его за ноги, другая тем временем отстегнула ремень, а третья схватила камеру и убежала. Они забрались на дерево, и я всерьез думал, что Филипп расплачется. В итоге мы выменяли камеру на зеленые яблоки, но не раньше, чем бонобо сделали дюжину фотографий. На одной Филипп умоляюще смотрит прямо в объектив, и на лице его гримаса неподдельного отчаяния. Это – шедевр.
Исабель откинула назад голову и рассмеялась.
– Это так похоже на бонобо! Хотелось бы как-нибудь там побывать.
– Не сомневаюсь, что побываете.
– Я тоже, – сказала Исабель.
Она сказала это с такой уверенностью, что Джон еще раз исподтишка глянул на нее. Исабель казалась такой счастливой и спокойной. Даже в тот день, когда они познакомились, еще до взрыва, в ней чувствовались какая-то тревожность и закрытость. Теперь от этого не осталось и следа. Та Исабель никогда бы не взяла его под руку.
Лес закончился, и они вышли на расчищенный от деревьев и кустарника участок с большим, состоящим из блоков строением. На одном его конце возвышалась башня со стенами из сетей, от верхушки до земли она была увешана пожарными шлангами, там были гамаки, самые разные снаряды для лазания, игрушки и детские бассейны.
Исабель высвободила руку.
– Это их внешний игровой дворик, – сказала она и с нескрываемой гордостью показала на башню. – Они приходят туда, когда захотят. В лес они тоже могут пойти, если кто-то из нас пойдет с ними. Они любят там гулять. Мы устроили сюрпризы в определенных местах. Например, вот под этим, – Исабель показала на дерево, – всегда стоит кулер с крутыми яйцами. А вон под тем, – Исабель указала на другое дерево, – всегда лежат «M&M», без сахара, конечно. Мы все еще боремся с последствиями диеты из пиццы и чизбургеров.
Внутри строения обширная зона для наблюдения была отделена от жилых комнат обезьян изгибающейся стеной из стекла. Бонобо нигде не было видно, но Гари все равно остановился у стекла и стал ждать. К нему присоединился Филипп с камерой наготове. Селия и Нейтан держались чуть позади и тоже глазели за стекло.
– Ну, как вам? – спросила Исабель.
– Впечатляюще, – признал Джон. – А где бонобо?
– Они в групповой комнате. Наверное, смотрят повторы «Дома обезьян». Они немного одержимы этим шоу.
– А моя посылка пришла?
– Не знаю. Селия?
– Да, – сказала Селия. – И выглядит она очень аппетитно. Спасибо, Тигпен.
Джон поднял два пальца в знак мира.
– А что там? – спросила Исабель.
– Морковный торт, – сказал Джон. – Чтобы отметить такое событие.
Джон заметил, что Исабель сомневается.
– Его Аманда приготовила, – поспешил добавить он. – Натуральная морковь, подслащенная яблочным соком, а глазурь из обезжиренного сливочного крема. Вот список ингредиентов.
Джон достал из кармана скомканный лист бумаги и протянул Исабель.
Исабель рассмеялась.
– Ну, если Аманда готовила…
– Круто, надо им рассказать, – сказала Селия и вместе с Нейтаном исчезла в коридоре.
Исабель посмотрела себе под ноги, потом снова на Джона.
– Я хочу вас поблагодарить.
– О, бросьте, это ерунда, – отмахнулся Джон.
– Нет, не ерунда. Из-за нас вы десять дней провели в тюрьме.
– Журналист должен защищать анонимность своих источников.
– Селия хотела пойти и признаться, – сказала Исабель. – Пришлось ей напомнить, что вы защищаете еще и Джоэля, Джавада и Иванку.
– И вас, – добавил Джон.
– Да, и меня.
Возникла пауза, они посмотрели друг другу в глаза.
– Итак… хм… – Джон понизил голос. – Я правильно заметил – у вас что-то с… – он слегка наклонил голову в сторону Гари.
– Может быть. Что-то вроде, – Исабель покраснела и отвела глаза. – Ну а как там Аманда?
– По утрам уже не тошнит, и она больше не бегает из комнаты в комнату с криками о том, как пахнет кофе…
Исабель рассмеялась.
– Это хорошо. Когда ждете малыша?
– Уже меньше трех месяцев осталось. Через четыре дня после Иванки, хотите – верьте, хотите – нет.
– Вы, наверное, на седьмом небе от счастья.
– И там, и одновременно в ужасе, – признался Джон, но при этом надеялся, что его голос не выдал реальное соотношение.
– А ее книга! – Исабель хлопнула в ладоши. – Я так обрадовалась, когда узнала. Когда переиздание?
– Через четыре месяца.
– Не дождусь, когда смогу прочитать. Вы ей передадите?
– Конечно.
– И еще скажите, что мне жаль, что с сериалом все так обернулось, если только это не больное место.
– Вовсе нет. Она даже обрадовалась, когда все закончилось. Аманда от всей души ненавидела и эту работу, и Лос-Анджелес.
– А вы? Как у вас дела?
– Приемлемо. Но счастлив, что мы вернулись в Нью-Йорк, хотя в нашей квартире постоянно полно кошек, Аманда их воспитывает для приюта, а так как она беременна, то кошачьим туалетом занимаюсь я. Если об этом не успевает позаботиться Бугер.
Джон заметил, что у Исабель затряслись плечи, и добавил:
– Китин наполнитель, сюрприз, ням-ням. Его любимое лакомство.
– Фу, – Исабель скривилась. – А кто этим занимается, когда вас нет?
– Целый список друзей при поддержке святого соседа.
Они немного помолчали, Исабель посмотрела в сторону Филиппа.
– Значит, «Атлантик»? Это впечатляет.
– Работа разовая, но тем не менее. Срок в тюрьме сотворил чудо с моей карьерой, знал бы раньше, давно бы какой-нибудь винный магазин ограбил.
Исабель рассмеялась.
– Не думаю, что эффект был бы тот же.
Бонобо ворвались в зону наблюдения, они визжали, верещали и прыгали туда-сюда перед стеклом. Филипп защелкал камерой.
Бонзи возбужденно показывала:
«Дай мне хорошее угощение! Бонзи ест, дай мне ты!»
– Это принес наш гость, – сказала Исабель, указывая на Джона.
«Бонзи любит гостя!»
Селия появилась на стороне обезьян с тортом в руках. Она воткнула в центр торта свечу и сказала:
– Бонзи, иди сюда. Тут у меня в кармане зажигалка. Ты можешь зажечь свечу?
Бонзи залезла в карман Селии, достала зажигалку и ловко зажгла свечу. Свеча даже не успела разгореться, как подбежал Джелани и задул ее. Потом он выдернул свечу из торта и облизал с ее конца глазурь. Мбонго сидел на полу и недоверчиво смотрел на Джона, к нему подошла Селия и протянула кусок торта.
– Тебе понравится угощение. Это Джон принес.
Мбонго вытащил из верхушки своего куска идеальные морковки из марципана и начал их сосать, старательно избегая встречаться глазами с Джоном. Бонзи слизала глазурь с губ и подошла к стеклу.
«Бонзи любить гостя. Строить гостю гнездо. Поцелуй, поцелуй».
И после этого прижала губы к стеклу. Губы разъехались. Это было все равно что смотреть на поедателя водорослей с внешней стороны аквариума.
Джон поколебался секунду и сказал:
– Мои извинения тому, кто моет эти стекла.
Филипп повернулся к нему, чтобы не упустить момент. Джон присел вровень с губами Бонзи и запечатлел на них смачный поцелуй.
