Книга: Белая королева
Назад: ОКТЯБРЬ 1483 ГОДА
Дальше: ДЕКАБРЬ 1483 ГОДА

НОЯБРЬ 1483 ГОДА

Было темно и уже довольно поздно, где-то около одиннадцати вечера, и я, опустившись на колени в изножье кровати, молилась перед сном, когда в тяжелую наружную дверь кто-то негромко постучал. Сердце так и подпрыгнуло в груди: почему-то я сразу подумала о своих сыновьях, об Эдуарде и Ричарде. Что, если это они вернулись домой, ко мне? Я моментально вскочила на ноги, набросила прямо поверх ночной рубашки плащ, накинула на голову капюшон и бегом кинулась к дверям.
К ночи на улицах Лондона стало тихо, хотя весь минувший день они прямо-таки гудели в связи с возвращением короля Ричарда. Повсюду только и слышались бесконечные пересуды о том, как он теперь отомстит мятежникам и посмеет ли нарушить право убежища и вытащить меня оттуда. Ведь теперь у Ричарда имелись веские доказательства, что именно я подняла против него всю страну; наверняка он понимал и то, каких ненадежных союзников я себе выбрала: леди Маргариту и герцога Бекингема, которые всегда были способны на предательство.
Никто не мог сообщить мне, что за это время произошло с моими близкими, и я не знала, не грозит ли кому-то из них опасность, не попал ли кто-то из них в плен, не был ли убит. Мятеж в Гемпшире и Кенте возглавили три моих брата и мой сын Томас Грей, но я вынуждена была питаться лишь самыми недостоверными слухами о том, что все они то ли бежали и присоединились в Бретани к Генриху Тюдору, то ли погибли на поле брани. Порой, правда, поговаривали, что всех троих казнил король Ричард, а может, напротив, они взяли да и переметнулись на его сторону. В общем, приходилось просто ждать каких-то более надежных сведений и о моих родственниках, и обо всех прочих мятежниках. И я ждала, как, впрочем, и все остальные.
Невероятно мощными дождями большая часть дорог оказалась попросту смыта с лица земли; мосты были разрушены, селения и даже целые города отрезаны от внешнего мира. Новости поступали в Лондон, словно одиночные заряды, и никто не мог с уверенностью сказать, насколько они правдивы. Но в итоге буря исчерпала себя и дождь прекратился. Я очень надеялась, что, как только реки опять войдут в свои берега, мои родные непременно как-то сообщат о себе и об имевших место битвах. Я молила Бога, чтобы моим братьям и Томасу удалось спастись и оказаться как можно дальше от берегов Англии. В случае поражения мы планировали бежать в Бургундию, к сестре Эдуарда Маргарите. Затем я намеревалась разыскать Ричарда, спрятанного у надежных людей, и продолжить войну с узурпатором, но уже из-за моря. Теперь я ни капли не сомневалась, что король Ричард попросту задушит страну в своих безжалостных объятиях тирана.
Снова послышался стук в дверь, и кто-то нетерпеливо загремел железным кольцом. Да уж, это точно не перепуганный беглец, но и моим сыном стучавший никак не мог оказаться. Я осторожно подошла к дверям, отодвинула решетку на смотровом окошке и выглянула наружу. На крыльце стоял какой-то мужчина, примерно одного со мной роста, в низко надвинутом и скрывавшем лицо капюшоне.
— Что вам угодно? — осведомилась я.
— Мне необходимо видеть вдовствующую королеву, — ответил он тихо. — У меня для нее послание исключительной важности.
— Вдовствующая королева — это я. Слушаю вас.
Мужчина быстро оглянулся по сторонам.
— Впусти меня, сестра, — прошептал он.
У меня даже мысли не возникло, что это может быть один из моих братьев.
— Какая я тебе сестра! — возмущенно воскликнула я. — Ты кем себя возомнил?
Мужчина скинул с головы капюшон, поднял повыше факел, и я смогла как следует разглядеть его смуглое красивое лицо. Это был мой деверь и мой теперешний злейший враг — король Ричард III.
— Королем, разумеется, — с усмешкой отозвался он. — Поскольку я и есть король.
— Мне так не кажется, — сухо, без улыбки возразила я.
Ричард рассмеялся.
— Ну хватит, успокойся, — посоветовал он примирительным тоном. — Все кончено. Я коронован и помазан, а ваш мятеж полностью провалился, так что вопреки всем твоим желаниям и намерениям я по-прежнему король Англии. Кстати, я пришел к тебе один и без оружия, так позволь же войти. Ради всего святого, позволь мне войти, сестра!
И я, несмотря на все случившееся, действительно позволила ему войти. Я отодвинула засовы на маленькой дверце, чуть приотворила ее, и Ричард моментально проскользнул внутрь. Я заперла за ним дверь и спросила:
— Что тебе нужно? Слуги спят рядом — стоит мне крикнуть, и они тут же прибегут. Между нами кровь, Ричард. Кровь моего брата и моего сына. Ты убил их, и я никогда тебе этого не прощу. За это я наложила на тебя страшное заклятие.
— Я и не жду твоего прощения, — заметил Ричард. — И даже не хочу его получить. Ты сама отдаешь себе отчет, как далеко зашла в своих преступных планах, плетя против меня бесконечные интриги. И ты бы, конечно, убила меня, если б тебе представилась такая возможность. Мы с тобой теперь пребываем в состоянии войны друг с другом — и ты это понимаешь не хуже меня. Кстати, отчасти ты уже отомщена. Мы с тобой оба знаем, как я страдаю от тех недугов, которые ты наслала на меня с помощью колдовства. Меня мучают сильные боли в груди, правая рука изменяет в самый ответственный момент, порой я не могу даже меч удержать. Что может быть хуже для воина, чем недействующая рука! Это ведь ты заколдовала мне руку, верно? Что ж, теперь молись, чтобы тебе никогда не пришлось обращаться ко мне за помощью и защитой.
Я внимательно посмотрела на Ричарда. Ему недавно исполнился тридцать один год, но темные круги под глазами и явственные морщины на лице свидетельствовали, казалось, о более солидном возрасте. Кроме того, он выглядел каким-то загнанным. Я легко могла себе представить, как страшит его тот факт, что его правая рука может отказать во время боя. Ведь Ричард всю жизнь стремился — он действительно приложил к этому немало труда! — стать таким же сильным, как его братья, ведь те с детства были куда выше и крепче. И вот теперь неведомый недуг словно съедал его силы, собранные так тяжело. Я пожала плечами.
— Если ты болен, так посоветуйся с врачом. Что ты, как ребенок, сваливаешь вину за собственную слабость на колдовство? Может, ты просто вообразил себе болезнь?
Ричард покачал головой.
— Я явился не жаловаться. У меня к тебе разговор более серьезный. — Он сделал паузу, глядя на меня в упор. У него был тот же открытый, честный взгляд, что и у всех Йорков; мой покойный муж смотрел так же. — Скажи, не грозит ли опасность твоему сыну Эдуарду?
Мне показалось, что в мое сердце вонзили острый нож.
— Почему именно меня ты спрашиваешь об этом? Странно! Ведь это же ты держишь его в плену.
— Не могла бы ты просто ответить? Не грозит ли опасность твоим сыновьям, Эдуарду и Ричарду?
— Думаю, что грозит. Но почему… почему ты спрашиваешь?
Я буквально заставила себя произнести это спокойно. Мне хотелось выть, причитать, заливаться слезами, как это может себе позволить любая истерзанная страданиями женщина: Но только не я. И только не перед этим человеком.
Ричард молчал. Тяжело вздохнув, он не сел, а скорее бессильно рухнул в кресло привратника, стоявшее у двери, и уронил голову на руки.
— Разве мои мальчики не у тебя? Разве они не в Тауэре? — Мои вопросы сыпались один за другим. — Где они? Ведь, по-моему, это ты запер их в Тауэре?
Ричард лишь покачал головой, и я встревожилась еще сильнее.
— Ты потерял их? Как они могли пропасть? Куда они могли деться? Как это тебе неизвестно, где они?
— Я молил Бога, чтобы это ты каким-то образом ухитрилась их похитить, — заявил Ричард. — Ради всего святого, признайся, что это твоих рук дело. И если это действительно так, обещаю, что не стану их преследовать и никогда не причиню им зла. Выбери любой предмет, который кажется тебе святым, и я поклянусь на нем, что не трону твоих сыновей и позволю им спокойно жить там, куда ты их отправила. И даже не поинтересуюсь, где они. Только скажи, что они в безопасности. Мне необходимо выяснить, что с ними случилось. Меня сводит с ума мысль о том, что я этого не знаю.
Горло мое сжалась, и я лишь молча покачала головой.
Ричард устало потер лоб; казалось, его глаза болят от недосыпа, он даже рукой их прикрыл.
— Вернувшись в Лондон, я в ту же минуту направился в Тауэр, — продолжал Ричард. — Мне было не по себе: все вокруг твердили, что принцы мертвы. Люди из окружения леди Маргариты Бофор неустанно это повторяли. А герцог Бекингем, превративший твою армию в свою собственную и с ее помощью пытавшийся захватить трон, старательно внушал всем, что принцы погибли от моей руки, что необходимо мне отомстить, и грозился сам встать во главе войска, дабы я понес заслуженное наказание.
— Так ты не убивал их?
— Конечно же нет. — Ричард пожал плечами. — Да и зачем мне это? Подумай сама. Подумай хорошенько. Зачем мне их убивать? Теперь-то — зачем? Когда твои люди попытались штурмом взять Тауэр, я всего лишь велел увести мальчиков в глубь крепости. За ними тогда следили день и ночь, так что, даже если б я действительно хотел их убить, я не смог бы этого сделать. Их стерегли постоянно, и, если б кто-то из их охраны что-то пронюхал, об этом известили бы всех. Вполне достаточно и того, что мне уже удалось сделать, — ведь я превратил твоих сыновей в бастардов, а тебя обесчестил. Твои сыновья больше не представляют для меня угрозы, Елизавета. Как, впрочем, и твои братья — все они люди конченые.
— Но ты убил Энтони! — злобно прошипела я.
— Только потому, что он-то как раз и представлял для меня реальную угрозу. Твой драгоценный Энтони вполне мог поднять против меня армию. И он, кстати, прекрасно понимал, как этой армией командовать. Он ведь был еще более опытным воином, чем я. А твои сыновья отнюдь не воины. Как и твои дочери. И для меня они совершенно не опасны. Ну и я для них опасности не представляю. И убивать их точно не стану.
— Тогда где же мои мальчики?! — взвыла я. — Где Эдуард?
— Да не знаю я! Я даже не знаю, живы ли они, — сокрушался Ричард. — Как не знаю и того, кто именно приказал их либо умертвить, либо похитить. Я надеялся, что, возможно, тебе каким-то невероятным образом удалось выкрасть их из Тауэра, потому и пришел. Но если это сделала не ты и не твои люди — то кто? Ты никому не приказывала забрать их оттуда? Не мог ли кто-то сделать это без твоего ведома? Не может ли этот «кто-то» держать их теперь в качестве заложников?
Я только головой качала. Здраво рассуждать я была не в силах. От горя я как-то резко поглупела и не могла ответить ни на один из его вопросов — самых, наверное, тяжелых в моей жизни.
— Мне даже никаких мыслей не приходит! — в отчаянии воскликнула я.
— А ты постарайся вспомнить. Ты же лучше знаешь, кто твои союзники. Твои тайные друзья. И мои скрытые враги. Ты прекрасно представляешь, на что они способны. И уж тебе-то известно, какой заговор вы с ними готовили и что они тебе пообещали. Думай!
Я обхватила голову руками и несколько раз прошлась по комнате, пытаясь что-то сообразить. Предположим, Ричард мне лжет: это он убил Эдуарда и бедного маленького пажа-подменыша, а сюда явился, пытаясь свалить вину на других. С другой стороны — о чем он и сам обмолвился, — у него нет ни малейших причин убивать мальчиков. А если он все-таки это сделал, почему бы ему нагло в этом не признаться? Кто бы теперь осмелился жаловаться, когда он сумел раскрыть заговор и подавить поднятый против него мятеж? Но зачем ему тогда приходить ко мне? Когда мой муж убил короля Генриха, он велел выставить тело покойного в церкви, чтобы все могли с ним попрощаться. Он устроил Генриху великолепные похороны. Единственной целью того убийства было желание сообщить всему миру, что на Генрихе VI династия Ланкастеров завершилась. Если бы Ричард планировал убить моих сыновей, лишить Эдуарда законных наследников и прервать его линию, он бы об этом уже объявил — тем более теперь, вернувшись в Лондон с победой, — и выдал бы мне их тела для погребения. Ему ничего бы не стоило придумать, что мальчики, например, внезапно заболели. А еще лучше — что их уничтожили по приказу герцога Бекингема. Да, он легко мог бы свалить всю ответственность на Бекингема и устроить принцам королевские похороны, и никто ничего не смог бы возразить — оставалось бы лишь смиренно оплакивать погубленных детей.
Так, может, именно герцог Бекингем и убил мальчиков? Может, это и есть та правда, что кроется за распускаемыми слухами о гибели принцев? Ведь если моих сыновей больше нет, Бекингем становится на две ступени ближе к короне. А что, если это леди Маргарита приказала погубить детей, желая расчистить путь к власти для своего сына Генриха Тюдора? Они оба — и Тюдор, и Бекингем — в случае смерти принцев получили бы немало преимуществ. Оба значительно подошли бы к трону. Вопрос: могла ли леди Маргарита приказать убить моих сыновей, одновременно заверяя меня в дружбе и верности? Могла ли эта святоша чем-то подкупить собственную душу и сотворить такое? И могли Бекингем уничтожить своих племянников, ранее поклявшись мне освободить их?
— Ты велел искать их тела повсюду? — очень тихо осведомилась я.
— Конечно, — отозвался Ричард. — Я весь Тауэр вверх дном перевернул. И прежде всего допросил их слуг. Те утверждают, что вечером просто уложили мальчиков спать, а утром детей в спальнях не оказалось.
— Это твои слуги! — взорвалась я. — Они выполняют твои приказы! Мои сыновья умерли, будучи под твоей опекой. Неужели ты думаешь, я и впрямь поверю, что ты к их гибели непричастен? Неужели решил, что я поверю, будто они просто исчезли?
Ричард кивнул.
— Да, я надеюсь, что ты мне поверишь. Поверишь, что их убили или похитили без распоряжений с моей стороны, без моего согласия и даже без моего ведома, пока я находился далеко от Лондона и готовился к схватке — с твоими же братьями, между прочим, — которая произошла той самой ночью.
— Какой «той самой»? — уточнила я.
— Той самой, что предшествовала началу дождей.
Я вспомнила слова своей дочери о нежном голосе, который пел в ту ночь печальную колыбельную песнь и был так тих, что даже я не смогла его расслышать.
— Ах, в ту самую ночь!..
Ричард помолчал, явно колеблясь, потом поинтересовался:
— Ты веришь, что я неповинен в их смерти?
Я посмотрела ему в лицо. Этого человека очень любил мой муж, который приходился ему родным братом. Этот человек не раз сражался бок о бок с моим мужем, защищая его семью, его сыновей. Этот человек убил моего брата и моего сына. Этот человек вполне мог убить и второго моего сына, моего маленького Эдуарда…
— Нет, — отрезала я. — Не верю. Я не могу доверять тебе. Но я ни в чем до конца не уверена. Это ужасно, что я абсолютно ни в чем не могу быть уверена до конца!
Ричард кивнул, словно принимая мое несправедливое обвинение.
— И со мной то же самое, — как бы невзначай заметил он. — Я тоже ничего толком не знаю и тоже никому не доверяю. Эта война роз уничтожила в нас всякую уверенность, и теперь все мы друг другу не доверяем.
— Итак, что же ты намерен предпринять? — спросила я.
— Я ничего не стану предпринимать и буду молчать. — Голос Ричарда прозвучал устало и невыразительно. — И никто не осмелится даже намекнуть на это, хотя подозревать, наверное, станут все. Но я ничего никому не скажу, и пусть люди думают что хотят. Я не знаю, что случилось с твоими мальчиками, но мне все равно никто никогда не поверит. Если бы они были живы и находились у меня, я бы немедленно продемонстрировал их всем и доказал свою невиновность. Если бы я нашел их тела, я бы тоже всем их показал и возложил вину за их гибель на Бекингема. Но твоих детей у меня нет — ни живых, ни мертвых. И мне нечем себя защитить. Все теперь будут считать, что я убил двоих детей, находившихся под моей опекой, убил хладнокровно и без особых на то причин. Все станут называть меня чудовищем… — Ричард помолчал. — И что бы я отныне ни сделал в жизни, приписываемое мне злодеяние всегда будет отбрасывать на меня уродливую тень. И станет единственным, что люди всегда будут помнить. — Ричард яростно помотал головой. — Но я этого преступления не совершал. И не имею понятия, кто его совершил. Мне неизвестно даже, было ли оно вообще.
Через какое-то время Ричард вдруг задал мне вопрос, который словно только что пришел ему в голову:
— А ты-то что будешь делать?
— Я?
— Ты спряталась в убежище, желая уберечь своих дочерей и будучи уверенной, что принцам грозит с моей стороны страшная опасность, — рассуждал Ричард. — Но теперь, видимо, самое страшное уже случилось. Твои сыновья исчезли. Как же теперь ты поступишь со своими девочками? Теперь вам нет ни малейшего смысла оставаться в убежище — вы больше не королевская семья, и у вас нет наследника, который мог бы претендовать на престол. Теперь ты просто мать, и у тебя нет никого, кроме дочерей.
После этой фразы я вдруг остро почувствовала, что Эдуарда больше нет, и меня пронзила такая боль, что я невольно застонала; эта боль разрывала мне внутренности, казалось, у меня внезапно начались родовые схватки. Я упала на колени и скорчилась на каменном полу, не в силах терпеть эти немыслимые страдания. Я слышала, как с моих уст срываются жуткие возгласы, и невольно раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь унять чудовищную боль.
Но Ричард не бросился меня утешать. И даже не попытался поднять меня с пола. Он так и сидел у двери, уронив темноволосую голову на руки и задумчиво глядя, как я вою по умершему сыну, точно простая крестьянка. Он не проронил ни слова — например, что, мол, рано так убиваться, что дети, вполне возможно, еще живы. Нет, он позволил мне сколько угодно голосить и просто находился рядом, давая выплакаться.
Через какое-то время я действительно немного пришла в себя. Продолжая оставаться на полу, краем плаща я вытерла мокрое от слез лицо, выпрямила спину и снова посмотрела Ричарду в лицо.
— Я весьма сожалею о твоей утрате, — учтиво и холодно произнес он, словно я не валялась только что на полу, растерзанная и растрепанная, с залитым слезами лицом. — Это было сделано не по моему приказу. Это вообще не моих рук дело. Я занял трон, не причинив вреда ни тому, ни другому принцу. И впоследствии я не стал бы их убивать. Ведь они — сыновья Эдуарда. Одного этого мне было достаточно, чтобы любить их. А уж самого Эдуарда, Бог тому свидетель, я любил всем сердцем.
— В этом я, по крайней мере, ничуть не сомневаюсь, — столь же учтиво и холодно заметила я.
Ричард встал.
— Значит, теперь ты покинешь убежище? — поинтересовался он. — Ведь ты ровным счетом ничего не выигрываешь, оставаясь здесь.
— Да, ничего, — согласилась я. — Я ничего не выигрываю.
— Я готов заключить с тобой договор, — заявил Ричард. — Обещаю твоим девочкам полную безопасность, если вы отсюда выйдете. Обещаю, что к ним все будут относиться с должным уважением. А старших, например, могут принять ко двору, где им, как моим племянницам, будут оказывать все надлежащие почести. Я позабочусь о них. Да и ты, если захочешь, сможешь вернуться ко двору вместе с ними. Я сделаю все, чтобы твои дочери вышли замуж за хороших, достойных людей — с твоего одобрения, разумеется.
— Нет, я поеду домой, — решительно возразила я. — И их заберу с собой.
Ричард покачал головой.
— Извини, но этого я позволить не могу. Твоих дочерей я возьму ко двору, а тебе какое-то время придется пожить в Хейтсбери под присмотром сэра Джона Несфилда. Мне очень жаль, но вряд ли я смогу доверять тебе, если ты будешь окружена своими арендаторами, друзьями и сторонниками. — Ричард помолчал, но все же закончил свою мысль: — Я не могу допустить очередной попытки мятежа, а потому не разрешу тебе находиться там, где ты, разумеется, постараешься собрать всех заговорщиков. И не то что я как-то особенно тебя подозреваю, нет, просто я никому больше не доверяю. Никому на свете. И никогда никому доверять не буду.
Услышав у себя за спиной шаги, Ричард стремительно обернулся и, выхватив кинжал, выставил его перед собой, готовый в любой момент нанести удар. Я наконец встала, с трудом выпрямилась и слегка потянула Ричарда за правую руку повыше локтя. Этого мне было достаточно, чтобы понять, как сильно он уже ослабел. Разумеется, я сразу вспомнила свое заклятие.
— Не тревожься, — успокоила я. — Это кто-то из девочек.
Ричард чуть отступил назад, и в темном дверном проеме показалась Елизавета. Она сразу же кинулась ко мне, как была — в ночной рубашке, поверх которой наброшен плащ. Ее длинные волосы были заплетены в косу и спрятаны под чепчик. Мы с ней давно уже были одного роста, и теперь она стояла, касаясь плечом моего плеча и мрачно поглядывая на своего дядю.
— Ваша милость, — не сразу сказала она, слегка поклонившись.
Ричард ответил еле заметным кивком, не сводя с моей дочери изумленных глаз.
— А ты стала совсем взрослой, Елизавета. — Он помолчал, потом все же уточнил: — Ты ведь принцесса Елизавета, верно? Честное слово, тебя просто не узнать. Когда я в последний раз видел тебя, ты была совсем крошкой, а теперь… посмотрите только, какой ты стала красавицей!
Я глянула на дочь и, к своему изумлению, заметила, что она покраснела. Она прямо-таки заливалась краской под взглядом Ричарда, который и сам был явно смущен. Елизавета невольно коснулась своих волос, словно только теперь поняла, что вышла к королю неодетая и босая, как маленькая девочка.
— Ступай к себе! — резко приказала я дочери.
Елизавета склонилась перед Ричардом в реверансе и направилась к дверям, мгновенно став послушной, но на пороге остановилась и спросила:
— Речь ведь шла о моем брате Эдуарде? Ему грозит какая-то опасность?
Ричард вопросительно на меня посмотрел, не зная, можно ли открыть ей правду. Глядя на дочь в упор, я повторила:
— Немедленно ступай к себе. Позже я сама тебе все расскажу.
Но тут вклинился Ричард.
— Принцесса Елизавета… — тихо промолвил он, обращаясь к моей дочери.
Она так и замерла на месте, хотя я велела ей уходить.
— Да, ваша милость?
— Мне очень жаль, Елизавета, но я вынужден сообщить, что твои братья исчезли. Хочу, чтобы ты знала: моей вины в этом нет. Они действительно просто исчезли. Исчезли прямо из королевских покоев Тауэра. И никто пока не смог установить, живы они или мертвы. В столь поздний час я явился к твоей матушке лишь потому, что надеялся: может, это она каким-то образом сумела их выкрасть.
Быстрый взгляд, который Елизавета метнула в мою сторону, был непонятен королю, но я сразу догадалась, что дочь подумала о нашем Ричарде, который был в безопасности, в далекой Фландрии. Впрочем, по ее лицу прочесть что-либо было невозможно.
— Мои братья пропали? — встревожилась она.
— Скорее всего, они мертвы, — вмешалась я, от затаенной боли голос мой прозвучал хрипло.
Елизавета глядела только на Ричарда.
— И вам известно, где они?
— Бог свидетель, я мечтаю это выяснить! — воскликнул Ричард. — Но нет, неизвестно. Я не уверен также, существует ли для них угроза. Так что любой теперь может решить, что их убили по моему приказу. Любой может обвинить меня в их смерти.
— Они находились под твоей опекой, — напомнила я королю. — С какой стати кто-то вдруг станет тайно брать их в заложники и молчать об этом? И в конце концов, если мои сыновья мертвы, это именно ты позволил им погибнуть, пока сражался за трон, который по праву принадлежал не тебе, а моему Эдуарду.
Ричард кивнул, словно соглашаясь с моими словами, повернулся и направился к дверям. Мы с Елизаветой смотрели, как он отпирает засовы.
— Я никогда не прощу того, кто причинил мне и моему дому столько зла, — предупредила я, глядя Ричарду в спину. — Кто бы он ни был. Но если окажется, что и мальчиков моих убил он же, я наложу на его дом страшное заклятие и у него никогда не будет сына-наследника. А своего первенца он неизбежно потеряет. Кто бы он ни был, — повторила я. — Человек, который отнял у меня моих сыновей, своего сына тоже лишится; он всю жизнь будет страстно мечтать о наследнике, но, похоронив своего первенца и горюя о нем, никогда больше не получит сына, поскольку я своих мальчиков не смогла даже похоронить!
Ричард равнодушно пожал плечами и ответил:
— Проклинай его, кто бы он ни был. Губи его дом. Мне его не жаль, ведь он стоил мне репутации и душевного покоя.
— Мы обе проклянем его, — пообещала Елизавета, подходя ко мне и обнимая меня за талию. — Он заплатит за то, что отнял у меня моих братьев, и горько пожалеет о своей чудовищной жестокости. И о том, какие страдания причинил нам. Муки совести не дадут ему ни дня покоя. Даже если нам самим так и не суждено узнать, кто совершил это преступление.
— О нет! Мы непременно это выясним! — грозно вступила я, подвывая, точно ведьма, жаждущая отмщения. — Мы непременно это узнаем, когда у убийцы начнут умирать дети. И первым умрет его сын и наследник — вот тогда мы сразу поймем, кто это был. И еще не раз получим подтверждение этому, видя, как действует наше заклятие. А оно будет долгие годы убивать детей в этом семействе, поколение за поколением, пока весь род не вымрет, пока не прервется линия… Когда преступник опустит в могилу собственного сына, станет ясно, что виной тому наше проклятие. Мы разоблачим этого подлого негодяя, погубившего наших мальчиков, и сам он тоже осознает, что мы своим проклятием отняли у него то, что и он отнял у нас.
Ричард шагнул за порог и оглянулся на нас обеих, рот его кривился в осторожной усмешке.
— Неужели вы еще не поняли, что на свете есть только одна вещь, которая страшнее неисполненной мечты? — спросил он. — Как это было со мной. Я захотел стать королем, и вот теперь я король, но это не принесло мне никакой радости. Разве твоя мать, Елизавета, не предупреждала тебя, что нужно бояться своих желаний?
— Да, мать предупреждала меня, — спокойно, с расстановкой произнесла Елизавета. — И с тех пор, как ты отнял у моего брата трон, принадлежавший моему отцу, отнял у меня любимого дядю и братьев, я научилась ничего не желать.
— В таком случае было бы неплохо, если бы мать предупредила тебя и насчет действия проклятий. — Ричард с горькой улыбкой повернулся ко мне. — Разве ты забыла, какой ветер вы с твоей матерью вызвали своим свистом, намереваясь уничтожить Уорика? Разве забыла, как этот ветер не давал его судну подойти к Кале? Как дочери Уорика пришлось рожать в открытом море и она потеряла своего первенца. Да, тогда это действительно нас спасло. Это было такое грозное оружие, какого больше никто бы не применил. Но разве ты не помнишь, как долго бушевала та буря? Как она чуть не погубила и твоего мужа, и всех, кто с ним был?
Я молча кивнула.
— Действие твоих заклятий слишком затягивается, — продолжал Ричард, — и в конце концов они наносят удар не только по задуманной цели, но и бьют рикошетом. Возможно, когда-нибудь ты пожалеешь, что моя правая рука недостаточно крепка и не может тебя защитить. Возможно, ты пожалеешь и о том, что погубила чьего-то сына и наследника, даже если эти люди действительно перед тобой виновны, даже если пущенная тобой стрела и угодила прямо в цель.

 

Месть Ричарда III тяжко обрушилась на предводителей восстания, однако он простил многих менее знатных людей, сочтя их введенными в заблуждение. Он, разумеется, выяснил, что в центре заговора была Маргарита Бофор, жена его союзника, лорда Стэнли, что именно она служила посредницей в делах герцога Бекингема и ее сына от первого брака Генриха Тюдора. Ричард сослал Маргариту в дом мужа и фактически запер там, приказав следить за ней в оба. Ее союзники — епископ Мортон и доктор Льюис — сумели бежать из страны. Мой сын, Томас Грей, тоже вовремя бежал и находился теперь в Бретани, у Генриха Тюдора, двор которого и состоял в основном из молодых людей, талантливых, страстных, мятежных и честолюбивых.
Король Ричард объявил моего сына мятежником и прелюбодеем, словно предательство и любовь — два одинаково тяжких преступления. Заодно Ричард обвинил Томаса в измене, назначив за его голову высокую цену. Томас писал мне из Бретани, что, если бы Генрих Тюдор сумел тогда вовремя высадиться на английский берег, все получилось бы именно так, как мы планировали. Однако флот Тюдора разметало той бурей, которую мы с Елизаветой желали обрушить на голову Бекингема. И в итоге молодой Тюдор, пытавшийся переплыть море и спасти нас, чуть не утонул. Томас уверял, что Генрих Тюдор, вне всяких сомнений, может собрать достаточно большую армию, способную победить «даже самого принца Йоркского», и он непременно снова пойдет на Англию войной, как только утихнут зимние шторма, и уж на этот раз наверняка одержит победу.
Я ответила сыну:
Ну да! А потом и английский трон захватит. Он ведь больше и не скрывает, что намерен сражаться отнюдь не во имя справедливости и не за права принца Эдуарда — законного наследника престола.

 

На это в следующем письме Томас возразил:
Да, Генрих Тюдор борется не за кого-то другого, а за себя самого и не скрывает этого; возможно, он поступал так всегда и намерен поступать и впредь. Однако же он, принц Генрих, как он сам себя называет, планирует вернуть английскую корону дому Йорков, женившись на нашей Елизавете и сделав ее королевой Англии, а значит, их сын уж точно станет полноправным королем. Твой сын Эдуард действительно должен был взойти на престол. Но и твоя дочь еще вполне может стать английской королевой. Так, может, я с твоего разрешения скажу Генриху, что Елизавета выйдет за него, если он сумеет победить Ричарда? Тогда вся наша семья и ближайшее окружение оказались бы на стороне Тюдора. Потому что сейчас я легко могу себе представить, какое жалкое будущее ожидает тебя и моих сводных сестер, пока этот узурпатор Ричард сидит на троне, а ты прячешься в убежище.

 

Я ответила так:
Передай Генриху, что я по-прежнему верна слову, которое дала его матери, леди Маргарите. Елизавета станет его женой, если он победит Ричарда и захватит английский трон. И пусть Йорки и Ланкастеры наконец объединятся, пусть наконец закончатся эти войны.

 

Затем, подумав, я добавила еще строчку:
Спроси Генриха, не знает ли его мать, что все-таки случилось с моим сыном Эдуардом.
Назад: ОКТЯБРЬ 1483 ГОДА
Дальше: ДЕКАБРЬ 1483 ГОДА