Книга: Белая королева
Назад: ВЕСНА 1471 ГОДА
Дальше: 14 МАЯ 1471 ГОДА

3 МАЯ 1471 ГОДА

Королева Маргарита и ее незадачливая невестка Анна Невилл приказали занять для них ближайший дом, который назывался Пейнз-Плейс, в ожидании сражения, которое, как они полагали, сделает их, соответственно, королевой и принцессой Уэльской. Анна Невилл ночи напролет простаивала на коленях и молилась за душу своего отца, чье тело было выставлено на обозрение лондонцам перед алтарем в соборе Святого Павла. Анна молилась и за душу своей безраздельно предавшейся горю матери, которая, пристав к берегам Англии и не успев даже ступить на английскую землю, узнала, что ее супруг потерпел поражение и был убит во время бегства с поля боя и она стала вдовой. Вдовствующая герцогиня Анна Уорик, отказавшись хоть на шаг продвинуться дальше вместе с армией ланкастерцев, тут же заперлась в аббатстве Больё, бросив обеих дочерей на попечение их мужей, пребывавших в оппозиции друг к другу, поскольку одна была замужем за принцем Эдуардом Ланкастером, а вторая — за герцогом дома Йорков. Младшая, Анна Невилл, молилась также о судьбе своей сестры Изабеллы, связавшей жизнь с перебежчиком Георгом Кларенсом и династией Йорков, ведь супругу Изабеллы предстояло биться уже против Маргариты Анжуйской, на стороне ее противника. Анна молилась, как делала это каждый день, и о том, чтобы Господь просветил ее юного супруга, принца Эдуарда Ланкастера, и даровал ему разум, поскольку он с каждым днем становился все более порочным и злобным. И за себя она тоже молилась, мечтая как-то пережить эту битву и снова вернуться домой, хоть и сама толком не знала, каков он теперь будет, ее дом.
Армией Эдуарда командовали те, кого он любил больше всего на свете, — его братья, и он был готов с радостью сложить голову вместе с ними, если Богу будет угодна гибель всех троих в один день. Страх больше не оставлял Эдуарда, ведь теперь он до конца познал горечь поражения и понимал: этого ему не забыть до конца дней своих. Понимал он и то, что избежать грядущей схватки невозможно и вступать в бой ему придется с ходу, не имея возможности ни перестроиться, ни передохнуть после столь продолжительного вынужденного марш-броска, самого быстрого в истории Англии. Так что основания для опасений у Эдуарда действительно имелись; впрочем, он знал: если он хочет остаться на троне, то должен бороться лучше, чем когда-либо прежде. Его брат Ричард, герцог Глостер, командовал передовыми частями армии; он вел своих людей в бой уверенно, со свойственным ему веселым и свирепым мужеством. Сам Эдуард должен был стоять в центре, а защищать тылы предстояло Уильяму Гастингсу — вот уж кто собственной грудью заслонил бы короля, если б на того напали из засады. Что касается Энтони Вудвилла, то ему Эдуард поручил особое задание.
— Энтони, — тихо обратился к нему Эдуард, — возьмите с Георгом небольшой отряд вооруженных копьями людей и спрячьтесь в роще на левом фланге. У вас будет две основных задачи: во-первых, следить, чтобы Сомерсет не отправил из этих развалин в обход нам вооруженных людей и не нанес неожиданный удар слева, а во-вторых, внимательно наблюдать за ходом битвы, но в атаку ринуться лишь тогда, когда это будет совершенно необходимо.
— Ты до такой степени мне доверяешь? — уточнил Энтони, невольно вспомнив те дни, когда они, тогда еще совсем молодые, были врагами, а не братьями.
— Да, я тебе полностью доверяю, — подтвердил Эдуард. — Но, Энтони… ты ведь у нас человек мудрый, философ, и, по-моему, для тебя что жизнь, что смерть — все едино, или я не прав?
Энтони поморщился.
— Не так уж много я учился и вовсе не считаю себя мудрецом, да и к жизни своей, сир, я очень даже привязан. Я отнюдь не поднялся до таких высот, как полное от нее отрешение.
— Вот и я тоже! — пылко поддержал его Эдуард. — И я, брат, очень даже привязан к жизни! И к своему маленькому дружку, что находится у меня в штанах. Так что ты уж постарайся все сделать для меня, ведь твоя сестрица должна положить в колыбель еще одного принца. — Эдуард помолчал и весело прибавил: — Хотя бы ради нее спаси мои яйца, Энтони!
Энтони рассмеялся и шутливо козырнул королю.
— Ты подашь мне сигнал, когда наступит решающий момент? — спросил Энтони.
— Ты и сам все отлично поймешь. А сигнал… ну, по моему виду сразу станет ясно, что сражение я проигрываю, — спокойно произнес Эдуард. — Но вот этого ты как раз допустить и не должен. Больше я тебя ни о чем не прошу.
— Хорошо, сир, я сделаю все, что смогу, — так же спокойно ответил Энтони и отправился выполнять распоряжение, скрывшись в густой роще с отрядом в две сотни копьеносцев.
Эдуард выждал, когда его войска займут боевые позиции и станут почти невидимыми для ланкастерцев, прятавшихся на холме за полуразрушенными стенами замка, и приказал своим артиллеристам открыть огонь. Одновременно с пушечным залпом лучники Ричарда выпустили в воздух сотни стрел. Артиллерийские снаряды вдрызг разносили и без того уже осыпавшиеся стены старого замка, и на головы людей, находившихся за стенами, летели камни и осколки. Пронзительно кричал воин, которому стрела угодила прямо в лицо, слышались возгласы и стоны десятков людей, на которых дождем сыпались стрелы и камни. Собственно, замок, в котором укрылись ланкастерцы, представлял собой даже не старую крепость, а дряхлые руины, и теперь уже сами его стены несли погибель; они скорее грозили опасностью, чем укрывали от нее. Спасаясь от смертоносного камнепада, люди выбегали из-под рушащихся арок на открытое пространство; некоторые, не дожидаясь приказа, тут же бросались в атаку, иные же отступали, поворачивая назад, к Тьюксбери. Сомерсет громко призывал армию сгруппироваться и идти в наступление на королевские войска, расположившиеся у подножия холма, однако организованная атака явно срывалась: многие ланкастерцы, визжа от ярости, уже и так неслись вниз по склону без всяких распоряжений.
Ланкастерцы, все набирая скорость, катились вниз, под уклон, целясь прямо в сердце армии Йорков, но там к встрече с ними был готов Эдуард со своими воинами. Сейчас он казался еще выше ростом из-за надетой прямо поверх шлема королевской короны, глаза его горели той безжалостной свирепостью, которую он познал с юности, проведенной в сражениях. Как только первые ланкастерцы приблизились к Эдуарду, пробившись сквозь ряды его защитников, он приветствовал их ударами своего широкого меча. В другой руке он держал острый боевой топор. Долгие часы упражнений — на турнирах и в пешем бою на арене — сказались в полной мере: движения Эдуарда были ловки, естественны и экономны, точно у опытного льва, окруженного охотничьими псами: выпад, свирепый оскал, резкий поворот и снова быстрый выпад. Вражеские воины обступали Эдуарда со всех сторон, и он ни секунды не колебался, нанося смертельные удары. Перерубал шеи в незащищенном месте под шлемом. Бил острием меча под правую руку снизу, в том месте, где подмышечная впадина не защищена доспехами. С силой ударял противника ногой в пах, а когда тот от боли сгибался пополам, обрушивал ему на затылок свой боевой топор, раскалывая череп.
Когда в результате первого яростного столкновения с противником войско Йорка оказалось чуть отброшенным назад, с фланга подоспел отряд Ричарда. Его воины устроили поистине безжалостную мясорубку; они безостановочно уничтожали врага, и в самом центре этого жуткого побоища оказался юный герцог Эдуард Ланкастер, маленький злобный убийца, настоящий наместник ужаса. Решительная атака под предводительством Ричарда сломила наступление ланкастерцев, и они остановились. Как и всегда при схватке врукопашную, на поле брани возникло временное затишье, даже самые сильные старались перевести дух; воины Йорка воспользовались этим затишьем и, возглавляемые Эдуардом и верным Ричардом, неожиданно ринулись в наступление, начиная решительно теснить ланкастерцев наверх, на тот холм, где находилось их ненадежное убежище.
И тут под громогласные воинственные кличи, исполненные холодной, поистине сокрушающей ярости, из рощи, что росла слева, вылетел отряд Энтони, никем до сих пор не замеченный. Эти две сотни воинов выглядели так грозно, словно их было по меньшей мере две тысячи; легконогие, но вооруженные смертельным оружием копьеносцы развили огромную скорость и ринулись на ланкастерцев, впереди всех, сильно обгоняя свое войско, бежал величайший рыцарь Англии Энтони Вудвилл. Воины Йорка летели вперед, выставив перед собой тяжелые копья и готовясь наносить удары. Они напоминали грозовую тучу, полную сверкающих молний, и слабеющие ланкастерцы почти перестали сопротивляться, понимая, что гибель приближается слишком быстро и ее невозможно отсрочить.
И тогда ланкастерцы побежали. На большее у них попросту не хватило сил. Копья йоркистов ударили разом, точно две сотни лезвий одного жуткого орудия. Их страшный свист и последовавшие за этим пронзительные крики людей слышали, казалось, все, поскольку копья достигли цели. Уцелевшие воины Ланкастера ринулись вверх по склону холма, а люди Ричарда и Энтони преследовали их и убивали, не зная даже секундной слабости. Затем отряд Энтони окружил ланкастерцев, без устали продолжая работать мечами и кинжалами, и те бросились к реке, пытаясь перейти ее вброд или переплыть, но тонули под тяжестью своих доспехов, запутавшись в тростниках и тщетно пытаясь из них выбраться. Та часть ланкастерцев, что попыталась укрыться в старом парке, тут же подверглась нападению отряда Гастингса. Его воины, окружив парк, рубили врага, точно зайцев под конец жатвы, когда жнецы, замкнув круг у последнего участка несжатой пшеницы, прямо косами и серпами забивают насмерть перепуганных животных. Те, кому все же удалось вырваться из кольца, бросились к городу, но за ними вдогонку направился отряд Эдуарда во главе с ним самим; нагнав врага, точно измученных оленей, Эдуард устроил настоящую резню. Тот отвратительный злой мальчишка, которого называли принцем Эдуардом Ланкастером и принцем Уэльским, почти успел вместе с группой своих воинов достигнуть городских стен, однако йоркисты нагнали их и, не ведая жалости, положили всех до одного. Среди мелькавших в воздухе окровавленных клинков какое-то время слышались просьбы о пощаде и пронзительные вопли юного принца: «Пощадите меня! Пощадите! Я — Эдуард Ланкастер! Я — законный наследник трона! Я родился, чтобы стать королем! Моя мать…» Но в итоге умолк и он, захлебнувшись собственной кровью, когда какой-то пехотинец, обычный крестьянин, ради добычи — красивого ремня и дорогой шпаги с украшенной гравировкой рукоятью — воткнул в горло Эдуарду Ланкастеру нож и этим положил конец всем надеждам Маргариты Анжуйской, прервав жизнь ее сына, последнего отпрыска рода Ланкастеров.
Король Эдуард воспринимал сражение не как забаву или охоту, а как отвратительное, смертоносное, но необходимое деяние. Опустив свой меч и вытерев клинок, он наблюдал, как его воины режут врагам глотки, вспарывают животы, раскалывают черепа и ломают ноги, пока вся армия Ланкастеров с криками не полегла на землю или не обратилась в бегство. И тогда Эдуард понял: битва закончена, и победа — по крайней мере, на этот раз — осталась за ним.
Но у вкуса всякой победы есть и послевкусие, зачастую малоприятное. Радость, которую испытывал Эдуард, одержав верх в бою, никогда не вызывала у него желания уничтожать и мучить поверженных. Ему — в отличие от большинства других полководцев — не хотелось отрубить голову главному военному преступнику, своему врагу, даже в полном соответствии с законом. Однако на этот раз все вышло иначе. Лорды-ланкастерцы попросили убежища в аббатстве Тьюксбери, и Эдуард никак не мог позволить им там остаться; он опасался, что впоследствии, вернувшись домой, они снова начнут мутить воду.
— Вывести их оттуда! — приказал Эдуард своему брату Ричарду, которому также хотелось поскорее со всем покончить. Затем Эдуард повернулся к своим пасынкам Томасу и Ричарду. — Ступайте и разыщите на поле боя всех знатных лордов, сторонников дома Ланкастеров, которые остались в живых. Разоружите их и арестуйте.
— Но они просят убежища в аббатстве, — заметил Уильям Гастингс. — Они припадают к высокому алтарю. Твоя жена, Эдуард, сумела спастись только благодаря тому, что люди свято чтят право убежища. И твой сын благополучно появился на свет, охраняемый этим правом.
— То были женщина и беспомощный младенец! — резко возразил Эдуард. — Право убежища призвано охранять беспомощных и беззащитных. Но герцог Эдмунд Сомерсет отнюдь не беспомощен! Он заключил союз с самой смертью, предатель! И сейчас Ричард вытащит его из аббатства и доставит на рыночную площадь Тьюксбери, где Эдмунд и взойдет на эшафот. Верно, Ричард?
— Да, — твердо ответил Ричард. — В моей душе сейчас куда больше уважения к той победе, которую мы одержали в тяжком бою, чем к праву убежища.
И Ричард, положив ладонь на рукоять меча, решительно двинулся к дверям аббатства, хотя настоятель, семеня за ним, умолял проявить милосердие и убояться гнева Господня. Но озверевшие воины Йорков никаких увещеваний не слушали. В их сердцах не было места прощению. Они вытаскивали из аббатства пронзительно вопивших людей, а Ричард и Эдуард стояли рядом и смотрели, как закалывают кинжалами тех, кто умолял оставить их хотя бы во дворе собора и, цепляясь за могильные плиты, просил защиты у мертвых. Вскоре ступени монастырского крыльца стали скользкими от крови, и по всему двору на святой земле аббатства разлился запах смерти, точно в лавке мясника, поскольку ничего святого уже не осталось ни в Англии, ни на всем белом свете.
Назад: ВЕСНА 1471 ГОДА
Дальше: 14 МАЯ 1471 ГОДА