Глава 65

У завхоза Барнса, конечно же, было имя. Его звали Герман. На следующий день, а вернее — вечер, Герман встретил меня у табельных часов. Я отметил время прихода.

— Идите за мной, — сказал Барнс.

Он привел меня в какую-то комнату с тусклым приглушенным освещением и представил Джейкобу Кристенсену, который теперь будет моим непосредственным начальником. После этого Барнс ушел.

Почти все люди, которые работали в здании по ночам, были старыми, хворыми, поломанными и побитыми жизнью. Все ходили сгорбившись и еле передвигая ногами. Всем выдавали рабочие комбинезоны.

— Хорошо, — сказал Джейкоб. — Забирайте свое оборудование.

Мое оборудование представляло собой металлическую тележку, разделенную на два отсека. В одном отсеке имелись две швабры, несколько тряпок и большая коробка порошкового мыла. В другом — целая батарея разноцветных флаконов и банок со всевозможными моющими средствами. Было вполне очевидно, что меня определили на должность уборщика. Ну что ж. Я и раньше работал ночным уборщиком. Когда жил в Сан-Франциско. Проносишь с собой контрабандой бутылку вина, создаешь иллюзию бурной деятельности, а когда все уходят, сидишь, смотришь в окно и попиваешь вино в ожидании рассвета.

Древний дедок из собратьев-уборщиков подошел очень близко ко мне и гаркнул мне прямо в ухо:

— Они все придурки, законченные придурки! Совершенно безмозглые! Да! Они вообще не умеют думать! Они боятся задуматься! Они все больные! Все как один — трусы! Жалкие трусы! Вот мы с вами умные люди! Мы — люди — мыслящие! А они не такие! Совсем не такие! Да!

Его вопли были слышны по всему этажу. На вид ему было лет шестьдесят пять. Всем остальным было, наверное, еше больше. То есть хорошо за семьдесят. Примерно треть всех уборщиков нашей смены составляли женщины. Они, похоже, привыкли к оскорбительным воплям мыслящего дедульки. Никто не обращал на него внимания. Никто не обижался.

— Меня от них просто тошнит! — продолжал надрываться дедок. — Жалкие трусы! Посмотрите на них. Это не люди, а плюшки дерьма!

— Ладно, Хью, — сказал Джейкоб. — Поднимайся наверх и давай приступай к работе.

— Я тебя, гада, прибью! — заорал возбужденный дедок прямо в лицо своего непосредственного начальника. — Лучше не зли меня!

— Иди уже, Хью.

Хью ушел, кипя праведным гневом, и, выходя в коридор, едва не наехал своей тележкой на кого-то из женщин.

— Не обращайте внимания, — сказал мне Джейкоб. — Он всегда так буянит. Но он у нас — самый лучший уборщик.

— Да все нормально, — ответил я. — Мне даже нравится. Жизнь кипит и бурлит.

Джейкоб объяснил, в чем заключались мои обязанности. Я должен был делать уборку на двух этажах. Самое главное — это сортиры. Уборку всегда начинают с сортиров. Надо вычистить раковины, отмыть унитазы, выкинуть из корзин мусор, протереть зеркала, заменить полотенца, наполнить контейнеры с жидким мылом, побрызгать воздух освежителем и убедиться, что в каждой кабинке есть туалетная бумага и запас одноразовых бумажных сидений. И не забыть про гигиенические прокладки в женском сортире! Потом надо выбросить мусор из всех корзин во всех кабинетах и вытереть пыль со столов. Потом — завести специальный агрегат и натереть воском полы в коридорах и холлах. А после этого…

— Да, сэр, — сказал я.

Самым засранным местом, как всегда, были женские туалеты. Многие женщины просто бросали использованные прокладки на пол в кабинках, и это зрелище, хоть и до боли знакомое, всегда будило рвотные позывы, и особенно — с похмелья. Почему-то в мужских сортирах всегда было чище. Хотя, с другой стороны, мужчины не пользуются прокладками. Но во всем есть свои плюсы. По крайней мере я работал в гордом одиночестве. Из меня получился не очень хороший работник метлы и тряпки: частенько случалось, что после влажной уборки в моем исполнении где-нибудь в уголке оставался размокший окурок или пучок волос. Я не особенно парился по этому поводу. Но зато тщательно следил за наличием подтирочного материала и одноразовых бумажных сидений. Я понимал, как это важно. Что может быть хуже такой ситуации, когда ты душевно посрал, а потом вдруг обнаружил, что в кабинке нет ни клочка туалетной бумаги. Даже самый кошмарный и мерзкий ублюдок на свете не заслуживает того, чтобы лишить его права вытереть задницу. Я хорошо помню свои ощущения, когда ты видишь, что туалетной бумаги нет, и бумажные сиденья тоже вдруг резко закончились, хотя есть то, на котором ты в данный момент сидишь, но когда ты встаешь, оно падает в унитаз. После этого у тебя остается не так много альтернативных возможностей. Наиболее удовлетворительная из которых, с моей точки зрения: подтереться трусами, бросить их в унитаз, спустить воду и забить канализационную трубу.

Я вымыл мужские и женские туалеты на двух этажах, выкинул мусор из корзин в кабинетах и протер пару столов. Потом вернулся в дамский сортир. Там стояли диваны и кресла. И еще там был будильник. До конца смены оставалось четыре часа. Я поставил будильник так, чтобы он прозвенел за полчаса до окончания смены, лег на один из диванов и тут же заснул.

Меня разбудил звон будильника. Я потянулся, зевнул, встал, умылся холодной водой и вернулся в кладовку вместе с вверенной мне тележкой. Ко мне подошел старина Хью.

— Добро пожаловать в стан придурков, — сказал он уже более спокойным тоном. Я ничего не ответил. На улице было еще темно. До конца смены оставалось всего десять минут. Мы сняли комбинезоны. Переоделись в свою одежду. У большинства из нас эта одежда была такой же унылой и тухлой, как и казенные рабочие робы.

Мы почти не разговаривали друг с другом, а если и разговаривали, то вполголоса. Меня лично эта гнетущая тишина вовсе не угнетала. Наоборот. Она действовала на меня успокаивающе.

А потом Хью заорал прямо мне в ухо:

— Нет, ну что за уроды?! Никчемные люди! Ты посмотри на них! Посмотри! Убогие безмозглые твари!

Я отошел от него подальше.

— Ты, наверное, тоже такой же?! — крикнул он мне с другого конца комнаты. — Тоже безмозглый придурок?

— Да, уважаемый. Я тоже безмозглый придурок.

— Давай-ка я тебя пну по жопе!

— Вы не дотянетесь, — сказал я. — Расстояние слишком большое.

Хоть и древний, но все-таки воин, Хью решил сократить разделявшее нас расстояние и решительно направился ко мне, перепрыгивая через ведра с водой. Я сделал шаг в сторону. Хью просвистел мимо. Он развернулся, набросился на меня и схватил обеими руками за горло. У него были длинные сильные пальцы. На удивление сильные для его возраста. Я их чувствовал, все до единого. Даже большие. От Хью пахло так же, как пахнет от раковины, забитой немытой посудой. Я пытался оторвать его от себя, но он вцепился в меня мертвой хваткой. У меня перед глазами поплыли синие, красные и желтые круги. У меня просто не было выбора. Я двинул ему в пах коленом. Как можно бережнее и осторожнее. В первый раз я промахнулся, но во второй попал в цель. Его пальцы разжались. Хью упал на пол и схватился за причинное место. К нам подошел Джейкоб:

— Что тут у вас происходит?

— Он обозвал меня безмозглым уродом, сэр, а потом набросился на меня.

— Послушай, Чинаски, это наш лучший уборщик.

За последние пятнадцать лет у меня не было никого лучше. Так что не трогай его, хорошо?

Я забрал свою карточку учета рабочего времени и направился к выходу.

— Я вас убью, мистер, — сообщил мне поверженный воин Хью, который так и лежал на полу.

«Ну, ладно, — подумал я, — теперь он хотя бы не орет, а ведет себя вежливо и культурно». Только радостнее мне от этого не стало.