Глава 15

У локтя Эркюля Пуаро стояла чашка с ячменным отваром, который приготовил ему Джордж. Он прихлебывал отвар и размышлял. Размышлял он особым, присущим только ему способом: отбирая мысли, как отбирают кусочки затейливой головоломки. Мало-помалу они сложатся в нужном порядке, и картина станет ясной и законченной. Но пока надо было произвести предварительный отбор, отделить существенное от всего ненужного. Он сделал глоток, поставил чашку, положил ладони на ручки кресла и принялся мысленно перебирать пока что маловразумительные фрагменты своей загадочной картинки. Когда он определится с ними со всеми, то начнет их складывать. Кусочки неба, кусочки зеленого склона или кусочки с полосками, как шкура тигра…

Его ноги в лакированных туфлях тогда мучительно ныли. Пожалуй, следует начать с этого. Вот он идет по дороге, указанной ему его добрым другом миссис Оливер. Мачеха. Он увидел свою руку, открывающую калитку. Женщина обернулась, женщина, срезавшая засохшие веточки с кустов роз, обернулась и посмотрела на него. Что это ему дает? Абсолютно ничего. Золотистая головка, золотистая, как ржаное поле, с локонами и буклями, уложенными в прическу, несколько напоминающую прическу миссис Оливер. Он чуть улыбнулся. Но прическа Мэри Рестарик была куда аккуратней прически миссис Оливер даже в самые благостные минуты. Золотая рамка, оттеняющая лицо и, пожалуй, чуть для него великоватая. Он вспомнил слова сэра Родрика: она вынуждена носить парик — следствие тяжелой болезни. Печально для молодой женщины. Действительно, головка Мэри Рестарик выглядела — теперь он точно это вспомнил — несколько утяжеленной и слишком уж безупречно причесанной. Он поразмыслил над париком Мэри Рестарик (если это, конечно, был парик: неизвестно, насколько можно полагаться на слова сэра Родрика!). Взвесил, нет ли для парика каких-нибудь иных причин, которые могли бы оказаться очень значимыми. Перебрал в памяти их разговор. Было ли сказано что-нибудь, имеющее важность? И решил, что, по-видимому, нет. Он вспомню! комнату, в которую она его привела. Безликая комната в чужом доме. Два портрета на стене. Портрет женщины в серебристо-сером платье. Узкие плотно сжатые губы.

Каштановые волосы с проседью. Первая миссис Рестарик. Видимо, она была старше мужа. Его портрет на стене напротив. Очень недурственные портреты. Лансбергер был превосходным портретистом. Мысли Пуаро вернулись к мужскому портрету. В тот день он не разглядел его толком, но потом, в служебном кабинете Рестарика…

Эндрю Рестарик и Клодия Риис-Холленд. Что тут может крыться? Являются ли их отношения только служебными? Пожалуй, все-таки нет. Человек вернулся на родину после долгих лет отсутствия, человек без близких друзей и родственников, которого ставит в тупик и очень тревожит характер дочери, ее поведение. Вполне естественно, если он попросит свою новую секретаршу — чрезвычайно, кстати, толковую — помочь ему с квартирой для дочери в Лондоне. И она оказывает ему дружескую услугу, поскольку ей как раз тогда же понадобилась третья… Третья девушка… Это загадочное понятие из квартирных объявлений, которое ему растолковала миссис Оливер, постоянно приходило на ум, словно в нем таилось еще какое-то значение. Пока не уловимое, но очень важное…

Вошел Джордж, прикрыл за собой дверь и доложил:

— Барышня, сэр, которая была здесь на днях.

Пуаро даже вздрогнул: стоило ему о ней подумать, и, пожалуйста…

— Во время завтрака?

— Нет, сэр. Та, что приезжала за сэром Родриком.

— А-а! — Брови Пуаро поднялись. — Пригласите ее. Где вы ее оставили?

— Я проводил ее в комнату мисс Лемон, сэр.

— А! Так ведите ее сюда.

Соня не стала ждать, чтобы Джордж доложил о ней. Она вошла, опередив его, быстрой и даже воинственной походкой.

— Мне было трудно выбраться, но я приехала сказать вам, что я этих бумаг не брала. Не брала, понимаете?

— Разве кто-нибудь сказал, что это вы их взяли? — спросил Пуаро. — Садитесь, мадемуазель.

— Не хочу я садиться. У меня нет времени. Я просто приехала сказать вам, что это не правда. Я очень честная и делаю только то, что мне говорит сэр Родрик.

— Я понимаю. Я все понимаю. Вы утверждаете, что не выносили из дома сэра Родрика Хорсфилда никаких документов, писем или бумаг? И никому не передавали никаких сведений? Так?

— Да. И я приехала сказать вам это. Он мне верит. Он знает, что я никогда такого не сделаю.

— Прекрасно. Буду иметь это в виду.

— Вы думаете, что сумеете найти эти бумаги?

— Сейчас я занят другим расследованием, — ответил Пуаро. — Так что документам сэра Родрика придется подождать.

— Он тревожится. Очень тревожится. Есть кое-что, о чем сказать я ему не могу. А вам скажу: он все время что-то теряет. Он забывает куда что положил. Он все кладет в.., как это?., в странные, места. Нет, знаю! Вы подозреваете меня. Все подозревают меня, потому что я иностранка. Потому что я приехала из другой страны, и все думают.., они думают, что это я краду бумаги, которые пропадают у сэра Родрика, словно шпионка из ваших глупых английских книг. Но я не такая. У меня есть мозги.

— А-а! — произнес Пуаро. — Это всегда полезно знать. Вы хотите мне сказать что-то еще?

— Почему вы так думаете?

— Ну, мало ли…

— О каком другом расследовании вы говорили?

— Не смею вас задерживать. Вероятно, у вас сегодня выходной?

— Да. У меня сегодня выходной, и я могу делать что хочу. Могу поехать в Лондон. Могу пойти в Британский музей.

— А, да! И в музей Виктории и Альберта тоже, не так ли?

— Да.

— И в Национальную картинную галерею. А в хорошую погоду вы можете пойти в Кенсингтонский сад. Или даже в сады Кью.

Она вся напряглась и бросила на него сердитый вопросительный взгляд.

— Почему вы говорите о садах Кью?

— Потому что там много редких и красивых цветов и не менее замечательных деревьев. О! Непременно побывайте в садах Кью. Плата за вход чисто символическая. Не то пенс», не то два. Так что практически задаром вы можете полюбоваться тропическими деревьями и посидеть на скамье с книгой. — Он мягко ей улыбнулся и не преминул заметить, что ее тревога явно возросла. — Но я злоупотребляю вашим вниманием, мадемуазель. Возможно, вы торопитесь навестить друзей в посольстве.

— Почему вы говорите это?

— Да просто так. Вы ведь иностранка, и вполне вероятно, что у вас есть друзья в вашем посольстве.

— Вам кто-то наговорил про меня! Кто-то пытался обвинить меня. Я же вам сказала, этот глупый старик все кладет не туда. И только! И он не знает никаких важных тайн! И у него нет никаких секретных бумаг и документов. И никогда не было.

— Ну, ну, вы говорите вовсе не то, что думаете. Просто всему свое время… Когда-то он был очень важным человеком и знал важные тайны.

— Вы хотите меня напугать.

— Нет-нет. Я не любитель мелодраматических эффектов.

— Миссис Рестарик. Это вам наговорила миссис Рестарик. Она меня не любит.

— Нет, мне она ничего не говорила.

— Я ее тоже не люблю. Таким женщинам я не доверяю. По-моему, у нее есть секреты.

— Неужели?

— Да, у нее есть секреты от мужа. Она ездит в Лондон и другие места и встречается там с другими мужчинами. Во всяком случае, с одним мужчиной.

— Неужели? — снова повторил Пуаро. — Это интересно. Вы думаете, она встречается с каким-то мужчиной?

— Да, думаю. Она все время ездит в Лондон и очень часто не говорит об этом мужу. Или говорит, что едет за покупками. Он все время проводит у себя в конторе и ему невозможно знать, почему его жена так часто ездит в Лондон. А она больше бывает в Лондоне, чем дома. А еще притворяется, будто любит работать в саду.

— Но с кем она встречается, вы не знаете?

— Откуда я могу знать? Я за ней не слежу. Мистер Рестарик доверчивый человек. Он верит тому, что она ему говорит. Может быть, он все время думает о делах. И еще он беспокоится из-за дочери.

— Да, — сказал Пуаро, — он беспокоится из-за дочери. А что вам о ней известно? Вы ее хорошо знаете?

— Нет. Совсем не хорошо. Если вы спросите, что я про нее думаю, я вам скажу: я думаю, что она сумасшедшая.

— Вы считаете ее сумасшедшей? Почему?

— Иногда она говорит странные вещи. Видит предметы, которых нет.

— Предметы, которых нет?

— И людей тоже. Иногда она бывает очень взволнованная, а иногда ходит словно во сне. Что-нибудь ей говоришь, а она не слышит. Не отвечает. По-моему, есть люди, которым она желает смерти.

— Вы имеете в виду миссис Рестарик?

— И еще своему отцу. Она смотрит на него так, словно его ненавидит.

— Потому что они не хотят, чтобы она вышла замуж за своего молодого человека?

— Да. Не хотят. И конечно, они правы, но она очень сердится. Как-нибудь, — добавила Соня, весело кивая, — она убьет себя. Я надеюсь, так не будет, но с теми, кто влюблен, так бывает. — Она пожала плечами. — Ну, я пойду.

— Только прежде скажите мне, носит ли миссис Рестарик парик?

— Парик? Откуда я могу знать? — Она задумалась. — Да, вполне возможно. Очень удобно, когда путешествуешь. И модно. Я сама иногда ношу парик. Зеленый! Прежде носила. Я пойду, — повторила она и вышла.