Глава одиннадцатая
Фурор
Однажды вечером — незадолго до того, как папе выдали новую форму и обязали всю прислугу в доме обращаться к нему «господин комендант», и накануне того дня, когда Бруно, возвратясь из школы, обнаружил у себя в комнате Марию, пакующую его вещи, — отец пришел домой невероятно взволнованный. Такое состояние обычно ему не было свойственно. Он прямиком прошагал в гостиную, где мама, Бруно и Гретель сидели за книжками.
— В четверг вечером, — с порога объявил отец. — Если у нас есть планы на четверг, придется их отменить.
— Ты можешь менять свои планы сколько угодно, — возразила мама, — а я договорилась пойти в театр с…
— Фурор хочет кое-что со мной обсудить. — Отцу разрешалось перебивать маму, в отличие от всех прочих. — Сегодня днем я говорил с ним по телефону. Он может только в четверг вечером и сказал, что придет к нам на ужин.
Мамины глаза широко раскрылись, а губы сложились буквой О. Бруно уставился на нее: неужто и он так же выглядит, когда чем-нибудь удивлен?
— Ты шутишь. — Мама слегка побледнела. — Он придет сюда? К нам домой?
Отец кивнул:
— В семь часов. Надо подумать, чем его угостить. Хорошо бы чем-нибудь особенным.
— О боже. — Глаза у мамы забегали при одной мысли, сколько хлопот ей предстоит.
— Кто такой Фурор? — спросил Бруно.
— Ты неправильно произносишь, — сказал отец и выговорил слово медленно и правильно, специально для того, чтобы сын повторил за ним.
— Фурор, — повторил Бруно, стараясь в точности подражать отцу, увы, безуспешно.
— Нет, фю… — продолжил урок отец, но вдруг махнул рукой: — А, неважно!
— Но кто он все же такой? — не отставал Бруно.
Отец с недоумением глядел на сына:
— Ты отлично знаешь, кто такой Фурор.
— Нет, не знаю.
— Он руководит страной, идиот. — Гретель, как заведено у сестер, решила выпендриться. (Вот поэтому ей и было присвоено звание «безнадежный случай».) — Ты что, газет не читаешь?
— Будь добра, не называй брата идиотом, — вмешалась мама.
— А можно я буду называть его дураком?
— Пожалуй, не стоит.
Разочарованная Гретель села на свое место, но не преминула показать брату язык.
— Он придет один? — спросила мама.
— Забыл уточнить, — спохватился отец. — Скорее всего, он приведет ее с собой.
— Ох.
Мама встала. Она явно прикидывала в уме, сколько всего ей надо сделать и организовать к четвергу, который наступит уже через два дня. Прибрать дом сверху донизу, вымыть окна, отчистить от пятен и отполировать обеденный стол, заказать продукты, выстирать и отгладить форму горничной и дворецкого, начистить фарфор и бокалы до блеска.
Однако, несмотря на то что список необходимого удлинялся с каждым часом, мама умудрилась завершить подготовку ужина точно в срок, хотя и беспрестанно жаловалась: мол, устроить великолепный ужин было бы куда легче, если бы кое-кто побольше помогал по дому.
За час до появления Фурора Гретель и Бруно призвали вниз и удостоили редкой чести — приглашения в кабинет отца. Гретель была в белом платье и гольфах, а ее кудри завивались штопором. На Бруно были темно-коричневые брюки до колен, простая белая рубашка и темно-коричневый галстук. Ради такого случая ему купили новые ботинки, чем он очень гордился, хотя ботинки оказались маловаты, давили на пальцы и в них было трудно ходить. Тем не менее все эти приготовления и праздничная одежда представлялись Бруно лишними хлопотами: ведь ни он, ни сестра на ужин званы не были; они поели часом раньше.
— Итак, дети. — Отец сидел за письменным столом, переводя взгляд с сына на дочь и обратно; сесть им не предложили. — Надеюсь, вы понимаете, что у нас сегодня особенный вечер?
Дети кивнули.
— И для моей карьеры очень важно, чтобы все прошло без сучка без задоринки.
Дети опять кивнули.
— Тогда я перечислю основные правила, которые необходимо загодя усвоить.
Отец всей душой верил в основные правила. Когда в доме происходило нечто из ряда вон выходящее или очень серьезное, эти правила множились на глазах, и придумывал их сам отец.
— Номер один, — начал отец. — Когда приедет Фурор, вы будете тихо, спокойно стоять в прихожей и ждать, когда сможете его поприветствовать. Не заговаривайте с ним прежде, чем он заговорит с вами. Отвечать ему следует звонким голосом, четко выговаривая каждое слово. Ясно?
— Да, папа, — пробормотал Бруно.
— А вот так отвечать нельзя, — строго заметил отец, имея в виду бормотанье. — Открывай рот и говори как взрослый. Нам абсолютно не нужно, чтобы вы начали вести себя как дети. Если Фурор не обратит на вас внимания, помалкивайте, но голову держите высоко поднятой, демонстрируя уважение и вежливость, которых заслуживает наш великий вождь.
— Конечно, папа, — звонко ответила Гретель.
— А когда мы с мамой отправимся ужинать с Фурором, вы пойдете к себе и будете сидеть очень тихо. Никакой беготни по дому, никакого катанья по перилам, — отец выразительно посмотрел на Бруно, — и никаких попыток вступить с нами или гостем в разговор. Ясно? Не хватало только, чтобы кто-нибудь из вас вышел из берегов.
Бруно и Гретель кивнули. Отец встал, давая понять, что аудиенция окончена.
— Помните основные правила, — сказал он напоследок с угрозой в голосе.
Три четверти часа спустя прозвенел дверной звонок и дом затрясло от всеобщего возбуждения. Бруно и Гретель встали рядышком у лестницы, мама присоединилась к ним, нервно потирая руки. Папа окинул семейство быстрым взглядом, удовлетворенно хмыкнул и только после этого отпер дверь.
На пороге стояли двое: довольно низкорослый мужчина и женщина, которая была выше своего спутника.
Отец вскинул руку в знак приветствия и впустил их в дом, где Мария, склонив голову еще ниже, чем обычно, сняла с них пальто. Гостям представили членов семьи. Сперва они заговорили с мамой, и Бруно воспользовался возможностью хорошенько разглядеть гостей и решить, достойны ли они всей этой суматохи, устроенной ради них.
Фурор был ниже папы и, по прикидкам Бруно, не такой мускулистый. У него были черные волосы, коротко стриженные, и маленькие усики настолько маленькие, что Бруно не понимал, зачем он вообще с ними возится. А может, когда он брился, то просто по рассеянности оставил над верхней губой полоску щетины? А вот его спутница произвела на Бруно куда более сильное впечатление: такой красивой женщины он никогда не встречал. У нее были светлые волосы и ярко-красные губы, и, пока Фурор разговаривал с мамой, блондинка обернулась и с улыбкой посмотрела на Бруно, заставив его покраснеть от смущения.
— А это мои дети, Фурор, — сказал папа. — Гретель и Бруно.
Дети сделали шаг вперед.
— И кто же из них кто? — осведомился Фурор.
Все рассмеялись, — все, кроме Бруно. Он считал, что кто из них кто, у них на лицах написано, и уж во всяком случае это не повод для шуток и веселья. Фурор пожал им руки, а Гретель не слишком ловко сделала книксен, который разучивала целый день. Бруно ухмыльнулся про себя, когда книксен не удался и сестра едва не брякнулась на пол.
— Какие очаровательные дети! — воскликнула светловолосая красавица. — И сколько же им лет, можно узнать?
— Мне двенадцать, а ему только девять, — ответила Гретель, бросая на брата презрительный взгляд. — А еще я говорю по-французски. — Если честно, Гретель немного слукавила: в школе она успела выучить лишь несколько фраз.
— Прекрасно, но зачем тебе французский? — спросил Фурор.
На этот раз никто не засмеялся, напротив, все начали переминаться с ноги на ногу. Гретель же смотрела на Фурора, не зная, что ответить.
Похоже, ответа Фурору и не требовалось, потому что этот самый невоспитанный гость, по мнению Бруно, который когда-либо являлся к ним в дом, быстро развернулся и направился прямиком в столовую, где без колебаний уселся во главе стола — на папино место! Слегка раскрасневшиеся мама с папой последовали за ним; мама на ходу велела Ларсу разогревать суп.
— Я тоже говорю по-французски. — Светловолосая дама нагнулась и улыбнулась детям. Видно, она не боялась Фурора, как мама с папой. — Французский — красивый язык, и ты правильно делаешь, что учишь его.
— Ева! — крикнул Фурор из столовой и щелкнул пальцами, словно подзывал собачонку.
Закатив глаза, дама медленно выпрямилась.
— У тебя отличные ботинки, Бруно, но, кажется, они немного тесноваты, — добавила она, по-прежнему улыбаясь. — А если так, скажи об этом маме, иначе натрешь мозоль.
— Они только чуть-чуть жмут, — сказал Бруно.
— Обычно я не завиваю волосы, — не утерпела Гретель, завидуя вниманию, оказанному брату.
— Но почему? — удивилась дама. — Тебе очень идет.
— Ева! — взревел Фурор, и только после этого светловолосая красавица направилась в столовую.
— Было очень приятно с вами познакомиться, — обронила она на пороге комнаты.
Дети увидели, как она садится по левую руку от Фурора. Гретель зашагала к лестнице, но Бруно остался стоять как вкопанный, не сводя глаз с прекрасной гостьи. Она поймала его взгляд и помахала ему, но тут возник папа и закрыл дверь, дернув при этом головой, и Бруно понял, что ему пора убираться к себе в комнату и сидеть тихо, не выходить из берегов и ни в коем случае не съезжать по перилам.
Фурор с Евой пробыли у них часа два, но ни Гретель, ни Бруно не позвали вниз, чтобы проститься с гостями. Бруно наблюдал за их отъездом из окна своей спальни, отметив про себя, что, когда они подошли к машине, за рулем которой сидел шофер, — ну и ну! — Фурор не открыл дверцу для своей спутницы, но первым забрался внутрь и сидел, уткнувшись в газету, пока она прощалась с мамой, благодаря за чудесный ужин.
«До чего же противный тип», — подумал Бруно.
Позже в тот же вечер до Бруно донеслись обрывки разговора между мамой и папой. Клочки фраз просачивались сквозь замочную скважину или в щель под дверью папиного кабинета, взмывали вверх, кружась, и проскальзывали под дверь комнаты Бруно. Голоса родителей звучали непривычно громко и сумбурно, поэтому Бруно сумел разобрать совсем немного.
«…Уехать из Берлина. И куда!..» — говорила мама.
«…Нет другого выхода, если мы не хотим, чтобы для нас все кончилось…» — раздавался голос отца.
«…Словно это самая нормальная вещь на свете, но это не так, не так…» — кричала мама.
«…Иначе меня заберут и поступят со мной, как…» — возражал отец.
«…И что же из них вырастет в таком месте…» — не унималась мама.
«…С меня хватит, я не желаю больше слушать…» — кипятился отец.
Очевидно, на этом разговор прекратился, потому что почти сразу мама вышла из папиного кабинета, и Бруно заснул.
Спустя пару дней он вернулся домой из школы и обнаружил Марию в своей спальне. Она вытаскивала его пожитки из шкафа, складывая их в четыре больших деревянных сундука, вынимала даже то, что было глубоко запрятано и к чему никто не смел прикасаться. С этого все и началось.